Жизнь продолжается

   Супружеская пара Синицыных проживала в однокомнатной квартире двухэтажного дома. Сверкающее чистотой окно кухни с ироничной улыбкой глядело на двор, который не мог похвастаться ни широкими просторами, ни благоустройством. Окно комнаты в ясные дни любовалось пастельной голубизной неба, купающегося в реке, вольные воды которой весело бежали с запада на восток. Великолепный ковёр роскошного луга украшал противоположный берег  реки. За ним зелёной стеной гордо возвышался сосновый лес.
 
   Григорий Харитонович работал в строительной организации, а Ефросинья Васильевна трудилась в городской больнице. Детей у них не было. На вопрос любопытных, почему? Ефросинья Васильевна небрежно махала рукой в небесную даль:
   - Бог не дал.

   А Григорий Харитонович – отшучивался:
   - Заводить детей - дело мудрёное. У нас с Васильевной мудрости маловато. На дороге дети не валяются, вот мы с ней и прозябаем в двойственном одиночестве.

   Отсутствие детей существенно не повысило благосостояние семьи Синицыных. Жили они весьма скромно. Праздники, регулярно встревающие в текущую, обыденную жизнь, они справляли в складчину с соседями по дому. Стол накрывали нехитрой закуской: овощной винегрет, квашеная капуста с луком, селёдка, колбаса, сыр. Пили дешёвое вино,  самодельные настойки на ягодах, не брезговали и водочкой.

   - Куда же без неё, родимой! – говорил Григорий Харитонович, поднимая стопку с прозрачной жидкостью.

   За столом болтали о всякой всячине, пели популярные песни – куда от них денешься? Спроси их, почему простые слова таких песен, как «Не слышны в саду даже шорохи, всё здесь замерло до утра…» или «Вот кто-то с горочки спустился, наверно, милый мой идёт…» вызывает в их душах ностальгию об ушедшей молодости? Они не смогут ответить. Сами себе они никогда не задавали такого вопроса. А между тем, эти песни легко, свободно и дружно вылетали в открытую форточку. Чувствовалось, что певцы основательно спелись.

   Григорий Харитонович был человеком деятельным и аккуратным. У него никогда не возникало желания, поваляться на супружеской кровати в верхней одежде, задрав ноги на никелированную спинку и попыхивать табачным дымом в потолок, подобно Лёньке Казанкову – парню из первой квартиры. Самым популярным продуктом общественной деятельности Григория Харитоновича среди жильцов дома была скамейка с ажурной спинкой, покрашенная яркой синей краской, с видом на реку. Этим шедевром местного зодчего восторгались не только женщины, но и мужчины. Они любили просиживать на ней своё избыточное летнее время.

   Ясным июньским утром в среду Григорий Харитонович, как обычно, проснулся в шесть часов. Он уже совсем собрался встать, позавтракать и бежать на работу, как вдруг вспомнил, что сегодня ему стукнуло ровно 60 лет. Ага, значит, с сегодняшнего дня он на законных основаниях вливается в славную когорту советских пенсионеров! От этой мысли Григорий Харитонович блаженно улыбнулся. Он повернулся на спину и решил ради такого единственного в жизни праздника поспать ещё.

   Но привычка взяла своё. Сон ушёл в небытиё, а Васильевна оказалась не в курсе его знаменательного события. Многолетняя привычка и ей открыла глаза. Она громко зевнула и толкнула супруга в тёплый бок:
   - Харитоныч, пора вставать! На работу опоздаешь.

   - Эх, ты, недотёпа! Сколько годиков исполнилось мне сегодня?

   - Ой, а ведь верно! Тебе сегодня стукнуло шестьдесят. С днём ангела!

   - Ну, вот, другое дело, а то, вставай, иди на работу. Всё, Васильевна! Я своё отработал. Прощай работа, да здравствует пенсия и полная свобода!

   - Какая свобода? Очнись, Харитоныч! Пенсию-то тебе ещё не оформили. Не явишься на работу, прогул поставят, да ещё и выговор влепят. Тебе это надо?

   - А ведь верно, могут и влепить, и ни капельки не побрезгуют, - пробормотал Григорий Харитонович, садясь на кровати и нащупывая ногами тапочки. – Выходит, надо идти на работу и оформлять пенсию.

   В конторе Синицын заявил, что он с сегодняшнего дня выходит на пенсию. Начальник отдела кадров заставил его написать заявление и подписать его у директора. У администрации предприятия Синицын числился исключительно дисциплинированным и толковым работником, поэтому странный рывок его на пенсию в день рождения не понравился директору. Он попытался уговорить его, поработать ещё несколько лет. Григорий Харитонович отказался наотрез.

   - Ну, смотри, тебе жить, - сказал директор и подписал заявление.

   С чувством выполненного долга Григорий Харитонович вернулся домой. Квартира встретила его тишиной. Он побродил по комнате, повздыхал о чём-то навсегда утраченном, закрыл на замок квартиру, походил, как неприкаянный, по двору, вышел за ограду  и сел на свою синюю скамейку.
 
   День был ясным и тихим.  Жаркое солнце купалось в реке. «Хорошо ему, - с завистью подумал Григорий Харитонович. – Живёт себе вольготно, что хочет, то и делает, не знает ни радости, ни тоски. Сказал бы мне кто-нибудь прежде, что жить на пенсии так скучно, я бы ни за что не поверил».

   От грустных мыслей Григория Харитоновича отвлекли голоса женщин, полоскавших бельё на плотике, построенном коммунальщиками в десяти метрах от их дома выше по течению реки. Женщины ругались из-за места на плотике. Каждая хотела полоскать бельё в чистой воде, а не в чьих-то ополосках. Григорий Харитонович вспомнил, что Васильевна давно просила его сделать для жильцов их дома небольшой плотик для набора воды и полоскания белья.

   «Вот чем надо заняться! – с живой радостью подумал Григорий Харитонович. – Глядишь, скуку и прочую докуку как рукой снимет».

   Григорий Харитонович бодро поднялся и быстрым шагом отправился во двор. Он уже давненько, но всё как-то исподволь, готовился к строительству плотика. В сарае и на его крыше у него были припасены кое-какие древесные строительные материалы. Тщательно проведя ревизию этих запасов вполне, он убедился, что их с лихвой хватит на плотик.

   «Хорошо быть свободным пенсионером! - с веселинкой подумал Григорий Харитонович. – Он никакое дело не будет откладывать на потом».
 
   Охваченный идеей созидания плотика, Григорий Харитонович пообедал на скорую руку. Его обед разнообразием блюд не блистал. Облачившись в рабочую одежду, Григорий Харитонович собрал необходимый инструментарий и отправился на берег реки, чтобы от души потрудиться над созданием плотика.
 
   Самым трудоёмким пунктом этого созидания было забивание четырёх столбов-свай в дно реки, где уровень воды ближе к берегу был ему по колени, а дальше - по пояс. Неоценимую помощь ему оказал соседский парнишка, старшеклассник Санька. Его дворовые приятели разъехались, кто куда, и он прозябал в тоскливом одиночестве. Григорий Харитонович заметил неприкаянность своего юного соседа и попросил его, оказать посильную помощь в строительстве плотика. Это предложение польстило самолюбию Саньки, и он, не раздумывая, согласился. Фактически, Санька стал выполнять функции ученика у мастера «на подхвате»: принести, подать, подержать. Обычно юность всегда храбрее старости, поэтому Санька без тени страха держал столбы-сваи, когда Харитоныч бил по ним кувалдой. Он ни капельки не боялся, что это орудие пролетариата может промахнуться и вместо сваи ударить по его рукам. Однако профессиональный навык Григория Харитоновича пока ещё держался на должной высоте. Каждый удар кувалды его многоопытных рук точно попадал на торец сваи. Стороннему наблюдателю могло показаться, что помощь Саньки была не ахти, какой большой, но, в конце концов, его присутствие, как моральная поддержка, положительно влияла на производительность труда Григория Харитоновича и тем самым ускорила строительство плотика.

   После успешного завершения работы, обозрев новоявленный плотик, Григорий Харитонович искренне похвалил своего помощника:
   - Молодец, Санька, из тебя вырастет настоящий плотник!

   На следующий день к вечеру плотик был готов к приёму потребителей. Ефросинья Васильевна, внимательно и дотошно осмотрела новый плотик и пришла в такой восторг, что расцеловала своего Харитоныча в обе щёки. Соседки по дому встретили новинку не менее восторженно, но, опасаясь ревнивого неудовольствия супруги, они не решились отблагодарить соседа за новинку жаркими поцелуями. А ведь такая благодарность женщин  за общественно-полезный труд доставила бы Харитонычу, пожалуй, большее удовольствие, чем поцелуи супруги.
 
   Мужчины были более воздержаны в своих эмоциях. Внешне казалось, что они нисколько не удивились новому плотику. В первых рядах мужского населения дома на плотике появились отец и сын Казанковы. Алексей Павлович трудился составителем поездов на железной дороге, а Лёнька крутил баранку машины скорой помощи. В этот летний вечер, обременённые получкой и святой необходимостью обмыть это событие, Казанковы вышли на берег реки покурить, полюбоваться закатом и попутно оценить погоду на завтра. Они как-то не сообразили, что завтра им надо идти на работу при любой погоде. Их души    пребывали в состоянии значительного расслабления. Продвинутые психотерапевты называют это эйфорией. В известной песне это состояние перевели на обыденный язык: а нам всё равно!
 
   Впрочем, отец и сын Казанковы ещё вполне разумно воспринимали действительность. Взглянув на розовато-желтоватый закат, они дружно предсказали на завтра погожий день. Не обошли они вниманием и плотницкий шедевр Харитоныча. Слегка расшатанной походкой, в меру выпивших и хорошо закусивших людей, они взошли на плотик, который, как им показалось, возник, как в сказке, быстро и из ничего.
 
   - А всё-таки Харитоныч молодец! – похвалил соседа Алексей Павлович. - Только что выскочил на пенсию, и, на тебе, уже смастрячил вполне приличный плотик.

   - Надо срочно обмыть его! – воскликнул Лёнька.
 
   - Так он, вроде бы, чистый? – усмехнулся Алексей Павлович.

   - Это не то.

   - А что то?

   - Искупаться нам с него надо, вот что!

   - Ну и купайся на здоровье, - махнул рукой Алексей Павлович, попутно выплюнув окурок папиросы в речку.

   Лёнька быстро разделся, подошёл к краю плотика, молодецки ухнул,  подпрыгнул и под острым углом к поверхности воды бросил тело в воду. Проплыв под водой несколько метров, он вынырнул и размашисто поплыл к другому берегу, на середине реки развернулся и поплыл обратно к плотику.

   - Вода тёплая? – спросил Алексей Павлович.

   - Как парное молоко! – радостно ответил Лёнька, вылезая на плотик.

   Взбодрённый купанием, не зная на что потратить избыток полученного удовольствия, Лёнька стал подначивать отца:
   - Давай, батя, нырни разок! Обмоешь себя и плотик.

   - Ну тебя к лешему, – отмахнулся Алексей Павлович.

   - Всю войну прошёл, наград кучу наполучал, а нырнуть с нового плотика боишься.

   - Чего мелешь? – сердито отреагировал отец и по-армейски крепко выругался.

   - Что слабо?

   - Мне слабо?! – возмутился Алексей Павлович. Не раздумывая, он разделся до трусов и вниз головой плюхнулся с плотика в речку.

   Лёнька и рта не успел раскрыть, как отец уже вынырнул и встал на ноги. Вода доходила ему ровно до талии. Надо  лбом нависала странная тюбетейка в виде коряво открытой жестяной консервной банки. Увидев отца в таком головном уборе, Лёнька невольно расхохотался.
 
   - Чего ржёшь, балбес?! – обиженно рявкнул Алексей Павлович.

   Между отцом и сыном явно назревал скандал. Его развитию помешало появление на плотике Лёнькиной бабушки Дуни. Она пришла на речку за водой. Увидев вынырнувшего из воды сына с консервной банкой на голове, бабушка Дуня ахнула:
   - Что же это такое?!
 
   - Да так, ерунда какая-то, - отмахнулся Алексей Павлович, вылезая на плотик.

   Он снял с головы банку, скептически осмотрел и с остервенением швырнул в молчаливое сообщество прибрежных растений. На лбу Алексея Павловича во всей неприглядной красе кровоточила подковообразная царапина.
 
   - Батюшки мои, - ужаснулась бабушка Дуня, – да у тебя же кровь на лбу! Ступай домой, прижги йодом или, на худой конец, зелёнкой.

   Алексей Павлович недовольно крякнул и отправился домой. На полпути у ворот он столкнулся лицом к лицу с Харитонычем. Ефросинья Васильевна, обожая чистоту полов в квартире, отправила его на речку за водой. Увидев на лбу Алексея Павловича кровавую подковообразную рану, Григорий Харитонович удивился:
   - Где это ты так лоб расцарапал?!

   - Да вот, захотелось охолонуть от жары, я и нырнул с твоего плотика, да как на грех поймал лбом какую-то банку из-под консервов.

   - Дурной у нас, Алексей, народ! Не успеешь, плотик для людей сделать, как кто-то на нём тут же выпьет, закусит и банку из-под консервов в речку бросит.
 
   - Ну, это ты, Харитоныч, зря! Наверняка, этот кто-то сотворил своё чёрное дело ещё до твоего плотика.
 
   - Может и так. Бескультурье – одно слово.

   Алексей Павлович раздражённо махнул рукой:
   - И не говори, этого добра у нас хватает.

   Новый плотик быстро прижился и стал популярным у жителей соседних домов, а его создатель снова был брошен в ситуацию свободного безделья. Григорий Харитонович постоянно задавал самому себе вопросы. К чему приложить болтающиеся без работы руки? Почему время движется с черепашьей скоростью? Отчего жизнь на пенсии стала сплошной борьбой с бесконечностью времени?

   В одно из воскресений Григорий Харитонович встал, как обычно, в 6 часов утра. Супруга встанет не раньше восьми. Значит, завтракать они будут в девять часов. На что убить эту уймищу времени? Не на что. Он вышел во двор и заглянул в сарай: нет ли, какой работёнки? Увы, не было ничегошеньки. Григорий Харитонович тяжело вздохнул и побрёл на берег реки. Посадив себя на скамейку, тоскующим взглядом он оглядел реку. На ней он насчитал семь лодок с рыбаками. «Вот тоже бездельем маются, - подумал он. – Сидят, задницы мозолят, да пялятся на поплавки».

   - О чём задумался, Харитоныч?

   От неожиданности Синицын невольно вздрогнул и обернулся:
   - А-а-а, это вы, Виктор Иванович. Никак тоже на рыбалку собрались?

   - Почему тоже? Я сам по себе.

   - Тоже как вон те рыбаки, - Григорий Харитонович показал рукой на лодки с рыбаками. -  Какое удовольствие сидеть без дела и смотреть на поплавки?

   - Почему без дела?! – удивился Окунев. – Очень даже при деле. А смотреть на поплавок, когда рыба клюёт? Это же удовольствие, да ещё какое!

   - Детская забава – вот и всё удовольствие.

   - Дети всегда подражают взрослым, и для них рыбалка на удочку скорее развлечение, чем серьёзное дело. Оно требует от человека знаний и умения творчески применять их на практике. Впрочем, было бы желание, да свободное время, и тогда остальное всё приложится.

   - Чего-чего, а свободного времени у меня сейчас, хоть отбавляй – девать некуда.

   - Так тебе, Харитоныч, и карты в руки! Займись рыбалкой. Эта забава отвлечёт тебя от постоянного ощущения времени, которое не на что потратить. Глядя на поплавок, ты забудешь о времени.

   - А где же удовольствие?

   - В самом процессе рыбалки! Когда рыба схватит крючок с наживкой в свою пасть и бросится наутёк, а поплавок твоей удочки запляшет от радости, что рыба клюнула, ты получишь первую порцию удовольствия. Поплавок нырнёт под воду, ты сделаешь подсечку, чувствуешь, что рыба прочно села на крючок и получишь вторую порцию удовольствия. Ты подводишь рыбу к лодке, вытаскиваешь из воды, собственной рукой снимаешь её с крючка и получишь третью порцию удовольствия.

   - Три удовольствия на одну пойманную рыбёшку, ни много ли это будет?

   - Не переживай, Харитоныч, чем больше рыбы поймаешь, тем больше получишь удовольствия!

   - Говорят, от избытка удовольствий можно заболеть.
 
   - Это, смотря от каких, а тебе для начала надо заболеть рыбалкой.
   - Так ведь у меня нет ни удочек, ни лодки…

   - Вот с этого и начни. Своими руками сделай лодку, заготовь удочки и прочую оснастку, глядишь, и свободное время твоё побежит быстрее.

   «А что, дельный совет дал сосед, - подумал Григорий Харитонович. – Займусь-ка я рыбалкой, а начну, пожалуй, с лодки».
 
   Не смотря на бытующее в народе мнение, что понедельник – день тяжёлый, именно в этот день Синицын отправился в контору организации, которой отдал большую часть собственных трудовых ресурсов, чтобы выписать лесоматериалы для постройки лодки. Первый шаг на этом нелёгком пути Григорий Харитонович сделал к своему бывшему, непосредственному начальнику. Это нижнее звено в цепочке номенклатурных решений встретило Синицына благожелательной иронией:
   - Привет молодому пенсионеру! Никак надоело отдыхать, пришёл обратно к нам на работу проситься?

   - Дважды нет. Хочу сделать лодку для рыбалки. Как ты думаешь, разрешит начальство выписать мне лесоматериалы для лодки?

   - А почему бы и нет? Многим нашим сотрудникам разрешали. Думаю, что и тебе не откажут. Пиши заявление на имя директора и сам, лично, отнеси ему на подпись.

   С готовым заявлением Григорий Харитонович пришёл в приёмную директора. Секретарша предложила ему оставить заявление у неё. Она передаст его директору, как только он появится на своём рабочем месте. Синицын отказался. Этот отказ обошёлся ему в два часа ожидания.
 
   За это время нервная система Синицына раскалилась добела. На его счастье директор появился в собственной приёмной в весьма благодушном настроении. К тому же, у него была неплохая память на лица. Увидев в приёмной Синицына, он улыбнулся:
   - Юный пенсионер пришёл проситься на работу? Заходите!

   Сдерживая волну негативных эмоций, Григорий Харитонович пропустил шутку директора мимо ушей, но не удержался от сарказма:
   - Я жду вас почти два часа?!

   - Зачем?! – удивился директор.

   Григорий Харитонович, не отвечая на вопрос, положил заявление на стол директора. Пробежав глазами текст заявления, директор размашисто черкнул внизу: «Не возражаю» и подписал заявление.

   - И из-за этой ерунды вы ждали меня два часа? Отдали бы заявление секретарю, и никаких забот, - директор толкнул подписанное заявление по столешнице к Синицыну, улыбнулся, как лучшему другу, и пожелал успехов в рыбалке, к которой сам тяготел с детских лет.

   На следующий день к вечеру выписанные лесоматериалы уже лежали во дворе. Григорий Харитонович не стал терять время зря, на раскачивание и прочие издержки, и за неделю, почти по-стахановски,  построил лодку. Неоценимую услугу в этом деле опять оказал ему соседский парнишка Санька. Работа соседа над лодкой привлекла его внимание. Санька ежедневно крутился возле Григория Харитоновича всегда готовый что-нибудь подержать, принести или за чем-нибудь сбегать. Он ещё не забыл свою помощь Синицыну при строительстве плотика.

   Спустив готовое детище на воду, Григорий Харитонович порадовался - лодка нигде не протекала. Однако апробация лодки значительно уменьшила радость её создателя. По каким-то непонятным причинам лодка оказалось вёрткой и тяжёлой на ходу. Григорий Харитонович, конечно, погоревал и уже начал подумывать о том, что надо бы переделать лодку. Но как её переделаешь? Это же значит, надо делать новую лодку. А время не стоит на месте. Оно мчится вперёд вместе с летом навстречу осени. Какая может быть рыбалка с лодки осенью? Отбросив все и всяческие сомнения, Синицын решил, что на первый случай ему, как начинающему рыболову, сойдёт и такая лодка.

   Снасти необходимые для рыбалки Григорий Харитонович также решил сделать своими руками. Конечно, леску, крючки, верёвку для грузов пришлось покупать. Удилища ему посоветовали сделать из черёмухи. Они будут гибкими и прочными. Григорий Харитонович сходил в пойменную низину на краю бора, выбрал пять стройных побегов черёмухи, срезал их и принёс домой. Ошкурив будущие удилища, он положил их сохнуть.
 
   Возникла пора вынужденного безделья, а лето шло своим чередом. Жара и гроза, как две неразлучные подружки, шагали рука об руку. В огородах и садах всё росло и благоухало. В лесу блаженствовала уйма грибов. Нельзя было и шага ступить, чтобы не наткнуться на сыроежку. Мухоморы, возомнившие себя потомками лесного царя, без зазрения совести выставили на всеобщее обозрение свои красно-белые шляпки.
 
    Поглядел Григорий Харитонович, как народ корзинами, а то и вёдрами несёт из лесу грибы, да и решил попробовать заняться грибным промыслом, но, конечно, исключительно для собственного потребления.
 
   «Дело простое, - мыслит Харитоныч, - погуляю по лесу в своё удовольствие, наберу ведро грибов, глядишь, Васильевна грибницу сварит, а то и с картошечкой на маслице поджарит».
 
   На следующее утро Григорий Харитонович встал, как на работу, в 6 часов и, не завтракая, отправился на свою первую грибную охоту.

   В лес он вошёл бодрым шагом, огляделся по сторонам и удивился:
   - А где же грибы?!

   Грибы в лесу, конечно, были, но, в отличие от деревьев, кустарников и травянистых растений, в глаза не бросались. Они скромно прятались среди растений и даже в почве. Шагая по лесу, Григорий Харитонович быстро убедился, что грибы растут не сплошным ковром. Вдруг ему вспомнилось, что грибы, кажется, делятся на съедобные и поганки, но он никак не мог вспомнить, чем они различаются. Конечно, съедобные грибы он не раз видел в продаже на колхозном рынке, но он никак не мог вспомнить их внешний вид. В его памяти всплывало нечто весьма и весьма неопределённое. В конце концов, Григорий Харитонович решил, что в этом нет ничего страшного. Как только он увидит съедобный гриб, так сразу его внешний вид всплывёт в памяти. Григорий Харитонович облегчённо вздохнул и со спокойной совестью отправился на поиски грибов. Полагая, что грибы в лесу растут всюду, он не стал выбирать определённого направления, а пошёл туда, куда в данный момент глядели его глаза. Некоторые философы считают, что такой принцип выбора  направления движения к цели обожают оптимисты.

   Долго ли, коротко ли петлял по лесу Григорий Харитонович, но наступил момент, когда грибы заполнили всё ведро и даже возвысились над ним горкой. Он порадовался успешному завершению сбора грибов и решил, что пора двигаться к дому. Но в какой стороне город и его дом? Где та дорога, по которой он зашёл в лес? Куда идти?! Вокруг одни деревья, и нет никаких намёков на дорогу. Даже маломальской тропки не видно.

   И вот здесь в судьбу Григория Харитоновича ворвался случай. Он явился ему в образе мужчины средних лет с полной корзиной грибов. Явно, это был грибник с большим стажем. Лес он знал, как свои пять пальцев. Весьма немногословный он показался Григорию Харитоновичу похожим на английского джентльмена. Узнав, что поиск грибов вскружил новичку голову, и он никак не может найти верное направление, чтобы выйти из леса в город, мужчина улыбнулся и сказал:
   - Не волнуйтесь по пустякам. Нам по пути. Присоединяйтесь, и максимум через пару часов вы будете дома.

   Домой Григорий Харитонович пришёл вечером. Ефросинья Васильевна  уже достойно оттрубила трудовую смену и даже позволила себе немного расслабиться. Она стояла у ворот дома в довольно-таки весёлом расположении духа. Её тело как-то игриво, легонько покачивалось, словно готовилось к полёту в космические дали, где всё всегда хорошо и прекрасно. Увидев полное ведро грибов, Ефросинья Васильевна испуганно ахнула:
   - Харитоныч, куда нам с тобой такую прорву грибов?!

   Григорий Харитонович, усталый и голодный, с явным неудовольствием посмотрел на супругу и грубо рявкнул:
   - Съедим! У меня сегодня разыгрался зверский аппетит. Я бы сейчас запросто ведро окрошки выхлебал!

   - Болтун ты мой, - нежно проворковала Ефросинья Васильевна. – Целый день шлялся по лесу голодный, как не нагулять аппетит?

    Окрошка у Ефросиньи Васильевны уже была приготовлена. Сели за стол. Быстро наевшись, Васильевна отложила ложку, обхватила ладонями щёки и стала с завистью смотреть на укрощение супругом зверского аппетита. Посмотрев в очередной раз на ведро с грибами, она задумчиво спросила:
      - Харитоныч, а ты в грибах-то разбираешься?

   Харитоныч, дорвавшийся до еды и возможности утоления жажды, отмахнулся от вопроса. Отвечать, мол, некогда, да и стоит ли? Он продолжал откусывать крупные куски хлеба и черпать деревянной ложкой окрошку.

   Его молчание рассердило Ефросинью Васильевну:
   - Чёрта лысого ты понимаешь в грибах! Наедимся твоих грибов, глядишь, и уж рядышком на кладбище лежим.
 
   - Я, может, и не очень в грибах разбираюсь, да народ-то их корзинами и вёдрами тащит из леса.  Что-то не слышно, чтобы кто-то грибами травился насмерть, - спокойно ответил на выпад супруги Григорий Харитонович.

   - Раз на раз не приходится. Никто не травился, а мы с тобой наедимся этих грибов, - Ефросинья Васильевна кивнула головой на ведро с грибами, - раз! – и оба уже на кладбище…

   - С чего это ты о кладбище замечтала?

   - Да это я так, к слову пришлось. Ладно, пойду на речку, переберу, да почищу грибы.

   На реке Ефросинья Васильевна села в лодку, вывалила на её дно грибы и с удовольствием подставила своё тело лёгкому дуновению влажного, освежительного ветерка. Она эмоционально встряхнулась и попыталась сосредоточиться на разноцветном ворохе грибных даров леса. Однако разноцветный хоровод грибов вызвал у неё чувство неопределённой тоски и странного беспокойства души. Ефросинья Васильевна подумала, что если Харитоныч хоть что-то в грибах понимает, то она в них вообще без понятия. У неё возникло желание выбросить все грибы в речку, но она воздержалась от этого варварства. Как-никак, а Харитоныч весь день ухайдакал, чтобы набрать ведро грибов. Бедняга еле ноги домой принёс, а она вдруг возьмёт, да и выбросит все грибы в эту вечно спешащую куда-то реку? Ему это здорово не понравится, и он будет прав.

   Ефросинья Васильевна с тоской посмотрела на заходящее солнце, нервно поправила сбившуюся на голове косынку и вдруг ощутила ворвавшуюся в её сознание вполне здравую мысль: «А не обратиться ли мне к нашей Палочке-Выручалочке? Ведь Петровна разбирается в грибах так, что будь здоров и не кашляй понапрасну!»

   И Ефросинья Васильевна поспешила на внеплановый приём к соседке Петровне.

   Типичный продукт сельского воспроизводства человечества, Петровна приняла соседку Синицыну на высшем уровне. С намёком на свою значимость она посетовала на чрезвычайную занятость по хозяйству и стала настойчиво отнекиваться от ревизии собранных Харитонычем грибов. Однако Ефросинья Васильевна бросила на бастион отговорок Петровны весь свой дипломатический базис, природный ум и важность добрососедских отношений:
   - Петровна, я преклоняюсь перед твоим могучим знанием грибного царства. Кто, кроме тебя, во всём нашем околотке может легко и точнёхонько определить, какой гриб можно употреблять в пищу, а какой лучше выбросить на помойку? Никто.

   Как знак согласия, Петровна благосклонно кивнула головой. Этим кивком она отрезала себе путь к отступлению. В конце концов, ей пришлось согласиться, провести ревизию грибов, собранных Григорием Харитоновичем. Её согласие базировалось не на пустом месте. Петровна, как маленькая единичка нашего народа,  являла собой истинный самородок сельской жизни. Она с детства, как вольная птица, рождённая в этих краях, прекрасно ориентировалась в лесу. Она знала все съедобные грибы и места их произрастания. Обладая неплохой природной памятью, она, проживая в городе, не утратила навыков близкого общения с природой. В урожайное на грибы лето она, бывало, наберёт маленьких груздочков, принесёт их на речку, любовно каждую грибную крохотульку тщательно вычистит щёточкой, прополощет в проточной воде и положит в таз.

   Когда Петровна взглядом опытного эксперта посмотрела на кучу грибов, собранных Григорием Харитоновичем, её душа содрогнулась от ужаса. Куча представляла собой адскую смесь съедобных чистых и червивых грибов и поганок.
 
      - Фрося, твой Харитоныч ничегошеньки не смыслит в грибах! – возмутилась Петровна. - Мелкие мухоморы он берёт за съедобные грибы?!

   - Вот тебе и раз! А разве они несъедобные?

   - Ой, соседушка ты моя бедовая! Эти мухоморы, страсть как ядовитые. От них люди мрут, как мухи. Скажи Харитонычу, что в лес по грибы надо ходить с товарищами, знающими, какому грибу следует поклониться, снять его ножичком и положить в корзинку, а какой лучше обходить стороной от греха подальше.
 
   Надо отдать должное природному трудолюбию Петровны. Она добросовестно перебрала все собранные Харитонычем грибы.  Женщина эмоционально чувствительная, она с искренним сожалением выбросила за борт лодки большую часть грибов. Вяло текущие воды реки, молча, восприняли грибной вердикт Петровны. Им было совершенно безразлично, сколько и каких грибов они понесут на своей спине в далёкое северное море.

   - Ну что, Фрося, худо ли, бедно ли, а на маленькую грибницу вам с Харитонычем хватит, - сказала Петровна, умывая руки после экспертной работы в пользу соседей.

   Ефросинью Васильевну нисколько не смутило, что большая часть грибов, собранных супругом, уплыла по реке в поисках лучшей доли. Она даже порадовалась: меньше грибов, меньше работы!

   Петровна прекрасно поняла чувства, овладевшие душой соседки:
   - Небось, радуешься, что дело так ловко обернулось? Уж я-то знаю, что чистить грибы – работа долгая и нудная!

   - Ой, Петровна, спасибо тебе! Спасла ты нас с Харитонычем от гибели, а меня - от ненужной работы.

   Когда Ефросинья Васильевна вернулась домой с вычищенными и вымытыми грибами, Григорий Харитонович, уже немного отдохнувший, полюбопытствовал, взглянуть на конечный результат своего первого похода по грибы. Увидев жалкую кучку вымытых и почищенных грибов, оставшихся от целого ведра его добычи, он здорово удивился:
   - Почему так мало?!

   Ефросинья Васильевна не растерялась и ответила прямо и принципиально, как прилично любому советскому человеку:
   - Не подумай чего плохого, Харитоныч. Это не я, а Петровна, наш дворовый академик по грибам, выбросила в речку всю погань. Вот и осталось хороших грибов так мало.

   - Ладно, - тяжело вздохнул Харитоныч. - Петровне я верю. Баба она честная, принципиальная. Так пусть начало моей грибной охоты будет и её концом.

   На следующий день под вечер Григорий Харитонович сидел на своей скамейке на берегу реки и наблюдал, как рыбак с соседней улицы причалил лодку к приколу и стал возиться со снастями. За кормой его лодки лежала на боку, подцепленная проволокой за жабры, крупная рыбина. Рыбак поднял её на воздух, полюбовался золотисто-алым сверканием чешуи на солнце и похвастался:
   - Смотри, какого язя я поймал! Килограмма три будет.

   - Дивная рыбина! – воскликнул Григорий Харитонович. – А я думал, в нашей реке такую рыбину не найдёшь и днём с огнём. Где ты такого красавца поймал?

   Рыбак разочарованно махнул рукой:
   - Если бы поймал. В затоне мёртвого подобрал.

   - На что он тебе тухлый-то?! – удивился Григорий Харитонович.
   - На опарышей пущу.

   - Чего? – не понял Григорий Харитонович.

   - Опарыши - это личинки мух. Этакие белые червячки, от вкусовых качеств которых балдеют чебаки, ельцы, плотва и прочая белорыбица.

   - И как им не противно жрать такую дрянь?! – брезгливо поморщился Григорий Харитонович.

   Рыбак, между тем, собрал свои снасти, распределил их по возможности между своих двух рук – большего он не имел по определению – и решительно двинулся к своему дому.
 
   Глядя ему в след, Григорий Харитонович подумал, что в их речке, оказывается, водится крупная рыба. В нём, как-то вдруг, вспыхнул азарт, характерный для человека, возжаждущего выхватить из природной среды что-то крупное и полезное для себя.
 
   «А почему бы мне не попробовать поймать на удочку крупную рыбину? – всплыла в сознании Григория Харитоновича по-детски наивная мысль. – Да и удилища мои, наверняка уже высохли».
 
   Поставив перед собой такую задачу, Григорий Харитонович всё своё свободное от быта время бросил на рыбалку. В это время, мигрирующая по реке в поисках обильной пищи, стая язей  облюбовала яму, расположенную  напротив соседнего дома. Появление язей не прошло мимо внимания местных рыбаков. Их лодки обложили почти весь периметр ямы. Григорий Харитонович не остался в стороне от общего ажиотажа. К сожалению, отсутствие рыбацких навыков сильно замедлило сбор снастей и прочей рыбацкой мелочёвки. Когда лодка Григория Харитоновича приблизилась к облюбованной язями яме, она могла втиснуться между двумя лодками других рыбаков только в одном месте, весьма далёким от края ямы.
 
   Дилетанту-рыбаку бесшумно внедриться между двумя рыбаками не удалось. А ведь профессиональные рыболовы считают язя от природы весьма осторожным и пугливым. Они полагают, что эта белорыбица не выносит шума, криков и даже разговоров вслух. Не удивительно, что шум поднятый Григорием Харитоновичем при опускании грузов для фиксации лодки на данном месте, больно ударил по ушам и нервам соседних рыбаков. Ах, как хотелось бы соседям-рыбакам ответить Синицыну на его варварское деяние громоподобной руганью! Однако, зная нрав язей, они только со зверской мимикой погрозили Синицыну кулаками всех размеров и фасонов.

   Не особенно сведущий в законах рыбацкого сообщества, кулачную угрозу рыбаков Григорий Харитонович перенёс стойко. Впрочем, у двух рыбаков нервы не выдержали. Они сняли эмбарго на молчание и громогласно обругали Синицына дураком, который ни черта не понимает в ловле рыбы на удочку. Эта реакция нисколько не удивила и даже не обидела Григория Харитоновича. Он вполне осознавал себя новичком в рыбалке. Удобно устроившись на центральной скамейке лодки, он меланхолично стал разматывать удочки, тщательно насаживать на крючки насадку и пускать её перед лодкой на волю течения.
 
   И вот, наконец-то, перед возмутителем спокойной, тихой рыбалки типичным веером закрасовались пять удочек. Почему пять? Наверное, потому, что в то время цифра пять имела особое, сакраментальное значение: пятиконечная звезда, пятилетний план, пятиэтажные дома, пятидневная рабочая неделя, не говоря уже об отличниках, постоянно пожинающих пятёрки на учебных полях.

   Когда думаешь о чём-нибудь хорошем, приятном, время идёт быстро. О чём размышлял Григорий Харитонович, настроив свои удочки, неизвестно, но вдруг он заметил, что верхушка одной из его удочек хлещет по воде.
 
   - А где же поплавок? – прошептал Григорий Харитонович.
 
   А поплавку одной из удочек захотелось окунуться – денёк-то, действительно, был жарким. Поплавок храбро нырнул в воду. Но почему он бросился наутёк? Бегство поплавка озадачило Григория Харитоновича. Леска обиделась на то, что её тащат в жуткую неизвестность. Стараясь удержаться на дозволенном расстоянии от лодки, она сильно натянулась. Тем временем вершинка удилища, подобно молодой девице, возрадовалась случайному развлечению, продолжала залихватски плясать на воде. Григорий Харитонович схватил удилище и потянул его на себя. Почувствовав сильное сопротивление севшей на крючок рыбы, он радостно прошептал:
   - Ага, попалась.
 
   Однако рыбина была другого мнения о создавшейся ситуации. Она явно ещё надеялась отвязаться от проклятого крючка. Возникла своего рода игра, кто кого перетянет. Григорий Харитонович пытался подтащить добычу к борту лодки, а рыбина изо всех сил старалась противодействовать замыслу рыбака. Она не желала расставаться со свободой собственного бытия, и всем своим телом сопротивлялась приближению к лодке.

   - Вот, зараза, не хочешь почтить меня своим присутствием? - огорчился Григорий Харитонович.
 
  Возбуждённый азартом новоявленный рыбак встал во весь рост, хотя и не  очень большой, но достаточный для того, чтобы самостийно вертухающаяся лодка заболталась так, что, казалось, вот-вот зачерпнёт воды, а то и перевернётся кверху дном. Григорий Харитонович испуганно ахнул:
   - Чёрт его что, я же совсем не умею плавать!

   Харитоныч поспешил снова сесть на скамейку, а севшая на крючок рыбина, сильная телом, а возможно и духом, продолжала  бунтовать. Глядя на её мощные выкрутасы, нельзя было верить мудрым заключениям учёных, относящих рыб к холоднокровным существам. По воле случая рыбина соблазнилась наживкой удочки второй с левого края. Её неуёмная страсть к свободе привела к перепутыванию снастей двух соседних с ней удочек. Григорий Харитонович воспринял это событие как ещё одну катастрофу.
 
   Соседних рыбаков это событие почему-то необычайно развеселило. В полный голос они бросились издеваться над пристрастием новичка к паукообразной ловле рыбы сразу на пять удочек. Казалось, что  рыбина восприняла хохму своих потенциальных убийц, как дружескую поддержку её страстного желания, во что бы то ни стало освободиться от поводка, который мешает ей плыть по своим делам. Однако эта словесная поддержка не могла помочь рыбине выплюнуть из пасти этот проклятый крючок.

   Строительный базис лексики Григория Харитоновича позволял ему ответить соответствующим образом на издевательство рыболовов. Он, конечно, не удержался и ответил, но исключительно тихо - себе под нос. Не расслышала этой ругани и рыбина, бьющаяся за свою свободу. Впрочем, вцепившийся мёртвой хваткой в глотку крючок не располагал к адекватному восприятию посторонней информации. Перепутывание лески трёх удочек значительно усугубило положение рыбины. Оборвать леску с крючком в глотке никак не удавалось. Снасть у Григория Харитоновича была отличной прочности! Ей можно было без колебаний присвоить «Знак качества».

   В конце концов, борьба за собственную свободу утомила рыбину. Она упала духом, всплыла на поверхность и легла на бок. Увидев это событие, рыбаки соседних лодок торжественно привстали со скамеек. Они сфокусировали глаза на всплывшем блюдообразном теле рыбины и  дружно ахнули:
   - Вот это язь!

   Один из рыбаков озадачил всех вопросом:
   - Каким образом не особенно могучая река на свои скромные средства смогла вырастить такого красавца?
 
   На этот вопрос Григорий Харитонович только глухо крякнул. Ему было не до философских рассуждений. Он начал подтаскивать язя к лодке. Заболтались удилища обеих соседних удочек. Этот шум оживляюще подействовал на язя. Он снова ударился в бега. Григорий Харитонович растерялся: что делать? Упустить крупную добычу жалко, а как затащить её в лодку одновременно тремя удочками, он не знал. На его счастье невдалеке, ближе к берегу рыбачил на своей лодке сосед по улице Окунев. Человек живой, социально активный, Виктор Иванович эмоциональнее остальных рыбаков переживал борьбу Харитоныча с севшим на крючок язём. Оценив критическую ситуацию, в которой оказался сосед, Окунев встал в своей лодке и интеллигентно, вполголоса крикнул:
   - Харитоныч, не торопись и не нервничай! Язь у тебя, наверняка, заглотил крючок и сидит прочно, но он слишком крупный, и запросто в лодку его не вытащишь. Сорвётся! Возьми все три перепутанные удочки обеими руками и постарайся не ослаблять леску. Я сейчас к тебе подъеду.
 
   Лодка у Виктора Ивановича была маленькая и лёгкая на ходу. Фиксировал он её в нужном месте реки одним грузом на центральном сиденье лодки. Подняв этот груз, он подвёл свою лодку к тыльному, по отношению к его пяти удочкам, борту лодки Синицына. Голосом командира, отдающего приказ солдату, Окунев предложил:
   - Харитонович, передай мне эти три перепутанные удочки! Я подержу их, чтобы язь не сошёл с крючка. А ты тем временем перебирайся в мою лодку.

   Гимнастическими способностями Григорий Харитонович и в молодости никогда не отличался, а уж хвастаться ими, будучи брошенным на пенсионное существование, ему и в голову никогда не приходило, да и, вряд ли, могло прийти. Однако возраст возрастом, а охотничий азарт придал Синицыну достаточную долю смелости побороть страх свалиться в воду, которую он считал чуждой для него средой обитания. Он кое-как перекантовался в лодку Окунева.
 
   Виктор Иванович, верный слову советского интеллигента, возвратил тройственный союз удочек, взявших в плен язя, и резко приказал Синицыну:
   - Ни в коем случае не ослабляй леску! Держись!

   Виктор Иванович сделал всего десяток сильных гребков вёслами, и его лодка уткнулась в песчаный берег, на который Григорий Харитонович благополучно вытащил пойманного язя. Случайно оказавшаяся на берегу, Ефросинья Васильевна увидела, какую огромную, на её непрофессиональный и сугубо женский взгляд, рыбину поймал на удочку её супруг, восторженно ахнула и побежала к Петровне за безменом. Узнав, для чего соседке понадобились весы, Петровна воспылала любопытством и, сославшись на сложность обращения с безменом, поспешила на берег реки, чтобы собственными руками взвесить пойманного соседом язя. Красавец весил почти два килограмма.
 
   Неожиданный успех на поприще рыбалки польстил самолюбию Григория Харитоновича. Он даже чуть-чуть возгордился собой. Нет, конечно, он ещё не мастер рыбалки на удочку, но первый, и вполне приличный шаг в этом направлении, он уже сделал. Следует отдать должное и самокритичности Синицына. История с язём показала, что первая лодка, созданная его плотницкими руками, на деле показала себя слишком неустойчивой на воде. И в ситуации с язём он очень легко мог кувыркнуться с неё в воду. Из этого профессиональный плотник сделал единственно верный вывод: надо делать новую, нормальную, устойчивую на воде лодку.
 
   Свою вторую лодку Синицын сделал значительно быстрее. В этом, несомненно, сказался опыт работы над первой лодкой. К тому же, и при строительстве этой лодки посильную помощь ему оказал Санька. Летом он имел достаточно времени для приложения своих растущих сил к конкретному делу. Полученный результат, Санька мог бы использовать для внедрения своих мечтаний в реальную жизнь.

   Все эти благоприятные условия, сопутствующие работе Григория Харитоновича над новой лодкой, значительно сократили время её изготовления. При торжественном спуске новой лодки на воду Синицын, подобно генералу в отставке, сердечно поблагодарил помощника за помощь:
   - Ну, что, Санька, новую лодку мы с тобой смастрячили. В качестве премии я дарю тебе свою старую лодку. Рыбачь и корми, на здоровье, свою мать и сестру свежей рыбой! Конечно, старая лодка уж слишком вертучая. Она может и воды черпануть, и даже перевернуться, но для тебя – это ерунда! Плаваешь ты отлично – речку запросто переплываешь, так что, если и вертухнёшься из лодки, наверняка, выплывешь и доберёшься до берега.

   На новой лодке, более устойчивой и лёгкой на ходу, Григорий Харитонович стал совершать по реке дальние походы. Он искал, конечно, наобум, места обитания крупной рыбы. Долгое время удача обходила его стороной. Вечером он нёс домой в садке ершей, окуней, уклеек и мелкую плотву. Ефросинья Васильевна, принимая из рук супруга улов, поджимала губы и раздражённо бросала:
   - Опять сплошная мелочь, а где же крупная?

   - В реке, - кротко отвечал Харитоныч. – Придёт время, и к моим удочкам подойдёт крупная рыба.

   Время шагало своим обычным путём без выходных, праздников и отпусков. Оно не двигалось по пути сознания – от живого созерцая через абстрактное мышление к практике, как предполагал один философ. В минуту озарения этой идеей он сидел с коллегой в философическом кафе. Они отчаянно боролись с бутылкой горячительного напитка. Коллега внёс небольшую поправку в идею философа:
   - Время движется не просто к практике, а к настоящей практике.

   - Почему?!

   - Потому, что только настоящая практика является истиной в последней инстанции.
 
   - Откуда истина берёт энергию? – спросил философ.

   - Энергия этой истины также неисчерпаема, как энергия мухи, которая вот уже час нарезает круги над нашим столиком, - ответил коллега.
 
   Философские взгляды пенсионера Синицына, несомненно, были более скромными и банальными. Его практический ум был далёк от понимания энергетической неисчерпаемости истины. В бытовом плане Григорий Харитонович был твёрдо убеждён в полной исчерпаемости спиртного в бутылках, когда компания покидает застолье. От кого-то когда-то он краем уха слышал, что практика – это великий путь познания истины, которая почему-то болталась в стакане с вином.
 
   Налицо удивительный парадокс. С какой бы стороны человек не подошёл к практике, он непременно наткнётся на истину, гуляющую сама с собой в сосуде с алкогольной продукцией. Пытаясь разглядеть эту истину, человек теряет логическую нить, связывающую его с повседневной практикой. Вот так и у Григория Харитоновича на ежедневный поиск мест обитания крупной рыбы уходила уйма времени, а практика рыбалки никак не могла избавить его от ловли мелкой и средненькой рыбы.
 
   Но вот однажды летним вечером Григорий Харитонович вернулся с рыбалки. Глаза его пылали пламенем героя свободного труда, потому что на дне лодки лежало несколько крупных лещей. Алексей Павлович Казанков, посланный супругой на речку за водой, надолго замешкался на плотике, созерцая у соседа этих красавцев. От удивления и тайной зависти он был ошарашен так, что потерял власть над языком и памятью. Григорий Харитонович, взглянув на соседа, усмехнулся:
   - Привет, Алексей! Что это на тебя сегодня столбняк напал?

   - Да вот, Харитоныч, дивлюсь твоей добычей. Где это ты таких лещей подцепил?

   - Места надо знать!

   - Надо бы, да вот всё дела и заботы, то на работе, то дома, а ты сейчас вольная птица – пенсионер! Поди, уж всю реку избороздил? Намекнул бы по-соседски, где ты на лещёвое место напал?
 
   - А там, - ответил Григорий Харитонович и махнул рукой вниз по течению реки.

   Давно проживая в одном доме с Казанковыми, Синицын доподлинно знал, что Алексей Павлович и Лёнька днём обычно рыбачили удочкой, а ночью сетью. Им, романтикам от природы, рыбалка сетью ночью нравилась больше.
 
   Вот и этой ночью они прошли сетью добрых пару километров вниз по течению реки. Однако на место, где Харитоныч так удачно половил лещей, они так и не наткнулись. Конечно, без добычи они не остались. Наловили ведро плотвы, чебаков, окуней и щурят.
 
   Весь обратный путь Лёнька усиленно работал вёслами, а Алексей Павлович костерил во все лопатки Синицына, который пожадничал и не открыл им лещового места.

   На следующий день вечером Григорий Харитонович снова вернулся домой с несколькими крупными лещами в лодке. На этот раз Алексей Павлович посмотрел на лещей как-то уж очень кисло. Григорий Харитонович заметил смущение соседа.  Догадываясь о его причине, он решил чуть-чуть пошутить и протянул соседу крупного леща:
      - Бери, Алексей, как подарок от честного рыбака! Может твоя баба из него пирог завернёт.

   Алексей Павлович воспринял это предложение, как издевательство, и отказался.

   Несмотря на достижения Григория Харитоновича на рыболовном фронте, семейный быт его становился всё более грустным. Он стал примечать явное тяготение супруги к спиртным напиткам широкого ассортимента. Потребляла она их кратче от него в глубоком одиночестве. Но разве можно что-либо утаить в крохотной семье из двух человек?

   Организм Ефросиньи Васильевны, принявший порцию спиртного, стал требовать больше времени для расположения тела в пространстве, а души в прострации. В будни по вечерам, а в выходные уже и в обед, ноги Ефросиньи Васильевны пританцовывали, как бы выискивая возможности увеличить площадь опоры для тела, ставшего вдруг обременительным. Окружающая действительность казалась ей зыбкой, неустойчивой. Она чувствовала, что для сохранения контакта с ней необходимо срочно сесть на что-либо, более прочное и устойчивое, чем её ноги.
 
   Спиртоносный ветер бытия всё чаще бросал тело Ефросиньи Васильевны на диван или кровать, а иногда и на прикроватный коврик. Как-то раз она на плотике, созданном руками супруга, чистила пойманную им рыбу. Внезапно ветер бытия смёл её тело с плотика в речку. Неожиданные водные процедуры сильно испугали Ефросинью Васильевну. Она заплакала и стала проклинать свою несчастную судьбу.

   Этот несчастный случай породил в её душе стойкую ненависть к увлечению супруга рыбалкой. Её душа почувствовала непреодолимую тягу к благотворительности.  Наловленную супругом рыбу Ефросинья Васильевна стала раздавать соседям. Судьба Григория Харитоновича, как нарочно, благословила ему постоянные успехи в рыбалке. Каждый вечер он возвращался домой с хорошим уловом. Причалив к берегу лодку и, увидев на лавочке среди женского общества свою супругу, Григорий Харитонович гордым голосом, подражая диктору, низвергающему с праздничной трибуны лозунги, кричал:
   - Васильевна, неси ведро под рыбу!

   - О, господи, - взвывала слабым голосом супруга, - опять эта проклятая рыба! Ой, бабы, мужик-то мой совсем свихнулся. Всё ловит и ловит. Конца и края нет этой рыбалке. Ему то что, баловство одно, а мне, грешной, каждый вечер каторга.

   - А ты, голуба, хотела, чтобы мужик тебе рыбы наловил, почистил её, сварил уху, да ещё тебе за всё это удовольствие сто грамм поднёс? – усмехнулась Петровна.

   - А что? И поднёс бы! Я с этой его рыбой как вторую смену отрабатываю, – обидчиво поджала губы Ефросинья Васильевна. – Вон, мой начальник в больнице, большой человек, врач, каких мало, а не чурается нас. Нет-нет, да и отблагодарит за хорошую работу. Примите от всей души, уважаемая Ефросинья Васильевна, премиальный стаканчик спирта за ваш доблестный труд во благо нашего здравоохранения. Не то, что мой муженёк – одну только рыбу подносит.

   - И с чего это ты зазря своего супруга ругаешь!? – удивилась Петровна. – Да такого мужика дай бог каждой бабе!

   - Да ну его к лешему!

    Вот такое нерадостное и совсем несправедливое отношение к супругу бурно росло в душе Ефросиньи Васильевны. Григорий Харитонович стал замечать, что питание их маленькой семьи как-то скудеет. Какое-то время он крепился, думал, может быть, супруга одумается и вернётся на путь скромного и приличного потребления алкоголя. Его ожидания не оправдались. Григорию Харитоновичу пришлось применить к супруге суровые меры. Получив в очередной раз пенсию, он вместо денег предъявил супруге ультиматум:
   - Отныне я сам буду командовать деньгами!

   Ефросинья Васильевна обиделась. Прошагали вместе почти всю жизнь, и вот на тебе - её лишили доступа к семейному бюджету! Она понимала, что справедливость на стороне супруга, поэтому в ответ на это решение она только презрительно фыркнула:
   - Подумаешь! Нашим легче.

   С этого чёрного дня в семействе Синицыных решение всех бытовых проблем легло на плечи Григория Харитоновича. Фактически он стал командовать только своей пенсией, а  Ефросинья Васильевна - своими деньгами. Произошёл как бы развод супругов на почве финансов.

   Разделение финансов не помешал Ефросинье Васильевне поддерживать душевный комфорт на привычном уровне. Однако вскоре ей пришлось выйти на пенсию. Ежемесячный бюджет её резко упал. Она стала неуклонно замещать потребление нормального алкоголя суррогатом аптечного и парфюмерного происхождения. Григорию Харитоновичу это замещение чрезвычайно не понравилось. Он уже начал подумывать о настоящем разводе с супругой. Случай решил эту проблему по-другому. Однажды ночью сердце Ефросиньи Васильевны остановилось навсегда. Эта смерть не принесла облегчения Григорию Харитоновичу. Его постоянно стала донимать тоска одиночества, и он занялся поиском старушки для совместного проживания, не обременённой вредными привычками.