Богохульная надпись на горе Пивка в г. Онеге

На Севере, каждый уезд по пространству как бы большая губерния, и приходится удивляться, как ещё держится связь между населёнными пунктами – пишет в своём очерке некий А.Е., путешествуя в 1920-х годах из Архангельска в Онегу.

Онежское бездорожье вплоть до середины XIX века объяснялось не только бездействием властей, но некоторыми специфическими особенностями развития уезда. Онега – морской город, на устье судоходной реки. Река была судоходна от селения Порог и выше до Ярнемы. Эти участки путей сообщения онежанами осваивались и эксплуатировались достаточно интенсивно, разумеется, не в зимнее время. Существовали и сухопутные тракты, сложившиеся не позднее XVIII века и опять-таки, притягивающиеся к реке Онеге.

Первые сведения о сети дорог Архангельской губернии, относятся к 1850 году. Эти данные были представлены в докладе Губернской Строительной и Дорожной комиссий на запрос Главного управляющего путей сообщения и публичных зданий об инвентаризации почтовых и торговых дорог, мостов, переправ и перевозов.

Почтовый тракт середины XIX века, соединяющий губернский город Архангельск с уездными городами Онега, Кемь, Кола, носил забытое в настоящее время название – «Кольский». В настоящее время, название Кольский тракт забыто совсем. Так же редко упоминается и название – «Архангельский».

Как известно, в XIX веке тракт в сторону Архангельска в зимнее и летнее время выходил из Онеги разных местах города. Зимой он шёл со стороны нынешнего парка Победы в северном направлении в сторону с. Покровское. Летом – от кладбища у Свято-Лазаревской церкви также в северном направлении через гору Пивка и далее также в сторону с. Покровское.

Название горы – Пивка сегодня практически забыто. Гора, точнее сказать, возвышенность, расположена за железной дорогой и тянется от пос. Горный (бывший пос. Пивка) до спортивного пансионата «Онега». В настоящее время её нередко называют гора Спортивная.

Когда-то рядом с трактом на горе был установлен большой деревянный крест, предназначенный для молитвенных поклонов перед ним. Поклонные кресты издавна устанавливались на Руси на въезде в города и другие населенные пункты с молитвенным прошением у Господа Бога о защите этого поселения силой животворящего Креста Господня. Недалеко от креста находилась поляна, где часто собирались для «увеселений» онежские жители.

9 июня 1865 года онежские мещане, идущие на работу на дорожный участок, обнаружили на кресте надпись «богохульного содержания», сделанную углём или головешкой<1>. Надпись гласила: «Здесь лежит Христово тело, снимай портки сери смело». Ниже, на подножии креста, другая надпись: «Прохожий остановись, скидай портки и садись здесь».

О случившемся мещане немедленно доложили в полицейское правление. Спустя три дня почтовый тракт осматривал  онежский полицейский надзиратель Попов, который 11 июня подтвердил наличие надписи. Кроме того, недалеко от креста им была обнаружена повешенная на дереве собака одного из городских жителей.

Узнав об этом, протоирей Онежского собора Александр Кононов тотчас же сообщил о данном «кощунстве» в Архангельскую духовную консистории. Консистория в ответ потребовала от него разобраться в данном происшествии.

В результате проведённого следствия было установлено, что 8 июня вечером на той самой горе находилось несколько человек: учитель Онежского уездного училища Григорий Иванович Загребин, учитель Онежского приходского училища Александр Андреевич Дерягин, состоящий под надзором полиции дворянин Кржижевич<2>, студент Дерптского университета Генрих Фризе, дочь отставного рядового Катерина Шнурова и находящийся в услужении у Загребина мещанский сын Иван Маккавеев 14 лет.

Как выяснилось, Загребин, Дерягин, Кржижевич и Фризе распивали на поляне чай и водку и возвратились домой поздно ночью. Проведённое следствие установило, что верхняя запись сделана рукой учителя Загребина, а нижняя – дворянина Кржижевича. Что касалось повешенной собаки, то следствие установило, что повесили её городские мальчишки. Собака была замечена в нападении на овец, из которых одну загрызла. После её поимки, она была приведена в городскую ратушу, где, «по словесному приказанию будто бы Секретаря», была отдана мальчишкам, «дабы они её удавили, что и исполнили».

Следствие по данному делу было окончено 23 июля, и дело было направлено в Онежский уездный суд. В ходе судебного разбирательства учитель Дерягин обвинял в написании надписи Загребина и Кржижевича, те, в свою очередь, обвиняли его. Однако суд решил, поскольку все они, в том числе и студент Фризе, 8 июня гуляли на горе Пивка, то взаимными обвинениями подтверждали, что надпись была сделана именно ими, и этот факт «делается неоспоримым». Показания Загребина и Кржижевича были признаны «совершенно голословными», не подкреплёнными никакими фактами. Показания же Дерягина подтверждались как письменными доказательствами, так и запиской, написанной Загребиным, Кржижевичем и Фризе  лесничему Нагродскому. К тому же показания губернского секретаря Куценко, мещанского сына Ивана Маккавеева и других были тождественны показаниям Дерягина. Это вызывало веру в искренность показаний и давало повод считать виновными учителя Загребина и дворянина Кржижевича.

Студент Фризе, хотя и не обвинялся ни одним из участников данного происшествия, но тем не менее именно им была написана записка лесничему Нагродскому, в которой говорилось, чтобы он (лесничий) «скрыл разговор, ведённый Фризе в его квартире о надписи». Этот разговор также слышали учитель Дерягин и губернский секретарь Куценко, присутствовавшие в квартире, что и дало повод считать студента Фризе «участником преступления и укрывателем оного». Солдатская дочь Катерина Шнурова была признана судом невиновной, т.к. не умела писать, и никто из опрошенных лиц не говорил, что она видела эти надписи.

В отношении повешенной собаки следствие установило следующее. Собака была повешена несовершеннолетними мальчишками, которым она была отдана «для удавления» двумя онежскими мещанами. Причиной этому было то, что она загрызла овцу. Суд определил, что в данном поступке нет никакой «предумышленности, а видна только одна шалость». Также суд указал, что поручать мальчишкам «давить собаку» не следовало, т.к. для этого выбираются «особые люди». А в мальчишках приказания подобного рода могут развить жестокость.

Также судом отмечалось, что ввиду случайного совпадения этих двух событий (надписи и повешенной собаки) в городе было «народное волнение умов», т.е. распространились слухи о том, что в продолжение богохульства кто-то видел собаку не повешенной, а распятой на дереве. В дополнение к этому ходили слухи, что якобы богохульная надпись была написана и на ошейнике собаки, в котором она при жизни бегала по городу. Однако при расследовании данные слухи были окончательно опровергнуты.

Образованию данных слухов мог служить разговор студента Фризе со смотрителем уездного училища Верещагиным, заключающийся в следующем. Учителю Загребину как-то раз в своей квартире привелось обнять двух собак, одну правой рукой, вторую левой. Фризе, видевший это, будто бы сказал ему в шутку: «Вот Святая Троица – Бог Отец, Сын и Святой Дух». Верещагиным это обстоятельство рассказывалось как байка, не подтверждённая никакими фактами. Однако слухи по городу разошлись быстро и обросли новыми «подробностями».

Онежский уездный суд постановил, что за данное преступление – написание богохульной надписи – все виновные подлежат лишению прав и должны содержаться в тюрьме. Поскольку на момент суда Загребин и Кржижевский уже находились там, было решено их «оставить в том же положении». Студент Фризе был признан участником и укрывателем данного преступления, и поэтому тоже должен быть подвергнут тюремному заключению. На обвинение Дерягина доказательств не было. Но поскольку он был также причастен к данному преступлению, его было велено отдать под строгий надзор полиции. Такому же надзору, но только нестрогому, предписывалось подвергнуть и солдатскую дочь Катерину Шнурову, предоставив ей, «если пожелает», отправиться к своему месту жительства, но с условием, что там она будет находиться под надзором полиции.

Какой приговор был определён учителю Онежского уездного училища Загребину, неизвестно. Вероятно, он был признан основным исполнителем данного преступления и осуждён в этом же 1865 году. Сведений об этом не выявлено. В отношении трёх других участников приговор был вынесен спустя три года. За это время учитель Дерягин был уволен со службы, студент Фризе отчислен из университета.

В 1868 году данное дело рассматривалось министром юстиции Российской империи и Правительствующим Сенатом.
Государственный Совет в Департаменте гражданских и духовных дел в общем собрании по данному делу вынес своё решение: бывшего учителя Онежского приходского училища Александра Дерягина 23 лет, дворянина Бенедикта Кржижевского 35 лет, бывшего студента Дерптского университета Генриха Фризе 23 лет признать виновными в попустительстве в начертании на кресте богохульной надписи, за что лишить их всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ, сослать на жительство в Иркутскую губернию с воспрещением в течение трёх с половиной лет «всякой отлучки из места, которое будет назначено для их жительства» и в течение одиннадцати лет выезда в другие города и области Сибири.

На подлинном документе (решении) собственной рукой его Императорского Величества Александра II было написано «Быть по сему». В Царском Селе 28 мая 1868 года. На этом дело о написании богохульной надписи на кресте, находящемся на горе Пивка, было закрыто.


*Пояснения:
<1> Головешка – несгоревшие в костре дрова.
<2> Кржижевич Бенедикт Францевич – около 1830 г.р. Уроженец Телыпевского уезда Ковенской губернии. Потомственный дворянин. По распоряжению Виленского военного губернатора выслан из Вильно «за участие в беспорядках, произведенных жителями г. Вильно польского происхождения 06.08.1861 близ Пражской заставы». Выслан на жительство под надзор полиции в Архангельскую губ. С 04.01.1862 отбывал наказание в Онеге. С 30.10.1864 по решению Онежского уездного суда содержался в Онежской городской тюрьме «за нанесение побоев, вреда имуществу и угрозы убить онежского мещанина Илью Поташева».

Используемые источники:
1. По Онежскому тракту. Бюллетень Северо-Восточного бюро краеведения, вып.3. Архангельск. 1926. С.17-22.
2. ГААО. Ф.29. Оп.3. Т.5. Д.111.