Капкан для Терпсихоры 9

                Глава 9. В которой все испытывают разочарование.

                ***

Анита сидела у окна и смотрела на желтеющие кроны лип, сплошной стеной растущих возле дома. В еще густой зеленой листве редкие пожелтевшие листья смотрелись как золотые блестки на зеленых платьях. Сколько ж ей еще придется сидеть в этом доме? Воображение нарисовало печальную картину: листва с лип облетела, косые плети осенних дождей нещадно хлещут голые черные ветки, а потом дождь сменяется снегопадом и укрывает нежными пушистыми хлопьями землю вокруг, одевает ветки деревьев в белые рукавицы… Что же натворил Егор такого, что пришлось ее заточить в этот чужой и странный дом? И что он должен сделать, чтобы освободить сестру?

Она переживала за брата, но Егор был на целых десять лет старше, и Аня привыкла воспринимать его как самого умного, самого сильного и надежного. А после смерти родителей он заменил ей и отца, и мать. Слушать его советы, выполнять просьбы, подчиняться указаниям старшего брата было естественным для нее. Вот и сейчас она искренне верила, что Егор решит и эту проблему, надо только терпеливо ждать.

В дверь деликатно постучали, и Анита обернулась: на пороге стоял Леонид Федорович. Этот пожилой человек с добрыми глазами и смешным седым хвостиком на затылке был самой важной из тех немногих ниточек, что связывали теперь ее с внешним миром.
- Здравствуйте, Леонид Федорович! – воскликнула девушка, вскакивая навстречу визитеру, – как я рада вас видеть!
- А уж я как рад, деточка! - Пожилой мужчина взял девушку за плечи и с минуту рассматривал, вытянув руки и улыбаясь. - Как твое настроение, Аниточка?
- Нормально, - ответила Аня и тяжело вздохнула, опустив глаза.
- А что такое грустное личико?
- Скучно мне, Леонид Федорович. Меня хорошо кормят, я каждый день занимаюсь у станка по три часа. У меня все необходимое есть. Вот только гулять нельзя. Почему? – и подняла на старика вопросительный взгляд.
- К сожалению, душа моя, я не знаю, - вздохнул Леонид Федорович печально. – Я ведь тут человек подневольный. Что мне велено, то и делаю, а что не велено – не делаю. Не велено выпускать тебя на прогулки, деточка.
- Но почему?
- Не знаю, - с виноватым видом пожал плечами посетитель. - Будь моя воля, я бы сам гулял с тобой целыми днями по лесу, грибы бы собирал. Говорят, подосиновиков в этом году не счесть, целыми корзинами набирают! Но, может быть, они однажды подобреют и разрешат тебе выходить на улицу.
- Кто, они?
- А вот этого я тебе сказать не могу, деточка. Давай-ка лучше посмотрим с тобой фильм с участием замечательной, великолепной Майи Плисецкой. Посмотрим?

Анита радостно кивнула. Она обожала Плисецкую, и сама стремилась походить на великую балерину. Но обрадовалась не столько возможности посмотреть фильм, а собеседнику, с кем этот фильм можно будет обсудить. Девушка скучала в одиночестве и возможность с кем-то поговорить вдруг неожиданно оказалась для нее удивительно ценной и заманчивой.
Леонид Федорович включил компьютер и вставил в гнездо флэшку. На экране замелькали первые кадры, зазвучала музыка. А зрители уселись на мягкий диван и стали с интересом смотреть.
Старик потихоньку наблюдал за юной зрительницей: с каким интересом она смотрит, как шевелятся ее губы, про себя напевая мелодию, как восторженно округляются ее глаза, глядя на виртуозные па великой балерины, как то и дело крыльями вспархивают кисти рук, словно Анита сама танцует на сцене.

«Ах какая славная девочка!» - с грустью и нежностью думал Леонид Федорович. А ведь у него могла бы быть вот такая же прелестная внучка. Почему жизнь сложилась так несправедливо, что в старости его не окружают дети, внуки и правнуки, как у некоторых. Он завидовал своим друзьям и знакомым, жаловавшимся при встречах на непоседливых отпрысков, обеспечивающих старикам непроходящую головную боль. Кто-то учиться не хочет, кто-то слишком увлекается вечеринками и развлечениями, кто-то, еще не встав твердо на ноги, умудрился обзавестись семьей. Ах, как бы и ему хотелось пить сердечные капли, переживая за наследников. Уж лучше пусть сердце болит от переживаний за близких и любимых людей, чем от тоски и одиночества.

Пожилой мужчина с удивлением замечал, что постепенно привязывается к юной пленнице, такой девушка была мягкой, доброй, светлой и чистой. Какое тихое счастье ощущал он, когда засиживался в ее комнате за разговорами, забывая о важных и неотложных делах. Ему был интересен ее внутренний мир, ее мысли и чувства, ее представления о жизни, ее мечты и планы на будущее.
Он с удовольствием всматривался в ее васильковые глаза, вслушивался в тихий голосок, а в душе разливалось тепло. Хотелось сделать для нее что-то приятное, и он то приносил ей интересную книжку, то яркий глянцевый журнал, то записи хороших фильмов. Он с восхищением смотрел, сидя у экрана монитора, куда выходили видеокамеры из внутренних помещений дома, как Анита занимается в зале, переоборудованном на скорую руку в репетиционный. Девушка была не только талантливой, но и упорной, трудолюбивой, как и ее старший брат.

С первого дня пребывания пленницы в этих стенах Леонида Федоровича не покидало странное чувство, какой-то диссонанс в душе. За свою долгую жизнь он понял, что для достижения цели все средства хороши, даже незаконные и откровенно подлые. Он давно не боялся испачкать руки, берясь за дело, особенно если дело сулило немалые прибыли. Но его коробило от мысли о том, ради какой мерзости используют эту невинную птаху! Если бы она возмущалась, кричала, требовала ее выпустить, пыталась бы сбежать… Нет, Анита спокойно и терпеливо сносила все тяготы заточения и смотрела на него с надеждой, словно видела в нем не тюремщика, а своего доброго и заботливого дедушку. И душа Леонида Федоровича откликалась на это странной ноющей болью. Но определить словами эту боль старик не мог, потому что уже давно забыл, что такое совесть.

- Вы обратили внимание, какие руки у Майи Михайловны? – спросила Анита с горящим восторгом взглядом после окончания фильма. – Они же у нее поют!
- Согласен с тобой, деточка, - кивнул Леонид Федорович. Ах, как приятно было смотреть на нее сейчас, такую радостную и восторженную!
- Руки в балете играют особую роль. Именно через них передаются тончайшие оттенки чувств, - просветила старика юная балерина. – А хотите я вам покажу один фрагмент из балета «Талисман». Там есть одна вариация с удивительно красивыми движениями рук. Я ее из-за этого и выучила. Хотите?
- Конечно, хочу.
Девушка вскочила на ноги, не в силах сдерживать нетерпение.
- Пойдемте в репетиционный зал!.. – Но тут же сникла, погрустнела: - Хотя как же без концертмейстера…
- Не переживай, душа моя! – поспешил успокоить девушку Леонид Федорович. – Как известно, утро вечера мудренее. Завтра придет концертмейстер в положенное время, и ты мне покажешь свою вариацию.
- Вы правда придете на репетицию? – вскинула васильковые глаза на старика Анита.
- Обязательно приду, деточка! И ты устроишь для меня концерт.


И вот на следующее утро он сидел в зале, переоборудованном для репетиций юной балерины. Музыкальные пассажи стеклянным бисером сыпались из-под пальцев женщины-концертмейстера, которую он нашел сам для Аниты. А девушка устроила для него импровизированный концерт.
Анита, облаченная в балетный купальник и короткую юбочку, старалась изо всех сил. Без восторга и умиления невозможно было смотреть, как изящно двигаются ее руки, как она вытягивает стройную ножку, как легко двигается на пуантах. «А девочка-то необыкновенно способная, - думал Леонид Федорович и после каждого удачного па не жалел аплодисментов для юной балерины. – Из нее выйдет толк!» Страстная любовь к балету читалась в ее взгляде, в том, как она вкладывается в каждое движение, сколько энергии и души отдает танцу. Остаться равнодушным было совершенно невозможно.

Есть люди, служащие искусству, а есть люди, сами - воплощение искусства. Они рождаются на свет, чтобы воплотить в себе совершенство и тем самым не дать угаснуть в человеческих душах вере в прекрасное. Вот и Анита была такой. Умудренный жизненным опытом старик видел перед своим мысленным взором всю ее дальнейшую жизнь: эта девочка станет балетной дивой, на ее выступления будут ломиться толпы! А ей не важны будут ни слава, ни деньги. То счастье, тот душевный полёт, что она будет переживать каждый раз на сцене, не возможно будет разменять ни на какие материальные блага. Это будет чистое и искреннее служение божеству балета.

И снова в глубине души шевельнулась та сама боль: а он тут, как старый цепной пёс, сторожит эту легкокрылую бабочку, держит ее в клетке, не дает расправить крылья… Ничего, скоро Эвелина наиграется со своей живой игрушкой и выбросит ее за ненадобностью. Вот тогда и девочку можно будет отпустить.

                ***
Проходили день за днем, а список вопросов для интервью все никак не составлялся. То времени не хватало, то более важные дела отвлекали. Хотя написать небольшую заметку о технологии пошива сценического костюма Варя успела и, кстати, получила хороший отзыв о своей работе от крокодила Гены. Но сделать последний шаг к интервью со звездой никак не удавалось. Что-то внутри ее мешало, не давало завершить начатое, а значит, поставить точку в их отношениях с Егором. Хотя отношениями мимолетные встречи в длинных театральных коридорах назвать было трудно.

Проходя мимо, артист приветливо улыбался и кивал, как старой знакомой. Иногда произносил: «Привет, Аномалия!» и подмигивал правым глазом. Разум убеждал Варю, что так он здоровается со всеми в театре. А глупое сердце радостно подпрыгивало в груди и застревало где-то в горле, мешая не то что говорить, мешая дышать.
Ноги сами собой несли Варю за кулисы на каждом спектакле, в котором участвовал Егор, даже если в этот вечер была не ее рабочая смена. А по утрам всегда находился повод пройти мимо репетиционных залов, где шли репетиции. И жгучее любопытство толкало ее украдкой, так, чтобы никто не заметил, приоткрыть высокую дверь и прильнуть глазом к узкой щелочке, чтобы посмотреть, как он репетирует.

«Дура! – ругала себя девушка, - зачем ты это делаешь? Составь список вопросов, возьми интервью и сматывайся скорей отсюда. Ты же затягиваешь петлю на собственной шее!» Но все самые разумные доводы таяли, как туман под солнцем, едва в конце коридора появлялась высокая стройная фигура премьера.
Вот и в этот вечер после спектакля, кляня себя последними словами, Варвара не поехала домой, а стояла вместе с группкой наиболее верных поклонников у служебного выхода. Ну зачем она здесь?! Беги скорее к метро и поезжай домой! Но ноги отказывались прислушиваться к доводам разума и продолжали топтаться на месте.

Дверь отворилась и появился тот, кого не следовало ждать, от кого надо было бежать со всех ног, потому что ничего кроме страданий принести ей этот человек все равно не мог. Повторилась та же процедура: восторженные возгласы поклонников, вручение букетов и подарков, вежливые улыбки звезды и торопливые росписи на фотографиях и театральных программках.

Выйдя из театра, Егор сразу заметил знакомую рыжую шевелюру, словно неожиданно солнце вышло из-за горизонта, неся с собой хорошее настроение и снимая усталость. Девушка подошла к нему последней и робко протянула программку сегодняшнего спектакля с его фотографией и надписью «Жизель».
- Подпишите пожалуйста, - попросила тихо и скромно опустила глаза.
Егор подписал, сунул ручку в карман и, неожиданно схватив девицу за руку, потащил к такси, ожидавшем его напротив главного входа.
- Пошли скорей, пока вся толпа не бросилась за нами.
- Куда?
- В такси.
Растерянно хлопая глазами, Варя семенила за ним, зажав в ладони и прижимая к груди листок с автографом.

Он впихнул ее на заднее сиденье машины, бросив ей на колени полученные от поклонников букеты цветов, сел рядом, и такси тут же рвануло с места, оставив за спиной растерянных фанатов. Никто из них не смог бы припомнить, чтобы их кумир уезжал из театра не один.
- Я думал ты таким странным способом решила вручить мне список вопросов для интервью, - сказал Егор, скосив глаза на журналистку, - а ты почему-то автограф попросила. Более подходящего времени было не найти, пока в театре были?
- А я в роль вхожу, - ответила Варя, оправившись от растерянности, - решила почувствовать себя твоим фанатом. А куда мы едем?
- Сначала тебя домой завезем. Темно, поздно, а тебя, как я понял, проводить некому. Так что говори адрес.
- А меня и не надо провожать, - фыркнула с вызовом девушка, - я вполне взрослая и самостоятельная.
- Это я уже заметил! – улыбнулся Егор с интересом рассматривая свою рыжую спутницу.
Договорившись с водителем заехать по новому адресу и завезти девушку домой, какое-то время ехали молча. За окнами машины мелькали расцвеченные гирляндами фонарей ночные улицы города. Пробок в этот поздний час на дорогах уже не было, тротуары опустели. Только группки веселой молодежи, предпочитающей ночные развлечения, попадались то там, то тут.

 – Опять была на спектакле? – спросил Егор.
- Да! – Варя не смогла сдержать восторг. – Это так здорово! Ты обалденно, невероятно талантлив!
- Я знаю, - кивнул он без тени улыбки. – В интервью можешь написать, что я самовлюбленный нарцисс.
- Ты не нарцисс! Просто ты знаешь себе цену. И это не самоуверенность, а нормальная, адекватная уверенность в себе. У тебя для этого есть все основания! То, что ты творишь на сцене, завораживает! Это так прекрасно, что невозможно глаз оторвать!
- Чшшш, умерь свой пыл, Аномалия, - усмехнулся Егор, - а то я решу, что ты собираешься возглавить мой фан-клуб. А ведь кто-то недавно говорил, что у меня звездная болезнь.
- Я была не права! – честно призналась Варвара. – За это время я намного лучше узнала тебя, посмотрела, как ты репетируешь, как выкладываешься на каждом спектакле. Ты не только талантливый, но еще и очень трудолюбивый, целеустремленный, искренний…
- Варь, - Егор неожиданно взял девушку за руку и осторожно сжал ее хрупкие пальчики, и она замолчала на середине фразы, подняв на него удивленные глаза, - ты вроде как теперь моя коллега, успела погрузиться в театральную жизнь и должна уже понять: то, что ты видишь на сцене – это игра, а не настоящая жизнь. Я не граф Альберт и не принц Дезире. Просто я артист и умею хорошо притворяться. Мне очень приятно, что тебе нравится балет, это прекраснейшее из искусств, но не стоит поддаваться иллюзиям. Я думаю, что не нужно показывать зрителю изнанку этой красоты, она совсем непривлекательна. Ты хоть раз видела ноги балерины вблизи, а не на сцене? Страшное зрелище! Мышцы, мозоли, деформированные суставы, узлы вен… А сколько балерин в погоне за низким весом стали пациентками клиники неврозов? Сколько было попыток самоубийства на этой почве… Ну зачем об этом знать зрителю?
 
- Ты зачем это говоришь? Пытаешься подвести почву под отказ от интервью?.. – в голосе девушки задрожала обида и она вытащила руку из теплой ладони своего спутника.
- Не знаю… Наверное… Я не хочу тебя обижать, но и подводить не хочу. Ну что я могу рассказать о себе? Что мне каждое утро необходимо минимум час провести у станка, прежде чем я почувствую себя полноценным человеком? Что у меня, как у наркомана, давно сформировалась зависимость от ежедневных физических нагрузок, и я без них не могу? Что вот уже десять лет за кулисами меня поджидают ревность, зависть, а то и злоба? Зачем это знать твоим читателям? Они же будут разочарованы.
- Но ты же обещал…
Фраза эта прозвучала в устах девушки так жалобно, что он тут же вспомнил Аниту, и чувство вины захлестнуло его до боли в сердце, до комка в горле. Как же ему не хотелось разочаровывать ни родную и безумно любимую сестру, ни это рыжее очаровательное создание! Но он не принц на самом деле, не принц, а…
- Ничего я не обещал! Я дал слово, что почитаю список твоих вопросов, а ты пока мне никаких списков не принесла. Но раз уж ты так настаиваешь, то я мог бы рассказать об истории создания той же «Жизели» или «Лебединого озера». Кстати, ты знаешь, что первая постановка «Лебединого озера» провалилась? Я об этом могу часами рассказывать, там столько интересных нюансов! А вот о личном…
- Дом номер шестнадцать, - голос водителя отвлек обоих и заставил посмотреть по сторонам. Они подъехали к Вариному дому. – Какой подъезд?
- Остановите у второго подъезда, пожалуйста.

Такси притормозило возле второго подъезда длинного блочного дома. Девушка, явно обиженная и расстроенная, стала выбираться из машины.
- Варь! – Егор следом за ней щелкнул дверным замком, приоткрывая дверь, и протянул девушке букет цветов. – Возьми пожалуйста и не обижайся. Ты ж талантливая журналистка, придумай какую-нибудь тему о балете, но так, чтобы не было ничего личного. Тогда я тебе помогу.
- Так весь смысл в том, чтобы показать личность в балете, - ответила Варя, беря в руки букет гладиолусов и поднося их к лицу.
- А ты покажи балет через разные личности. У нас же целая труппа талантливых артистов. Расскажи про других. Читателю это тоже будет интересно. Ну пока, Аномалия, еще увидимся! – помахал ей рукой и спустя секунду такси скрылось за поворотом улицы.
Варя еще постояла, уткнувшись лицом в нежные ароматные лепестки и с трудом сдерживая обидные слёзы, а потом медленно пошла домой.
Егор рассеянно смотрел в окно на проносящиеся мимо вереницы домов. Редкие окна горели в них теплым призывным светом. Кто-то кого-то ждал за этими окнами. А его не ждал никто. Только малышка Анита, запертая неизвестно где подлыми и низкими людьми, мучилась от бессонницы и ожидания чуда. Она верила, что старший брат совершит чудо и вызволит ее из лап этих уродов, потому что он принц Дезире. Сражаться со злом и побеждать – его прямое предназначение. И даже она, Анита, не знает, не понимает, что на самом деле он – обыкновенное ничтожество, а вовсе не принц. Вот и эта милая рыжеволосая девушка видит в нем принца…

Где-то в глубине души появилась привычная горечь. Он завидовал обычным людям, которые только приходили в театр, отрываясь от своих простых, бесхитростных дел, чтобы полюбоваться на сказку, которую он для них создавал. Они могли со спокойной совестью мечтать, представляя себя на месте героев спектакля. И эти фантазии приподнимали их над обыденностью, окрыляли, делали лучше. А он… Каждый день надевать костюм принца, зная, что на самом деле ты не принц, и не заслуживаешь и десятой доли тех восторгов, что дарят тебе зрители. Егор тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла.


У Фёдора день не задался с самого утра. Он поговорил в театре и с худруком, и с главным балетмейстером, но ничего нового не узнал. На него свесили еще одно дело о квартирной краже. Раскрыл он ее, что называется, по горячим следам. Но несомненный успех не принес никакого удовлетворения. Оказалось, что небогатую семью водителя автобуса и воспитательницы в детском саду обворовал единственный сынок – подросток. «Свет в окошке» и «надежда семьи» обчистил родителей ради айфона последней модели. Уж очень ему хотелось выглядеть крутым перед своими одноклассниками! А капитан Денисов, глядя на этого шестнадцатилетнего переростка, почувствовал приступ тошноты. Вот откуда в хорошей, любящей семье берутся такие уроды?

В довершение ко всему, заехав по пути домой в супермаркет, он наткнулся на свою бывшую жену. Они чуть не столкнулись металлическими тележками с продуктами между рядов с колбасными изделиями. Он растерялся и пробормотал «Привет!», а она сделала вид, что не узнала его. Все правильно, Лена выполняла его же просьбу забыть о его существовании, вычеркнуть из жизни те два года, что они прожили под одной крышей. Но на душе отчего-то стало совсем скверно и муторно. Захотелось напиться, и Фёдор не удержался, завернул в отдел алкоголя и купил бутылку водки.

Вернувшись домой, он выставил «Столичную» на кухонном столе и долго ходил вокруг нее кругами, борясь с искушением. А потом махнул рукой и достал рюмку. Горький вкус и разливающееся по организму тепло после первого же глотка не убрали неприятный осадок в душе, но хоть как-то маскировали его. Он закусил приготовленным сестрой ужином и погрузился в неприятные воспоминания, от которых до сих пор сжимались кулаки и хотелось скрипеть зубами.
Ленка была очень красивой, умной и целеустремленной барышней, за которой он бегал целый год, забывая обо всем на свете, даже о любимой работе. Он был счастлив, когда они поженились, и необыкновенное состояние полета, когда он спешил домой со службы, не оставляло его целых два года. А потом он узнал про Лену и про своего лучшего друга Димку, с которым вместе учился, а потом и служил в одном подразделении.

Теперь он точно знал, что у предательства вкус тухлой болотной грязи, от которого не избавиться, как не старайся. Он подал на развод, вернулся в квартиру родителей, где жила в одиночестве Варя, и перевелся в другое отделение полиции. А бывшую жену и бывшего друга попросил вычеркнуть его из их жизни навсегда. Он и сам попытался сделать то же самое, но память периодически устраивала ему сюрпризы, заставляя переживать все заново. И помогала тут только горькая, чего Варежка никак не могла понять и ругала брата.

С тех пор Денисов частенько подумывал о том, чтобы уйти со службы, потому что терпеть мерзость и низость человеческих поступков было все труднее год от года. Он резонно опасался, что, если так и дальше пойдет, он однажды сопьется, превратиться в конченного алкоголика. И его погонят со службы с позором за нарушение дисциплины. Но что-то удерживало, и он всякий раз откладывал написание рапорта на увольнение.


Варя осторожно повернула ключ в замке, изо всех сил стараясь сделать это тихо, чтобы не разбудить брата. Но когда открыла дверь, Фёдор, уперев руки в бока и сурово сдвинув брови, стоял посреди коридора.
- Ну, - произнёс он, - надеюсь этот тип проводил тебя до дома?
- Какой тип? – растерялась Варя.
- С которым ты болтаешься неизвестно где допоздна, который подарил тебе этот букет.
- А-а, - девушка посмотрела на цветы в своей руке и безразлично пожала плечами, - нет никакого типа, а букет мне достался случайно и предназначался вовсе не мне.
- Варежка, мне совсем не нравится, что ты так поздно возвращаешься одна. Знаешь, сколько всякой мерзости творится в нашем городе под покровом ночи? Грабежи, убийства, изнасилования.
- Федь, не надо меня пугать, пожалуйста! Ты же знаешь, что я подрабатываю в театре, а спектакли заканчиваются довольно поздно.
- Тогда лучше и правда заведи ухажера какого-нибудь. Пусть провожает тебя домой. Мне спокойнее будет.
- Какого-нибудь, Феденька, мне не надо! Я и сама за себя постоять сумею, так что не беспокойся. Ты же сам дал мне баллончик с перцовым газом.
- И где он? – строго спросил Фёдор.
- Сейчас! – Девушка сунула ему в руки букет и принялась рыться в объемной сумке. Минуты через три с радостной улыбкой на губах извлекла на свет божий газовый баллончик. – Вот он!
- Угу, - ворчливо буркнул брат, - за это время преступник успеет тебя и ограбить, и изнасиловать, и убить. Я ж говорил, что баллончик надо держать под рукой! Варежка, ты и есть Варежка.

Варя забрала у него из рук цветы и пошла искать во что бы их пристроить. Достав из шкафа хрустальную вазу, поставила в нее букет и отправилась на кухню, прижимая вазу к груди. Стебли гладиолусов мешали смотреть вперед, поэтому передвигалась Варя наощупь. Когда остановилась у кухонного стола и поставила на него букет, глаза ее удивленно округлились: на столе стояла початая бутылка водки и пустая рюмка, на блюдце рядом сиротливо скучал одинокий кружок соленого огурца.
- Федь, ты опять за старое? – девушка подняла на брата осуждающий взгляд, тот смутился.
- Нет никакого старого! Просто решил выпить. Не имею права?
Варя налила в вазу воды из-под крана и поставила на середину стола, потеснив бутылку к краю.
- Что случилось? Опять видел свою бывшую?
Федор неопределенно пожал широченными плечами и засунул руки в карманы тренировочных штанов, в которых ходил дома. В майке с веселым смайликом на груди, которую ему подарила Варя на прошлый Новый год, он смотрелся трогательно, даже забавно. Такой большой и сильный, но очень ранимый.
- Видел, мимолетом правда. Цветет и пахнет, скользнула по мне взглядом, точно я ей совершенно незнаком.

Федя сел за стол и принялся бессмысленно крутить в пальцах пустую рюмку. Выражение лица у него было мрачнее тучи. Варя присела на соседнюю табуретку.
- Федь, ну ведь уже два года прошло, пора бы уже забыть или хотя бы оставить в прошлом, - произнесла она тихо, с сочувствием глядя на брата.
- Да я оставил, оставил, Варежка. Только так тошно на душе, что хоть плачь. На работе одна чернуха: пьяные драки, воровство, поножовщина, проституция, наркомания. Иногда смотрю вокруг и думаю: есть в этом мире что-нибудь прекрасное, заслуживающее того, чтобы ради этого жить? И выходит, что нету… - Он потянулся за бутылкой, но Варя быстро убрала ее в кухонный шкафчик и поставила перед братом чайную чашку.
- Давай лучше чайку попьем, братишка.
Пока закипал чайник, Варя накрыла на стол, достав из запасов собственноручно сваренное клубничное варенье и коробку конфет.
- Федь, а давай сходим с тобой на балет в театр. Там такая красота!
- Где, в театре? – недоверчиво хмыкнул Фёдор. – Нет там никакой красоты, один обман. Вон в этом театре «Кабриоль» балерины пропадают одна за другой, а всем на это наплевать. Я который уже день обиваю порог этого театра, опросил уже всех, даже уборщиц и сторожей, а информации о пропавших ноль. И главное, ёжкин кот, все мне врут! Нутром чую, что врут, а добиться правды не могу. Так что и твой театр – это сплошное враньё.

- Да что вы сговорились что ли?! – воскликнула Варя с возмущением и запустила ложку в банку с вареньем. – Один отказывается давать интервью, потому что, видите ли, изнанка балетной жизни слишком непривлекательная, чтобы о ней говорить. Второй взялся за горькую, потому что ему правду не рассказывают. Идите вы все знаете куда?..
- Куда? – Фёдор с удивлением смотрел, как разбушевавшаяся сестрица уминает варенье прямо из банки.
- Спать! Поздно уже. И знаешь, что я думаю? Если тебе люди правду не говорят, значит ты у них доверия не вызываешь.
Она поднялась из-за стола, облизала ложку, сунула в раковину грязную посуду и вышла из кухни, оставив растерянного брата одного. А про себя думала: вот и ты, Варенька, у некоторых не вызываешь доверия, если в интервью тебе отказывают. Хреновая из тебя журналистка получилась.

http://proza.ru/2021/09/17/1674