Регата

Регата

Вот интересно. В гробу полежать бы сейчас. Какие мысли придут? Сейчас.

Давно, в детстве, у моего деда Кирилла, брата моего деда. На Полесье. Нас всех лупил он нещадно и не любил. Такой уж он был. Нелюдимый  был. С войны.  У него был гроб. Огрмный. Самолично сработанный. Из досок. Не габляваны. Дед большой мастер был. Что касалось хозяйства и жизни в деревне. Летом, кряктя, дед медленно выносил гроб на улицу. Чтобы проветрился. Затем садился рядом на тоже личносработанный слончык, доставал круглую серебряную коробку с самосадом, сворачивал козью ножку и молча пускал дым-ладан в небеса, давая понять туда, наверх, что скоро. Очень скоро.

А мы ,  малые, когда он куда уходил по делам, проникали к деду во двор. Гроб стоял открытый на длинной дубовой лаве под навесом. Мы с братом залазили в гроб, усаживались поудобнее , как в каноэ-двойке, и плыли в дали дальние. Кругом коварные заросли и кровожадные индейцы.  Полноводная  Миссисиппи несёт пароходы и лодки. Тысячепудовые сомы шевелят усами в глубине. Америка! А все потому, что кино про Тома Сойера мы уже посмотрели. И где-то страшный индеец Джо ждал нас внизу по течению. И наверняка клад нас заждался. Уж накупим всего разного.
Разбогатеем!

Мы лихо уходили от  погони. На перекатах нас трясло , мы фыркали от брызг.
Не догонишь!

Приключение заканчивалось, когда из дома медленно выходила жена деда Кирилла, вторая жена. Он ее из Западной Беларуси привез. Черная. В черной споднице. Черной хустке и черном каптанике.  Необыкновенно красивая . С черными глазами.
Опять вы тут?
Ступайте, ступайте, дамавина не цацка. Вот деду скажу, Ён вам вушы накруціць.

Наша регата заканчивалась.  В саду у деда начинали падать огромные сладкие груши. И разбивались в кашу. Тучи ос тут же начинали нескончаемый пир. Пахло сладким сиропом.

Когда дед помер, домовину оббили синим ситцем в белые цветочки. Была осень. Дождь просто висел вокруг и везде. Полесская погода.
По дороге до моглиц все шли тихо за возом.
Сивы дед Кирилл лежал в гробу и не улыбался.  Коньми правил дядько Валё Куцькоў. На его картузе висели крупные капли дождя. И под носом. Дядько Валё плакал.
Процессия медленно прижималась и шла вдоль забора. Идти за гробом не предоставлялось возможным,  по причине грязи. Улица превратилась в сплошную реку грязи.

Река грязи. Последняя регата моего деда Кирилла.

Умер товарищ.
Стою на складе бюро ритуальных услуг.
Сотни гробов. На любой вкус и кошелек.
Наверное, чтобы лучше принимали там. Наверху.
Только синего, дедовского,  в цветочек, совсем не вижу.


Мои уши горят, как будто  их вчера накрутил дед Кирилл, застав нас с братом,  разбиравших крупнокалиберный патрон.  Порох, он ведь красиво горит.
И почему дед так не любил нас?