Возвращение

2016г. 


Sail away my little sister
Sail away to the other side
Sail away my little sister
Sail away far into the night

Sirenia: The Other Side


     Синоптики обещали ясную погоду, но на западе, явно замышляя что-то недоброе, собралась стая вымазанных сажей туч с подпаленными заходящим солнцем боками. Лилит не сводила взгляда с горизонта и продолжала идти вверх по вытоптанной в снегу дорожке. Сегодня ей пришлось задержаться в библиотеке, так как профессор Линдберг задал сложный реферат по Вендельскому периоду, и Лилит вместе с однокурсниками украинкой Ольгой Рудык и грузином Леваном Гонгадзе (она считала, что должна непременно держаться поближе к другим студентам-иностранцам) после окончания лекций отправилась в читальный зал университетской библиотеки.
     Работа над рефератом продвигалась медленно, так как Леван постоянно отвлекал девушек анекдотами и щипал Ольгу за мясистые руки, от чего та каждый раз с визгом подскакивала. Фрау Берг, дряхлая библиотекарша, с ног до головы изборожденная мелкими морщинками, то и дело цокала и буравила неугомонную троицу хищным взглядом из-под круглых очков. Девушки прятались от этого всевидящего ока за стопками книг и отчаянно пытались сосредоточиться на конспектах, но Леван не оставлял им ни единого шанса.
     Ближе к трем часам Лилит начала беспокойно ерзать и поминутно поглядывать на часы.
     - Чего ты волнуешься? - на ломаном русском проговорил Леван.- Я тебя провожу!
     - Спасибо, не сто'ит,- Лилит взглянула на Ольгу, от чего та густо покраснела, и начала собираться.
     До своей остановки Лилит добралась только к половине пятого – транспорта как назло долго не было. Чтобы попасть в общежитие, ей еще предстояло пройти два квартала по узкой дорожке, ловко изворачивающейся между рядами стоящих как на посту по стойке "смирно" голых деревьев и обмякших кустов сирени. Говорят, весной эта тропа прямо-таки горит лиловым пламенем и дымится дивным ароматом цветов. Лилит не успела застать эту пору, так как приехала в конце августа, к началу учебного года. Но уже с первых заморозков с нетерпением ждала наступления весны. Ей, выросшей на благодатном юге, трагически не хватало солнца. Она всем сердцем ненавидела колючие свитера и шарфы, шерстяные шапки и носки, которые ей приходилось носить. Утратившее золотистый оттенок загара тело требовало свободы и неистово бунтовало: покрывалось сыпью, зудело и задыхалось под множеством слоев одежды. И вместе с тем разве не была странной ее необъяснимая, магнетическая тяга к этой далекой северной стране?! Лилит даже хотела написать об этом в своем заявлении на стипендию. Но потом, передумала. Конечно, никто бы ей не поверил. Впрочем, она никогда не стремилась к всеобщему пониманию или сочувствию. Это были глубоко личные воспоминания. С самого детства. Сколько она себя помнит.
     А все началось с огромного ледяного зала. С застывших в движении причудливых фигур. С плетеных узоров, змеями вившихся вокруг горделивых стел. С зеленовато-голубых искр, слетающих с остриев сосулек, что свисали с потолочных сводов, точно драгоценные подвески. С изумрудного трона, на котором, утопая в роскоши собственного праздничного убранства, восседал древний старец с длинными седыми волосами и густой вьющейся бородой. Его голубые глаза были покрыты такой же непроницаемой ледяной коркой, как и все вокруг. Но стоило Лилит вступить на порог хрустального зала, как они мгновенно оживали, начинали мерцать, точно звезды в мертвом небе. Кряхтя и охая, он тяжело поднимался со своего трона и, словно гигантские крылья, разводил руки в стороны. Недоумевая от внезапно накатившейся радости, Лилит бросалась к нему навстречу. Она неслась по хрустящему полу, спотыкалась о ледяные выступы и изрытые поры, падала, поднималась и снова бежала навстречу раскинутым объятиям…
     Тут воспоминание обрывалось – резко, со звоном, словно струна во время исполнения музыкального произведения. Превращалось в сон, застывало на окнах замысловатым узором, растворялось в клубах дыма еще не до конца растопленной дровяной печки, и вот уже маленькая Лилит бежит босиком по холодному паркету к матери, чтобы поведать ей о своем видении. Правда рассказ получается коротким, ведь она тогда только училась говорить:
     - Мама! Мама! Там – о-о-о-о!
     Образы эти часто повторялись. Они жили своей собственной жизнью и были вольны выбирать время и место для своего появления: на детской площадке, во время ужина, на праздновании дня рождения, в парке на прогулке. Лилит захлопывала глаза, будто запирала дверь изнутри, чтобы никто не смог увидеть то, что видит она, и проваливалась в забытие на несколько минут, в течение которых невозможно было ее добудиться – ни щипками, ни пинками, ни окриками, ни даже пощечинами.
     И так каждый раз.
     Врачи подозревали нарколепсию, и даже назначили ей стимулирующие препараты, которые должны были уменьшить дневную сонливость. Но лечение не помогало. Она продолжала видеть один и тот же короткий сон: ледяной зал, воинственного короля на хрустальном троне и себя, отчаянно пытавшуюся добежать до его раскинутых объятий.
     Видения прекратились также внезапно, как и начались – тогда Лилит было лет пять-шесть. Но ощущения потерянности, недосказанности, необъяснимой тоски и тревоги заклеймили ее на всю жизнь. Она была уверена, что найдет ответы здесь, в Уппсале, но город безмолвствовал. Не хотел говорить с ней. Не слышал ее. Не смотрел. Не подсовывал подсказки и не посылал знаки, которыми в свое время изобиловал ее родной город. И тогда Лилит сдалась. Решила выкинуть из головы всю эту суеверную дребедень и просто сосредоточиться на учебе. Получить степень магистра и вернуться домой. А для этого в первую очередь нужно было добраться до общежития и подготовить реферат к завтрашнему дню.
     Хотя…
     Кого она обманывает?! Ей нужен был этот чертов реферат, чтобы хотя бы на пару секунд попасть в поле зрения молодого профессора Эдвина Линдберга. В свои тридцать с лишним лет он был красив до неприличия и сложен (нет, не как Аполлон по вполне понятным географическим причинам), как Тор на картине Винге. Разве этот мифический бог обратил бы внимание на Лилит? Разве заметил бы ее среди толпы влюбленных в него студенток?
     Эдвин Линдберг…
     Он мог бы сниматься в фильмах в роли супергероев и спецагентов. Он мог бы рекламировать нижнее белье или стать рок-звездой. Но он выбрал карьеру простого преподавателя, чтобы на лекциях и в коридорах мозолить Лилит глаза, всем своим видом напоминать ей о том, что она никогда не будет принадлежать их миру, и день за днем лишать ее смысла жизни. Или наоборот – предавать ее жизни смысл. Лилит пока еще не решила. Возможно, она поразмыслит над этим после того, как закончит реферат…
     Хрум!
     Под ногой что-то хрустнуло, и Лилит по щиколотку провалилась в снег. Ей едва удалось удержать равновесие и не свалиться в сугроб. Образ Эдвина Линдберга лопнул, как мыльный пузырь, и вместо него возникла бескрайняя снежная ширь с растушеванными туманом границами. Аккуратные типовые застройки, еще секунду назад нависающие над дорогой, растворились в бледном воздухе, как куски коричневого сахара в чашке с молоком. Исчезли и сама дорога, скелеты деревьев и кустов, фонарные столбы, паутина электрических проводов и вся проезжая часть вместе с припаркованными на обочине автомобилями.
     Лилит медленно выпрямилась и с недоумением оглядела глухую пустоту вокруг себя. Неужели заблудилась? Но ведь она все время шла прямо, не сворачивала с протоптанной дорожки. Бывало, по рассеянности она проезжала нужную остановку, иногда забывала дома конспекты и мобильный телефон. Но чтоб не заметить, как опускается на город туман и как дорогу под собственными ногами заносит снегом – такое было с ней впервые. Возможно, в какой-то момент она просто сошла на обочину и попала… куда же она попала?
     Небо над головой дрогнуло и раскроилось по швам. На мгновение оно озарилось матовой вспышкой, и словно перья из вспоротой подушки вниз полетели крупные ажурные хлопья. Почти у земли их подхватывал ветер и швырял обратно ввысь, раскручивая вокруг Лилит неуклюжую воронку. Снежинки колючими мошками облепляли ей лицо, руки, одежду и забирались за ворот. С трудом развернувшись, она попыталась сделать несколько шагов, в надежде найти знакомую тропу. Ей пришлось прокладывать свой путь сквозь высокие сугробы, ломающиеся под ногами, словно сухой зефир. Она разрывала собой клейкую пленку тумана, плечом наваливалась на встречный ветер и как могла уворачивалась от снежных комьев, что чья-то невидимая рука срывала с призрачных вершин и бросала прямо в нее.
     Лилит прошла около десяти метров, но устала так, будто несколько часов карабкалась на высоченную гору. Она остановилась, чтобы перевести дух. Потянула за душившие горло кольца шарфа, приподняла сползшую на глаза шапку. Вдруг мимо нее по посыпанной реагентами асфальтированной дороге на фоне многоэтажек, выплывших из тумана, словно дохлые рыбы на поверхность мутного озера, промчался красный автомобиль. Лилит успела заметить водителя - мужчину в кожаной куртке, и сидящую рядом с ним полную блондинку. Из окна заднего сидения высунулись девочки-близняшки и скорчили смешные рожи. Лилит улыбнулась и помахала им в ответ. Но движения ее были плавными и мягкими, как в замедленной съемке. Она с изумлением посмотрела на свои руки, потом проводила взглядом ныряющий в белую волну тумана автомобиль. И тут же здания начали обрастать гигантскими деревьями. Длинные костлявые ветви пронзали насквозь кирпичи и разбивали вдребезги окна, а могучие корни втаптывали глубоко в землю бетонный фундамент и ленту асфальтированной дороги.
     Лилит в ужасе бросилась бежать. Вперед, все дальше от наступавшего на пятки леса. Небо низко нависало над ней безупречно-белой простыней. Не было на нем ни солнца, ни луны, ни звезд. Откуда-то сверху послышался пронзительный крик воронья, и над головой пролетели две огромные птицы. Их черные крылья исполосовали белую ночь. Лилит упала навзничь прямо в ледяное пламя, прикрыла голову руками, и закричала что есть силы. Но крик ее был тише шепота. Она даже сама не услышала собственного голоса. Будто в воздухе не было… воздуха, и не было колебаний.
     И снова до нее долетело эхо вороньего крика, а вместе с ним – чьи-то далекие отрывистые голоса. Ей показалось, они произносят ее имя. Возможно ли такое?
     Теперь шепот звучал где-то внутри нее. В голове. В ушах. Во рту. Она тихо произнесла слова, смысл которых едва ли могла понять.
     - О, великий вэттэ, Оттар, сын Эгиля! Мой отец и господин! Я шла… я иду…. я пришла… Отвори врата своего четога...
     Она закрыла глаза и…
     …разве она закрыла глаза? Да нет же! Она их только что открыла. Распахнула широко – как только могла. Яркая вспышка света острым лезвием полоснула ее зрачки. Из-под ног выскочил и растянулся на многие метры ледяной пол – чистый и прозрачный, словно зеркало, выросли покрытые плетеными узорами стены, с неба повисли хрустальные светильники, источающие зеленовато-голубое сияние. Лилит увидела свое отражение в стенах зала, и это отражение… улыбалось ей. Оно встало с колен. Выпрямилось и поправило измятую и промокшую одежду. Сняло шапку, размотало шарф и пригладило волосы. Потом медленно развернулось, и Лилит увидела вдалеке под горбом арки на высоком постаменте изумрудный трон и сидящего на нем старца. За столько лет он совсем не изменился. Все та же благородная осанка, роскошные одеяния, длинные белоснежные волосы и борода, и суровый взгляд. Но стоило старцу увидеть гостью, как густые брови тут же открыли взору его добрые по-отечески ласковые глаза. В воздухе запахло сиренью. Лилит жадно набрала в легкие как можно больше сладкого аромата. У нее даже закружилась голова.
     Она все вспомнила. Все вспомнила.
     Старец поднялся с трона и раскинул в сторону могучие руки-крылья. Лилит улыбнулась, еле сдерживая слезы, и не спеша пошла к нему на встречу.