Мак Маг. Дом напротив, гл. 6

- Ранним утром я услышала, как Рем поднялся с кровати. Держась на одной руке, долго смотрел на меня, в моё закрытое лицо.
Я чувствовала, что он, наверное,  любуется мною и не смела, открыть глаза.
Скрипнули половицы, Рем неслышно одевался.
Сквозь веки на меня упал свет от отдёрнутого в шторах окна, парень смотрел на улицу, в сторону своего дома.
Потом я услышала звяканье ключей, оставленных на столе.
Я сумела подглядеть сквозь сомкнутые ресницы за ним. Рем оглянулся  в самых дверях и вышел.
Я была на ногах спустя полминуты. Бросилась в душ и долго отмывалась.
Вернулась. Вместе с ключами лежала записка.
Ее содержание говорило о том, что мне разрешено прийти когда угодно к Рему-соседу в гости. И это очень даже желательно было для него.
Рем передавал – нам следует жить вместе.
«О, да!»
Одна стойкая мысль преследовала: нужно было закончить все, все, все отношения, немедленно, с этим соседом любым способом. Нужно было объясниться, нужно было расставить все точки над «i».
Но сами эти«i», прежде всего, были в моей голове разбросаны, рассеяны.
Разобраться в самой себе, в пёстрых ощущениях своих, навязанных видимо фантастикой близлежащих домов нужно было в первую очередь.
Я же, напротив, начинала верить, что это правда: союз домов, союз наших душ…
Наспех позавтракав, направилась в дом Рема.
Он ушёл, я видела. Точно ушёл.
Он регулярно куда-то уходил даже в выходные дни.
Куда? Не важно.
День обещал быть солнечным.
Терпкий воздух, овевающий павшую листву, пытался кружить под ногами, когда я пересекала дорогу, кололся, рельефно разделял  наши жилища, наши сущности, пытаясь вразумить меня.
Ключ подошёл, я переступила порог.
Свет из больших окон прихожей, блеск соснового паркета, обстановка мебели светлого дерева, переливающаяся лаком ясного вяза  благодушно приветствовали меня.
Я прошлась по первому этажу, заглядывая во все углы и не находя хоть йоты доказательства, что внутри дома соседа что-нибудь перекликалось с моей обстановкой моего дома.
Даже настроение было не таким – в этом соседском доме. Оно пересекалось множеством незнакомых мне смоляных запахов, например, запахов чужой обуви, одежды.
Я серьёзно стала обдумывать идею, что меня обманули. Обманули тысячу и один раз.
Никакого сопереживания, обобщения между домами не было и не могло быть.
И между нами: не могло быть.
Я присела на стул возле зеркала и смотрела на своё отражение.
Одна ночь так много изменила мою внешность. Будто мне пришлось вытерпеть несколько дней в темнице, без еды и воды – так истощена я себе, казалась.
Ничто не подсказывало мне о вере в теорию, выдуманную соседом. Мистика.
Мои клятвы о расправе с ним, увы, также были безысходны.
Не понимая, чем может все закончится – этот день даже, я поднялась на второй этаж.
И вот здесь меня поразил беспорядок. Он был подобен моему беспорядку.
Также расставлены стулья невпопад.
Один из них лежал на боку у широкого запылённого шифоньера, который также можно было спутать с моим.
Стол, стопка книг, тряпки в углу, небрежно  свёрнутый ковёр у стенки. Коричневая ваза «Венеция» в художественной росписи.
У меня закружилась голова, я присела.
В одном из ломаной двускатной крыши находились хозяйственные шкафчики. Некоторые из них оставались без лотков, иные – заперты.
Я поднялась и выдвинула первый попавшийся из них.
Свеча, спички, листы чистой бумаги, миниатюрное «Евангелие» увидела.
Вынула все это, перелистала книгу.
Подошла к подоконнику единственного окна, которое смотрелось  на мой дом, поставила парафиновую свечу, зажгла ее, положила «Евангелие».
«Возможно, - думала я, - этот человек пользовался, может быть, какими-то заговорами против меня, чтобы, в конце концов, получить желаемое. Что же он читал такое?»
Я ещё раз пролистала книгу, но не нашла как-то особенных или потрёпанных страниц.
Свеча горела спокойным длинным пламенем.
Ровно посредине на тонком стебле ее вдруг вырисовалась капля и застыла.
Я думала: сколько времени пройдёт, чтобы огонь добрался до неё и испарил.
Вспоминала дикие непонятные слова Рема, которые он говорил ночью:
- Я отучу вас чувствовать меня, и тогда вы увидите мою истинную красоту.
«Неужели он думал, что я нахожусь в таком полном беспамятстве, чтобы не запомнить это?»
- Может быть, - шептал он, щекоча моё ухо плевками дыхания, - может быть, это связано с духами наших домов… Может быть, с духом одного дома: моего или твоего… Но один без другого не умеет существовать. Это так…
Эти чуждые слова мне будто были приятны?
Будто говорили обо мне же чем-то ласковым, близким, эгоистическим, что жило во мне и желало слышать ту похвалу?
- Может быть, - говорил Рем, держась на своём предплечье за моей спиной, - может быть, это связано с прежними нашими жизнями?
И это тоже внушало мне доверие, - чуждые слова, - идеалистически выдержанный холод, упрямо представленный мною между нами, - нелюбящим мужчиной и ненавидящей женщиной.
В этом все-таки что-то находилось?
Пламя свечи передо мной добралось до выраженной парафиновой капли.
Оно вспыхнуло вдруг, протрещало и погасло.
Я не верила глазам.
Маловесный дымок тонкой струйкой потянулся вверх, распыляясь и крутясь в чудных фигурах. Я пыталась что-то найти в них, какой-то подсказывающий опыт, образ. Но ничего не разглядела.
Снизу я услышала едва различимый голос:
- Ты здесь? – Это был голос женщины.
Поднялась, однако, не решалась сделать шаг, дабы не смутить неожиданную гостью скрипом досок моим ходом.
Внизу воцарилась гробовая тишина.
«Или показалось?» - Представила я и стала смиряться с этой мыслью, но вновь услышала голос женщины.
На этот раз, мне не удалось разобрать ни слова.
Однако он что-то сообщал. И то, что он передал, саму обладательницу возбудило и тут - раздалось рыдание.
Я не понимала: как, что делать?
«Видимо, это…»
Я не понимала, как поступить… Но рыдание только разрасталось и раздавалось повсюду там, внизу.
Я слышала, как женщина, бродившая там, снизу, перемещалась из одного конца дома к другому, ища что-то, быстрыми шагами.
- Перилл, ты здесь?! – Вскрикнула она и смолкла.
Я ощутила, что сделала шаг самостоятельный, и доска подо мной скрипнула.
- Перилл? Ты здесь? – Было сказано, и шаги незнакомки направились к восходящей лестнице, - я иду к тебе!
Меня объяла дрожь.
Я оглянулась по сторонам, прятаться было негде.
«Кто такой Перилл? Может быть, это фамилия Рема?
Ведь я ничего о нем не знала.
«Кто есть эта женщина?»
«Может быть, это его жена, любовница?»
- Да, - сказала я глухо бессознательно, инстинктивно придавая своему голосу животную уверенность, - да, но его сейчас нет!
Снова воцарилась тишина, в которой ни следа не существовало.
Это продолжалось некоторое время.
Мои суставы успели онеметь.
Я посмела ступить несколько шагов вперёд, к балясинам лестницы, ухватилась за перила и медленно опустила ногу.
- Перилл, - говорила я, - кто это? Рем? Это он?
Тишина.
Птица ударилась в окно. Плоский шум и боль крыла разнёсся по помещениям.
Раздался грохот и удар входной двери.
«Кто-то выскочил наружу?»
Мой ход стал быстрее. Я одолела уже половину спуска и когда ступила на пол фойе, увидела мелькнувшую тень в соседней комнате.
- Перилл, это кто? – Спросила я туда.
- Что случилось, Виолетта? – Из двери показалось лицо Рема, – что случилось?
- Это ты? – Изумилась я, - А где…?
- Кто?
- Женщина, которая звала Перилла?
- Кто Перилл? Кто такая женщина?
Рем несмелыми шагами двигался ко мне.
- Что у тебя в руке? – Спросила я, увидев тяжёлый свёрток при нем.
- Это заказ. Я принёс заказ. Это деталь для машины. Мне выточили его, наконец, сегодня. Что случилось же? – Рем отложил свёрток. Бумага разошлась, разбухла, но не выдавала предмета.
- Кто такой Перилл? – Повторила я вопрос, - кто? И что эта женщина делает в твоём доме?
- Я не пойму, Виолетта, - Рем расставил руки. В этом жесте было много правдоподобного, но и лжи – не меньше.
- Не смотри на меня так, Виолетта! Ты пугаешь меня! – Сказал он вполголоса.
- Если ты обманываешь таким способом, ты… - Мои глаза наполнились слезами.
Я не любила этого человека, но отдалась. Ошибочно, грешно. Я не испытывала к этому человеку ничто, но чувствовала боль. Я не хотела видеть этого человека, различать, понимать черт лица, но не могла не любоваться преступником - против меня.
Великая жалось к самой себе подкосила мои ноги. Я едва не рухнула на пол. Рем подскочил, принял меня.
- Да что же такое с тобой, такое...!? – Торопился он, заботливо перебирая мои волосы, снимая их, чтобы рассмотреть меня.
- Ты бледна, ты плохо себя чувствуешь так?
- Скажи, - требовала я высохшими губами, - кто ещё есть у тебя, кроме меня?
Да, Макс, в эту минуту я ненавидела себя.
«Зачем я задала это вопрос? Зачем? Мало интересующий вопрос. Какое мне дело до его женщин?»
Мне нужно было разобраться с ним, выкрутиться, найти причину раздора, разрыва? А я?!
А я плакала, как ни плакала при том факте, когда было впервые им совершено преступление против меня.
И только теперь, поздним притязанием, излишним, диким, невыгодным видом сдавалась полностью в его, ничтожную мужскую власть.
Сдавалась, вполне открывая все границы своей прозрачной души.
Бессильную меня, он потащил к дивану.
Усадил, побежал на кухню, гремел стаканами, лил воду, вернулся с полной чашкой жидкости.
- Пей!
- Что это?
- Что это? Вода!
- Я не стану. Итак, в таком странном положении с этими вашими домами, неизвестными именами... Ты лучше сразу признайся…, - твердила я о том снова, что абсолютно мне было безразлично, но я опять таки желала, желала слышать правду.
«Зачем?»
Рем погладил меня по лицу, проводя кончиками пальцев по губам.
- Дорогая моя, - сыпалось из его уст, - родная моя. Я так люблю, кажется, тебя.
Ты мне очень нужна…
Опять эти странные слова, не служащие ничем.
Изнутри - сонный вой неизвестной щемящей боли, и радость в моих и его глазах.
«Зачем все это?»
Потребовалось ещё полчаса, и ещё несколько времени, чтобы я успокоилась, определилась в стойких каких-то ощущениях.
Я сидела за столом, глядела в окно на разоряющиеся в листьях деревья.
Рем готовил завтрак.
Я слышала звук зажёгшегося газа там, стук сковородки о плиту.
- Ты что будешь-то? – Кричал он оттуда.
- Мне все-равно, - отвечала я тихо, - все-равно. Все-равно никуда не деться.
Я никогда не думала, что у меня будет такой мужчина, как ты: обманщик и вор.
Рем вернулся ко мне. Он не  слышал, что я сейчас говорила.
- Как ты? – Поинтересовался.
- Да, все в порядке. Не волнуйся, - улыбнулась.
Он подошёл, отирая руки полотенцем, пригнулся, прикоснулся к моей щеке.
- Все будет хорошо, - сказал. Забросил полотенце на плечо и снова ушёл готовить завтрак.
- Ты, знаешь, - слышала я оттуда вместе со скворчаньем сковороды, - я неплохо готовлю, да! Сегодня будет французский завтрак, хочешь?
- Французский завтрак…, - повторила я.
- Что? – Он не расслышал, продолжил, - это молоко, кардамон, белый хлеб и бананы. Вкусно, попробуешь.
- Перилл, - повторила я неизвестное имя, - кто же он ли она?
- А-а, да! – Слышала я из кухни, - никакой женщины здесь не было, чтобы ты знала. Ты ошиблась, наверное.
- То есть, - подняла я тон, - ты считаешь, что я ослышалась, что я глуха? Но я же не дура!
Рем выглянул из-за двери.
- Ты слишком часто повторяешь это выражение. И даром. Зря так характеризуешь себя.
- Я? Зря?- Посмеялась, - но как же: зря! – Возмущалась, кажется, полностью приходила в себя, - как же все это можно объяснить?!
- Что, милая, что? – Рем смеялся там. Я слышала. И это причиняло боль.
- Что?! Что, что, что? – Мой голос под ударами собственного такта повторяющихся вопросов угасал вновь.
Не существовало, нет – не существовало никаких обоснований моего подлинного настроения, переживаний моих. Все было не так, не то.
То, что было настоящим – удалялось, принимая удобные формы, уйти благополучно. То, что было ложным, вливалось, соприкасалось, оживало на моих плечах, наседало, прилипало к моей душе, осваивалось.
Рем вернулся с тарелкой и золотистым пахнущим блюдом на ней.
- Что, милая, что, дорогая? – спросил он, держа тарелку наперевес.
- Рем, скажи, - спросила я серьёзно, - это когда-нибудь кончится?
Парень пожал плечами, усмехнулся, присел, устраиваясь напротив.
- Что ж, - произнёс он, подавая мне вилку, - а это уже надо спрашивать у Перилла…

7