4. Назавтра

      Следующим днём, в назначенное время он снова был в больнице. Заглянув как обычно, сначала к медсестре, узнал от той, что врач остался осмотром пациентки, результатами анализов и остальных данных, весьма довольным, но на всякий случай оставил её до завтра.
– «Ещё два общеукрепляющих переливания ей не помешают» – были его слова. Дежурная сестра свекнула озорной улыбкой, показав два ряда прокуренных зубов: «Так что фрау Мольтер побудет с нами ещё немного».   
      Старушка полулежала, высоко выставив спинку кровати и устремившись взглядом в телевизор. Завидев Якоба помахала приветственно рукой, зазывая заходить и располагаться. Выглядела она как и вчера, неплохо. На ней была свежая больничная рубашка, волосы аккуратно зачёсаны назад и закреплены резинкой в хвостик. – Якоб засмеялся: «Вы сегодня выглядите на тридцать лет моложе. Если вы сделаете два хвостика в разные стороны, то станете похожи на девочку, заглянувшую сюда из детства».
      – Ах Якоб, вы снова бессовестно мне льстите, но спасибо за то, что развеселили. Как видите, я всё ещё здесь, правда доктор заверил, что завтра моя короткая больничная эпопея будет иметь окончание. Дома всё-таки лучше – там всё знакомо, там с каждой полки на меня смотрит прошлое, став настоящим. Родной диван, удобная кофейная машина. Не будет болеть шея, глядя в телевизор. Мои альбомы, книги. Милые остатки жизни. Обидно осознавать, что скоро всё выбросится на свалку. Думала, приедет племянник мужа, что-то возьмёт себе на память, поможет продать участок с старым домом, который стоит уже много лет заброшенным. Конечно, после смерти всё по закону отойдёт ему – он единственный наследник, но как  посмотрю, ему мои заплесневелые капиталы ни к чему.
      – А где живёт племянник, который никак не найдёт времени, чтобы до вас доехать?
      – Далеко, в Америке. Брат Ральфа, Эрвин, вернувшись в сорок девятом из плена, женился на девушке, с которой учился в институте. Они оба были инженерами-электротехниками по образованию. Их пригласили работать в гарнизон, который располагался в Дармштадте. Американцы хорошо платили, к тому же в их магазине разрешалось закупаться и вольнонаёмным немцам, а в этом магазине было всё.
      Ральф часто ругался с братом, называя того предателем – ведь американцы с англичанами были в нашем сознании тогда врагами. Это ведь англичане разбомбили город, подло прилетев ночью. Это по их вине погибли люди, наши родители, были стёрты с лица земли дома, театры, больницы, школы. Брат Ральфа из-за этого старался реже бывать дома, избегал встреч. Быстро женившись переехал жить в другое место, к жене, а через два года они уехали в Америку по приглашению. Американцы умели выискивать умных и полезных работников, давая им, однако, и хорошие места. Через десять лет у брата было уже полмиллиона долларов на банковском счету – не столько потому, что он много зарабатывал, а потому что они с женой обладали немецким расчётом и дальновидностью. После войны недвижимость стоила до смешного дёшево, и они вкладывали деньги в покупку и постройку домов, которые потом сдавали другим для проживания. Скрупулёзность в ведении дел, трудолюбие позволила им стать со временем очень богатыми людьми. Единственный их сын всё унаследовал. По видимому он не хочет себя утруждать поездкой на историческую родину – к тому же он еле владеет немецким языком и ему самому немало лет – уже за шестьдесят.
      Ральф с братом помирились через много лет. Времена поменялись, взгляды. Мой муж уже не был таким радикальным в суждениях по поводу Америки и американцев. Установилась редкая переписка, а в начале шестидесятых Эрвин приехал к нам в гости, да не просто так, а с дорогим сюрпризом. До Германии он добрался на комфортабельном теплоходе, в трюме которого покачивался предназначенный в подарок автомобиль. Шикарный, огромный «Бьюик». Мечта всех мужчин того времени. На нём брат приехал в Дармштадт из Гамбурга, провожаемый везде удивлёнными и завистливыми взглядами. Конечно, Ральфу подарок пришёлся по душе.
      Пробыл он в родных местах недолго. Большой кусок земли в посёлке Мюльталь, принадлежавший последние несколько сот лет семейству, стал новой индустриальной зоной. Там строились мастерские, заводы, и за большой участок, доставшийся от предков и принадлежащий обоим братьям, предлагали хорошие суммы. У старшего брата нужды в деньгах не было, и он предложил Ральфу начать своё собственное дело. Сказал, с деньгами он поможет, в рассрочку. Посовещавшись, разработали примерный план. У Ральфа было образование инженера-механика. Всё что было связано с обработкой металлов, металорежущими, штамповочными станками – в этой области Ральф отлично разбирался. На том и порешили.
      Так через год на родовом участке появился первый корпус фабрики, где изготовлялись изделия массового потребления, имевшие в то время спрос. Лопаты, мелкие металлические детали для различных производств, кузова для небольших, ручных тележек, борта для тракторных прицепов и многое другое. Заказов хватало на несколько лет вперёд. Ральф находил новых заказчиков, заключал новые договора, постоянно интересовался, что имеет спрос на внутреннем рынке, читал техническую литературу. У него постепенно вырабатывалось стратегическое чутьё.
      Через три года первый корпус расширился, к нему был пристроен большой склад. Через пять лет построился второй корпус, в котором стояли высокоточные токарные, фрезерные станки. Их было не очень много, но они были задействованы в две смены. Начав дело с группой работников, насчитывающей восемнадцать человек, через десять лет на небольших заводах Ральфа работало уже семьдесят пять, включая работников управления производством. Контору он построил для удобства на том же участке, на котором стоял фамильный дом, в дальнем его углу, отгородившись штампованным металлическим забором из собственного производства. Такой же забор стоял вокруг всего участка, имея два обособленных въезда в виде двух металлических ворот. Два больших сарая, прилегающих к жилому дому были снесены и на их месте выстроен вместительный гараж, в котором могло стоять несколько машин и трактор, оставшийся от отца. Выбросить его на свалку не позволяла память и душа механика. Старый «Дойтц» даже помогал иногда, при перевозке дров из леса к дому, а позже он стал предметом для ублажения хобби.
      Многое построил Ральф, а вот до собственного дома руки так и не дошли. С одной стороны это была реликвия времён средневековья, а с другой стороны дом был просто старым. В нём было восемь комнат, небольших, расположенных на двух этажах. Архитектор, приглашённый Ральфом, после осмотра сказал, что прежняя планировка позволяет сделать изменения. Нижний этаж был переделан. Комнаты объединены в две большие, ставшие гостиной и спальней; было немного уменьшено пространство кухни, которая тем не менее осталась просторной, а за счёт этого появилось место для современного душа и туалета. Верхний этаж, как и чердак, служили в основном хранилищем разных вещей, разобраться с которыми никогда не было времени.
      Подвал был тоже заставлен чем угодно. Муж был в чём-то решительным, мог вложить внушительную сумму в идею и деньги потерять, но выбросить старьё из собственного дома не позволял менталитет истинного немца. Он не был скуп, – он просто был подвержен национальной традиции и думал, что старое однажды может пригодиться. Скажите Якоб, вы тоже такой? Легко расстаётесь с ненужными вещами?

      Якоб был вынужден расхохотаться. Он вспомнил свой подвал, в котором на всех полках лежала ненужная, но хорошая посуда, исправные, но устаревшие электроприборы, инструменты, спининги, лыжи, одежда, ковры, картины.
      – Как же вы правы, фрау Мольтер. Я тоже из тех, кто не может так просто расстаться с тем, что может пригодиться. Два раза делал чистку, отвезя два чемодана с вещами в интернат для инвалидов, но они снова копятся, как на дрожжах. Подвал полон ими, так что я хорошо понимаю Ральфа.
      Однажды я получил урок, который меня, впрочем, ничему не научил. Когда умерла мама, то надо было сдать жилищному сообществу её квартиру. Две комнаты, кухня, подвал. Она тоже всегда так думала – что-то может пригодиться, и не выбрасывала ничего. У всех нас свои правила ведения хозяйства. К тому же есть ещё и память. К примеру, она выиграла двадцать лет назад по лотерее пылесос; а бирюзовую вазу привезла из Чехии – ну как их выбросить, пусть стоят. Есть ещё жалость, ведь когда-то за вещи были заплачены большие деньги. Шкаф полон хорошей одежды, давно не ношенной, но не на свалку же её. Так и собирается одно к другому.
      Так вот, всё, что ей казалось дорогим, для меня было просто кучей барахла, которое я устал выбрасывать. Потратил на это дело неделю, – вещей не убывало, – а надо было ещё избавиться от мебели, покрасить стены, двери. Мне повезло в тот раз невероятно. Пожилой мужчина, который получал эту квартиру, жил временно у своей дочери, не имея никакой собственности – он согласился с радостью перенять посуду, мебель, кухню. Раньше за обстановку было заплачено примерно десять тысяч марок, всё сохранилось в лучшем виде, и я был рад, что мы сошлись в желаниях. Он  получил – я же был рад избавиться. Так что признаюсь – я такой же, как и Ральф.
      – Вот, вот. Моя квартира тоже полна милых сердцу вещей, которые не могу забыть и выбросить на свалку.
      Вы меня сбили с толку вопросом о племяннике. На чём мы остановились прошлый раз, помните? Как я познакомилась с Ральфом. С этого места хотела бы продолжить:
      Итак, мы начали встречаться, когда появлялся любой свободный час. Было чудом, что мы нашлись в том хаосе, страданиях, кругом царящих. Призналась ему, что сразу полюбила, едва увидев его взгляд, о синем лучике, перескочившим из его глаз в мои. Поцеловались в первый раз через два месяца после знакомства, – да, такое было воспитание, да и стеснялись мы, не зная как начать.
      Ральф сделал вскоре предложение, понятно. Я пригласила его к себе, чтобы познакомить с дядей. По правилам одобрить свадьбу должен был старший из оставшихся в живых. В тот день я испытала удивление, которое можно было бы назвать и потрясением. Та мистика, о которой уже упоминала, та информация, которую мы скрывали потом всю жизнь, проявилась во встрече дядюшки и Ральфа.

      Войдя в дом, сказав обычное приветствие, он представился: Ральф Мольтер. У дяди вытянулось лицо. Я сама слышала в тот момент впервые его фамилию – до этого он был просто Ральфом.
      – Мольтер? Вот как? – воскликнул старый Густав. А я Норт. – Скажите, вы всегда жили здесь? И родились тоже? Вы знаете, как звали вашего деда? Кем он работал?
      Тут я заметила, как смутился Ральф, да так что покраснел. Было непонятно, он устыдился или разозлился. Тень какого-то расстройства, какой-то муки пробежала по его лицу. Видя это, дядя Густав примирительно сказал: «Ну, ну, я вижу мои вопросы попали в самое больное место, но это не то, о чём вы сейчас подумали. Давайте сядем».
      Я переводила взгляд с жениха на дядю, ничего не понимая. Сказала, что сначала накрою стол, сварю кофе. Ральф успокоился и даже улыбнулся. Извинительным тоном произнёс: «Простите, я отреагировал как в детстве. Там были сплетни, издевательства. Похоже, вы знаете историю нашего края? Да, наша семья жила здесь несколько сот лет, как и другие семьи, в которых сохранились домыслы и сплетни, отравлявшие мне детство».
      – Поговорим чуть позже – сказал дядя. – Дело оборачивается, если я не ошибаюсь в своих догадках, самым странным образом, но в общем ничего плохого я не вижу.
      Мы пили кофе, говорили о делах, делились ожиданиями начала нормальной жизни. Центр города медленно, но верно освобождался от руин, открывались парикмахерские, небольшие ателье по переделке и пошиву одежды. С пропитанием было всё ещё трудно, но от голода никто не умирал. О политике старались не говорить, имя Гитлера не вспоминали.
      В какой-то момент Ральф сказал дяде Густаву что он меня любит. Волнуясь, добавив в голос нотку торжественного пафоса, сказал, обращаясь к дяде: «Вы остались за старшего из всех родных Хельги. При вас спрашиваю её: «Хельга, согласна ли ты стать моей женой?» Конечно, я была согласна, ещё бы, сказав  «да, да, да». Мы взялись за руки, и дяде ничего не оставалось сделать, как нас благословить. Стерев с лица навернувшиеся слёзы, он промолвил: «Ну что же, сейчас подходящее время нам всем откровенно поговорить».
      – Как знает моя племянница, я потратил усилия и некоторое время на поиски корней нашей семьи. Кое-какие документы остались от моего деда, кое-что обнаружил сам. Полной картины не сложилось, – скорее это множество обрывков информации, – но всё же некоторые факты позволяют верить в их историческую подлинность. Я так часто листал найденные сведения, так часто сравнивал, сопоставлял их, что сомнений они, у меня во всяком случае, не вызывают.
      Мне хорошо известна фамилия Мольтер. Судя по вашей реакции могу предположить, что вы знаете о своей родословной. Не стесняйтесь сказать всё, что вам известно – мне хочется это услышать от вас, и уверяю, что вы с Хельгой будете ввергнуты в маленький шок от того, что я вам обоим сообщу.
      Пожав плечами, Ральф произнёс: «Многого не знаю, ни деталей, ни имён родственников, кроме того, что их у нас было немало. Отец был скупым на общение, много работал, никуда не уезжал, никого не приглашал. Он получил немалое наследство, которое не выражалось в какой-то сумме денег. Был дом с большим прилегающим к нему участком, который построил, кажется, ещё его дед, а может прадед. Дом до сих пор стоит, примерно на границе между Бессунгеном и Мюльталем. В самом Мюльтале, между холмами, на пустынном месте есть пять гектаров земли, тоже всегда принадлежавшей нашей семье. Говорят, там раньше закапывали останки животных, павших от болезней, и тела казнённых преступников. Да, наша родословная берёт начало от палача Мольтера, которого звали Йоган Георг, и который служил когда-то в Бессунгене и Дармштадте, если вы это хотели услышать от меня.
      Отец мой всю жизнь занимался выделкой шкур, откармливал  десяток-другой свиней, примерно столько же коров, бычков, затем их продавал, а корм для них заготавливал на нашем участке, высевая там клевер и картофель. Он был бы рад сдать землю кому-нибудь внаём, но никто не хотел такой участок обрабатывать. Недобрая молва преследовала наш род, а сплетни были постоянными спутниками жизни. Среди семьи воспоминания о прошлом были в запрете, а в семьях же других жителей селения, похоже, было наоборот – легенды, обрастая всё новыми деталями, передавались из поколения в поколение. Ох, как только меня в школе не дразнили. Из этих оскорблений я и узнал впервые о том, что несколько моих далёких предков были палачами. Вот примерно и вся история, не очень длинная. Прошу вас, теперь расскажите вы, что удалось узнать из старых документов» – обратился Ральф к дяде Густаву.
      Тот помолчал, собираясь с мыслями. Сказал:
      – Скажите Ральф, а вам знакома фамилия Норт? Может быть кто-то в семье её упоминал?
      – Нет, незнакома, впервые слышу. Вы сказали, вас зовут так, и должно быть, у Хельги эта же самая фамилия. Мы так увлеклись, что забыли узнать фамилии друг друга. Чем для меня должна быть интересна фамилия Норт?
      Дядя прикусил губу, задумавшись. Что-то мелькнуло в его глазах – искра неизвестных мыслей. Они прятались пока что, но я была уверена, что мысли эти вскоре поменяют настроение, задержат вздох, удивят – ведь вначале разговора он сам на это намекнул.
      – Династия Мольтеров была разветвлённой, это правда. В каждом поколении рождалось много детей, а они, став взрослыми, могли соединиться в законном браке только с себе подобными. Каким образом отцы семейств узнавали, где есть невесты и женихи, доподлинно неизвестно, но фактом остаётся то, что такая информация была. Не будем на этом заострять внимание. В одном из немногих домашних документов, доставшимися мне от деда, есть скупая запись, что в семнадцатом веке дочь семейства Нортов, какая-то моя далёкая пра-прабабушка Гертруда, была отдана замуж за некоего Мартина Мольтера, служившего палачом не то в Бессунгене, не то где-то неподалёку. По иронии судьбы, когда Гертруда Мольтер, бывшая урождённой Норт, сама стала бабушкой, её внучка вышла замуж за одного из сыновей семества Норт. Вы понимаете в чём дело?
      Ральф хмурился, пытаясь сообразить, потом сказал:
      – Так что, выходит Норт, став Мольтер, через какое-то колено вновь стала Норт? Два рода дважды пересеклись?
      – Да, именно так. Раньше было обычным делом, когда соединялись в семейном браке троюродные и даже двоюродные родственники. Если сократить детали, то Хельга является правнучкой Германа Норта, женой которого была Фрида Мольтер, – то есть в вас обоих течёт хорошо разбавленная, но родственная кровь.
      Мы с Ральфом переглянулись, оцепенев от новости, потом расхохотались. Дядя Густав, покачивая головой, сказал: «Вся история, отдельные черты которой я постепенно узнавал, начавшаяся как будто без конца и без начала, сложилась в счастливую встречу двух людей, разделённых сложными обстоятельствами. Согласно неисследованным законам человеческих путей, видимое обыкновенными глазами оказывается часто намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. По мере ухода лет уходит осязаемость факта, меняется форма, забываются подробности, кроме главных событий – тайный зов провидения соединяет сегодня два семейства в третий раз».

      Мы были молоды, любили, желали создать семью. Нам было не до того, чтобы ломать себе голову, кем были наши предки. Судьба однако, скрывала до поры, до времени одну подлую деталь. Насыпав нам с Ральфом щедро на одну сторону весов любви, забыла на другую положить родительское счастье. У нас не было детей. Возможно, как объясняет современная наука, произошло то редкое несовпадение хромосом, как это иногда бывает, если в обоих есть родственная кровь.
      Стали жить вместе в сорок пятом, отпраздновав событие в маленьком кругу знакомых. Конечно, я переехала в дом Ральфа, став повелительницей его двух с половиной этажей. Немного поначалу переживала, опасаясь встретить ночью привидение с топором. Сама же над собой потом смеялась, над своими страхами.
      Стало намного труднее. Надо было содержать дом мужа, который уже требовал ремонта. Ходить на работу и на расчистку улиц. Заглядывать в свой дом, проведать дядю, сварить ему еду. Работала всё там же, на «Мерке», через год закончив курсы и перейдя из производственного цеха младшим персоналом в лабораторию.
      Ральфа взяли на работу в механические мастерские, где он совсем скоро стал управляющим инженером. Кстати, потому что он хорошо понимал свою специальность, его не призвали на фронт – он нужен был при производстве танков.
      Шло время, меняя характер жизни. Вернулся из плена брат Ральфа, пожив некоторое время в отчем доме. Как я уже упомянула, он стал работать на американцев, женился и через пару лет уехал жить за океан.
      В начале пятидесятых умер дядя Густав, последний из династии Норт. Мой муж Ральф оказался последним из династии Мольтер. Племянника, живущего в Америке и у которого две дочери, в расчёт не беру. Как видите, дорогой Якоб, соединив в последний раз два старых рода палачей, судьба тем самым сыграла ироническую шутку, окончательно стерев их след с лица земли.
      Всё проходяще. Горе, которое может быть огромным, однажды теряет свою силу. Любовь, построенная на обломках разбомбленных строений помогала надеяться и верить в лучшее, которое по законам жизни непременно настаёт. Слёзы высыхают, боль уходит, плохое скоро забывается. Плохое – оно ведь плохое в тот момент, когда случается, но часто через загадочное преломление, через пережитое страдание открывается новая дорога. Кто знает, что было бы со мной, не встреть я Ральфа и если бы не было войны. Наверно, унаследовала бы лавку и продавала в ней следущие лет пятьдесят колбасы, мясо, которые бы мне поставлял мой брат. Смеюсь, конечно.

      Вот, дорогой Якоб, такая история у вашей новой знакомой Хельги Мольтер. Впереди нас ждали новые испытания, но мы тогда о них ещё не знали. Всё было: подлость, зависть, оскорбления, пришедшие из глубины веков. Всегда находились злопыхатели, говорившие «палач», и слово это звучало как «убийца». Преломление чужих воспоминаний кидало тень на нашу жизнь. Много грязных рук хотели лечь на наши отношения, когда у нас всё стало получаться. Мы не позволили нас растоптать.
      Да, я многое испытала на себе. Когда любовь велика, всё умолкает, а иногда мне даже хотелось утроить силы, чтобы заткнуть те рты, которые изливались желчью. Другие всегда судят о наших поступках, о наших предках, как будто мы за них в ответе. Сегодня я могу сказать уверенно: «И всё-таки мы с Ральфом победили». У нас были, разумеется, свои сложности, неприятности – в жизни без них не обойтись – но мы всегда знали, что нет ничего позорного в том, чтобы подчиниться обстоятельствам, когда от них зависит успех будущего дела. Порой приходилось растоптать стыд, смириться перед лицом судьбы с потерей. У нас была простая формула успеха – мы наполняли жизнь мечтами и трудом. Ральф не был случайным человеком, которому во всём везло – он просто был упорным в достижении цели. Старательным, честным и упорным.
      Пожалуй, на сегодня хватит воспоминаний. О главном я рассказала, а остальное, если вы пожелаете, узнаете потом. Надеюсь, вы увидите меня не только на больничной койке, но и в моём любимом кресле. Завтра вы узнаете где я живу и в следущее воскресение добро пожаловать на кофе.
      В завершение к этой ещё не полностью раскрытой теме хочу сказать: «Дожив до моих преклонных лет, преодолев сопротивление трясины, название которой обыкновенность,  которая не хочет отпускать; став состоятельной настолько, чтобы не думать со страхом о завтрашнем дне, я делаю совсем простой вывод. Ни разница положений, ни состояний не должны стоять на пути, когда веришь и любишь – а я верила и любила! Любила и до сих пор люблю!»

      На следующий день всё получилось. Совпали окончание работы Якоба и выписка из больницы фрау Мольтер. Старушка с явным удовольствием шла по коридорам к выходу, держась за его галантно подставленный локоть. Сказала: «Вы мой кавалер». Якоб вдруг ощутил глубокое удовлетворение, подумав, что благодаря новому знакомству последние дни пролетели интересно. Впечатления, которые он всегда искал, сами подкараулили его, напав из-за угла и ошарашив. Было такое чувство, что он встретил человека, который нуждается в его заботе.
      Заехали по ходу в магазин, купили необходимое на первые дни. Следуя указаниям фрау Мольтер, много раз сказавшей «налево, снова налево, а здесь направо, приехали», он припарковался на дороге у трёхэтажного здания старинной постройки. Это было понятно по вычурной лепнине на стенах, по фигурным ограждениям небольших балконов, по дверям. Полы в коридоре были деревянными, как и вся лестница. Доски поскрипывали под ногами, подтверждая догадку о давности их лет. Таких полов последние лет семьдесят не делают – везде плиты из бетона, спрятанные под керамическим покрытием.
      Подниматься по лестнице пришлось лишь на несколько ступеней – старушка имела квартиру на первом этаже. Якоб признался самому себе, что ожидает увидеть больше интересного за дверями, ведущими в квартиру фрау Мольтер, чем это есть в квартире Бульца. Как минимум старинные торшеры или абажуры, тумбочку из тика, большой гобелен или диван на гнутых ножках. Всё это как-то очень подходило к внешности старой женщины, которая сама была олицетворением времён давно забытых. Он не думал увидеть позолоту рам, шёлк стен, тяжёлый бархат занавесок, фигурки из слоновой кости. Он думал скорее о более простом, но тем не менее изысканном и утончённом. В своих ожиданиях он не сильно обманулся, правда в тот первый день он немногое увидел.
      Оставив в кухне сумку с продуктами, а даму в привычной ей обстановке, они обменялись номерами телефонов, условившись без стеснения звонить, если понадобится помощь, и договорившись на встречу в это воскресение.