Туман...

Александр Евдокимов



Т У М А Н

новелла



                Посвящение Третьякову Николаю Фёдоровичу...



в стиле «Rock-in-Room»
in the style of «R-&-R»






Новолуние… =
: лунный диск в полной тьме небосвода;
: исчез, на мгновенья, за звездами, а небосвод сдвинулся в новую даль, оставляя за собой золотистую дугообразную щель, как скобку, чтобы протиснуться сюда же самому и снова, и вновь – полнолунием, посеяв на время, по-детски-недетскую, полумесячную интригу – «Вышел месяц из тумана – вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить – всё равно тебе галить!»;
: и будто, и вдруг, свалился с небес на землю, оставив в небесах-облаках чёрную пустошь, разлетевшись на миллиарды осколков, пронзая сердца людей, взбесившись в их глазах диким светом и взвыл, и...
И!...
Взвыл!...
Взвыл – до красноты…
- Галить тебе, тебе галить, галить!...
Новолуние: вонь резины и дым, или это туман, или вязнут покрышки всех колёс по рукам и ногам, и танцует огонь, и прессует всех он, оставляя за муками – шрам…
Туман: трепанация черепа, за новолунием – там…
Новолуние и… =
: рванулась ткань со скрежетом металла;
: и взвыли сирены;
: и всё покатилось под белыми масками и колпаками с глазами и врачебными тайнами, и туманами…
Туманы не усыпляют и не мешают…
Туманы с ветром разносят по сторонам всё, что желало и могло ещё жить, утешая прохладой каждые члены любой твари божией, уделяя внимания глазам, губам и ушам, а где-то за ними находятся её серые извилистые вещества, которых пленит бред, запекавшийся, с жаждой, фразами беглыми – на устах:
- Трепанация черепа…
- Пусти меня…
- Трепанация черепа…
- Пусти… пусти меня! Пусти!...
Туман?!...
Руки цеплялись, летали, болтались в пространстве, ударяясь о любые предметы, что оказывались на пути, бесчувственно, как в тумане!
Яркий свет, тишина и опять плотный белый туман…
Новолуние…
Чернилами чёрными жирными пролилась, разливаясь  по белому и стерильному, – тьма новолуния: по страницам-листам исторических фактов, обгладывая и уничтожая всё, вплоть до Великой Победы, вписывая и утверждая уже желанно-лживое, в нужном порядке и в нужной обёртке…
Новолуние – необъятная красивая тьма, глянцевый образ во тьме, то есть белый лист, суть которому – родиться кем-то-чем-то и обнажиться, определиться и, обязательно, сбыться: осуществиться и уже твёрдо, как факт исторического события, как пылкая «правдивая истина» в нежном гнезде бытия!...
Новолуние: краткая пустота – торопись заполнять, чем пожелается – до абсурда, с истерикой!...
Новолуние… = 
: и с неба большого уже летят на умы-головы краски-кляксы;
: пыль и брызги чернил и слюней – загадки, – и гадки, и склизки;
: и скользки, как берег-обрыв при ненастье-дожде…
Новолуние…
Обрывая, прерывая и коверкая, преподнося ложь мерзкую, как быль: шумит ковыль, сквозь всё это дерьмо и кляксы новолунные, сединой молчаливой и мудрой, среди которых улыбается рисунок детства нашего под лучистым солнцем из шестерни и пунктиров-струй ультрафиолета, уничтожая навсегда войну… 
- Я понял, но не пойму?!... Услышал, но и не слышу! Перепи-ис-с-сь истории?!... Ай-да, молодцы какие! Ай-да… Ой! Трепанация черепа! Бред!... Пусти меня! М-м, ой, рвёт башку, как битой… в пульсе… Рвёт всего изнутри… Рвётся всё из тебя, и из плоти…
Туман – новолунье – простор – пустота и туман…
- Пусти меня! Пусти!...
Ковыль шумел и багровел местами, капая кляксами ран на свою же седину былинную и, казалось, что весь ковёр его уже перепачкался, изнывая в ветрах от удушья, далеко – за горизонты…   
За горизонты – от новолуния… =
: от кратких курсов истории – до Спилберга, с лживым солдатом Райном;
: от сценарных игр майдана – от площади этой поганой;
: от аккуратной переписи учебников, с непрозрачными нужными кляксами…
И сквозь эти кляксы чернил, – краски чёрно-коричневых, смешанных с печенюшками англосаксов – из рук Нуланд, доносится-влачится мольба и просьба Виталия Коротича, из далека, из прошлого – «переведи меня через майдан…»: переведи, дай сил перешагнуть через этот срам и дым покрышек-пышек, сквозь боль и стыд, перейти безумства фашизма и уродливые проявления и изощрённости с приставкой «нео…», пережить смуту и вернуть разум!…
- Пусти меня!... Переведи! – с мольбою воет народ. – Пусти меня, пусти: переведи меня, через площадь эту из сна безумного… Сомнамбулизм в нереальном и неживом!... Пусти… 
Трепанация черепа с явными переворотами – с ног на голову, а сквозь всё это так и проступают и стыд, и горечь гоголевской генеральши, которую выпороли прилюдно на площади-майдане, обесчестили принародно, изнасиловали обстоятельно и цинично…
Трепанация черепа… 
Дым и туман!
Иль туман, или дым!...
Новолуние…




Ладони Егора отпустили руль, а вялые ноги сползли с педалей, сошли на оставшуюся пять земли перед обрывом!...
Сытилась тьма и наглела, и пела новолунья струна, как петля…
- Вышел месяц из тумана – вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить – всё равно тебе галить!...
Новолунье в обрыв не смотрела, лишь ветром игриво сопела, с сожаленьем, что есть тормоза и глаза!
Егор сжал пустоту в ладонях, после баранки и почувствовал колкую мякоть бумаг в руках… = 
: два письма вращались на руле, сжатые пальцами и читались в зыбком дорожном тумане и сразу, и вместе – не межевались;
: мятый листок с ровным почерком;
: лист казённый пристойный и ровный со всеми полями чиновников…
Егор смотрел во тьму и едва шевелил сухими губами…
- Трепанация черепа… трепа… на… репа… на… епа… на… на-на…
В тёмном окне над пропастью он уже видел новый эпизод в своей постановке, который с ясной чёткостью являлся сейчас перед ним, захватывая и овладевая всем пространством, в котором и он стал проявляться активно и демонстративно – виртуальная часть новолуния – пела!
- Пописывают некоторые помещики, ох и пописывают!... Переписывают и трактуют… Точно – помещики… Точно – пописывают!... Ай-да, Гоголь! Ай-да, Николай Васильевич!... Вот, суки… перепис-сь началась с попис-сываниями… И собачки есть ваши, Николай Васильевич, которые органично прислушиваются к земле, задравши ножку!... И испражняются на наследия – гадят!...
Стекло двери автомобиля сползло вниз, но ветра не было…
- Трепанация…
Егор разгрёб руками туман вместе с дымом, отмахнулся от пелены и тьмы новолуния дворниками, протащив скрежет по лобовому стеклу и включил тишину над обрывом… =
: дальний свет, с добавлением ближнего;
: проникновения в процесс творческий;
: в процесс постановочный и желанный, и…
И!...
Попятилось всё тут же в луч реальности – в зал зрительный – к сцене!
Все новолунные видения снесло, как ветром, не тронув тумана…
Егор остановил репетиционный процесс!
- Стоп, братцы, стоп! – он, в несколько шагов, вскочил на  сцену. – Вот два письма: одно от Николая Фёдоровича – из министерства, другое от… можно сказать – из народа! Но как они перекликаются?! В них звучит одна нота! Нота протеста, так как некоторые за буграми и морями, как и под носом… хотят перевернуть всё с ног на голову, хотят… Да: одни – хотят, так как нас ненавидят, а свои?!... хотя, какие они свои!... а эти – отрабатывают!...
- Егор Дмитриевич! – чуть ли не хором взмолились глаза из застывшей мизансцены актёров. – У нас же завтра премьера! Не успеем! Позже вставим, может?!
Егор затряс бумажными клочками над своей передовой, – над авансценой и, сжав их в кулаках, швырнул в зал!
- К зрителю! К нему! Да!... Зрителю должны достаться все эти чаяния! Наша сверхзадача – это цель педагогического воздействия на аудиторию…
- Егор, тебя-таки понесло?! – попыталась спасти ситуацию Лысак – помрежиссёрша.
- На аудиторную массу!... на… на!... на что понесло?! Понесло… понос не у нас! Такие фейки, что ложь Геббельса отдыхает!
Актёры аккуратно разрушили прерванную мизансцену, а на сцену вошла Анжела в небольшом количестве лёгких и коротких одежд, наглядно доказывая и утверждая, что театр начинается с вешалки.
- Кофи, Егор Дмитриевич, вам и… кардиомагнильчик… под язычок… А?!... потом…
- Спасибо, дорогая, но я пока…
- Вы пейте, дорогой! Пока горячий, пейте. Позже давление смерю. Пейте, румяный…
- Хорошо, душа моя, хорошо!
Оставив аромат духов, девица удалилась в пыльную тьму кулис – к вешалке: к страницам журнала «Cosmopolitan»…
- Братцы! Эпизод! Может громко сказано, но это штрих! Так сказать, шедевр к дополнению эпизода готового. Можно, как бы продлиться, в газете фронтовой… Как бы завершить действие на передовой! А?!... Понимаете: агитационная ценность небольшого бумажного листка! Солдат видит через газетный лист всю ситуацию с фронта и чувствует, как воюют братья по оружию! И всех охватывает оторопь и героический порыв! Образуя единый строй! К победе! Плечо-к плечу!... Мы успеем, товарищи! Всё в активном процессе нашего репетэ, всё в хорошем упрямстве!
- Так, мельпоменовцы, – затюкали каблучки помрежиссёрши Лысак и сцена приняла этот ритм, – перерыв-таки всем! Да, Егор Дмитриевич…
- Угу!
- Двадцать минут… Или полчасика! Егор Дмитриевич, потому что… Да?!
- Да.
Сцена опустела.
- Егор, что там за штрихи? Делись!
- Марго, это практически приказ, или скорее – наказ: требование времени! Будь оно… Неужели не чувствуешь?! Что творится! Обнаглели националисты, нацисты, подонки и фашисты… как и проститутки из родного отечества, мать их!... Подлецы!
- Ты почти, как Жириновский!... Ха!...
Маргарита склонилась и отхлебнула кофе из рук режиссёра.
- Горький, но бодрит… Раскладывай, чтоб-таки успеть. Что там? Пошли ко мне. Хотя… Так, ты иди, а я ребят настрою. Иди, я быстро.
Режиссёрский ход решительно метнул себя по коридорам, но сбился, желанно, с ног на сердечные чувства: Анжела занимательно вылизывала глазками и зрачками страницы журнала «Cosmopolitan», где на всей глянцевой странице виднелось яркое красное пятно.
- Егор! Егора… Опять струишься?! Новыми замыслами воспылал!... Горишь?!… Вновь ничего, кроме их?!
- Да, Желика! Да… Замечательная идея! Я расскажу…. позже… сегодня…. А?!... Чего там – расскажу-у!
- Ладно, не мороси! Беги-беги! Увижу, потом, всё увижу…
- Да-да, пока-пока! – он двинулся далее и бросил через плечо, – сегодня ночью чуть не разбился…
Cosmopolian перелистнул себя в странице, где вновь появилась яркая красная юбка!
- О скалу любви…
- Точно, Желика: как в воду смотрела…
Шаги его скрылись за поворотом и хлопнула дверь: кабинет помрежиссёрши Лысак наполнился – и пылом, и жаром, и всем творческим процессом.
- Марго, это будет некое пространственное панно! Такая пластическая сюита в основе которой символы героизма, некий барельефный слепок, как знаковый абрис! Это будет невероятный гротеск!
- Сильно, Егор! Это будет-таки мощное дополнение ко всей композиции! Что требуется?
Егор вывернул пальцы до хруста и зашагал от стены – к стене, сшибая стулья.
- Огромная лёгкая ткань красного цвета. Где-то двенадцать на двенадцать. Само знамя победы!… Это главные символы…  Пять. Нет – четыре главных героя, поднимающихся в атаку! Текст я уже подготовил… Рождественского вижу, только его слова здесь будут самыми убедительными!... Так и все актёры в едином пластическом решении: образ полчищ – движение фронта в грандиозной атаке к победе! Спецэффекты, видеографика на экранах и стенах, соответствующая музыкальная драматургия и… Ну, нюансы – потом…
Маргарита завершила исписывать бумажную плоскость.
- Всё: материальную часть будем решать-таки оперативно, то есть сейчас! Пойду отправляю художника, для приобретений.
- Давай, а я на сцену и мы сейчас же начнём!
- Егор, кажется будет бомба!... Просто – всё так зримо и очень убедительно, и наглядно… Супер!
- Ладно-ладно! Всё – делаем! Время против нас!
Егор Дмитриевич шёл к сцене и уже сжимал в душе своей – Знамя Победы: он проживал детально миг водружения его и миг поддержки – из рук сражённого вражеской пулей – и дальше, дальше – к победе!...
- Важным символом будет подхватывание знамени! – бормотал он, перед выходом на сцену. – Один погибает – другой подхватывает! Погибает – подхватывает!... Хотя, нового ничего?! Да… но ведь, главное – как!
Шаг на сцену – это всегда темнота, а затем закулисную тьму открывает рампа софитов и прожекторов…
Новолуние…
Труппа в полном составе ожидала своего мастера.
- Итак, начнём!
Егор выделил взглядом четырёх человек.
- Значит, так. Первый – по диагонали, из глубины сцены, как бы выпадает с шагом вперёд и медленно поднимает знамя, вознося его вверх. И произносит, при этом, напряжённо, и с хрипом слова!... Вот текст: так, разберите его. И первый произносит: «когда прижимались солдаты, как тени к земле…»! Понятно, да?! Говорит и поднимает – напряжённо – с усилием!... И!... Чем там заканчивается его фраза… посмотри…
- А-а, вот, – озвучил указательным пальцем в своём тексте актёр, – «сумевший подняться»!...
- Да! Молодец! «Сумевший подняться!» и выстрел! И он обрывает его, знамя начинает падать, но второй выскакивает чуть вперёд, опять же поднимая знамя, с текстом! Тяжело, напряжённо: возносит над головой!... И фразу вновь обрывает выстрел, и уже третий подхватывает и так далее… Вот так и возникает диагональная композиция: застывший пьедестал, как бы в камне, в бронзе! Главное, здесь то, что мы – продолжение наше, – что мы поддерживаем, подхватываем – стоим плечо к плечу! Стеной идём на врага! Это символ стойкости, доблести, храбрости… героизма, наконец, за каждую пядь земли нашей! Так сказать… Всё! Проверьте текст и пробуем! А остальные на заднем плане, в рапиде… Несколько человек с огромной тканью…
- Егор, – прошептала помрежиссёрша Лысак.
- Секундочку, Марго… Значит, ткань делает огромную волну… и…
- Егор Дмитриевич!
- Ну, что?! Маргарита, я же…
- Егор Дмитриевич, волны-таки не будет!
- То есть, как?!
- Я всё объясню. Можно?
- Так! Со знаменем пробуйте… Я сейчас. Валера, дай остальным хореографии маленько в рапидном решении. Здесь главное – акценты!... Пусть передвигаются в пластике, как единый фронт – плечо к плечу, спина – к спине! Всё – работаем!
Мастер и Маргарита вышли. 
- Что случилось, Марго?! Опять нет средств?! Нет уже даже копеек на ткань! Я разнесу сейчас бухгалтерию!
- Да-нет! Может, это таки и слишком, но деньги есть!
- А что тогда?!
- Нет ткани!
- Как это?
- Вот так: нет красной ткани!
- Как это?! Почему?! Совсем недавно в стране всё было в красном… и бантики, и женщины, и даже гробы… даже…
- Ну, мы же расстались с наследием тяжёлого прошлого. И нет красной сейчас. Может, пока?!...
- Бред! Зарезали! Такой эпизод! Сюита! Кантата, можно сказать… И что же делать?! У нас Победу отнять хотят, а тут даже ткани не имеем! Чем убеждать молодёжь?! Эта аудитория только Райна у Спилберга и смотрит! И ясно почему – там бюджет! Они же знают, что он врёт! Им главное, чтоб только картинка интриговала!... Что же делать?! Что?!... Так! Будем работать в лучах прожекторов! Во тьме, или – по народному: в потьмах… Только четыре актёра! Застывший гранит-обелиск и знамя!... знамя… А?! Знамя?! Красное Знамя!... А как же Знамя?
- Спокойно, Егор! На Знамя нашли-таки! У себя нашли! Костюмерша… Зинаида Фёдоровна припряпата… тьфу, кех-и-и-ым! Притря… приберегли, короче в своих кладовых-таки… Моль, правда… да… но…
- Моль?! Моль – это замечательно! Ничего, моль – это кстати, это хорошо – моль! Хоть, это – кстати: Знамя потрёпанное и прострелянное в бою!...
- Да, там чуть-чуть-таки и только с краю.
- Вот и хорошо! Работаем! Ишь, бухгалтерия, ишь…
Коридорный путь вновь столкнул мастера с Анжелой и та приблизилась.
- Горишь-Егориш, смотри какая классная и красная какая! – Cosmopolitan развернулся перед мастером всем торжеством и типографской вонью. – Думаешь юбка?!
- Пусти!... Я ничего не думаю! Пусти!... Я думаю, но о др…
- Это, Горишечка, накидка такая на бёдра: вокруг талии её раз! А сбоку разрез тебе – в самый глаз! Отпад, да от!... А?! Если на мне – от меня – для тебя!... Или Маргоритке твоей?! Правда там талия, как пицца-птица…
- Ты… ты будешь в ней неотразима!... Но пусти… пока!...
Егор шагнул мимо журнала, как будто оттолкнул – в игнор, создателя сей иллюстрации, Америку: типа насрал.
- Егор Дмитриевич, – не отлипала Анжела, – а что это у тебя за сцена такая, на сцене… «Когда приж-жима-ались!...»?! Когда же уж… и мы уже?!... А то и у нас, как в сценарии твоём – «прижимались»!... в прошлом времени всё… Когда уже… Егорочка-икорочка, когда же приж-жмёмся?...
- Желика!... Пусти!... Ж-желика!... После, матушка, после!
- О, опять на классику попала?! Кругом классика! И что б вы без Гоголя?...
- После, матушка, после! – отыграл на шутке Егор, в образе городничего. 
- После, матушка, после! – передразнила Анжела ему в след, – Вы ж, мы ж, бы, да-ё… Ох!
Но вновь шаги и думы, шаги и думы швырнулись – в вновь… к подтекстам героическим и ровным…
- Так-так! Всё, давайте пройдём… тесь… Наживулили… ли-ли.. давайте, а потом и в чистую уже. А?! Думаю, что всё получится. Приготовились. Да, пока с воображаемым… стягом, или как его – да, с текстом! Ха-ха! С ним! Да-да: пока пантомима с текстом… ткань для символа нашлась! Ну-всё: настроились! И по музыке – пошли!
Свет на сцене обнаружил тьму… =
: в пространстве родилась музыка;
: выстрелы и взрывы рвали ноты беспорядочно;
: дым и всполохи прожекторов вспышками и клубами представили поле боя…
В луч света ворвался первый солдат, поднимая руку с воображаемым флагом!
    


  Когда прижимались солдаты, как тени к земле!...
И уже не могли оторваться!...
Всегда находился – один – неизвестный!...
Сумевший подняться!...



Прозвучал выстрел: знаменосец вздрогнул, сражённый пулей и рука его медленно завалилась в спять, но следующий солдат бросился вперёд и подхватил Знамя, и продолжил строку…



Он встал и шепнул!
А не крикнул: «пора!»…



И вновь выстрел неугомонный, фашистский и гадкий, склизкий и скользкий, банальный, но поглощающий всё – навсегда!
Но следующий боец также продолжает строку!...



Он шёл и бежал,
Поднимался и гнулся!
Стонал и хрипел,
  И карабкался в гору!...



И вновь прицельный выстрел… =
: и медленное падение;
: и удержание, с большим трудом, Знамени над головой;
: и снова – поддержка, и снова атака, и Знамя «живёт» над землёй!



Он падал, он падал,
А город стремительно…



- Стоп! Всё очень хорошо! И пластический обелиск – в десятку! Дайте только подсветку – в прострел и, чтобы, жёлтый смешался с красным по краям, тогда абрис будет более объёмным. Всё хорошо, но четвёртый в подхвате Знамени не подхватывает, у него классный рывок – к Победе! Утверждение её! Но…  Ну, как?...  О, как Лев Лещенко?! А?! Ха-ха! Именно – Лев! Именно! И не шляемся больше по лицам.
Задохнулся на минуту Егор.
- В подхват Знамени не должен бросаться последний солдат! Они до него бросаются вперёд с выполнением условной атаки. Не надо последнему! Он уже, будто, миротворец… Да! Рейхстаг – условный, но взят! Не Спилбергом – с его враньём, а нашим солдатом! Советским и простым!... Всё! Он уверенно несёт эту весть, твёрдой поступью. Свободно… Ну-как, сказать?! Достойно и уверенно несёт и идёт, как у-у-м-м…
- Как Лёва, – вставила три копейки помрежиссёрша Лысак.
- Как кто?!
- Ну, Лёва… по соловьиной роще… всё парит! Ну?!
- А, правильно! Именно и точно: идёшь, как Лев Лещенко со Знаменем. Свободно идёшь и всё утверждаешь! Лёва… Хороший пример: его ведь не сотрёшь! Стена! Давайте, именно так! Итак, ещё один пр-р…
Звонок прервал процесс атаки.
- Да… Николай Фёдорович. Слушаю. Так-так, да-да. Всё готово с новым эпизодом. Именно. Конечно, завтра на сдаче увидите… Что?! Сегодня?! Ага… А где? В нашем бывшем… Ну-ну! Транспорт будет… ясно и фуршет… Он ещё и герой?! Да, Николай Фёдорович, а у нас есть в костюмерной звезда героя. Это из спектакля… Ладно, хорошо…
Зуммер, короткими сигналами, просто оглушил: запикал вербальные выражения руководителя театра.
Пауза напрашивалась на достойные и значительные потягушки, но не терпелось обрушить уже слово ясное!
К чему-то-почему-то, в это время, рождается надежды на любовь, после которой, по примете и где-то, рождается будущий работник внутренних дел, но и весть донесть очень хотелось, не взирая на то, что «менты» в полиции уже давно не работают, донести-таки, как можно скорее: всей труппе – всё очень важное, чтоб слиться с коллегами в общей радости, слиться!…
- Господа! У нас завтра сдача…
- Помним, Егор Дмитриевич, – пролепетала Маргарита, – помним-таки…
- Да-да, сдача – завтра, – утвердительно согласился мастер, – но сегодня премьера! Парадокс, но факт! Через час за нами прибывает транспорт. Очень важное событие, господа и барышни… Николай Фёдорович будут!… Он очень просил нас выдать всё на ура! Дело в том, что одного из тех, кто брал Рейхстаг, нашла награда! Высокая! Он – Герой Союза всего нашего – советского!
- Мы куда-то едем? – пропела Анжела.
- Именно! Да! Бывший драмтеатр. Теперь это дворец.
- А, он какого-то завода, – качнула головой Лысак, – теперь…
- Да, какого-то, какого-то…
Глубина старой сцены, кулисы, карманы, бутафория ушедших постановок и пыльное покрывало над этим над всем: бюст Ленина, герб СССР, трон чей-то, скамья-плаха, какие-то доспехи на стене – меч, иль сабля, ружьё и флаг красный, воткнутый в жестяной стакан-крепление – к стене!
Полкармана имел выпиленный квадрат в полу – это днище дебаркадера для поднятия грузов.
Всё умиляло и дышало перегаром театра: скучая, пространство, почти нервно, ожидало действа, действа, действа!
- Зачем отсюда съехали? – изумилась Маргарита, – Егор Дмитриевич?! Что-таки мы там нашли?... А может… нашли… может?
- Не мы. Нас «съехали»! Всё – работаем! Обживаемся. Где Знамя? А, вот!... Желика, молодец!...
- Да, от меня вы и получите флаг в руки! Уж будьте спокойны!
Мимо творческого истеблишмента протопала с красным флагом Анжела.
- Та-ак! Прогона не будет! Готоф-ф-с-сь….
Фон, как музыкальный подстил в зале, обнаружил в пространстве старого драмтеатра любовь к Родине.
И началось!...
Театрализованная композиция для всех была символом единства в слаженном служении искусству, но только вся труппа с нетерпением ждала важного для них эпизода – нового – более премьерного, чем весь спектакль.
- Ну, всё – сейчас пойдут, – пробормотал и себе, и всем на балконе, мастер.
Закулисная тьма среагировала иначе… =
: рвались в клочья обмундирования героев;
: искажённые рты преследовали друг друга шёпотом в матах – нецензурных и приличных наречиях, и оборотах;
: готовились к атаке…
Паника среди актёров, игравших солдат идущих в атаку нарастала!
- Как можно, без знамени в атаку?!
- А где оно?!
- Анжела! Ты где?!
- Ищите, мне уже скоро выскакивать!
- У Анжелы было Знамя!
- Анжела – Знамя?!
- Мне же уже пора…
- Где оно, мать вашу!
- Всё – мой выход!
- Анжела, твою мать!...
- Иди!
- Как – без Знамени?!
- Выталкивай его, гада! Выталкивай! Давай с воображаемым, ради героя! Давай!
И!...
«Выталкался» – в луч света избитый и израненный, с кровяными расстройствами, первый боец и…
В рванине выскочил он с текстом Роберта Рождественского, поднимая сжатый кулак – до небес, потом, так же, второй боец, третий…
Луч света вырывал из тьмы всех и всё, как у колючей проволоки концлагеря, или на линии фронта в разведке!… =
: он не щадил;
: он своими гранями сузился до линз и зрачков;
: Знамя было где-то в пространстве…
Знамя существовало всегда: тогда-когда брали Берлин и Рейхстаг, и верили, и создавали подвиг ратный в порыве едином!...
Великое Знамя Победы: наш народ шёл к реальной Победе и в тылу, и на передовой, а не как англосаксы со Спилбергом – только в героических фильмах об этом, из лживых сценариев своих, да к тому же и после…
Мы ковали Победу: от солдата – до маршала – все!
И тут, вдруг, ручёнками – в кулачках, поднимают не Знамя, а пустоту с воображаемым знаменем?!... Хоть и по-героически всё: размазывают не поддельно – до мурашек!
Но – без него!...
И говорят, и читают-говорят страсть зримую нечеловеческую!
А, главное, застывают по выстрелу!
Мнят себя памятниками в пантомиме!
Всё действо замирает по обыкновению замысла и творения… =
: над головами всех застывших;
: выше любых люстр, которых страсти не касаются;
: они мчатся без знамени – в рванине, мчатся, мчатся, мчатся…
И вдруг!
Как ветром всё наполнилось и бурей, и ворвалось, будто отовсюду и дерзко – навсегда… =
: Победы нашей Знамя;
: Знамя той нашей Победы;
: оно явилось и не запылилось…
Вдруг?!...
Наше Знамя!...
И  лишь след на стене за кулисами старого драмтеатра от стакана-крепления для флага зиял светлым квадратом…



Он падал, он падал!
А город стремительно мчался навстречу…



Как Лёва шёл… да, актёр шёл, как Лёва из Льва Лещенко – шёл!
И!... =
: Знамя заколыхалось над ним, а на древке – внизу болталось железное крепление с ржавыми кривыми гвоздями;
: и ветер откуда-то взялся, а на древке, – внизу, – болталось железное крепление с ржавыми кривыми гвоздями;
: и сердце наполнилось праздником, а на древке, – внизу, – болталось железное крепление с ржавыми кривыми гвоздями …
Знамя Победы возвысилось над пластической композицией, а в глазах патриотов отразилась – она – Победа!
Ветер ворвался оттуда – с самого Рейхстага, он, будто, ждал всей правды… =
: локтями расталкивая всех;
: локтями-зубами, теснил американцев и англичан;
: пробивался локтями к той истине, которую написал наш солдат на Рейхстаге, дабы истребить ложь навсегда!...
Ветер!
Ветер самый общительный – ветер…
Ветер, который, касается и знамён, и причёсок, сухих листьев и облаков, белья сухого, или мокрого – на верёвках, но и, обязательно, юбок…
Анжела шла в красной юбке с очень убедительным разрезом!
И ветер обнаружил пропажу – коснулся красного цвета на её бёдрах!
Шла – Анжела… =
: глаза Егора метались от Знамени – к знамени;
: глаза Егора живились и восхищались знамёнами;
: глаза Егора уже тянулись к разрезу этого трансформированного знамени, тянулись…
Тянулись к жизни все пространства вокруг, а Спилберги обосрались, от чего-то, как и вся Америка, не рассчитывая во всём мире на заглавную букву в реальных Победах…
Шла Анжела…
Рейхстаг был взят по-русски – взят навсегда!
И!...
Шла Анжела – шла!
Наш флаг и знамя всегда у её на губах…
Новолуние с ветром…
С верой и правдой!
Анжела развернулась резко и швырнула журнал «Cosmopolitan» – да так, что ветер с подола юбки её, распахнул глянцевую суть «Cosmopolitan» на той странице, где демонстрировалась эта яркая красная юбка-накидка и обнаружил там – Красное Знамя Победы на весь развёрнутый лист!…
Знамя держал советский солдат: ни Спилберга, ни его Райна рядом не оказалось!...
Кинематографическую графику их героизма поглотил туман, а ветер унёс восвояси!... 
 Анжела развернулась ещё раз на месте!
И ветер продолжил листать станицы журнала «Cosmopolitan» и на всех страницах открывалось красное Знамя Победы в руках советского солдата над Рейхстагом!
Юбка была теперь только на Анжеле!...
 


Страницы листались и солдат динамично двигался – вперёд – к Победе!
Он жил и, казалось, произносил, спокойно, почти… как Лёва Лещенко:



…Впервые за долгие годы
Снаряды на них не ложились в тот вечер…





Новолуние: исчез лунный диск на мгновенья, а небосвод сдвинулся в новую даль, оставляя за собой золотистую дугообразную щель, как скобку, чтобы протиснуться сюда же самому и снова, и вновь – полнолунием, посеяв на время, по-детски-недетскую, полумесячную интригу – «Вышел месяц из тумана – вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить – всё равно тебе галить!»…
Туман…





город Москва