Почти по Станиславскому

    Было это где-то в середине девяностых.
    Километрах в двадцати от нашего поселка есть небольшая деревушка – Тихановка. Когда-то она была довольно процветающей, но с началом девяностых, развитием дикого рынка, как и многие другие деревни, стала приходить в упадок, пока совсем не обнищала. На момент описываемых событий она еще была на плаву, барахталась, боролась за жизнь. Колхоз со своим председателем, хоть и в сильно урезанном виде, там еще был.

    Недалеко от деревни располагался достаточно большой и глубокий пруд. Лет десять назад кому-то из колхозных начальников пришла в голову гениальная мысль перегородить лог недалеко от деревни, по которому протекала небольшая речушка и получить хороший пруд. Здесь и искупаться можно будет, позагорать,  рыбку половить, коров при случае напоить… Да мало ли для чего еще может пруд в деревне понадобиться. Вон, директор разреза, что по соседству, для себя уже два похожих пруда сделал, рыбу развел. Хорошо!  А мы чем хуже?
    Сказано – сделано. Тогда-то в колхозе колесной и тракторной техники было много, и перегородить лог большого труда не составило.  Для стока излишков пробросили трубу пятисотку, и еще одну с запорной арматурой поставили пониже – вдруг когда придется воду сбросить полностью. Пруд получился хороший, глубокий, но уж сильно закоряженный, потому что деревья, что росли по склонам, да кусты вдоль протекавшей по дну лога речушки, выкорчевать не догадались или не захотели. Деревья, естественно, погибли и из воды местами торчали только их верхушки, на высохших ветках которых почему-то любили отдыхать вороны.
    Из рыбы здесь встречался только мелкий карась. Во всяком случае, все так считали, поскольку ничего другого в пруду не ловили и специально рыбу не разводили. Рыбачили там только пацаны, удочками, сети никто никогда не ставил, а уж про спиннинги и думать не могли, поскольку хищной рыбы в пруду не было, а коряг, наоборот, предостаточно.

    Так вот, в середине девяностых, когда на пруд в деревне всем было уже наплевать, двое или трое предприимчивых парней из соседнего города взяли этот пруд у селян в аренду. Закупили и запустили весной туда молодь карпа, вбухав в это предприятие тысяч двести, что по тем временам считалось вполне приличной суммой. Взять же они планировала много больше осенью, когда карп подрастет и его легко можно будет  продать уже не за приличные, а за большие деньги.
    Для охраны своих подрастающих богатств парни наняли двоих деревенских алкашей, сидящих без работы, что было их фатальной ошибкой. Неприхотливые мужички жили постоянно на берегу в специально оборудованном вагончике, периодически по очереди бегая в деревню за едой и самогонкой. А за что купить самогонку? Правильно – за рыбу. Находчивые сторожа прикормили прожорливого карпа недалеко от своего пристанища, чтобы зря не ходить, ноги не бить – они чай не казенные, и с середины лета спокойно ловили его, уже подросшего, обыкновенными поплавочными удочками и меняли на заветный напиток. Хозяева ситуации не знали, с проверкой приезжали обычно днем, а к вечеру на пруду частенько собиралось народу… - то кум, то сват, то брат, то председатель колхоза. Правда, рыбалка сводилась тогда в основном к удочке и рюмке. Нет, правильнее - к рюмке и удочке.

    Председателем разваливающегося колхоза в то время был мой хороший знакомый, с ним-то я в середине лета и попал на пруд. Вытурить с берега своего бывшего начальника у алкашей не хватило ни смелости, ни рассудка. А уж когда они увидели у него в руках заветную бутылку, да не самогонки, а самой что ни на есть родной «Столичной», даже стульчик рыбацкий, невесть как к ним попавший,  на бережок для дорогого гостя вынесли. Собственную удочку ему в руку сунули, отвлекая и рассчитывая, что на троих бутылки для ностальгических воспоминаний о славном прошлом маловато будет. Но председатель тоже любил  родную деревню, и через полчаса они  разухабисто гудели уже все вместе, добавив к изысканной «Столичной» бутылку неказистого самогона. Тогда-то я уже в сумерках впервые поставил пару небольших сетей на свободном от коряг месте. Через час у меня уже было десятка два вполне приличных карпенка. К утру их набралось чуть больше ведра.
    С рассветом мы с председателем ретировались, на берегу снова была тишь и гладь. Уловом я поделился со своим товарищем, и мы расстались вполне довольные друг другом – и отдохнули, и водки выпили, и рыбой разжились. Ситуацию эту я взял себе на заметку, удивленный и обрадованный таким быстрым ростом карпа, о чем не преминул рассказать своему дружку Сане, с кем постоянно ездил на рыбалку.
    Мой рассказ очень завел Винта, и он просто мечтал поставить сети на Тихановском пруду осенью, как, впрочем, и я, когда карп подрастет. А по тому, как он прибавлял, к октябрю можно было ждать полутора – двухкилограммовые экземпляры.

    Но ситуация резко изменилась. Неожиданно нагрянувшие с проверкой в один из поздних вечеров хозяева застали гульбище и незапланированную рыбалку на пруду в самом разгаре. Горе-сторожа с позором были тут же изгнаны безо всякого выходного пособия, а их место скоро заняли приезжающие крепкие парни, дежурившие по одному, но с большой самоотдачей. Все гениальное просто - им была обещана доля от выручки - чем больше рыбы сберегут и чем больше продадут осенью, тем больше денег сторожа получат. Вот они и старались. Всякие попытки запугать или подпоить их, чтобы разрешили рыбки половить, ни к чему не приводили - парни ревностно блюли интересы хозяев, ну и свои собственные. А на угрозы реагировали не больше, чем слон на моську.

    В начале октября поползли слухи, что пруд скоро будут спускать. Для этого молодые капиталисты (а только так их звали в деревне и никак иначе) еще весной приготовили новый запорный механизм для сброса воды с массивной задвижкой на трубе, которая крепился к металлическому щиту двумя какими-то заграничными замками. Открыть эти новомодные штучки, чтобы назло капиталистам спустить пруд раньше срока, как мечтали обманутые в своих лучших ожиданиях сельские пролетарии, было невозможно. Ну, не срезать же замки автогеном, тем более, что в обнищавшей деревне взять его было просто негде.
    Это неприятное известие подтолкнуло нас с Винтом к решительным действиям.

    Я, пользуясь своим влиянием на председателя колхоза, упросил его договориться с арендаторами пруда хоть на одну единственную рыбалку, и это ему удалось - как-никак, а пруд был все же его. Он привез от хозяев  записку к сторожу, где нам разрешалось порыбачить удочками и поставить одну сеть.

    Прихватив с собой пару бутылок водки, которые мы планировали использовать в основном для убеждения сторожа, с самого утра мы с Саней отправились на пруд. Ждать вечера не стали, у нас официальное разрешение, где ни слова не сказано когда нам приезжать - утром или вечером. Сторожа на наше счастье почему-то не было, вагончик, где он ночевал, был открыт и совершенно пуст. Ничего особенного там не было, кроме койки с панцирной сеткой, какого-то старого замызганного и прожженного одеяла да закопченного чайника, на который бы и местные бомжи не позарились. Все необходимое сторож, похоже, привозил с собой.
    Не став его дожидаться, мы, быстренько накачали лодку и чуть в стороне от вагончика перегородили пруд, благо он был не очень широким, в четырех местах, там, где коряг на воде не было. Сети притопили, сняв большую часть поплавков, так что с берега их и видно не было – рябь, поднятая ветром, здесь была нашим союзником. С пятой перетягой не получилось – тот же сильный ветер не дал нам ее поставить. Он только катастрофически запутал сеть из-за насаженных больших пенопластовых поплавков, которые мы сознательно не снимали, а хотели продемонстрировать, что сеть у нас действительно одна, как и предписывалось в записке сторожу. Выплыв на берег, мы спокойно расположились возле вагончика, разожгли костерок, поставили на огонь чайник и стали распутывать сеть.
    И во время. На мотоцикле с люлькой приехал сторож, которого сейчас наверняка бы назвали охранником: крепкий, накачанный, с какой-то хищной походкой и цепкими буравящими насквозь глазами. Можно было подумать, что он или бывший мент, выгнанный за какие-то прегрешения и от того злой на весь мир, или какой-нибудь контуженый «афганец». Одет он был в однотонную темную робу без всяких надписей, темные же кроссовки, и вооружен самодельной резиновой дубинкой внушительных размеров, которую носил в петле на поясе. Встретил он нас не очень приветливо, и даже записка от хозяев не уменьшила его подозрительности. Нам с трудом удалось убедить Сережу, так звали сторожа, что мы только планируем поставить сеть, но злосчастный ветер нам мешает, вон даже поплавки перепутал.

    Когда чайник закипел, мы накрыли прямо возле сторожки на травке импровизированный столик, и пригласили Сергея пообедать с нами, но тот категорически отказался. Пришлось и нам с водкой притормозить. Ситуация обострялась, неплохо было бы проверить сети, но правильно расценив, что лучше этого не делать, мы с Саней уехали в дальний конец пруда к дамбе. Здесь  попытались с берега половить удочками, хотя никакого желания не было. Зато была необходимость поддержать свой имидж, ведь в записке говорилось в основном именно о такой рыбалке.
    К вечеру, когда ветер немного стих, но рябь все еще была, что помогало прятаться уже поставленным сетям, мы вернулись к вагончику совсем без улова, чем, похоже, сторожа только  обрадовали. Пока мы наскоро ставили распутанную и приготовленную сеть с поплавками, Сережа  все стоял на берегу и зорко наблюдал за нами – как бы мы больше одной не поставили. Мы и поставили одну … при нем.
    Поскольку уже стемнело, ужинали в вагончике при свете шахтерского фонаря и пары свечей. С очень большим трудом удалось уговорить Сергея выпить пару рюмок, только после этого он немного расслабился, закурил и повел с Винтом нескончаемые разговоры о политике.

    Через полчасика, выйдя на улицу проветриться, мы с Саней, пошептались и обсудили предстоящий спектакль, который надо было сыграть мастерски, чтобы наш единственный зритель Сережа «поверил». Так, кажется, говорил Станиславский. Вернувшись, я усиленно делал вид, что клюю носом, а Саня якобы с большой неохотой поплыл проверять сети, показывая, что ему, кроме выпивки, уже ничего и не надо. Какая рыбалка, когда тут водка недопита!.. Я, расстелил свой старенький спальник прямо на полу  и развалился поперек вагончика, отрезав Сергея от выхода, и сделал вид, что быстро уснул, даже стал похрапывать.
    Целый час Сережа терпеливо ждал, потом, видимо смекнув, что дело нечисто, раз Санька долго нет, и отправился на берег. Я как мог его задерживал, но безуспешно. Чтобы еще больше не разуверить подозрительного сторожа в наших благих намерениях, вынужден был все же пойти с ним.
    Саня как раз выплывал, но увидев нас, тормознулся в пяти метрах от берега, сделав вид, что ловит выпавшее весло. Что он делал на самом деле,   рассмотреть не удалось – луна к счастью спряталась за набежавшими облаками и темнота легла очень густо. Когда он  причалил к берегу и стал бросать мне в подставленный мешок одного за другим двухкилограммовых карпов, я очень пожалел, что не задержал сторожа в избушке еще хоть на десяток минут. Саня бы припрятал рыбу, и можно смело было продолжать рыбалку. Увидев же улов более чем из десятка карпов и, видимо, прикинув собственные убытки, Серега прямо заявил, что сеть надо снимать, улов, мол, и так приличный. Саня с трудом отговорился необходимостью согреться и отправился в вагончик, шепнув мне по дороге, что в лодке, прикрытая его курткой, осталась еще рыба, которую надо втихаря переложить в машину.
    Мешок с карпами мы уже загрузили в багажник моей «семерки». Ночи стояли холодные, и рыба должна была в любом случае остаться свежей.  Минут через двадцать я подался «до ветра», а сам быстренько перенес из лодки пяток огромных щук и тоже спрятал в багажник под лежащие там тряпки.
   Никто никогда не слышал, чтобы в Тихановском пруду водились щуки, и я сам был несказанно удивлен пойманной добычей.

    Сергей все же настоял, чтобы мы через пару часов, а это было уже около шести утра, сняли сеть. Ходить по берегу, он больше не ходил, когда убедился, что мы снимаемся, поэтому и не видел, что вместо одной у нас стояло пять перетяг. Думаю, что он здорово обрадовался такому обилию рыбы в пруду, когда увидел, сколько рыбы взяла «одна» сеть. Уж если в одну сеть здесь столько рыбы!? То сколько же ее вообще в пруду? Я даже представил себе, как он, весело улыбаясь в вагончике, довольно потирает руки в предвкушении огромного осеннего заработка. Мечты – мечты, где ваша сладость…

    С рассветом мы подались домой. На пути к дому лежал еще один водоем, который все у нас звали «Тещин язык». Этот искусственный пруд, действительно с подачи директора нашего разреза, заложили рядом с крутым поворотом дороги, напоминающим острый тещин язычок. Через несколько лет трассу спрямили, опасный поворот стал не нужен, а название осталось. Саня предложил остановиться на Тещином языке, помыть и просушить лодку, которую мы просто свернули и бросили в багажник, перебрать сети, а заодно выпотрошить и почистить  рыбу. Все равно этим нужно будет заниматься дома, что, в общем-то, неудобно. Я согласился.
    Лодку опять накачали, помыли и прислонили к машине для просушки. Рыбу вывалили на кусок дерматина, который я всегда вожу с собой для таких ситуаций, и занялись сетями. Крупные карпы и щуки, которые казались не просто крупными, а очень крупными, поблескивая чешуей, лежали живописной горкой. Смотреть на них было одно удовольствие.
    Когда заканчивали перебирать сети, к водоему подъехал красный «Москвич», откуда вышел незнакомый нам мужичок, как оказалось из еще одной соседней деревни и молодой парень, по-видимому, сын. Они так и застыли с разинутыми ртами, когда увидели наш улов, где карпы еще исправно хлопали жабрами.
    -  Где это вы взяли? - чуть заикаясь  с дрожью в голосе, немного погодя спросил мужик.
    - Как где? – недоумевающее переспросил Саня. - В озере, - и небрежно кивнул себе за спину в сторону пруда, на берегу которого мы стояли.
    Вот тут Станиславский бы ему поверил. Я, во всяком случае, точно.
    Да и трудно было не поверить. Сырая лодка и сети, куча совершенно свежей рыбы, мы в болотниках, чешуе, заспанные и небритые, словом, весь рыбацкий набор.
    - Да бросьте, - засомневался мужик, - я сколько здесь рыбачу, а крупнее окуня ничего не ловил.
    В пруду действительно ловился только некрупный окунь, да изредка мелкий карась.
    - Правильно, - рассудительно ответил Саня, - ты какие сети ставишь?
    - Тридцатку, на окуня, - чуть растерянно растягивая слова, ответил мужик,
начиная немного соображать.
    - Поставь шестидесятки, таких же наловишь, - Винт уже с гордостью кивнул на лежащую рыбу и отвернулся, словно потерял к рыбакам всякий интерес.
    Мы принялись чистить рыбу, бросая чешую здесь же на берегу, а мужик, переговорив с сыном, уехал, так и не проверив свои поставленные  на окуня сети.
    Когда мы укладывались, «Москвич» снова появился на берегу и радостный наш знакомый рыбак, выйдя из машины, спросил:
    - Взял шестидесятки и  семидесятки, где лучше поставить, мужики?
    Винт, не моргнув глазом – ну сама честность, показал ему на противоположный край пруда, где в берег вдавался довольно приличный залив, заросший камышом. Не став ждать, но примерно предполагая, чем кончится рыбалка у принявших все за чистую монету наших новых знакомых, мы уехали домой.

    Велико же было мое удивление, когда в очередную пятницу вечером вдруг позвонил Жека и предложил сегодня же поехать на Тещин язык.
    - Ты что, не слышал, как там всю неделю карпов килограммов по пять черпают? – искренне удивлялся он моему неведению и отсутствию интереса к рыбалке.
    Обычно я никогда не отказывался составить ему компанию, а тут что-то особого рвения не проявил, что его очень удивило.
    - Там и щука откуда-то взялась, - продолжал он убеждать меня. – Да мне Костян с Ромкой сами чешую показывали, говорят, на берегу нашли. Ты бы видел. Точно карпы килограммов по пять, ну, может, по четыре. Наши уже там, нас ждут. Давай, подгребай, да поедем…
    Его энтузиазму стоило бы позавидовать, если бы я не знал всей подноготной. Пришлось вводить его в курс дела. Жека долго не мог поверить в мой рассказ, поскольку по поселку упорно ползали слухи, что на Тещином языке двое каких-то парней несколько дней назад ловили огромных щук и карпов.

    Целую неделю весь поселковый рыбацкий люд городил пруд крупными сетями, надеясь на солидный улов, пока не убедился, что все это крупная мистификация, розыгрыш. Причиной же его стали мы с Саней, сами того не желая. Просто так сложилось. А, правда, здорово.