Иранская кровь

В Тихом доне – отделении нашего совхоза, соседями по обе стороны нашего двора на два дома были турки-месхетинцы с грузинскими фамилиями. Мне казалось странным   такое сочетание, но спросить было не у кого. Да и зачем? Мы знали, что переселили их откуда-то из Грузии. Когда и зачем это произошло – было всё равно. Соседи - они и есть соседи. В Узбекистане и Чимкентской области Казахстана много было переселенцев, а, скорее, просто людей, изгнанных из своих родных мест. У нас,  в Малеке были иранцы и турки. О переселении иранцев мы знали вкратце со слов мамы, более подробно потом узнали от отца.
Для работы в САНИИФе мне надо было собрать документы о происхождении (точном месте рождения) родителей.  Про маму мы знали всё. Сведения об отце добывала сестра. В какой-то день она у кого-то узнала, где, на каком поле он находится сейчас, вот в эту минуту. И пошла искать его по полям.  Мы никогда ничего и никого не боялись. Все знали и уважали нашего отца, знали, что мы его дочери. И это было для нас лучшей защитой. Нашла сестра его где-то, на самом дальнем поле. Он, конечно, с радостью помог мне. И рассказал ей всё, что знал, чего забыть нельзя. Их переселили из Али-Байрамлинского района Азербайджана, пограничного с Ираном и потому - спорного. Это юго-восток Азербайджана и северо-запад Ирана. У всех переселяемых народов – крымских татар, турок, поволжских немцев, многих кавказских народов, условия переселения были одинаковы. Людям давали какое-то время на сборы. Потом на поезд и в Среднеазиатские степи, на необжитые просторы. Отцу было 12 лет. За что молодую женщину с сыном-подростком лишили дома, родных мест? Бабушка рано овдовела и растила сына одна. Так что, у нас с обеих сторон это почти семейная традиция - растить детей без мужчины в доме.
 О турках мы вообще ничего не знали. Раз руководство страны решило, значит так надо было. В самом начале девяностых мне посчастливилось поехать в командировку в Краснодар, в НИИ масличных культур. Я ведь начинала работать с подсолнечником.   В моём купе ехал ростовский грузин из Москвы в Краснодар, почему-то через Тамбов.   Говорил, что других билетов не было, вот и пришлось ехать на «перекладных». Разговорились. Как правило, разговоры с попутчиками начинаются ни с чего и заканчиваются ничем. Поспрашивал, кто я и откуда. По типу лица легко и точно определил моё происхождение. Не удивительно. Мы ведь тоже различаем все среднеазиатские народы. Рассказал мне об этих турках-месхетинцах.  Месхетия – грузинская земля, граничащая с Турцией. Когда-то давно эти люди приняли ислам и стали турками. Их и выселили в Среднюю Азию. Потом они решили вернуться в свои родные места. Грузинское руководство поставило им условие:вернуться в Православие и тогда – добро пожаловать на Родину. Турки отказались от этих условий и остались в Узбекистане.  Дальше не знаю. В Википедии написано по-другому. С приходом к власти подлеца Горбачёва произошло то, что произошло.
С соседями турками-месхетинцами у нас сложились добрососедские отношения.  Я до сих пор помню имена их детей, чуть младше меня. Вместе с ними ходили купаться на канал, через дорогу. Играли в пятнашки. С девочками ещё и в классики играли.
Чуть подальше жили соседки-близнецы, мои одноклассницы и подружки, на год старше меня. Они прекрасно говорили по-узбекски и по-турецки. Особенно бойко они матерились на этих языках. А уж как по-русски «заворачивали" - отдельная песня. Вот такая склонность к языкам была у девочек.  К сожалению, не использовали они эту особенность. Подружки высмеивали меня, обзывали иранкой. Как мне было обидно! Я даже плакала. Сестру мою трогать боялись. Она была слишком серьёзной и строгой, могла и отлупить обидчика.
 С отцом мы виделись не так уж часто. И как-то я…, нет, не пожаловалась, просто рассказала ему об этом. Отец успокоил меня:
-Доченька, совсем не стыдно и не обидно быть иранкой. Подружки твои просто ещё совсем глупые. А иранцы – персы – древний и великий народ, как и русские.
 Так с этим понятием я и живу. Сейчас читаю историю Ирана. Ирана!

В пятом классе шли мы как-то из школы, как всегда, гурьбой. И пацан-турок, на год старше меня и на год моложе сестры, задел меня, то ли нечаянно, то ли нарочно. А сразу за Тиходонским мостом через канал, на повороте в Тихий Дон, между каналом и дорогой была неглубокая яма с пологими берегами. Сестра увидела эти приставания, схвтила его за шкирку, свалила в  яму и отлупила. Да так, что пацан всю дорогу плакал и кулаками слёзы размазывал по щекам. Обидно было получить взбучку от девчонки. Потом взял железный камень (небольшой булыжник), шёл за ней следом, собирался отомстить ей. И всё повторял: 
- Иранская кровь, иранская кровь.
А я встала между ними и твёрдо решила, принять возможный удар камнем на себя, лишь бы сестра не пострадала. Потом все помирились. Он пообещал больше никогда не трогать меня.
 Через несколько лет «иранская кровь» спасла меня от чего-то ужасного.
В десятом классе мама предложила мне поработать в Гидрогеологоразведке. Оформлена была, конечно, мама. Работа несложная. Не стану углубляться в её суть. Просто в шесть часов утра и в шесть вечера необходимо было быть на определённой площадке, что-то такое сделать и записать в специальную тетрадь. На всё уходило около одного часа. В конце месяца все полученные данные сводила в единую таблицу под названием «Сведения о….» и отвозила в Сырдарью, где и находилось Управление этой Гидрогеологоразведки. Мама потом ещё много лет работала там, а я только по выходным, когда приезжала домой.
Сейчас вот подумала, что, возможно, эта моя первая работа и разбудила во мне интерес к исследовательской работе и значит я совсем не случайно оказалась в моём любимом САНИИФе. Там мне тоже довелось обобщать данные по гидрометеорологии.
 Платили за эту работу тридцать рублей. Огромные деньги для школьницы по тому времени. Мама давала мне деньги на книги, какую-то одежду, обувь. Всё ведь стоило совсем недорого. Например, мои первые красивые туфли на высоком каблуке - всего двадцать пять рублей.
Находилась эта площадка недалеко от нашей бушуйки, рядом с колхозным люцерновым полем. В колхозе этом когда-то жила и работала наша бабушка. Старые колхозники долго помнили её и к нам относились с уважением. В какой-то вечер, выполнив работу, я по кромке поля рвала повилику, в простонародье – берёзку, для кур. Тут подъехала грузовая машина, полная  молодых колхозников. Про бабушку они уже не помнили и нас не знали.  Решив, что я рвала люцерну, стали наступать на меня, при этом говорили мне что-то угрожающее. Увидев, что не люцерна это, а трава, немного успокоились, но образовавшееся вокруг меня полукольцо, всё сужалось. Стало страшно.
На моё счастье, по берегу нашего канала шёл домой, в один из иранских посёлков, мальчик иранец лет четырнадцати. В посёлке справа от канала долго жила наша бабушка иранка. Потом отец забрал её к себе. А слева – наш дядя, двоюродный брат отца. Совсем недалеко ещё отошёл паренёк от бушуйки. Я не знала его имени, просто замахала ему рукой и закричала: Эге-гей, иди сюда. Он резко оглянулся, понял, в каком жутком окружении я оказалась, и рванулся назад, спасать меня. И молодые колхозники отступили. Подросток этот успокоил меня и проводил до начала нашего посёлка, а там уже ничего не страшно, там я -дома. Ни разу больше подобное не повторилось.
 Что сказать? На помощь пришла родная иранская кровь!
А будь я не иранкой? Пришёл бы мне на помощь этот паренёк? Думаю, пришёл бы. Это у них в крови – защищать женщину. Так мама сказала!