Непредвиденные беседы

                valentin_baranov@mail.ru

                Непредвиденные беседы.
                (Пьеса о несоответствии личности занимаемому месту)
                Действующие лица:
1. Человек из…
2. Фёдор Ильич, владелец алмазного бизнеса.
3. Ирина, его  жена.
4. Тамара, его верная любовница.
5. Маша.
6. Девушка непринуждённого поведения.
7. Оглоблев, охранник.
8. Пирогов, охранник.
9. Бригадир охранников.
10. Полицейский.
11. Санитары.

                Картина первая.
(роскошная спальня; третий час ночи; Фёдор Иванович внезапно проснулся; рядом в пододвинутом кресле сидит человек; он слабо освещён ночным светильником)
Фёдор. (испуганно)  Кто ты! Кто!?
Человек. (потянулся) Вообще-то, собеседник, если, конечно, интересуетесь поговорить.
Фёдор. (кричит)  Охрана!  (садится на постели, но тишина; смотрит на человека;  ошеломлён, думает) Что с охраной?
Человек. Спят.   Три часа ночи.
Фёдор.  Они не должны спать, они должны охранять.
Человек.  Ну, это в идеале, то есть, в вашем представлении. А все представления ошибочны, уж поверьте.
Фёдор. ( осмелев) Ты здесь, зачем?
Человек. Лучше спросить, почему?               
Фёдор.  (нетерпеливо) Нет, я спрашиваю: зачем?
Человек.  Хорошо, уступлю вашей настойчивости: вот, чрезвычайно заинтересовался  поговорить.
Фёдор. В три часа ночи?
Человек. Три часа ночи, самое время поговорить.
Фёдор. В три часа ночи!               
Человек.  Самое подходящее время: никакой  внешней суеты. Днём человек не может быть откровенным, потому что запутан суетой.  Ночью всё яснее. Никогда ни с кем не беседуйте днём по душам: это взаимный обман.  Вольный или невольный.
Потом, ночью, любой человек намного интереснее, самого себя.
Фёдор. Откуда ты появился?               
Человек. Да, тут, недалеко, из сумасшедшего дома.
Фёдор. (испуганно) Из дурки!
Человек. Ну,  зачем  вздрагивать. Во-первых, это неприлично, во-вторых, сумасшествие – это самое общее человеческое качество. То есть, в этом нет ничего особенного.
Фёдор. Но как ты сюда проник? Забор, колючка, охрана!
Человек. Это всё внешнее, а каждый находится внутри себя. 
Фёдор. Ну, допустим. Хотя, как допустить, когда на входе дежурят двое? Ведь они должны отпереть двери!
Человек. Всё так, они отпёрли двери, и я вошёл.
Фёдор. Завтра же всех уволю!
Человек.  Это правильно; вообще, надо всех увольнять каждые три недели: новые охранники недели две-три, будут особенно бдительны, пока не привыкнут.  Я одобряю ваше решение.
Фёдор. Говорил, нужны собаки.               
Человек. У собак, этот период длиннее. Но скоро и они поймут, что время от времени надо поднимать лай для отметки. Станут будить…,надоедят. Они тоже себе на уме. Потом, с такими богатствами, как у вас, покой нелогичен.
Фёдор. Понятно: тебе нужны деньги. Сколько, чтобы ушёл?
Человек. Деньги я бы взял, если бы вы дали столько, чтобы купить весь сумасшедший дом.  Меньшая сумма меня не интересует.               
Фёдор. Сколько, чтобы ушёл?
Человек. Поверьте, было бы разумнее, предлагать деньги за то, что пришёл.
Фёдор. Повторяю: Сколько, чтобы ушёл?
Чел. Ушёл?  На какую же сумму я вам не нравлюсь?  Разве вам не интересен мой визит прямо из сумасшедшего дома? Впрочем, у юристов никогда не было тяги к истине. Вы её избегаете профессионально и инстинктивно. Выработанная увёртливость ума.
Фёдор. Откуда известно, что я был юристом?
Человек. Помилуйте, об этом говорит весь диспансер. Анализ действительности -- этого у нас не отнять.
Фёдор. Что, если завтра я позвоню главврачу?               
Человек.  Что ж, мы с ним обсудим ваш звонок. Мы рады любым новым сообщениям. Но больше ценим искренность. Согласитесь, любая ложь или лицемерие унижают необыкновенность жизни.
Фёдор. Необыкновенность?
Человек. Да. Кстати, вы и есть пример необыкновенности. Но это то, что надо чувствовать или хотя бы предполагать. Ведь вы привыкли к убожеству умозрительности. Боюсь, вам недоступно истинное                искусство. Нет, как умный человек, вы делаете вид, что всё понимаете. Однако, это не так.               
Фёдор. Чего я не понимаю!?
Человек. Да, по сути, ничего. Впрочем, как и все вам подобные. Строго говоря, быть дураком, это нормально.
Фёдор. Так я дурак?
Человек.  Ну, зачем же, так прямо. Я же, в контексте бесконечности. Однако, вы негостеприимны. Согласитесь, беседовать ночью, не смягчая ситуацию алкоголем, не по-человечески. Я предпочитаю коньяк: виски – это мода. А любая мода держится на неадекватности.
Фёдор. Бар за тобой, слева.               
Человек. (поднимается, подходит к бару) Позвольте, я вам тоже коньячку. (несёт два бокала) Мне интересно, насколько изменится наша беседа. Я употребляю коньяк исключительно для мысли: для другого измерения               
фактов. Изменяется  алгоритм мышления.    Как бы меняю ракурс. Всё надо рассматривать с разных ракурсов и настроений.  Коньяк нужен для мысли.
Фёдор. (иронично) Какой научный подход!               
Человек.  Так я же, к вам откуда…! Прошу. (выпивают) О! чудный напиток. Давненько не вкушал такого.
Фёдор. (самодовольно) Дерьма не держим.
Человек. Это понятно. А вот нам иногда приходится пить, как вы говорите, дерьмо. Так устроен мир.
Фёдор.(насмешливо) И что тогда с ракурсом?
Человек. Ну, несколько другие оттенки. Но эффект!
Фёдор. Кто вы такой?
Человек. Стало быть, я вас, всё-таки, заинтересовал. Но вы задали вопрос, на который мыслящий человек никогда не сможет ответить.               
Фёд. А дурак?
Человек.  Намекаете? (усмехается) Дурак, конечно, сможет. Дурак, в принципе, может всё.
Фёдор. Мне кажется, вы чересчур умны для психушки.
Человек. Это вы ещё не видели остальных. Дело в том, что вы оперируете штампами. Так намного проще. Штампы вам заменяют мысль, заменяют вкус, но самое обидное – штампы вам заменяют чувства. А мы всё чувствуем. Мы живём.               
Фёдор. То есть, я не живу?
Человек.  И давно. С вашего позволения, я добавлю напитка. (встаёт, идёт к бару)    Вам, думаю, также стоит выпить. (наполняет бокалы) Нет, только ради такого коньяка стоило приходить. Это просто обновление ощущений. Мы умираем, как только начинаем всё механически повторять. Повторение – это уже подделка  чувств. Вот я сейчас живу.
Фёдор. Подозреваю, что ты тот ещё демагог.
Человек. Это я стараюсь.  А для кого стараюсь? Эх, Федя! Можно: я тоже перейду на «ты»?  В соответствие с дозой выпитого.
Фёдор. Вам известно имя.
Человек. Имя, это нам мелочь, потом ваше просто невозможно не знать.
Фёдор. Похоже, мне уже не уснуть.               
Человек.   Ну, если тебя беспокоит только это…
Фёдор.  А что меня должно беспокоить? Кроме сна.               
Человек. Дался тебе этот сон.  Ты не зависим ни от чего, что тебе время? Ты давно вне времени. Тебя смущает только пространство. И то, как момент               
безопасности.  А вот я, независим даже от этого. Только от взаимоотношения с главным врачом.
Фёдор. Надо же, а так было можно: сразу попасть в психушку, не борясь за место под солнцем, не портя нервы,  и наслаждаться?
Человек. Ты, Федя, всё понимаешь упрощённо, ну, как бывший юрист. Чтобы что-то произошло легко и быстро, надо, чтобы до этого, что-то происходило медленно и долго. Надо дорасти. Если мы немедленно не добавим, ты не поймёшь, и наш дальнейший разговор совершится впустую.
Фёдор. Что значит, дорасти?
Человек. Вот, например, ты слишком быстро стал владельцем (жест) всего этого. Слишком быстро.  Уж, очень слишком быстро.               
Фёдор. Это что-то с привкусом угрозы?               
Человек. Так  скользко, мог угадать  только юрист. Хочу обратить внимание: чем примитивнее человек, тем логичнее он поступает. Но не всё так прямолинейно.
Фёдор. Ты вынуждаешь меня встать и надеть халат. (встаёт, одевается) Иду за закуской. Слушай, а что если вызовем девочек?
Человек. Чувствуешь, как ты сразу хватаешься за шаблон?  Хочешь упростить ситуацию.  Как бы избегаешь истинной жизни.
Фёдор. Шаблон?
Человек. Нет, девочки, это ценная мысль, но тогда прекратится беседа. С женщинами нет смысла говорить словами.
Фёдор. А чем с ними говорить?               
Человек. Только прикосновениями! Нет ничего точнее и выразительнее прикосновений. Слова обманчивы, по структуре.
Фёдор. (удивлён) Только прикосновениями?  А что, пожалуй, правильно.               
Человек. Кстати, не советую закусывать. Это почти кощунство. Мы пьём для мысли! Но я бы не отказался от хорошего куска мяса. Всё-таки в диспансере
не понимают, что пациента надо кормить не только макаронами. Мы даже пришли к мнению, что в своё время революционеров не надо было стрелять,               
достаточно было вкусно накормить.  Но пьём мы для мысли!
Фёдор. В своё время, я много пил для мысли, как юрист.               
Человек. Это естественно для юриста. Мы начинаем приходить к равновесию мнений. Всё-таки, хороший алкоголь объединяет. Так что с мясом?
Фёдор. (поднимает телефонную трубку) Маша, разбуди мужа, пусть подогреет телятину и принесёт. Как невозможно? Ты кому это говоришь! Ах, пьяный.  Зачем он пьёт водку перед сном, всё равно же спит. Пить надо для мысли!  Чего ты не поняла? Ах, поняла. Ну, неси! (гостю) Повар пьян. И чего они не пьют для мысли?
Человек. Меня радует твоя ирония, как показатель внутренности. Пока человек ироничен, он не потерян.               
(входит Маша с подносом; она так мало одета, что застеснялась, увидев незнакомца)               
Маша. Вот, мальчики, вечерняя телятина, блины, соус. Не принести ли красного вина? К мясу.               
Фёдор.(гостю)  А как для мысли,  красное сухое?
Человек. В Абхазии,  сухим запивают чачу.
Фёдор. Для мысли?
Человек.  Там,  для бодрости духа.
Маша. Мальчики, как приятно вас слушать. Я, вообще, обожаю мужскую речь. Я даже не вдумываюсь в слова; главное – голос. Муж меня так материт! Я, аж, вибрирую. Он, если не материт, значит, болеет. И мне плохо.
Фёдор. (гостю) Оставить девушку или отослать? Эстетически, она ничего! Для мысли.  Кстати, словами с ней разговаривать бесполезно – только прикосновеньями!               
Человек. Лучше поговорим.
Фёдор. Как скажешь. ( делает Маше знак удалиться, и она уходит)               
Человек. (сразу же приступив к мясу) Мясо превосходно. Пожалуй, к нему подошло бы красное сухое. Что если бы так кормили в диспансере?
Фёдор. Народ начал бы симулировать безумие.
Человек. Нет, я, пожалуй, съем ещё немного. На будущее.
(Возвращается Маша, приносит вино)               
Маша. Мальчики позвольте, мне с вами выпить за компанию. Или я недостаточно женственно выгляжу?               
Фёдор. Достаточно, выпей с нами. (все пьют)
Человек. За мясо спасибо.
Маша. Сама готовила. Какое пьяное вино. Правда я немного выпила до этого с мужем. Но он не повар, он просто этому учился.
Человек. Великолепно сказано: не повар, но этому учился, а кто он?
Маша. Мы артисты. Но недостаточно востребованные. Стал выпивать. Из театра ушли вместе. Тут и пригодились «корочки»  училища.
Человек. Ничего. Мы все  не те, чем бы хотели быть. Это нормально.               
Маша. Вы так интересно рассуждаете, и таким голосом. А что, если за это надо выпить.
Фёдор. Действительно, пить, так пить!
Маша. Как приятно, Фёдор Ильич, вы сказали.  Каким мужским голосом!
(выпили) Все говорили, что у меня талант. А связалась с поваром.               
Человек. Но ты же сказала, что он не повар?
Маша. Без меня, не повар. Без меня он никто.
Человек. Что мешает его бросить, найти другого повара?
Маша. Его голос. Он так потрясающе меня материт! Просто пронзает тело. Но много пьёт. Больше меня.
Чел. Ты так откровенна с хозяином.
Маша. Прогоните, Фёдор Ильич?
Фёд. Пока всё съедобно.               
Маша. (она заметно пьянеет) А знаете: я не боюсь перемен. Я боюсь застоя. Я глупа?               
Человек. Ты  прелесть: а красивую женщину глупость только украшает. Но не всякая глупость.
Маша. А какая украшает?
Человек. Необыкновенная.
Маша.  Необыкновенная?
Человек.  Та, что не похожа на тупость.               
Маша. Кажется я пьянее этого понимания.
Человек.  Но ясно говоришь. То есть, умница.
Маша. Тогда я бы посидела с вами ещё. Уж, к чему спать!
Человек. Что ж, женщина, неплохое окончание мужского разговора.
               
                Картина вторая.               
( Фёдор собрал подчинённых)
Фёдор. Кто сегодня дежурил на вахте с двух часов ночи?               
Пирогов. Мы с Оглоблевым, Фёдор Ильич.
Фёдор. И кого вы впустили в три часа ночи?
Пирогов. Только вас, Фёдор Ильич.
Фёдор. Меня?  Вы на меня смотрели?
Пирогов. Конечно, Фёдор Ильич.
Фёдор. И вы меня видели, каждый своими глазами?               
Оглоблев.  Я точно видел своими.               
Фёдор. Пьяными?
Оглоблев. Абсолютно трезвыми. Я был очень трезвым!
Фёдор. Прямо, сильно трезвыми?
Оглоблев. Ну, прямо точно. У меня, когда я трезвый, ноет селезёнка. Так ныла!               
Фёдор. Ну, где же, я?  Смотрите камеру.  (бригадиру)  Что скажешь?               
Бригадир. Эти двое уволены.
Фёдор. То есть, ты тоже не веришь в их трезвость?               
Бригадир.  Нет, они бывают трезвыми, но не настолько, не до галлюцинаций!
Фёдор. Галлюцинаций? Хорошее слово. А у тебя случаются глюки?
Бригадир. Если очень долго не пить, всё начинает казаться глюком.
Фёдор. Когда принимал последний раз?
Бригадир. Вчера, но только после смены.
Фёдор. Значит, сегодня у тебя галлюцинаций быть не должно?
Бригадир. Не должно.  Но я всё равно не понимаю, как они приняли за вас эту фигуру… более стройную. Уволить?               
Фёдор. Дадим им шанс, тем более, они с этим уже столкнулись. Но вахте будете втроём.               
Все. Будем!
Фёдор. И чтобы каждый!
Все. Каждый!

                Картина третья.               
(та же  спальная комната, в том же кресле сидит гость; Фёдор просыпается)
Фёдор. Который час?               
Человек. Какой деловой вопрос: зачем он?  Вообще, как можно спать, когда проходит эта необыкновенная жизнь!
Фёдор. А что делать?               
Человек. Мы, в диспансере, ночью никогда не спим. Ночь, сама по себе чудо. Ты, когда-нибудь, всю ночь неподвижно глядел на звёзды?
Фёдор. Зачем?
Человек. Да, я был о тебе лучшего мнения. А ты просто юрист. Обыкновенная атрофированность бесконечности ощущений.
Фёдор. Бесконечности? Мысль должна быть конечной.
Человек. Да, какая это мысль – постановление.  Но я не об этом.               
Понимаешь: ты живёшь в клетке, в умственной клетке. Впрочем, как большинство. Эх, тебя бы на годик к нам, в диспансер!
Фёдор. Спасибо, сохрани Господь! (встаёт, надевает халат) Коньяк?               
Человек. Подожди, ещё рано. Посмотри в окно: как огромна сегодня луна; всё украшено лунной дымкой: ночь творится.               
Фёдор. За что тебя угораздили в лечебницу, за луну? Мне кажется, я понимаю твою болезнь.
Человек. Болезнь — это твоё задеревенелое здоровье.
Фёдор. Поговорили….  Обиделся?
Человек.  Углубил разочарование. Ты знаешь, какое слово сказал про лунный свет один из наших:  лунный свет --  целует!  Понимаешь: свет целует! Что значит, поэт!
Фёдор. Всё-таки, кто ты, рассказал бы. Или это тайна? Коньяк?               
Человек. Ни в коем случае. Так слушай. Я тебе говорил, что умный, то есть, мыслящий, никогда не ответит на вопрос: кто он?  Я помогал людям отвечать на этот вопрос.               
Фёдор. ( с издёвкой)  Интересно, каким образом?
Человек. Я их рисовал.  И они начинали видеть себя. Я, как бы, художник.
Фёдор. Почему, как бы?
Человек. Потому что я не создал своего мира. Я только помогал другим. Допустим, был такой случай: знакомая парочка доходила до развода. То есть, этих  перестало  устраивать всё в  отношениях.  Я их нарисовал прямо на стене квартиры: уже несколько лет они живут, душа в душу. Я рисую всех, какие они есть на самом деле. Я, например, никогда не слушаю политиков,– я на них смотрю. Я рисую, и становится видно, кто вор, кто лжец, кто просто мерзкая тварь, а кто истинный человек.  Мне кажется: нынче я один вижу, что главное в человеке – честь. Это главный кристалл для вечности. И               
вот однажды, я возмутился, и нарисовал: кто есть областная власть, -- и загремел туда, откуда прихожу к тебе. Но многие, изображенные мною, изменили свою судьбу. Так мне очень благодарен главный врач.
Фёдор. Ты хочешь меня нарисовать?
Человек. Пока только поговорить.
Фёдор. Поговорить? Тебе интересно?               
Человек. Мне интересно всё. Но я хочу рассказать о тебе.
Фёдор. Разве я чего-то о себе не знаю?               
Человек.  Как обычно, не всё.
Фёдор. Не всё?
Человек. Никто не знает о себе всего.
Фёдор. Интересно, ты знаешь больше?
Человек. В каком-то смысле.               
Фёдор. Очень интересно. Коньяк?
Человек. Теперь, да.
Фёдор.  (по-хозяйски, занимается напитком; осушают по бокалу) Я готов слушать.
Человек. Я готов рассказывать.
Фёдор. Интересно, с чего начнёшь?               
Человек. С того, что ты был довольно успешным юристом. Ты казался настолько умным, что тебе буквально смотрели в рот.               
Фёдор. ( почти с обидой)Казался?
Человек. Все мы только кажемся.
Фёдор. Неужели только кажемся?
Человек. Ну, это тоже немало.
Фёдор. Так категорично.
Человек.  Однажды тебя порекомендовали авторитету, по кличке «Удав», который в то время уже контролировал алмазы. Поначалу, ты перед ним робел, но потом….  Тут надо рассказать о твоей, чрезвычайно чуткой жене, --               
положение твоё в какой-то момент осложнилось: мало того, что ты выплачивал ипотеку, ты ещё пьяный разбил дорогущую встречную машину.               
То есть расположение к тебе шефа, было необходимым. С методического внушения от жены, вы с ним сделались неразлучными: сауны, выпивки, девочки. И твоя жена, специально проверяла, наличие у тебя презервативов!  Умница, она понимала серьёзность момента. Она проводила с тобой «разбор полётов», подсказывая, как лучше понравиться боссу, влезть в доверие. Тебе               
приходилось изображать разбитного парня. Дружба состоялась. Ты стал вторым человеком в его бизнесе.
Фёдор. Откуда такие беспардонные предположения?
Человек. Ну, это общее для всех миллиардеров и прочих, заблуждение, что можно что-то срыть от народа. Народ – это такое информационное облако. Тем более, что заведение, в котором я обитаю, вообще, не дремлет. 
Фёдор. (беспокойно) Мне надо выпить.
Человек. А чего ты не ожидал – истины?               
Фёдор. Дальше!               
Человек.  Многие хотели быть на твоём месте, завидовали, интриговали, но твоя женщина чуяла всё наперёд. И  все постепенно смирились, сникли. Ты даже стал командовать по отдельным вопросам. Заборзел. Наливай! (они осушают по бокалу)
Фёдор. (нервно) Довольно близко к действительности.               
Человек. ( ухмыльнулся) А то!               
Фёдор. Слушай, если ты всё знаешь, скажи, почему у меня нет аппетита. Понимаешь: у меня  салон лучших девочек, самых искренних проституток.               
Я даже любуюсь ими, но не хочу.
Человек. Это элементарно. Отсутствие аппетита – это недостаток голода. Не надо так объедаться.
Фёдор. Глаза-то ненасытные! Ел  бы, да ел.
Человек. Любви уж, понятно, никакой.  И тут  шаблон.               
Фёдор. Что за ехидный вопрос?  Сам-то, когда-нибудь любил?
Человек. (грустно) Любил.
Фёдор. (засмеялся) Сколько печали! Неужели любовь так огорчительна!               
Человек. (грустно)  Я любил её ещё с детского сада. В школе мы оказались в разных классах. Оба переживали. Потом родители увезли её в Америку. Когда она вернулась, мы сошлись.
Фёдор. Что же так печально?
Человек. А потом, я её нарисовал. Она сама, когда увидела свой портрет,  тихо исчезла.
Фёдор. Твой талант, имеет такую власть?               
Человек. Особенно, надо мной.
Фёдор. Немедленно пьём, и к девочкам! Или это опять шаблон?
Человек. Пьём. Но к девочкам без меня. Без любви – это онанизм. Или почти онанизм. Женщина должна быть облаком, сферой, предчувствием чуда.
Фёдор. Всё-таки ты сумасшедший.               
Человек. Ну, не без этого.
Фёдор. Да, как легко сегодня ты прошёл вахту, ведь я усилил охрану.
Человек. Ты только поделил прежнюю ответственность на троих.
Фёдор. Всё-таки, ты – загадка.
Человек. Дело пока не во мне…               
Фёдор. Интригуешь?               
Человек. Не спеши, время есть, но оно ограничено.
Фёдор. Пугаешь?
Человек. Положись на меня. Пока за моей спиной целый диспансер, всё под контролем.
Фёдор. Всё так серьёзно?               
Человек. Не буду скрывать, всё серьёзно.               
               
                Картина четвёртая.
( Фёдор в «своём» салоне; вокруг полуобнажённые веселящиеся дамы; на колени к нему садится его любимая Тамара)   
Тамара. Ну, чего ты сегодня такой кукся? Больно смотреть.               
Фёдор. А чего ты такая весёлая? Что тебя уж так радует?               
Тамара. Всё. Ты, гости, вино, непринуждённость. Давай спою. (кричит) гитару мне! (ей подают гитару) О чём спеть?
Фёдор. Спой о себе.
Тамара.   Как скажешь. (поёт)   
               
На нас мужчины пялятся,
Но нам неведом страх.
Мы паузы, мы паузы,
Мы паузы в словах.

Вы под любовным парусом
Всегда чуть-чуть вдали.
Мы паузы, мы паузы,
Мы паузы любви.

Уже душа не ранится,               
И грех, уже не грех.
Уйдёте, мы останемся,
До будущих утех.
Уйдёте, мы останемся,
До будущих утех.
Ча, ча, ча!               
               
Фёдор.  Один фраер сказал, что секс без любви – это механический онанизм.
Тамара. Феденька, ну, что плохого в онанизме? Тем более с кем-то. Развлечение!               
Неужели, ты глупенький, захотел любви?               
Фёдор. Мне хочется тебя выпороть!
Тамара. Выпори, я же на всё согласна. Я сегодня принадлежу тебе.
Фёдор. Странно, раньше мне не было так противно.
Тамара. Феденька, ты заболел. Что с тобой?
Фёдор. Меня заразили.               
Тамара. Фраер?
Фёдор. Похоже, он.
Тамара. Ты педик?
Фёдор. Дура!
Тамара. Прости, я запуталась.
Фёдор. Запуталась она. С каких лет ты запуталась, давно ссучилась, а?               
Тамара.  Давно. Я сначала на фабрику поступила, а там такие гроши за тяжкий труд. Я не смогла.
Фёдор. (сочувственно) А ты когда-нибудь любила?
Тамара. Женатого мужика; он клялся, что подаст на развод. А разводил он меня.   Кудрявый был гад.
Фёдор. Как ты думаешь: жена меня любит?
Тамара. (пристально смотрит ему в лицо) Нет.
Фёдор. По-твоему, почему?
Тамара. Если бы любила, была бы сейчас здесь и выдирала мои волосы.
Фёдор. А если она приучена к моему образу жизни?
Тамара. К ревности привыкнуть невозможно, это самое слепое и непреодолимое  чувство. Привыкнуть нельзя.               
Фёдор. Значит, ты ревновала?
Тамара. Смертельно!               
Фёдор. А я никогда не ревновал.
Тамара. И не любил.               
Фёдор. Кто тебе сказал?
Тамара. Ты сам.               
Фёдор. Да? Неужели?               
Тамара. Так, Феденька, так.  Ещё скажу тебе: ходит такой слух, что твоя жена даже ни с кем не флиртует.
Фёдор. Это радует.
Тамара. Но ведь кто-то распускает этот слух!               
Фёдор. Ладно, в этом ещё разберусь. А говорят, ты раньше «Удава» любила?
Тамара. Посмела бы я его не любить!
Фёдор. А меня смеешь?               
Тамара. Феденька, но ты же, не «Удав».  Ты интеллигентный; ты столько слов говоришь. Ты мягкий.               
Фёдор.  (скидывает её с колен)  Пошла….               
Тамара. Ну, прости, прости! Дуру пьяную…прости!
Фёдор. И ты -- после «Удава»!
Тамара.  Ну, что я? (отходит, но к Фёдору, тут же, липучей походкой приближается другая женщина; она явно караулила момент)
Женщина. (развязно) Словно не узнаёшь, а как мы, помнишь, лихо вбомбились  в дорогущую тачку. Но ты только воскликнул: «Ура!»               
Фёдор. Я же был пьян.
Женщина. Нет, ты был другим. В тебе была непринуждённость пирата. Ты сводил с ума!
Фёдор. (задумчиво) То есть, более не свожу с ума?
Женщина. К сожалению. В тебе не стало тебя.  Той изящной лихости. Свободы. Как ты меня потрясал! Я скверная, падшая, циничная баба, но как бессонно я думала о тебе! Как восхищалась! В тебе была поэзия бесшабашности. Хоть ты и проносился мимо, я наслаждалась. Я потеряла предмет восхищения.
Фёдор. Даже не понимаю, о чём ты говоришь, это пьяный бред.
Женщина. А  что не бред?  Всё, бред в нашей жизни!
Фёдор. Всё, так всё, что с того, что мы все чем-то бредим.
 
               
                Картина пятая.
( спальня; три часа ночи; Федя уже в халате, ждёт; появляется гость)               
Фёдор. Я уже пью без тебя коньяк.  Не спится. Приучил.  Жду с нетерпением узнать, что думает обо мне психушка, какими дальнейшими сведениями располагает?
Человек. Переживаешь?
Фёдор. Нет, просто  интересуюсь.
Человек.  Что сказать: при «Удаве», ты чувствовал себя хозяином жизни. У вас с женой, наконец, появилась это железобетонное чувство уверенности. Прекрасное, надо заметить, чувство. Ты знал, что нужен хозяину. Он же,
вообще, осознавал себя царём.  Да и неудивительно: столько поуничтожал тех, кто только мог покуситься на его алмазный бизнес. Он был скалой.
Его слово было весомей,  чем слово губернатора.
Фёдор. Это так.               
Человек.  Хотя от переизбытка силы он стал, пожалуй, сходить с ума. И никому не прощал промахов или чего того хуже. Ну, зачем теперь так волноваться,  выпей.  Ты же был с ним честен. Конечно, факт загадочный: как на такой совершеннейшей машине, он улетел с обрыва? Вместе с любовницей.
Фёдор. Подозреваешь меня?               
Человек. Ну, что ты, Федя: ни в коем разе.  Ты этого никогда не хотел.               
Естественно, тебя тоже подозревали, но ты бы не посмел, ты даже на такое не рассчитывал. Тем не менее, теперь здесь всё твоё. Ты вынужден быть               
хозяином. Именно вынужден. Ты ни разу этому не обрадовался. Ты умный. Ты сразу почувствовал несоответствие статуса своему весу. Я прав?
Фёдор. (нервно пригубил алкоголь)  Да.
Человек. Но нужно было играть роль, иначе…
Фёдор. Ты и до психушки был таким умным?
Человек. Тебя смущает моё положение? Но главное – истина.               
Фёдор. Почему она так открылась тебе?
Человек. А хрен её знает.
Фёдор. Меня радует такой ответ.
Человек. Понимаю тебя, как юриста. Могу ли продолжать?
Фёдор. Конечно.               
Человек. Так вот, ты целенаправленно стал соблюдать установленный ритуал: загулы, девочки, сауны, охота, вертолёты.  Ну, мол, крутой хозяин.               
Но неуверенность! Она появилась сразу и никуда не исчезала. Она, как вибрация расходилась по всему хозяйству.  Она передалась обслуге. Окружение уже не так ревностно стало выполнять положенное. Причём, не осознавая. Трон, как бы начал шататься. Подтверди!
Фёдор. Всё так.
Человек. И вот тут надо сказать про твою жену. Ты поступаешь с ней крайне легкомысленно. С каких пор вы спите в разных помещениях?               
Фёдор. Хватит на сегодня.
Человек.  Пожалуй. Хочу только сказать: она умна, то есть, расчетлива, да и красива.  До встречи.
Фёдор. Постой: что ты ещё знаешь про жену?!               
Человек. Ещё не всё. До встречи.
               
                Картина шестая.
(«женская» половина замка; Фёдор входит в комнаты жены; она что-то смотрит в мониторе)
Фёдор. Иринчик, ты свободна?               
Ирина. Давненько ты не называл меня Иринчиком. Как, вообще, ты обо мне вспомнил.               
Фёдор. Прости меня, я заигрался. Я, Ирин, заложник обстоятельств. Мне, что-то трудно держаться королём. Я не для таких масштабов. А покачнёшься – съедят.
Ирина. Ты ждёшь подсказки?
Фёдор. Сочувствия.
Ирина. (с усмешкой) Как давно ты понял свою немощь?
Фёдор. Допустим, вчера.
Ирина. Вот почему я пока ужинаю одна!
Фёдор. Прости.  Мы всегда были откровенны друг с другом. Меня придавило. Но скажи, ты хотела, чтобы всё принадлежало нам?               
Ирина. Всегда думала, что так будет лучше, но, видишь, ошибалась. Кто не ошибается…               
Фёдор. Ты, почему-то слишком много об этом сказала?  Возле тебя стали вертеться…
Ирина. Но кто-то же, должен со мной разговаривать.
Фёдор. Да, безусловно. Ужинаем вместе?
Ирина. Разве ты потерял интерес к своему гарему?  Друг мой, это импотенция.  И теперь ты полагаешь, что нужен мне? Я люблю сильных.
Фёдор. Ты отказываешься поужинать со мной?
Ирина. Что ж, попробуем, если тебя опять куда-нибудь не унесёт.               
Фёдор.  Сегодня не унесёт, да и завтра.
Ирина. Ну, не загадывай.
Фёдор.  Скажи, а раньше, я был сильным?
Ирина. Нет. Но казался сильным.               
Фёдор. Казался?
Ирина. Ну, это тоже немало.  Иногда, даже лучше казаться. Эффективней.               
Фёдор. Для тебя?
Ирина. Для женщины, вообще, главное, чтобы мужчина смотрелся.
Фёдор. Даже для умной?
Ирина. Для умной – особенно! Чему удивился?               
Фёдор. Не ожидал, что для умной…. Я что – товар?
Ирина. Смотря, что от чего зависит.               
Фёдор. Это неожиданно, от тебя. 
Ирина. А чего ожидал? Любви?  Вот, и  нечего тебе сказать…    Молчишь.
Фёдор. Молчу.   
Ирина. Значит, понимаешь.
               
                Картина седьмая.
( ночь; спальня Фёдора; судя по одеянию, он не ложился; сидит в кресле с бокалом коньяка; появляется гость)
Человек. О! да ты уже в подпитии.
Фёдор. Пытаюсь нащупать новый ракурс.
Человек. Тут, важно не уйти за горизонт. Кажется, тебя что-то расстроило?               
Фёдор. Пустяки: всё тлен.               
Человек. О! Судя по этому слову, ты стал мыслить масштабно!  С чего бы?               
Фёдор. Сегодня ужинал с женой.
Человек. Тогда, почему ты не в её постели?               
Фёдор.  Довольно бестактный вопрос.               
Человек. Согласен, но меня беспокоит истина.
Фёдор. Именно, беспокоит?
Человек. Да, так, как я сказал.
Фёдор. Меня тоже. Мне отказала собственная жена! Коньяк?               
Человек. Непременно. (Федя наполняет два бокала)
Фёдор. Как быстро всё меняется. Откуда ты взялся: до тебя я был относительно спокоен и бодр.
Человек. Это всё внешнее.  Я то, что скрыто. В жизни, главное, именно то, что срыто.
Фёдор. Только не надо глубокомыслия. Я всё-таки, кое-чему учился.               
Человек. Извиняй, это диспансерная привычка к изречениям. Но там мы это употребляем в ироничном смысле.  Вот, сказалось.  Нельзя ничем увлекаться безмерно: приводит к абсурду.               
Фёдор. Слушай, меня стало крайне интересовать твоё заведение. Действительно, не перебраться ли мне к вашей компании? По крайней мере, я бы точно посмотрел на всё по-другому. У вас там, буйные есть?               
Человек. Есть один, но он санитар. Зверь, пока трезвый. Приходится подпаивать.
Фёдор. Стало быть, и там небезопасно. Слушай, что делать с женой?               
Человек. Сам виноват: выпустил её из своих рук. Тем самым обидел. А теперь, она тебя и презирает и, возможно, мстительно ненавидит. Нельзя пренебрегать женщиной; красивой и энергичной. И, скорее всего,  она объективно считает тебя слабаком.
Фёдор. Я был в ней уверен.
Человек. Эх, юрист, юрист: любая женщина – иллюзия. Хотя бы наполовину.
Фёд. Можно ли вернуть её любовь?
Человек. Ты имел в виду расположение?               
Фёдор. Я имел в виду любовь.               
Человек.  Мне кажется, ты сегодня слишком рано стал пить коньяк.  (усмехнулся) Любовь!
Фёдор. Так что мне делать? Я чувствую что-то нехорошее.  До тебя я не чувствовал себя так скверно.               
Человек. Делать на меня ударение, не по-юридически: реальность от меня не зависит.
Фёдор. Прости, я схожу с ума.               
Человек. Что ж, значит, ты приближаешься к истине.  Но в тебе какое-то новое  беспокойство.
Фёдор. Пустяки. Вечером, через забор перекинули огромный мешок с мусором. Второй раз. По камерам  неразличимо.               
Человек. Это, как раз, не пустяки, это очень серьёзно.
Фёдор. Почему ты так думаешь?
Человек.  Потому что такое не могло произойти при  «Удаве».  Это симптом.               
Фёдор. Ты разделяешь мои опасения?               
Человек.  Очень разделяю.
Фёдор. Так что делать?               
Человек. Ты юрист.  Перечисли необходимую сумму за рубеж. Передай помощнику полномочия. Подозреваю, что он даже не удивится: он знает больше.  И мотай отсюда!
Фёдор. Ты полагаешь…               
Человек. Да, полагаю. И поторопись.
Фёдор. Спасибо тебе за всё. Но скажи: почему ты, вдруг, явился и разбудил?               
Человек. Потому что, с твоей женой я когда-то ходил в детский сад.               
Фёдор. (долго смотрит на гостя) Я что-то такое подозревал. Вот почему ты не называл своё имя. Но ты благороден.
Человек.  Меня заинтриговала собственная история. Её продолжение.
Фёдор. Нет, за всё это надо выпить, как следует!
Человек. И поесть!  Все-таки, в диспансере не понимают, что человека надо кормить.     А так бы всё ничего.  Главное --кормить.               
Фёдор.  Для чего? Для мысли?               
Человек. О, если ещё там кормить!               
Фёдор. (поднимает телефонную трубку) Кто? Оглоблев? Бригадир с вами? Скажи ему, чтобы шёл сюда, а по дороге взял у повара мясной пищи. Побольше.
Человек. Мне нравится твой бодрый тон.               
Фёдор. Я, всё-таки, юрист; неприятности – моя профессия.  Неприятности меня возбуждают.  Я тоже проголодался.   Не желаешь со мной, например, в Швейцарию? Купим по домику…               
Человек. Но где ещё я найду такую удачную компанию, лишённую умственных ограничений! 
(появляется бригадир, с двумя корзинами)
Фёдор. Ставь на столик. И скажи мне, как этот человек прошёл через вахту около часа назад? Посмотри – проходил, он?               
Бригадир. (он отупело разглядывает гостя)  Он.
Фёдор. Точно, он?
Бригадир. Точно, он.  Но я думал, что это вы.               
Фёдор.  А где же сходство? Я – полный; он – худощав. Видишь разницу?               
Бригадир. Разницу вижу. Но думал, что это вы.               
Фёдор. (гостю)  Есть какая-нибудь формула, позволяющая избегать подобных ошибок?
Человек. Это принципиально: когда думаешь, не надо смотреть, и не надо думать, когда смотришь!
Фёдор. (бригадиру) Понял?               
Бригадир. Что ли, закрывать глаза?               
Человек. Оставь его. В жизни, это почти никому не удавалось. Разве только у нас кто найдётся. Но главный врач утверждает, что это временные возможности.  Люди обречены всё смешивать и путать.
Фёдор. (бригадиру) Свободен. (тот уходит, бормоча: « закрывать глаза, открывать глаза»; появляется Маша; она выглядит изысканней, чем прежде)
Маша. Мальчики, этот болван оставил подливку.
Человек. Спасибо. Вы, Маша, удивительно бодры в такой час.               
Маша. Не спится. Хочется чего-то нового. Мой  перестал меня материть. Даже не знаю: что с этим делать. Я его теряю. Вот и всё женское счастье.               
Фёдор. ( гостю) Вот и скажи: чего ей, бабе, не хватает?               
Человек. Бесконечности.  Как и всем нам.
Фёдор. Ей тебя не понять.  Ведь она не знает, откуда ты такой…               
Маша. Вот, вы о чём-то говорите, а я слышу только ваши прекрасные мужские голоса. Это редкость: сразу два обладателя такими баритонами! Я бы слушала вечно.
Фёдор. Вот и ответ. А ты – бесконечности!
Человек. Так это и есть её бесконечность.
Фёдор. Баритон?   А в чём тогда бесконечность у меня, у тебя? Чего искать?
Чел. Знаешь, раньше я общался с двумя приятелями, оба конструктора; они больше всего любили за коньяком играть в шахматы, причём, по заверению специалистов, играли высококлассно. Как-то я сказал, что они могли бы               
стать чемпионами. Но они возразили, что не видят никакого смысла играть трезвыми.  Я понял: они не хотят терять свою бесконечность.
Фёдор. Скажи, а ты точно не сумасшедший?               
Человек. Это очень правильный вопрос: поскольку я в таком заведении, надо как-нибудь спросить  об этом главного врача — а действительно ли я не сумасшедший?
Фёдор. А как сам думаешь?
Человек.   А так ли важно: с какой стороны подходить к истине? Но сегодня же, уточню у главного врача?  Интересно: что он скажет?
(звонок телефона, Фёдор берёт трубку)               
Фёдор. Ты чего, Оглоблев?               
Голос Оглоблева.  Фёдор Ильич, тут полиция и два санитара…
Фёдор.  Так впусти.
Оглоблев. Так, они уж прошли.               
(появляются полицейский и санитары; полицейский подолгу разглядывает каждого)
Полицейский. (санитарам)  Ну, и который из них, ваш псих?               
Санитар. (в сомнениях) Да хрен их разберёшь.  Берём обоих.  У нас со вчерашнего дня новый  главный врач, весь такой,  из амбиций: вот он и пусть  определит!    
Фёдор. Стоп! Я здесь хозяин! Я алмазный король!
Полицейский.  Это всего лишь слова.       
Санитар.  У нас каждый псих называет себя Юпитером, наполеоном, Петром Первым!    Самый верный признак сумасшествия.   
Второй санитар. Так, значит, берём одного?
Первый санитар. Теперь, конечно.  Говорит, алмазный король! Надо же так придумать!   
               
                Конец.