Тадж-Махал часть 21

          На низком столе слуги расставляли ужин. Все расселись на толстых коврах вокруг  него. Слуги услужливо подтолкнули валики, обтянутые китайским шёлком, под локти гостям. Приступили к ужину. Постепенно беседа оживилась. Говорили все разом и о разных вещах: о предстоящем походе, о лошадях, о наложницах. Под конец ужина принесли большую бутылку превосходного ширазского вина и несколько бутылок кабульского вина, чтобы начать пьянство.
          Ауренгзеб держался серьезно и прикидывался ревностным магометанином, исполняющим закон.
          - Позвольте, мой император, мне удалиться, - сказал Ауренгзеб, вставая. – Мне не подобает пить вино. А Вы, мой повелитель, оставайтесь с Минканом и моими командирами и веселитесь от души.  Мне же позвольте уйти на покой.
          Ауренгзеб низко поклонился Морад-Бакшу.
          - Да, брат мой, ты всегда был истинным магометанином, ревностно исполняющим все законы. Ты у себя дома, поэтому делай так, как угодно тебе, - сказал младший брат.
          Ауренгзеб ещё раз низко поклонился и тихо вышел из шатра.

          Когда Ауренгзеб ушёл, слуги стали разливать вино в чаши.
          - Выпьем за нашу дружбу с братом и победу над Дарой! – сказал Морад-Бакш.
          - За императора! За императора! – закричали командиры, поднимая свои чаши.
          И началось веселье.

          Морад-Бакш любил выпить и ему понравилось вино, которое предоставил ему Ауренгзеб. Поэтому пил он без меры и вскоре уснул.
          Минкан, который пил мало, поднялся и сказал:
          - Уйдём, не будем мешать императору, ему надо выспаться.
          Командиры поднялись и один за другим вышли из палатки.
          - А вы, - обратился Минкан к слугам Морад-Бакша, - отправляйтесь к себе, вы здесь не нужны, император под надежной охраной, и о нём позаботятся.
          После того, как слуги вышли, Минкан нагнулся и вытащил у Морад-Бакша саблю и кинжал.

          Откинулся полог, и в комнату, где недавно проходило бурное застолье, вошёл Ауренгзеб со своими командирами. Он подошёл к Морад-Бакшу и стал грубо толкать его ногой, пока тот не открыл глаза.
          - Что  это такое? Какой стыд и позор! – сказал Ауренгзеб. – Государь не имеет достаточной выдержки и так напивается! Что скажут подданные о таком императоре? Нет! Ты не имеешь права называться императором! Ты опозорил себя!
          Морад-Бакш дико вращая глазами, хватаясь за ножны в поисках сабли, пытался подняться.
          Ауренгзеб изо всех сил толкнул его ногой лицом вниз.
          - Уберите этого пьяницу! Он больше не император! – с презрением сказал он тоном,  не терпящим возражений.
          Подбежала охрана и, схватив Морад-Бакша за руки, волоком потащила его из шатра.
          Морад-Бакш не отрываясь, смотрел на Ауренгзеба. Тот не отвел глаз и смотрел на брата жёстким взглядом воина, а не святоши.


РОССИЯ. ХХ век.

          - А что стало с Дарой и Султан-Суджей? – спросил Валентин.
          - Увы, их ожидала такая же печальная участь. Суджа погиб в бою. Старшего брата Дару предали его сторонники и привезли к Ауренгзебу. Тот провёз его в простой рубахе, на грязном старом и жалком слоне с рваной попоной, через весь город. Потом он казнил его как еретика, как человека, не имеющего религии. Удивительно, но Ауренгзебу всегда везло, как будто Судьба шла ему навстречу.

ИНДИЯ. Агра. 1658 год.

          Ауренгзеб сидел на Павлиньем троне, где когда-то восседал его отец Шах-Джехан.
          - Государь, - низко склонился перед ним дежурный эмир. – Плененного Дару и его внука Сепе-Шеку привезли на слоне к воротам Дели. Как прикажете с ними поступить, государь?
          Ауренгзеб задумался, глядя куда-то вдаль.
          - Оденьте Дару и его внука в одежду простолюдинов. Посадите их на самого старого и жалкого слона. И в таком виде провезите по улицам Дели. Пусть все люди видят, что Дара больше не император! Пусть все видят насколько он жалок!

          Дару посадили на грязного слона с рваной попоной, рядом с ним посадили Сепе-Шеку, а сзади, чтобы они не сбежали, сел Бхадур-хан.
В таком виде их повезли по городу.
          Все улицы, балконы, лавки буквально ломились от народа. И все плакали, осыпая ругательствами Джион-хана, предавшего Дару.

          На одной из улиц со своими слугами, остановились посмотреть эту процессию французский и португальский послы.
          - Что за процессия? Кого везут? – спросил португальский посол.
          - Бывшего императора Дару, которого свергнул его младший брат Ауренгзеб, - ответил француз.
          - Но как плачет весь народ! Они, наверное, любили его? – оглядываясь по сторонам, поинтересовался португалец.
          - Индийцы впечатлительны и у них нежные сердца. Слышите, как осыпают проклятиями Джион-хана? Это он предал Дару, а предателей здесь не любят.
          - Но почему, если Дара им так дорог, они не освободят его? – удивлялся португалец. – Ведь почти нет охраны. Стоит только напасть, и можно отбить его даже небольшими силами.
          - У нас во Франции, наверное, так и сделали бы. Но здесь никто не возьмётся за меч. Они не воинственны. А люди здесь плакали бы так же, если по улицам провезли  любого другого принца. Привыкайте, это не Португалия, - спокойно ответил француз.

          Ауренгзеб смотрел в дворцовое окно на город. Где-то там по его улицам везли брата.
          Подошёл эмир с докладом.
          - Государь, пока Дару везли через город, весь народ плакал о нём и проклинал Джион-хана. Налицо опасность бунта.
          - Рагната, - обратился император к своему визирю, - собери новое совещание, надо решить судьбу Дары.

          Ауренгзеб восседал на троне мрачный и хмурый. Зал был полон эмиров. Все старые враги Дары настаивали на его смерти.
          - Калил-улла-хан, каково твое решение? – спросил Ауренгзеб.
          - Только смерть, - сказал тот.
          - А как считает мой дядя Шах-Гест-хан?
          - Смерть, только смерть!
          - Джессенг, что думаешь ты? – спросил император.
          - Государь, дело серьёзное, и я не думаю, что смерть – самое лучшее решение. Это ваш брат… Я против этого.
          Среди переполненного зала вдруг встал человек и начал с большой наглостью кричать:
          - Смерти, только смерти заслуживает Дара! Для пользы государства необходимо его умертвить, и немедленно! Тем более, что Дара не мусульманин! Он уже давно стал кифаром, идолопоклонником без религии! И если вы все боитесь, то я Хаким-Дауд беру грех на свою голову.
          Ауренгзеб молчал.
          Потом он медленно встал и тихо сказал:
          - Я принял решение.

      Прошло несколько часов. Ауренгзеб ждал, стоя у окна. Он умел ждать: жизнь научила его не торопиться, но и не откладывать дела на потом. В комнату, наконец, вошёл Рагната.   
          - Государь, вот то, что вы просили принести, - тихо сказал он.
          - Положи «это» на серебряное блюдо, что на столе, - не оборачиваясь, сказал Ауренгзеб.
          Рагната сделал жест рукой, и в комнату вошли два стражника с мешком в руке.
          - А теперь оставьте меня одного, - сказал император.

          Он поворачивался очень медленно, боясь увидеть то, что лежало на блюде. На нём лежала голова Дары. Ауренгзеб заплакал.
          - Ах, Бедбак, ах, несчастный! – приговаривал он, обмывая кровь с головы брата.
          Потом, тяжело поднявшись, он дернул за шнур колокольчика.
Вошла охрана.
          - Уберите «это» от меня. И пускай его похоронят в гробнице Гумайона.



РОССИЯ. ХХ век.

          - Понимаете, Валя, по тем временам они не могли вместе существовать под солнцем. Править должен был один, а это значит, что другие должны были умереть.
          - А Шах-Джехан? Неужели Ауренгзеб и его убил.
          - Нет. Он арестовал отца, и посадил в крепость Агры, где сверженный император прожил 7 лет и умер, утешаясь лишь тем, что постоянно глядел из окна на мавзолей возлюбленной подруги своей. Надо сказать, что за это время он ещё успел построить прекрасную мечеть недалеко от Тадж-Махала. Вполне возможно, что Тадж-Махал и мечеть были созданы самим Шах-Джеханом. Он хорошо знал живопись и архитектуру, и мог выступить как архитектор при создании этих шедевров.


ИНДИЯ. 1665 год. Агра. Масаман Бари.

          Часть Красного форта называется Масаман Бари, и представляет ажурную угловую башенную надстройку над стенами форта, оттуда видна панорама долины Джумны и весь ансамбль Тадж-Махала. Именно в этой части форта и доживал свои дни Шах-Джехан.

          Шах-Джехан умирал. Он лежал на огромной кровати в богатых одеждах и знал, что умирает. Он находился в заточении в Агре в Красном форте уже семь лет. Рядом никого не было, все покинули его, и он умирал в одиночестве. Шах повернул голову и посмотрел в окно, откуда был виден Тадж-Махал. Он улыбнулся и долго смотрел на него.
- Скоро мы встретимся, Душа моя. Я уже иду, - прошептал он и закрыл глаза.

(продолжение следует)