Прошел год, но не прошел страх. Блокадная зима

               
      Декабрь.Выпал снег.Прошел год после землетрясения.В стране в день годовщины той трагедии раздались повсюду гудки. И в деревенской школе раздался оглушительной громкости звонок и ровно в 11: 41 наступила тишина. У меня был урок в начальной школе на первом этаже. Долгий совершенно непохожий на обычный звонок, да еще не по времени, удивил меня. А следом наступившая тишина насторожила. Пошла тишина. Жуткая тишина. Я испугалась.  Кто-то из детишек тихо что-то сказал и я уловила только слово землетрясение. Земля ушла из-под моих ног. Я велела детям одеться, распахнула окно и крикнула: «Прыгайте!» Всех выкинула, а сама влезла на подоконник и… замешкалась. Дети стали кричать: «Учительница, прыгай!» Я прыгнула в сугроб и мы побежали. Влетели во внутренний коридор, который соединял два здания - главное двухэтажное и одноэтажное здание начальной школы, бросились бегом на улицу через центральный вход. Когда мы бежали по коридору главного здания школы, там была тишина.  «Боже мой! Где же все?!,- мне стало понятно,- так все убежали», -подумала я.- Нас бросили!» Мы бежали не останавливаясь, пока не устали. Сил не было двигаться.  Дети запыхались и бросились на землю. Я плюхнулась на какой-то камень, что торчал из- под снега. Оглянулась и вижу, что мы на пустыре.
     И тут в голове возник утреннний эпизод в учительской, куда я зашла за журналом. Разговор шел о каком-то событии по всей стране. Фразу я не дослушала, взяла нужный журнал и ушла во второе здание. Я все реже задерживалась в учительской, потому что и тут среди коллег, я ощущала себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Эти образованные люди мало отличались от тех, с которыми я сталкивалась в магазинах, в очередях, в автобусах. Как я не старалась, понять не могла Гумилева, Ахматову! Что привлекало их на этой земле? Какие такие люди встречались им? Отчего они были влюблены в Армению? Я плакала, страдая от того, что у меня нет желания жить в Армении.
      А утренний разговор коллег в учительской возник и исчез в моей голове.  Пришли другие мысли и беспокойство о собственных детях.  И вот сижу я на единственном камне на пустыре, сердце стучит по ребрам, а в голове мысль о собственных детях. Как там мои доченьки? Рядом четырнадцать детей, а мои где? Заплакала. Если бы не эти дети, я бы побежала в поселок, в школу к своим дочкам. Кто о них позаботился, пока я тут с этими? А детишки обступили меня, стали обнимать, успокаивать: «Не бойся, учительница мы с тобой»,- говорили они на армянском. Я перевела себе их слова с армянского на русский и засмеялась. Слезы покатились сами по себе. Я засмеялась и давай целовать моих храбрых малышей. Те, кто стояли поодаль, тоже подошли в ожидании объятий и поцелуев. Вот так в слезах, но в объятиях и поцелуях второклашек нас застали на пустыре, вполне приличном расстоянии от деревни, Аида-завуч и учитель физики.
     Оказалось в это утро вся Армения заголосила и наступила тишина. Народ скорбел, а я спасала детей, в диком страхе бросившись с учениками в бегство подальше от зданий. Страх был настолько велик, что мозг вообще не работал. Я не соображая, что от землетрясения не убежишь, подгоняя детишек, неслась по снегу куда глаза глядят.  В совершенной тишине наш топот слышали в школе и недоумевали. Как только прошла минута молчания, Аида бросилась искать меня, кто-то из селян сказал, что видел детей и учительницу, бегущую в сторону пустыря. Таким образом нас нашли.
    Еще долго- долго я не могла справится от страха, особенно ночами. Мама все чаще настаивала, чтобы я принимала несколько капель валерьянки. Валерьяновые капли мне не помогали. Мне казалось, та беда повторится. Но судьба уготовила мне другую беду, которая по силе оказалась...  Но об этом позже.
               
       А пока зима 1990 года. Хо-ло-о-одная! Азербайджан закрыл вентиль газовой трубы и подача газа в Армению прекратилась. Блокада. Ложились спать в 9 вечера. Вскоре и свет стал отключаться. Спали одетыми. Роберт ездил в Ереван за продуктами. В поселковом магазине Егварда ничего не было. Местные раскупали вмиг все подряд. Беженцы из Кировобаде и Сумгаита приходили, становились в очередь. В магазин входил местный и зычным голосом орал: «Куйрик-джан». Так в этих местах ласково обращаются к продавщице или к женщине. В переводе на русский означает «дорогая сестра».  Но вот дальше вариантов было немного. Этот бугай просил: «Мне две курицы заверни»» или  «Мне три головки сыра заверни».  И этого здоровяка моментально обслуживали. А очередь стояла. И он был такой не один. Слышу в очереди говорят, что куры закончились. Но как же так? Магазин только открылся, только вот-вот на глазах привезли несколько коробок. И уже закончился товар?
      - Пошли отсюда,- говорю сестре. Она, не понимая армянскую речь, продолжает стоять.
     - Да идем же, они говорят что все распродано!- повторяю я сестре и начиная злиться, тяну её к выходу.
     А за магазином своя очередь из родственников, соседей и знакомых. Вот им все и досталось.
    - Нет, - говорю я сестре,- нам тут не выжить!   
  Вскоре нас вызвали в администрацию и радостно сообщили, что нам выделили пятнадцать соток земли. Пошли мы с Робертом, посмотрели на этот участок. А земли вовсе и нет, одни камни: маленькие, большие и даже огромные. Заплакала я и сказала:
     - Не хочу умирать и лежать под такими камнями.
    Обнял меня Роберт, засмеялся и пропел: «А помирать нам рановато,  есть у нас еще дома дела.» Я пробурчала, что-то вроде, а дома-то как раз и нет.
     - Люлёк,  все будет хорошо. Вот придет весна, станет легче.
И пришла весна, а за ней беда, да еще какая!