Путники в ночи

Плохо, когда склоны Мшистой горы седеют, погребенные под ковром из белых мух, именуемых в просторечье снежинками.

В пещере становилось холодно, отчего метафоры подмерзали и царапали воображение. Старик сердился и до болячек расчесывал затылок. Эта скверная привычка родилась в далекой юности, когда Вэй впервые озадачился написанием четверостишья, кое запнулось за слово «как» и осталось незавершенным.  Досадное недоразумение не помешало творцу причислить себя к небожителям. с органичной тягой к спиртному. Вэй – не прощаясь - покинул нору вскормившей его барсучихи, перебрался в бесхозную пещеру и основал приют в свою честь (впоследствии на обложках назойливых путеводителей так и значилось - Way Shelter). 
Юное дарование гнушалось любой тяжелой работы, мыслило образами и постоянно желало выпить. Первое время Вэй пробавлялся мелкими кражами, но очень скоро убедился, что битие пяток бамбуковыми палками далеко не тот аперитив, о котором он мечтал. Синяки и голод принудили к поиску иного способа выживания, и небожитель снизошел до колдуна. Морочить заезжих туристов оказалось несложно: простаки и, даже, очкарики охотно верили в магию лягушиных лапок и крысиного помета. Для пущей важности Вэй распял на двери летучую мышь, отрастил жиденькую бороденку.
 
Ложь и рисовая водка сотворили чудо - Вэй скоропостижно состарился и настроился на философский лад. Как и всякому великому мыслителю, ему полагался ученик или хотя бы слушатель. Вэй завел осла.
Животина оказалась довольно сообразительным - чтобы не сказать циничным - созданием.
-  Ченглей, - представилось пол- лошади, - Для друзей – Чен.
 
Теперь, вечерами пещерники лениво бранились, потягивали сладкое сливовое вино, играли в го на щелбаны.
Метафоры продолжили посещать мудреца, и в теплую погоду Вэй мнил себя облезлым кактусом, а в холодную – пихтой, с единственной заметной шишкой, - промеж глаз. Компаньон, когда проигрывал, виделся сереньким недоразумением, в случае победы – серым гадёнышом.

-  Человек, как огурец, - ему поддержка нужна, - старика основательно шатало.
-  Напрасный труд, - возразил ишак, - сколь не помогай, упокоится зеленым.
-  Таков жизненный цикл. От памперсов до памперсов, - Вэй невольно поморщился ногами.
-  Скорее – глупость, растянутая во времени. Подставляй лоб.

Старик играл черными. Его камни, окруженные и сконфуженные, напоминали собачью могилку.  На дворе лютовала осень: раздавала мокрые оплеухи, подвывала в гриппозных кронах. Туристический сезон затих.
Вэй потряс пустой бутылью.
-    Моя слабость не оставляет мне ничего другого как быть сильным. Едем в лавку, - старик решительно накинул на ослика узду.

Среди одомашненных, ишаки, пожалуй, единственные, в ком дух свободы окончательно не выветрился. Чен искренне полагал, что евреев водил по пустыне осел.   
-  Сила не в том, чтобы демонстрировать силу, а в том, чтобы не показывать слабость. Слезай.

Снежные заряды били прямой наводкой. Мужское достоинство пятилось. Колченогий вечер, мрачнея, хромал в сторону ночи. Выпить хотелось обоим. 
 
-  Сильные могут себе позволить слабости. Догоняй, - Вэй затрусил в сторону деревни.

Босому любой путь не близок. Но Чен не возражал.
-  Идти на поводу у своей слабости и тешить чужую, это две большие разницы. Как говорят у нас, на Мшистой.