Гримасы рыночной любви. Любимый внучок

Любимый внучок
Долгое время наш рынок жил по советским законам и летнему, так сказать, расписанию. Стойки ещё не были окончательно закреплены за их хозяевами, товар оставлять было негде, и приходилось носить его с собой, как верблюд свой горб. Летом было ещё по-божески торговать, хотя товар и выгорал и покрывался постоянно пылью, а сами мы, новоявленные бизнесмены, обгорали на солнце. Это было полбеды. Тяжелее всего было пережить осенние дожди, зимние стужи и оттепели и весенние распутицы. Ладно, мокли сами, но косой проливной дождь иногда мочил и товар. А в руки я, бывало, так замерзал, что не мог зажечь даже спичку, чтобы сделать маленький костёр из найденной бумаги и нагреть руки. И очень тяжело было тогда, когда зимний дождь превращал снег в кашу. Мокли ноги. Никакая обувь не выдерживала, кроме резиновых сапог, а в них стоять было холодно.
Постепенно товара становилось больше, а носить его туда-сюда становилось невмоготу, тем более что и жил я от рынка далековато. На первых порах оставлял я его у своей тётки (родной сестры матери), которая жила с мужем дядей Иваном и усыновлённым внуком в двухкомнатной квартире на пятом этаже. Мне это было не очень удобно, но деваться было некуда. Вскоре их  внучек Сергей (мой племянник и крестник, сын бестолковой сестры Тани) успешно подрос и стал воровать мой товар. Я пытался жаловаться тёте Лиде, но толку не было. Её слишком уж покладистый характер с олимпийским спокойствием проявился и здесь: «Ну, тогда не оставляй». Я был зол. Не оставляй! А какого урода вы вырастили! Это вскоре стало ясно, когда Сергейка (так его ласково называли бабушка с дедушкой) первый раз «залетел». Дядя Иван вырастил чуть ли не монстра, ни в чём внучку не отказывая. Семнадцатилетний Сергейка, как-то, будучи на даче, что была километрах в десяти от города, умудрился вместе с двадцатилетним оболтусом изнасиловать пятнадцатилетнюю девушку. Я однажды увидел её. Это была неказистая сельская девчушка низкого роста родом из многодетной семьи. Я вообще не мог понять, кого и зачем было насиловать, на что здесь можно было позариться. Свою роль, очевидно, сыграла вседозволенность, которую воспитал во внуке заботливый дедушка. Отец изнасилованной, взяв железную трубу, тут же «оторвался» на малолетнем насильнике: все стены на даче были забрызганы кровью Сергейки. Дедушка всеми правдами и неправдами тут же принялся вызволять внучка. Он готов был даже продать двухкомнатную квартиру, дабы помочь несчастному страдальцу. Я еле отговорил, заняв необходимую ему сумму. Да и объяснил, где же Сергейка будет жить, когда вернётся из мест не столь отдалённых. В результате оступившемуся «несмышлёнышу» дали всего лишь один год лишения свободы. Пока Сергейка был за решёткой, товар мой почему-то перестал пропадать. Однако, как только он вышел на свободу, тут же стал меня «благодарить»: кражи возобновились. Уже и жаловаться было некому. Заботливый дедушка (почти что отец) вскоре переписал на внучка квартиру, а сам с женой перебрался в небольшой домик, доставшийся ему в наследство после смерти его матери.
В ушах у меня так и звучало дедушкино наставление, которое я однажды имел счастье услышать. Давая в очередной раз деньги внучку на карманные расходы, чуткий воспитатель (почти что Макаренко) говорил: «Дери их, дери! Только домой не приводи». Вот совет и пригодился: додрал, дойдя до тюрьмы. Но и там, похоже, он ничего не понял. Ещё мне припомнились молдавские  народные сказки, которые я читал в четвёртом классе. Там часто повторялось: «А ты что, не знаешь, что за добро злом платят?» Деваться было некуда. Надо было снова искать место для хранения товара, тем более что и дядька Иван меня к себе не приглашал, хотя жил недалеко от рынка. Только сейчас я стал понимать, что народная мудрость, опробованная веками, имеет под собой конкретную основу.