ФАКИЯ ШАВКЕТОВНА ЛАРИНА
Все авторские права защищены
Запрещена перепубликация, переиздание без согласия автора, а также использование монографии в научных трудах без приведения ссылки.
Запрещено публиковать монографию в интернете.
В случае кражи интеллектуальной собственности и нарушения авторских прав, то предусмотрена ответственность в соответствии с УК РФ и ГК РФ.
Том IV
М о н о г р а ф и я
В е л и к а я К н я ж н а
АНАСТАСИЯ
РОМАНОВА
это Анна Андерсон,
Анастасия Чайковская.
Легенда не умирает…
Впервые публикуемые
Исторические Доказательства…
–
УДК 94(47+57)
ББК 63.3(2)
Л25
Автор:
Ларина Факия Шавкетовна,
кандидат наук, ученая
Рецензент:
Фарида Зинатовна Рафикова,
кандидат наук, ученая доцент Казанского (Приволжского) Федерального Университета
Ларина Ф.Ш.
Л25 Великая Княжна Анастасия Романова — это Анна Андерсон, Анастасия
Чайковская. Легенда не умирает… Впервые публикуемые Исторические
Доказательства… Том IV. – М.: Эдитус, 2021. – 76 с. Научное издание
(монография): международное право, отечественная история, мировая
история.
ISBN 978-5-00149-694-6
Аннотация: Монография (научное издание) посвящена Последней Выжившей Вели-
кой Княжне Анастасии Романовой (Анна Андерсон, Анастасия Чайковская). В ней анали-
зируются научно подтвержденные архивные источники (ГАРФ, РГВА, РГВИА), а также
научные издания ведущих мировых ученых, к примеру, Академика РАН Вениамина Алек-
сеева. Приведены научно обоснованные факты, свидетельствующие о ложности и фаль-
сификации анализа ДНК, проведенного американцами, англичанами и странами, входя-
щими в НАТО. В IV томе проведен подробный анализ, касающийся того, что Анастасия
Романова не была самозванкой и ее действительно спас солдат 1 Уральского стрелкового
полка. Впервые представлены широкой общественности исторические доказательства из
личного архива Романова Андрея Владимировича (двоюродного брата Императора Ни-
колая II)…
УДК 94(47+57)
ББК 63.3(2)
ISBN 978-5-00149-694-6 © Ларина Ф.Ш., 2021
3
Фото Анастасии Романовой – Анны Андерсон,
Анастасии Чайковской
4
«Угробили вы Женщину» (Цитата из кинофильма «Место
встречи изменить нельзя», Глеб Жеглов (сыграл Владимир
Семенович Высоцкий, любимый певец и актер моего Отца,
Шавкета Закировича Ларина).
Владимир Высоцкий "Баллада о борьбе"
Сpедь оплывших свечей и вечеpних молитв
Сpедь военных тpофеев и миpных костpов
Жили книжные дети, не знавшие битв
Изнывая от мелких своих катастpоф
Детям вечно досаден их возpаст и быт
И дpались мы до ссадин, до смеpтных обид
Hо одежды латали нам матеpи в сpок
Мы же книги глотали, пьянея от стpок
Липли волосы нам на вспотевшие лбы
И сосало под ложечкой сладко от фpаз
И кpужил наши головы запах боpьбы
Со стpаниц пожелтевших слетая на нас
И пытались постичь мы, не знавшие войн
За воинственный клич пpинимавшие вой
Тайну слова "пpиказ", назначенье гpаниц
Смысл атаки и лязг боевых колесниц
А в кипящих котлах пpежних боен и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на pоли пpедателей, тpусов, Иуд
В детских игpах своих назначали вpагов.
И злодея следам не давали остыть
И пpекpаснейших дам обещали любить
И, дpузей успокоив и ближних любя
Мы на pоли геpоев вводили себя
Только в гpёзы нельзя насовсем убежать
Кpаткий век у забав - столько боли вокpуг!
Постаpайся ладони у мёpтвых pазжать
И оpужье пpинять из натpуженных pук.
5
Испытай, завладев ещё тёплым мечом
И доспехи надев, что почём, что почём!
Разбеpись, кто ты - тpус иль избpанник судьбы
И попpобуй на вкус настоящей боpьбы
И когда pядом pухнет изpаненный дpуг
И над пеpвой потеpей ты взвоешь, скоpбя
И когда ты без кожи останешься вдpуг
Оттого, что убили его - не тебя
Ты поймёшь, что узнал, отличил, отыскал
По оскалу забpал: это - смеpти оскал!
Ложь и зло - погляди, как их лица гpубы!
И всегда позади - воpоньё и гpобы
Если мяса с ножа ты не ел ни куска
Если pуки сложа наблюдал свысока
И в боpьбу не вступил с подлецом, с палачом
Значит, в жизни ты был ни пpи чём, ни пpи чём!
Если путь пpоpубая отцовским мечом
Ты соленые слезы на ус намотал
Если в жаpком бою испытал, что почем
Значит, нужные книги ты в детстве читал
Песня свободного человека:
«Свободен тот, для кого ничего не значат преимущества
рождения и титул». Людвиг ван Бетховен.
Экранизация всех моих книг разрешается только при моем
личном согласии (автора Лариной Факии Шавкетовны),
оформленном в соответствии с законодательством России.
Заказчиком всех моих книг являюсь я сама, изданы все мои
книги на мои личные, заработанные средства. Вся
информация в моих книгах из открытых источников. Книги
не являются способом зарабатывания денежных средств или
получения других благ автором. Я их пишу, удовлетворяя
потребности своей Души и ради того, чтобы люди узнали
правду о Царской Семье Императора Николая II и Великой
Княжне Анастасии Романовой (Анастасии Чайковской, Анне
6
Андерсон), а также офицере или солдате, спасшем ее (Черных
Семен или Черных Николай).
История эта стала возможной благодаря Герою Всех Времен
и Народов, влюбленному в Великую Княжну Анастасию
Романову, совершившему Героический Поступок и спасшему
Ее от смерти, предположительно Черных Семену или Черных
Николаю, офицеру или солдату Красной Армии.
Посвящается моему Отцу, дедушке с бабушкой, И.В. Сталину, моей Родине любимой
деревне Татарской Пишле и любимому городку Рузаевке!
В Честь и с глубоким уважением, а также
БЛАГОДАРНОСТЬЮ ОТЦУ Шавкету Закировичу Ларину –
Заслуженному Пилоту России, Государственному Советнику
Российской Федерации 1 класса, мастеру спорта СССР по дзю-
до!
7
Фотографии моего Отца в молодости
Отец Шавкет Закирович Ларин (Заслуженный Пилот
Российской Федерации, Государственный Советник России I
класса, мастер спорта СССР по дзю-до)…
8
Заметка о моем отце и Его Подвиге:
Это мой Отец, Заслуженный Пилот РФ
3 раза сажал горящие самолеты
Пенсия в 2008 году была назначена в размере 7500 р.
9
10
11
Дедушка Ларин Закир Алиевич Партизан, Разведчик (Вторая
мировая война), Заслуженный Работник Железнодорожного
Транспорта СССР
12
Бабушка Ларина Алия Айзятулловна (Домохозяйка)
13
Огромная Благодарность:
1. Отцу: Ларину Шавкету Закировичу: Заслуженному Пилоту
России, Государственному Советнику России I класса,
Мастеру Спорта СССР по дзю-до;
2. Дедушке: Ларину Закиру Алиевичу Партизану, Разведчику
(Советско-финляндская война, Вторая мировая война),
Заслуженному Работнику Железнодорожного Транспорта
СССР и Бабушке: Лариной Алие Айзятулловне: домохозяйке;
4. Рафиковой Фариде Зинатовне и ее Семье;
5. И.В. Сталину;
6. Императору Николаю II и Его Царской Семье;
7. Анастасии Романовой (Анне Андерсон) Великой Княжне,
Спасшейся Дочери Императора Николая II и Императрицы
Александры Федоровны и Солдату, возможно, Офицеру 1
Уральского Стрелкового Полка (предположительно, Семен
или Николай Черных, либо А. Чайковский (Гайковский))
спасшему Ее жизнь и жизнь Их Сына, а также Их Сыну и
всем Их потомкам;
8. Виргинии Калинаускиене!
Хочу выразить благодарность всем моим дорогим ДРУЗЬЯМ!
Экранизация данной книги и всех книг автором которых
является Факия Шавкетовна Ларина не допускается без ее
письменного согласия, оформленного в соответствии с
законодательством России.
Судьба Великой Княжны Анастасии Романовой (Анастасии
Чайковской, Анны Андерсон)…
ГАРФ Фонд 10060 опись 1 дело 49
Письма Г. фон Ратлеф-Кейльманн великому князю Андрею
Владимировичу с приложением показаний по установлению
личности А. Чайковской.
Имеются выписки из писем Г. фон Райтлеф-Кейльманн герцогу
Г.Н. Лейхтенбергскому, С.Д. Боткину
Автограф, авторизованная машинопись. На русском, немецком
языках.
С.50: Гарриет фон Ратлеф
С.51: Копии перевода писем г-жи Ратлевой
С.52:
30 го мая 1927
Берлин Нюрнбергская ул. 65
Получ.= 4 Июня 1927.
Копии ответа
20
Ваше Высочество,
сегодня приехал Др. Шурихт из Румынии. Через несколько дней я
пришлю Вам рапорт его, который довольно длинен, и пишется
машинкой. Я передам эту бумагу Герцогу Лейхтенбергскому с
просьбой сделать перевод на русский язык, и немедленно выслать
в Ниццу к Вам.
В Бухаресте обещали Ор. Ш. продолжать искать следы, которые
Ор.Ш. ещё в последний с.53: день своего пребывания нашел -
улицу св. Воеводы, где и находится огород. Совсем как говорила
больная. Генерал Геронев (или Героис) и генерал Эдуардов
обещали Доктору там все выяснить.
Главное почему я Вам пишу это то, что бр. Ш. узнал в последний
день, что с враждебной партии два месяца тому назад был
поручен некий русск. (украинец; офицер Флеско работать. Он
имел поручение и письма из Тэермина или Парижа, точно это не
выяснено. Флеско работал с комиссаром Строяном, которому Ор.
Ш. очень не доверяет, и который, не открыто, противодействовал
нашей работе.
С.54: Генерал Героис очень испугался, когда услышал от Ор. Ш.
про Флеско, так как его знает. Надо было бы все сделать, чтобы он
отпросил комиссара Строяна от работы в этом деле, так как он в
своих руках имеет все досье. Он не хотел, чтобы допрашивали
армянина и утверждал, что его показания фальсификация, т. е.
подделаны, так как оригинал не существует. Ор. Ш. думает, что
возможно, что важные бумаги уничтожены, или проданы.
Армянин в Яссахъ сказал, что не смеет говорить, но многое знает.
И то, что сказал противоречит документу. Есть тоже
предположения, что в Яссах подделаны даты в полиции, т.е.
переменены год и число его приезда в Румынию, чтобы доказать
нельзя было бы, что бумаги важные, точно сказать не могу, но Ор.
Ц. узнал, что Флеско имел большие средства и работал везде. Это
было в то время, когда началось дело Шанцковской.
Ор. Ш. сказал мне, что надо было бы работать на румынск.
границе по всему (мои примечания: похоже на название реки):
Днестру.
Надо было бы одну деревню за другой допрашивать, и каждую
усадьбу. Это была бы работа не меньше 6 недель, и надо бы
работать очень дипломатично, так как простой народ там боится
многое рассказывать. Но по всей Бессарабии, у Днестра люди
знают, что была перевезена Вел. кн. Анастасия в Румынию.
21
Сегодня сказал мне князь Юсупов , что предупреждает меня
работать и защищать больную, так как буду в очень неприятном
положении.
С.55 (о.с.): Князь Юсупов говорил мне, что он все сделает, чтобы
эта история окончилась, хочет чтобы её перевезли в Берлин, так
как Кострицкий будет им выслан в Берлин. Что Вендоров и
Кострицкий скажут, что это не она и этим дело будет окончено. Я
ему сказала, что существует в Румынии важный документ,
который доказывает, что это Анастасия Романова.
По-моему важно, чтобы Вы это знали.
С глубочайшим почтением,
Гарриет фон Ратлеф.
Прошу это письмо считать совершенно per discreption.
С.56:
Берлин 28 го июня 27
Нюрнбергская ул. 65.
получ= 2 Июля 1927
Ваше Высочество,
Сегодня был у меня господин Орлов и разговаривал также с моим
адвокатом др. Феллером насчет юридических вопросов о деле
Анастасии Чайковской и издательства Шерла.
С.57: Так как меня с разных сторон предупреждали верить
господину Орлову, я очень беспокоилась, и боялась его принять.
Но должна Вашему Высочеству сказать, что имела сегодня
впечатление, что вероятно все сплетни, так как господин Орлов на
меня произвел впечатление честного человека, и также доктор
Феллер которого просила присутствовать имел хорошее
впечатление.
Гарриет фон Ратлеф.
С.62:
25 Мая
Выписки из писем Г-жи Ратлевой
На имя Г.Н. Лейхтенбергского
Дело нашего расследования продвинулось значительно вперёд, и я
имею в руках несколько очень важных данных.
Самым важным является фотография Маленькой, которую я
теперь имею и которая по показанию Пеутертъ, была снята неким
фотографом в Тиргартен 15 августа 1922 года, т.е. как раз в тот
день, когда, по утверждению Nachtausgabe, она была у
Вингендеръ. На обороте этого снимка «Шоровъ» написал кем в
22
действительности является Маленькая, с целью доказать г-же
Пеутертъ, что он в точности знает кто она. Его имя также стоит на
снимке, равно и имя другого человека. Фотография хранится в
сейфе в банке. Я надеюсь когда нибудь, быть может скоро,
выступить лично с нею в руках в весьма важных вопросах, т.к. от
этого снимка многое зависит в судьбе Маленькой. Я надеюсь, что
она понимает, что беседа с нею может многое раскрыть, кроме
того фотографию я могу передать ей только лично.
Фотография является доказательством, что Маленькая была
только у г-жи Пеутерт и что она - Великая Княжна А.
Снимок попал в мои руки благодаря моему нахальству, когда я в
сопровождении одной дамы, была у П. под каким то невинным
предлогом и под чужим, ничего не говорящим именем. Протокол
об этом визите даёт много важного. Кроме того у меня имеются 3
протокола о Вингендерах. В результате можно установить, что
Шанцковская была у Вингендер не в августе 1922 г., а в мае или
июне.
Др. Феллер и я заняты сейчас приведением в порядок всего
материала и сопоставлением его с данными Nachtausgabe.
Я хотела рассказать ещё Вашей Светлости, что Феликс
Шанцковский поехал из Мюнхена прямо в Берлин и рано утром
отправился прямо на квартиру Лукке. Ввиду того, что Феликс Ш.
украл у нас несколько страниц протокола (копии) и притом ту
страницу где находится его показание о том, что у его сестры не
было ребенка, господин Лукке вызвал г-жу Вингендер и спросил
её, не может ли она доказать, что Франциска имела ребенка или
по крайней мере выкидыш, т.к. доказано, что г-жа Ч. имела
ребёнка.
То же самое предложил г. Кнопфъ старой г-же Вингендер.
..........................................................
У меня имеется фотография и копия договора, который заключен
между г-жей Вингендер и издательством Шерль. Из него можно
извлечь очень интересные вещи. Одну копию я передала через
моего уполномоченного начальнику Иностранного Отделения
Полиции Советнику Герке, который был очень удивлен и сказал,
что тут что-нибудь не так, что было бы весьма желательно
выяснить дело, что он в самом деле отдал приказ об отобрании у
неё паспорта, хотя по его мнению, правильнее было бы этого не
делать.
Приказ этот отменен.
23
приложение = к письму
Г.Н.Лейхтенбергскому
от 6 июня 1927 г.
С.63:
29 Мая
Выписка из письма г-жи Ратлевой
на имя Г.Н. Лейхтенбергского
Прошу Вам никому в Париже этих строк не показывать и не
говорить, что Вы получили от меня это письмо. К Вам явится
князь Юсупов и будет пытаться уговорить Вас отказаться от
Маленькой. Кроме того он хочет, чтобы маленькую перевезли в
Берлин (того же добиваются Лукке и Кнопф) под тем предлогом,
что Кострицкий не может якобы приехать в Сееон, а только в
Берлин. Юсупов берет на себя путевые издержки. Будьте,
пожалуйста, очень скрытны и не давайте в Париже никаких
обещаний. Подробные письма от меня и от Глеба Боткина лежат в
Сееоне. Князь Юсупов хотел уговорить Боткина перейти к
противной партии, говоря, что для Императорской Фамилии
ужасно, что он Боткин, стал «орудием» враждебной партии, т.к.
мнение Боткина весьма важно.
Юсупов заявил, что он все сделает, чтобы доказать, что она - не
А.Н. Сначала мы думали, что он ничего не знает. Он был у меня,
говорил со мной и Боткиным. Затем он поехал в Сееон, говорить,
что она «интригантка» и «горничная», а вчера, в разговоре с ним
Боткин вынес впечатление, что Юсупов с самого начала имел
намерение выяснить здесь в Берлине, что можно сделать и сейчас
делается все, что только возможно против Маленькой.
Ваша Светлость, прошу Вас быть осторожным: Юсупов очень
хороший актер, не давайте никаких справок и сведений
относительно моей работы, никаких обещаний. У нас столько
материала, что мы сможем все доказать.
приложил: к письму
Г.Н.Лейхтенбергского
От 6 июня 1927
С.64:
прилож. к письму Р.К.Л.
от 8 Ноябр. 1928
Перевод с немецкого
Берлин 3 ноября 1928 г.
Ваша Светлость,
24
только что я получила Ваше письмо, за которое благодарю, и
хочу сейчас же ответить, насколько могу, на Ваши вопросы.
Кузина, по видимому, больше не интересуется больной: средства
к существованию в течение ближайших месяцев обещал дать
некий друг Глеба Б. равно и все, что нужно для адвоката. Имя
адвоката не Brewer (это - издатель), адвокат зовется - Edward
Folows.
С самого начала больная просила кузину выяснить все при
помощи адвоката, чтобы официально быть в глазах всего света
той, кем она в действительности есть. Кузина все время обещала
«в скором времени» это сделать; в конце концов кузина
предложила удовлетвориться тем, что она признала больную
своей кузиной и раз навсегда отказаться от официального
признания. В случае согласия больной, ей обещали пенсию в
течение всей жизни. Глебу предложили перевезти больную в
какое нибудь маленькое местечко в Швейцарии, при чем она
обязывалась не покидать его и не выступать публично.
Затем последовал большой «взрыв», который закончился тем, что
кузина объявила, что если ей не подчинятся, надлежит покинуть
дом. Больная не могла ничего поделать и объявила, что она
должна все обсудить с Глебом. По распоряжению кузины Глеба в
течение нескольких недель не подпускали к больной. Ему
говорили, что она не хочет знать его, т.к. сердится за статью, о
которой она якобы узнала, а ей заявляли, когда она спрашивала о
Глебе, что он не хочет знать не. Глеб пять раз писал с целью
объясниться и просил не сердиться, но письма были перехвачены.
Говорят, что в течение всего июля она была на краю отчаяния, ей
казалось, что она попала в плен. Наконец, Глеб отправился к мужу
кузины, который произвёл впечатление приятного, но
незначительного человека. Последний объявил, что это дело его
не касается и что он с самого начала не мог добиться от своей
жены ясного ответа относительно ее планов. Он не сомневается в
том, что больная - настоящая кузина из Царского Села, но т.к. его
жена уже в течение нескольких месяцев находится в сношениях
со своими родственниками в Европе, и не имеет намерения делать
что бы то ни было против интересов своих родственников, то
рассчитывать на её помощь в деле официального и юридического
признания - не приходится.
Глеб, как и другие, того мнения, что кузина с самого начала
выписала её в Америку в интересах своих родственников, чтобы
25
она исчезла из Европы и таким образом отпала возможность
каких либо юридических шагов.
После этого Глебу удалось каким то образом проникнуть в виллу
и, когда он узнал, что его письма не дошли по назначению, он
пригрозил, что сообщит почте о том, что его письма
перехватываются. Естественно тут произошла большая сцена,
когда выяснилось, что говорили неправду, рассказывая, что Глеб
не хотел знать больной и, наоборот, - она не хотела знать Глеба.
Кончилось все тем, что больная взяла в одну руку клетку с
попугаями ( кто то подарил ей двух маленьких попугаев), а другой
рукой ухватилась за Глеба, и, как всегда, гордо вышла из дому.
Когда же они очутились на улице, то не знали, куда идти, т.к. у
Глеба не было места, кроме того против этого были и другие
основания, ибо трудно было сказать, С.64 (о.с.): что может
предпринять со своими миллионами кузина. Впоследствии
выяснилось, что она не собирается что нибудь предпринимать. И
вот они отправились к одному другу Глеба жена которого -
художница; живут оба а одном ателье и комнате. Там она
оставалась 10 дней, пока Глебу не удалось заинтересовать одного
очень состоятельного друга, который устроил все так, как сейчас
есть. Она к сожалению совсем не выходит, т.к. боится
преследований, ибо «кузина» далеко не безвредная особа,
необычайно любезна, но хитра, как ее земляк Улисс, и как редко
кто - нибудь другой, обладает способностью, незаметно настоять
на своём.
Вашей Светлости будет интересно узнать ещё следующее: г-жа
фон Дерфельдев обратилась ко мне, через тамошнего
представителя моих интересов, с предложением - купить у меня
весь мой материал и прежде всего все документы, относящиеся к
этому делу; было предложено 3. 500 долларов. При ближайшей
справке мне сказали, что г-жа фон Дерфельден является только
подставным лицом и что за ней стоит кто то другой, но что имени
этого лица я не смею знать. Это было уже скверно. Был затем
предложен для подписи договор, согласно которому, я, получая
указанную выше сумму, обязывалась, никогда ничего по этому
делу не опубликовать. Тогда мой поверенный вышел из комнаты,
сказав г-же Ф. Д. несколько «ясных» слов. Говорят, что г-жа ф-Д.
была а отчаянии от неудачи и плакала. Она жаловалась Глебу, что
Mr.C. не был с нею так вежлив, как это принято по отношению к
знатной даме, но Mr.C. стал на точку зрения, которую я разделяю,
26
что дело было не чисто и пытался энергично протестовать против
требований, направленных против меня.
Больше я ничего не знаю, не знаю также чем все это кончится и
только всегда удивляюсь тому, сколько низости проявляют люди
в связи с этим делом.
Что долларов посланные кузиной были уже симптоматичны для
ее перемены, также и её долгое молчание; в конце концов она
должна была согласиться, что больная её кузина - настолько
хватило у неё честности.
Я узнала со стороны, что она ведёт оживленную переписку с К.А.
( Мои примечания: это Романова Ксения Александровна, сестра
Императора Николая II) и с Баттенбергской. Если это правда, то
круг замыкается прекрасно).
Я не думаю, чтобы А.В. ( Мои примечания: Романов Андрей
Владимирович, двоюродный брат Императора Николая II) и Вы
имели основание отойти от этого дела; это было бы самым
большим триумфом для противной стороны.
Но что будет, мне не ясно, и я боюсь, что все кончится трагично.
Надеюсь, мои ответы на Ваши вопросы удовлетворят Вас и прошу
пока никому, кроме А.В. (Мои примечания: Романова Андрея
Владимировича), много не говорить, пока я не пришлю более
подробное сообщение. Прошу Вас предупредить, чтобы и на юге
Франции хранили молчание, т. к. в конце концов разными путями
все превращается в сплетни парижских и берлинских эмигрантов.
Всего хорошего,
R. Keilman
С.65:
поил. к письму Р.К.Л.
от 19 ноября 1928
Выписка из письма г-жи Ратлевой от 14.XI.28
Было бы чрезвычайно важно, если бы Ваша Светлость начали
переписку с Анастасией Николаевной. Когда, месяца два назад
друг Глеба был у меня, я спросила его, запретила ли Анастасия
Николаевна писать в Сеон. Мне ответили, что нет и что, наоборот
Анастасия Николаевна жаловалась на неполучение писем:
оказалось, что Ксения Георгиевна (Мои примечания: Ксения
Линдс-кузина Анастасии Николаевны) перехватила много писем и
не дала ей доверенности Д-ра Пиндара, уничтожив их немедленно
по получении. Анастасия Николаевна ничего об этом не знала. Я
убеждена, что Анастасия Николаевна очень обидится, если Ваша
27
Светлость напишете ей, что поднимать вопрос о признании ещё
рано и, что из уважения к Императорской Фамилии этого не надо
было делать. Она тогда именно будет упорнее добиваться этого и
будет считать, что Вы действуете против неё.
Впрочем, что же остаётся ей другого, кроме юридического
признания? После того, как все родственники поступили с ней
так, что у неё имеются деньги для жизни только на несколько
месяцев, ибо американец мог ей обеспечить только зимние
месяцы, а Ксения Георгиевна не даёт ни копейки. Она живёт
только надеждой, что её адвокат добьётся её признания и она
получит право и возможность не жить милостыней. Заявление о
признании может быть сделано в порядке предъявления
требования об удовлетворении своих наследственных прав. Как
много, или как мало она получит - не в этом дело, но у неё все же
будет что то вроде маленькой пенсии и она сможет жить без
страха, что все ее покинут и она окажется на улице одна. Я
поэтому не могу, как Вы меня о том просите, отсоветовать или
сделать что нибудь против. Меня не спрашивали, я узнала об этом
лишь потом через господина который взял ее на своё попечение и
я не имею никакого влияния. Правда, она сказала этому
господину явиться ко мне, ибо я смогу осветить важные вопросы
и на меня можно положиться. Она не писала мне, не просила
кланяться, так что я не могу рассчитывать на перемену в ее
настроении. Я ведь тот мавр, который сделал своё дело и теперь
может уйти. Я вполне сознательно предоставила себя в ее
распоряжение и, пока живу, не могу поступать иначе. Я не жду ни
благодарности ни дружеского слова, ибо я делаю все не ради
этого, и, что бы там ни было, я люблю ее и привязана к ней. Она
слишком больна и слишком много испытала в жизни, чтобы я не
смогла понять ее озлобление и несправедливость. Т. к. на Глеба Б.
в переписке нельзя положиться, то я Вам сообщаю адрес Mr.
Joseph Brewer 229 East 48 th Avenue New York City; адрес ее
адвоката: Mr. H. Follows 475 Fifth Avaneu New York. Не сердитесь
на меня, если я прошу Вас написать ей тёплое доброе письмо, без
упреков, не упоминая о процессе; если Вы напишете ей, что
поведение Ксении Георгиевны вас очень разочаровало то она Вам
напишет или поручит кому нибудь написать - Правда, так важно,
чтобы она чувствовала, что кто то в Европе о ней думает и её
понимает и так важно, чтобы вновь восстановился дружественный
контакт между вами. Три дня тому назад я получила письмо от
28
адвоката Анастасии Николаевны, в котором он сообщает, что ещё
этой он зимой будет у меня. Из письма видно, что это ему
посоветовала Анастасия Николаевна.
С.66:
Г-жа Ратлеф
Телесные признаки Г-жи. Чайковской.
Повреждения на черепе у верхней челюсти, за правым ухом, на
черепной коробке рентгеновские снимки в Моммзенсанаториуме )
подробности см. удостоверения
I ‘ проф. Руднева, 2) Д. ра. Нобя.
На среднем пальце левой руки, в основании пальца, вокруг него
полый шрам, легкая негибкость пальца.
На Правом плече, белый шрам, последствие, по словам Г-жи
Чайковской, вытравления родинки.
В области живота, под грудью, пространство в размере
приблизительно ладони в черно-синих пятнышках. По мнению
Проф. Руднева это может быть лишь последствие обожжения
порохом, вследствие выстрела, который был направлен не на нее
лично, а в рядом стоящее лицо.
Обе ступни неправильной формы, очень коротки, имеют сильную
выпуклость у большого пальца, продолговатый шрам. На левой
стопе, на подъеме, в середине круглый шрам, приблизительно в I
I/2 сантиметра, на соответственном месте на ступне, такой же
шрам, только значительно меньшего диаметра.
По мнению Проф.Руднева это произошло, очевидно, от оружия,
которое начинается широко, и на конце заостряется. Штыки).
Справа на лбу, правда неясно видимый и лишь после тщательного
искания обыкновенно. При приливе крови к лицу заметный
маленький белый шрам.
Номер обуви, 36, номер перчаток 6 I/4.
В верхней челюсти недостаёт всех передних зубов - всего 8-ми.
(Согласно дневника Больницы в Даллдорфе, они ей там были
выдернуты). 1
ГАРФ Фонд 10060 опись 1 дело 124
1 ГАРФ Фонд 10060 опись 1 дело 49
29
Ратлеф- Кейльман Г. фон. Статья «Жива ли Анастасия, дочь
последнего царя?», Перевод с немецкого языка неустановленного
лица.
Машинопись с правкой переводчика
Февраль 1927
С.1: Перевод с немецкого
Статьи
Г-жи фон Ратлевой-Кейльман
появившиеся
в “Nachtausgabe”
Февраль-Март
1927 г.
С.2:
получ= 3/16 Авг. 1928
Х. фон Ратлев-Кейльманн
Жива ли Анастасия, дочь последнего Царя?
С.3:
24 ф-номер 46
ПРЕДИСЛОВИЕ
Я долго колебалась, следует ли мне предать гласности собранные
в этой книге записки, с приложеннными к ним документами,
потому что я знала, что это - не в духе той личности (того лица)
которая составляет предмет моего труда.
Причин, в конечном итоге побудивших меня все таки эту попытку
сделать, две:
Первая заключается в необходимости для меня энергично
опровергнуть все ложные сведения и извращённые рассказы,
которые вот уже больше года, как появляются в печати. В той
борьбе, которую я стараюсь вести за признание личности имеет
решительное значение общественное мнение. Нельзя поэтому,
допускать, чтобы на него влияли люди, которые или вовсе в деле
неориентированы, либо злонамеренно стараются затуманить
обстоятельства. Недаром же, за последнее время, многие
записанные и сообщаемые изречения больной, возвращались ко
мне в совершенно искаженном виде. Я поэтому, полагаю, что
имею не только право, но и обязанность, все, что я слышала от
Больной, и о Больной и заносила в мой дневник, раз и навсегда
документально здесь закрепить. Необходимо, однако, сейчас же
указать, что дело здесь идет о человеке, потерявшем свою память
и, по удостоверению врачей обладает памятью, которая
30
проявляется лишь отрывочно». Многие изречения больной
страдают, пожалуй, недостаточной точностью; подчас она сливает
два переживания за одно. Тем не менее и дабы не отнимать у ее
изречения документальной силы, я постоянно старалась
большинство из них приводить так, как они были показаны. Я
даже наблюдала затем, чтобы были сохранены присущие больной
способы выражения и построение мысли.
Многим читателям покажется, пожалуй, что здесь отмечены
подробности и незначительные мелочи, не заслуживающие
внимания при оценке общего. Но именно эти-то подробности и
кажущиеся мелочи имеют для доказательности- а в ней, ведь, тут
все дело - первенствующее значение. Они всегда касаются вещей,
которые могут быть известны лишь очень близким к Царской
Семье лицам. Это вещи, ещё нигде в международной прессе не
появлявшиеся и свидетельствующие тем о том, что все, что
больная сообщает, она сама пережила. Это - то и важно. Это - то и
является решающим обстоятельством. То, что она рассказывает,
она не слышала или не читала. Она это переживала. Чтобы
усилить в этом читателей, я постаралась в этой книге передать
многое, что на первый взгляд, может показаться несущественной
подробностью.
Втора причина побудившая меня издать эту книгу - это желание
помочь больной.
Не литературный роман, хочу я написать, и ещё менее
сенсационное чтение создать, а, наоборот, я старалась в годовой,
кропотливой работе создать документ могущий установить
личность человека, утерявшего свою память.
Предавая гласности Этот документ я хочу выразить мою
благодарность четырем лицам, которые в течение этих трудных
месяцев были моими сотрудниками - лично эти четыре человека к
изданию моих записок никак не причастны.
С.4: Это - оба врача, которые, наполненные самоотверженности и
человечности, ежедневно, в течение восьми месяцев, когда
больная лежала при смерти больной, отдавали свои силы и свои
знания делу восстановления ее здоровья.
Профессор Сергей Михайлович Руднев, некогда один из
известнейших Московских хирургов, ныне жертвенным образом
помогает русским эмигрантам в Берлине. Своими операциями, он
не только спас жизнь больной, но и сохранил ей руку, которую
другие врачи признавали необходимым ампутировать.
31
Доктор Лотер Нобель, ассистент врача Моммзен-санаториум в
Берлине, который в течение всех этих месяцев жертвовал своим
свободным временем, чтобы посидеть у кровати больной,
наблюдать за её психическим состоянием, и умевший ее
любвеобильно и умно, успокаивать в вспышках ее отчаяния.
И ещё хочу я поблагодарить Камергера Херлуфа Цаале,
королевского Датского Посланника в Берлине и его супругу Г-жу
Лилиан Цаале, этих двух добрых, благородно мыслящих людей,
которые своими ежедневными посещениями вносили в комнату
больной гармонию и праздничное настроение. Здесь надлежит
ещё раз подчеркнуть, что Г-н Цаале являлся покровителем
больной, не как посланник Короля Датского, а лишь как частное
лицо.
Эти четыре лица, как я и сама, действовали лишь по мотивам
чистого человеколюбия. Ни политические, ни иные основания не
влияли на нашу работу. Без их помощи, эта напряженная
физическая и умственная работа на протяжении стольких месяцев,
была бы мне не по плечу. Ибо дело заключалось не только в уходе
за больной, но и в собирании материала, в записи всех изречений
из разговоров больной, дабы в это запутанное дело внести
ясность.
Я только от того оказалась способной с этим делом справиться,
что эти четыре человека, особенно чета Цаале, своим
неограниченным доверием, ежедневно придавали мне новые
силы. За это доверие я здесь и хочу их поблагодарить.
Составительница.
С.5: КАК Я К НЕЙ ПРИШЛА.
19 июня 1925 года меня вызвал по телефону Д_р. З. . директор
одного гуманитарного студенческого учреждения, и попросил
меня его посетить, так как он желал переговорить со мной по
поводу одной больной русской дамы. Д_р.З, человек, всегда
готовый помочь человеку в беде, независимо от его
вероисповедания или подданства. Это - действительный
благодетель, великолепно умеющий отождествляться с чужими
нуждами. Это известно в Берлине, и в его дверь стучатся многие,
ищущие помощи себе, или своим друзьям. Таким образом пришла
к нему в один прекрасный день некая Г.жа N.N. и просила его
настоятельно заняться одной знакомой её больной русской дамой,
находящейся уже с полгода в доме одного полицейского чина, и
не могущей больше там оставаться. Как рекомендацию N.N.
32
предъявила письмо этого Полицейкомиссара, в коем он излагал
подробно историю находящейся в его доме русской Дамы. Так как
Дама была тяжело больна, то требовалось найти для неё другое
убежище.
Д.р. З. подумал, что я располагаю достаточным свободным
временем, и просил меня, так как я говорю по русски,
поинтересоваться больной в доме Комиссара.
«Слыхали ли Вы, что говорят, будто одна дочь русского Царя ещё
жива?,,, спросил он меня.
«Нет».
Я была более чем удивлена. Тогда он дал мне прочесть
нижеприводимое письмо Полицейкомиссара, которое я
воспроизведу с некоторыми сокращениями.
«II февраля 1920 года была вытащена здесь из Ландверканала
молодая девушка, которая бросилась в него в целях самоубийства,
и была отвезена в Больницу Елисаветинскую, в Люновштрассе.
Так как эта дама не отвечала ни на какие вопросы, то её, как по
видимому душевно больную, перевезли в дом для умалишенных в
Даллдорфе ( Виттанау), где она пребывала почти два года,
продолжая не давать о своей личности и т.д. никаких сведений.
Рядом с ней в больнице лежала некая П. только с 1922 г.) ныне 50
лет от роду, особа, по видимому, довольно культурная, которая
была, должно быть раньше, в России, в хороших домах.
Подробностей о ней установить нельзя, так как из России
невозможно получить никаких законных данных. Эта .П. открыла
в таинственной «Фройлейн Анни» сходство с младшей дочерью
убитой Царской четы, Анастасией и сообщила об этих своих
наблюдениях, по выписке из заведения, бывшему русскому
ротмистру Ф. Ш. Этот, в свою очередь, передал дело русским
эмигрантам в Берлине, после чего некий русский - немец, Барон
Ф.К., бывший ранее чем то вроде Ланарета в Русской Польше,
взял «Анни» к себе. Наряду с мотивом человеколюбия тут играли
роль несомненно и некоторые эгоистические соображения.
«Имена приводимых здесь лиц все известны составительнице.
Если они не все полностью приводятся, то делается это из
деликатности относительно самих этих лиц.
«Ошибка.П. считала её за Вел. Княжну Татьяну, и рассказала это
эмигрантам.
С.6: Поскольку, он рассчитывал при восстановлении монархии в
России извлечь для себя пользу из оказываемого «Анни»
33
гостеприимства и проведения дела о ее опознании. Но на тяжелое,
болезненное, состояние «Анни» он во всяком случае, обращал
весьма мало внимания, приводил в дом массу русских, для
опознания ее, что отчасти и произошло , и до такой степени
«Анни» опостылело, что она убежала к другой монархической
семье.
Через одного переведенного между тем отсюда в
Полицейпрезидиум в Бреслау Оберрегирунгсрата я доверительно
узнал об ней и решился в Августе 1922 года, взять «Анни» в нашу
загородную дачу около Ней - Тельтона, потому что ей было
крайне необходимо пребывание на свежем, деревенском, воздухе.
Нервы её были двухлетним пребыванием Дальдорфе совершенно
расшатаны. Кроме того она имеет ещё и поражение черепа
ударами прикладов, о чем речь будет ниже, так что наступило
слабоумие.
(Мои примечания: ВАЖНО: Так как у Анастасии Романовой (
Анны Андерсон, Анастасии Чайковской) был диагноз
слабоумие приобретённое в результате тяжелейших травм,
нанесённых по голове и также из-за издевательств над ней в
Европе и США, то все эти Романовы, белая эмиграция, челны
правящих королевских семей Европы и Англии, аристократия
европейская издевались над больным человеком. Что также
характеризует их как крайне жестоких и бесчеловечных).
Кроме того она ещё страдает с материнской стороны плохой
наследственностью.
О своем происхождении она рассказала мне следующее:
Она совершенно определенно утверждает, что она младшая дочь,
Царя, Анастасия. Из Тобольска в Екатеринбург были перевезены
сперва Царская чета с Вел. Княжной Марией Николаевной.
Вследствие болезни Наследника Алексея Николаевича, он, и его
сестры, Ольга, Татьяна, и Анастасия, проследовали туда позже...
О ночи убийства, Анастасия дает следующее описание,
отличающееся от описания швейцарского Преподавателя
Жильяра, лишь тем, что по ее показанию, прошло меньше
времени между уводом Царской Семьи из первого этажа в
подвальный, где лежит комната убийства и моментом убийства.
По ее показаниям, Жильяр вообще, не в состоянии описать сцену
убийства, потому, что его вовсе при этом не было. Как описывает
Анастасия, ночью, в комнату, где пребывала перепуганная
Царская семья, ворвался с убийцами Абрам Юровский, всегда
34
отличавшийся зверским обращением с семьей - она может только
ещё вспомнить, что Юровский лично выстрелил в лоб ее Отцу,
Государю, после чего со стороны остальных большевиков
началась общая стрельба и битье. При падении она видела только
лишь обои комнаты, которые она очень точно и правильно
описывает, и потеряла сознание. В себя она пришла лишь через
несколько месяцев, на крестьянской телеге, и узнала от
сопровождавших её, следующее: среди убийц находился,
вынужденный к тому силою большевиков, некий поляк
Чайковский, имевший в окрестностях Екатеринбурга совместно со
своими родителями, братьями и сестрами, небольшой
деревенский трактир. Он заметил, после сцены убийства, что в
теле Анастасии ещё теплится жизнь, воспользовался общим
замешательством, завернул ее в одеяло и убежал с нею на свою
усадьбу - Из страха перед Большевиками, он со своими
родителями, братьями и сестрами, бежал и ночными переходами
из Екатеринбурга добрался до Румынской границы. Уход за
ранами Анастасии, ограничивался примачиванием холодной
водой. Пробитый ударами приклада череп, Укол штыком в руку.
Тайно перейдя румынскую границу, семья поселилась в Бухаресте
на квартире, которую однако, Анастасия при своем полном
слабоумии не может, даже приблизительно, указать. По
выздоровлении она, С.7:
из благодарности, выходит замуж за Чайковского.
(Мое примечание: ВАЖНО! Так как изобличает очередную
ложь и очернение Красной Армии и большевиков. Она вышла
замуж за своего спасителя (предположительно Семен Черных
или Николай Черных) из чувства благодарности и любви, а не
по принуждению, как этот факт пыталась представить
белая эмиграция и страны Запада, а также короли и
королевы).
Собор она также указать не может. Она венчалась как Анастасия
Романова, перед тем уже родился ребенок, окрещённый
Алексеем.
Вскоре затем ее муж был убит большевиками. Содержала всю
семью она продажей жемчугов и бриллиантов, которые, как и у
других вел. Княжен, были зашиты у нее в платье. Платье, бывшее
на ней в ночь убийства и меченое ее вензелем белье, находится по
ее сведениям еще у семейства Чайковских в Бухаресте и
представляет, якобы, важное доказательство ее Тождества.
35
После убийства ее мужа, она, в сопровождении его брата поехала
в Феврале 1920 года, через так называемую «зеленую границу»,
сперва в Берлин, чтобы
разыскать сестру своей матери Принцессу Ирину Прусскую, в
Хеммельмарке, в Шлезвиге. Однако, Анастасия не может даже
указать гостиницы, где они остановились в Берлине. В припадке
полнейшей меланхолии она предприняла вышеупомянутую
попытку к самоубийству.- - - - -
Этот рассказ передан ею не последовательно и связно, а в течение
недель и месяцев, так сказать, по мелочам сообщен, причем с ней
надо обходиться с всевозможной бережностью, потому что при
передаче этих ужасных событий она впадает в сильнейшее
возбуждение, после чего чрезвычайно слабеет. Никаких
документов о личности, ни даже о ее бракосочетании в церкви, у
нее на руках не имеется.
Во время пребывания у меня на даче она составила, совместно с
означенным выше Оберрегирунгератм план, энергичного шага,
чтобы добиться своего признания. Нам удалось в Августе 1922
года убедить Принцессу Ирину Прусскую, посетить нас, причем
Ее Высочество представилась, однако, под чужим именем. За
вечерним столом Ее Высочество была посажена напротив
Анастасии, так что она могла последнюю точно наблюдать.
Принцесса не смогла ее узнать, причем, она, правда должна была
допустить, что видела царскую семью десять лет тому назад.
После того, как Анастасия удалилась в свою комнату, Принцесса
последовала за ней и попыталась в разговоре, добыть от нее
какие-нибудь сведения. Анастасия, которая в то время была
тяжело больна, но также как и теперь еще страшно упряма,
повернула Принцессе спину и ни на что не отвечала. Это тем
более с ее стороны непонятно, что она Принцессу тотчас же
узнала, ибо на следующее утро она тотчас же сказала, что та дама
была ее Тетей Ириной.
С моей дачи Анастасия была перевезена в Больницу Вестенд, где,
между прочим имеются рентгеновские снимки повреждения ее
черепа, а оттуда вернулась к Ф.К. Здесь ей опять не понравилось,
и она, непонятным образом, опять убежала к Г-же П. Между тем,
в Декабре прошлого года, в «Локал-Андейгер» появилась статья
«Романовские Легенды», в которой упоминалась и она. На этой
почве между нею и П. разыгрался конфликт, после которого П.
выставила ее на порог, и она была принята к себе квартирными
36
соседями. Как-бы повинуясь внутреннему побуждению С.8: я стал
о ней справляться, открыл ее у этих людей и в конце Января опять
взял ее в мой дом. Я тщетно старался заинтересовать в судьбе
несчастной русских эмигрантов. Эмигранты проявляют
невероятное равнодушие и, кроме того, на них нельзя полагаться.
Сначала говорили, что Фрейлина N.N. старается уверить
Вдовствующую Императрицу в существовании какой-то
Анастасии. Потом вдруг, говорят, что Вдовствующая
Императрица, о ее существовании даже понятия не имеет. Через
посредство Принца Оскара я тогда, обратился к Нашей
Кронпринцессе, которая и смотрела тому назад около трех недель,
Анастасию у нас в доме. Кронпринцесса заявила мне, что Волосы,
Глаза и рот, чрезвычайно напоминают царскую дочь. С другой
стороны, что надо признать странным, что она ни по русски, ни по
Английски, никак не понимает и не говорит.
Несколько дней тому назад, Ее Высочество велела мне передать,
что по ее мнению, и по мнению Великого Герцога Гессенского,
брата Убитой Царицы, надо считать совершенно невозможным ,
чтобы кто-либо из Царской Семьи мог еще быть в живых. -Таким
образом я попал на мертвую точку. Анастасия ни в коем случае не
обманщица, не авантюристка. По моему мнению она и
неумалишенная, вообразившая себе, что она царская дочь. На
основании многомесячного житья под одной с ней кровлей я
пришел к твердому убеждению, что мы имеем тут дело с дамой
самых высоких русских кругов, причем весьма вероятно, что она
на самом деле княжеская дочь. Ибо каждое ее слово, каждое ее
движение дышат таким высоким достоинством, таким державным
самосознанием, что это никак не может почитаться позже
приобретенным.
Она ожидает не только очень многого, но даже всего для
признания своего от добычи вышеупомянутых предметов одежды,
которые были на ней в ночь убийства, и которые остались в
Бухаресте у семьи Чайковских....
С некоторого времени состояние здоровья Анастасии ухудшилось
в том смысле, что на левом локте появился туберкулез с открытой
раной, к нему еще привился плеврит...
С совершенным почтением
)подп.)
Берлин, 19 Июля 1925 г.
37
Рассказанная в письме Комиссара история звучала фантастично.
Но она также и потрясала душу. Кто бы ни была больная , мне
казалось ясным одно: что она прошла через ужасные испытания.
Жалость превозмогла сомнения и я прямо от Д-ра. З. поехала в
дом комиссара.
В зале мне пришлось несколько минут обождать. Затем
открылась дверь и появилась молодая дама - та больная, ради
которой я приехала.
Она была небольшого роста, очень худа и выглядела больной.
Одета она была бедно, по старчески. Когда она подошла ко мне,
чтобы поздороваться, я увидела, что ей недоставало почти всех
передних зубов верхней челюсти. Это придавало ей более старый
вид, чем действительно.
С.9: Ее движения и манера себя держать соответствовали
поведению русской дамы высшего общества. Таково было первое
впечатление от ее вида. Но прямо поразило меня сходство этой
молодой женщины с Вдовствующей Императрицей. Она говорила
по-немецки, но с типичным русским акцентом. А когда я к ней
обращалась по-русски, я замечала, что она все понимает, так как,
хотя она и отвечала на немецком языке, но ответы были всегда
совершенно точны. У нее была на руке открытая рана и я
посоветовала ей пойти в больницу.
В городской больнице клинике Урбана?) где уже справлялись об
этом, не оказалось свободной кровати. Но при посредстве Д.ра. З.
мы добыли место третьего класса в больнице СВ. Марии.
Несколько недель до этого, я познакомилась с Профессором Д-р.
Вергом, бывшим там священником, который очень хвалил
тамошних сестер, потому что они очень стараются для больных и
хорошо за ними ходят.
На следующий день я взяла молодую даму из дома Комиссара,
которого я тут имела случай лично узнать. Он произвел на меня
впечатление человека весьма раздраженного и возбужденного.
Как он мне сказал, он всячески старался помочь больной и
пробудить к ней интерес ее родственников. Но все его попытки
рушились об упрямство девушки. ( Мои примечания: Поведение
Анастасии Романовой (Анны Андерсон, Анастасии Чайковской) с
ее родственниками, называемое упрямством вполне объяснимо ее
диагнозом «слабоумие», это заболевание психическое она
приобрела из-за тяжелейших физических травм и тяжелых
жизненных условий в которые она попала в Европе. Ее
38
родственники аристократы и члены королевских семей должны
были это учитывать и проявлять к ней мягкое и снисходительное
отношение, а они ещё более усугубляли ее психическое и
физическое состояние).
Теперь он более не желает иметь дела с этим случаем.
Когда появилась больная, у нее были заплаканные глаза и она
была очень возбуждена. Со страхом подала она руку своему
бывшему покровителю, но мы, т.е. я и Г-жа N.N., при этом
присутствовавшие, видели как он гневно ее оттолкнул.
Я приняла скромный узелок с пожитками больной и отвезла ее в
Мариинскую больницу.
В МАРИИНСКОЙ БОЛЬНИЦЕ.
Для человека, страдающего упадком духа, всякая перемена
обстановки всегда знаменательна. Конечно, больница не такое
место, где-бы измученный печальными воспоминаниями и
телесными страданиями дух, мог поправиться, даже при самом
внимательном уходе. Средства, которыми я в то время
располагала были крайне скромные, и я должна была быть уже
тем счастлива, что могла эту девушку, которая могла быть
дочерью последнего императора Всероссийского, поместить в
третий класс городской больницы. Однако, тут, она все таки была
устроена лучше, чем а Далльдорфе, где она была вынуждена в
течение двух с половиной лет пребывать в одной комнате с
многочисленными умалишенными. Но и тут она лишь с трудом
могла свыкнуться с обстановкой. Пять больных, разделявших с
нею комнату, были простые женщины из народа. Кто бросит ей
упрек, в гордости, если она тут совсем замкнулась в себе. Почти
не хотела покидать свою кровать. Что она лежала постоянно
повернувшись лицом к стене, и, положив С.10: подушку так,
чтобы она составляла перегородку между ею и остальным, тесным
миром больничной комнаты. При этом она была сама простота и
скромность, трогательная в своей тихой грусти, которую она
никому не навязывала. Благодарная за все доброе и любезное, что
для нее делалось. Во всем ее существе проявлялось такое
благородство мышления, такое достоинство, что все мы, имевшие
с ней дело, были глубоко потрясены.
Так как я была ее постоянным обществом, то она в этой
обстановке, среди чужих ей людей, скорее приобрела доверие ко
мне, чем к кому-нибудь другому. Она все ближе сходилась со
39
мной, с нетерпением, каждое утро, ожидала моего прихода, и
вечером, пристяжелым сердцем отпускала меня домой.
Тем не менее было чрезвычайно трудно заставить ее говорить о
себе самой.
Недоверие, внедрившееся в нее, на ее крестном пути в русских
эмигрантских кругах, было до такой степени в ней сильно
развито, что даже в отношении меня она лишь очень постепенно
от него избавилась. От ответа на прямые вопросы она уклонялась;
они ее пугали. Перед тем ее так измучили вопросами, осмотрами,
испытаниями, что она прямо всего этого боялась. Кроме того, в
ней всегда дрожал страх, что за этими вопросами чего доброго
мог сидеть скрытый большевицкий шпион, который ее
выпытывал, чтобы выдать ее врагам. Не надо забывать, что она
была почти еще ребенок. Да и сейчас она едва не осталась еще
выросшая среди мира, отделенного от большого света
непреодолимыми стенами, окружённая людьми, проявлявшими
перед ней, как перед Царевной величайшее почтение, она стала
тут, в Берлине - не говоря уже о ее страданиях в заключении и во
время бегства - предметом эксплуатации для людей, совершенно
ей чуждых, которым сама судьба ее была безразлична, и которые
думали о достижении только - их личных, эгоистических целей.
Если среди них попадались добрые, благородные души, то она
уже не умела больше отличать добро от зла. В каждом она видела
врага. Часто не понимала поступков, предпринятых
действительно и искренно в ее же пользу. Обвиняла часто людей,
бескорыстно для нее старавшихся, наряду с такими, которые
действовали обратным образом и, в конце концов, единственный
нашла исход, чтобы уйти от нажимавшего на нее света,
замкнувшись в себе самой.
Было таким образом невероятно трудно превозмочь эту преграду
недоверия.
Тихо, очень тихо, входила я ощупью в доверие ее. Главным
образом тем, что очень скоро приучилась не учить и не надоедать
ей прямыми вопросами. Нужно было незаметно приводить ее к
разговору, предоставлять ей тогда самой говорить не смущая и не
запутывая ее вставными вопросами. Если удавалось навести ее на
тему, которая ее интересовала, тогда она начинала говорить.
Почти всегда это удавалось если навести ее на годы детства. На
этом времени, на жизни с ее родителями и сестрами,
сосредотачивался весь ее интерес. Тогда ее воспоминания как бы
40
расцветали, когда она говорила об отце, матери, сестрах, брате....
Всякие другие темы разговора имели только постолько прелести,
посколько они соприкасались каким-нибудь образом, или текли
параллельно с одной этой большой, единой темой.
Если она тогда начинала говорить, то давалось это просто и ясно,
как было и само ее существо. Во первых она никогда не говорила
заведомой неправды. Все занимавшиеся ею в течение полутора
лет, вынесли определенное впечатление о С.11: ее ясно
выраженной любви к правде и ее прямоте. Что она иногда
перепутывает вещи, надо поставить на счет заболевания ее
памяти. Что она, как я заметила выше, подчас с видимостью
неблагодарности обращается против лиц, несомненно желавших
ей добра, также, конечно, понятно. Но, за весь год, что я
оставалась при ней, никогда сама себе не противоречила. Она
часто неуверенна, подобно плохо видящему человеку, который
нащупывает вещи, неясно им видимые. Но то, что затем
получается из ее Воспоминаний, то несомненно настоящее.
Маленькие подробности - я еще лишь раз обращаю внимание на
это обстоятельство - поражают своей точностью. Я всех их
отметила. Читатель найдет их в нижеследующих страницах этой
книги. Еще по одной причине, так трудно было, и требовало
столько терпения, заставить ее говорить: каждый раз, что она
связно рассказывала из своих воспоминаний, она потом,
совершенно ослабевала. Меланхолия нападала на нее властно и
наталкивала ее на мысли о смерти. Это подтверждает в своих
письмах уже вышеупомянутый комиссар. Поистине, не было
позой, когда она заявляла, что для нее лучшим исходом была бы
смерть, потому что все равно она не знает, что делать с жизнью.
Как часто она мне все повторяла одно и то же: «Не могу постичь,
что Бог со мной хочет делать - - - - - Почему одна я была обречена
остаться в живых и не суждено мне было умереть вместе с моими.
Ведь я несколько раз уже умирала, и каждый раз люди опять
заставляли меня жить!»
Ниже, следуют первоначальные описания, слышанные мною от
нее, относительно ее пребывания в Румынии и путешествии в
Германию - Рассказала она мне это несвязно, а лишь отрывочно,
рассказывая то об одном, то о другом. Позже она дополняла эти
описания. Так я их передают-
Оба солдата, спасших ее, называли себя ей, Чайковскими.
Неделями длилось путешествие в Румынию. Там она все была
41
больна. Мучилась прежде всего от ужасных болей, происходящих
от ранения головы. Позже к этому присоединилась нервная
лихорадка. Будучи больной она, по видимому, от одного из
Чайковских, а именно Александра, зачала, позже родившегося
ребенка. Поправившись настолько, чтобы быть в состоянии
покинуть постель, она требует от Чайковского, чтобы тот на ней
женился и венчание состоялось в католической церкви в
Бухаресте. Правда она не может вспомнить, получила ли она от
священника во время церемонии, кольцо, или нет. Не знает также
получил ли Чайковский обручальное кольцо. Объяснение этому
она ищет в предположении, что в католической церкви обмен
кольцами не входит в обычай. При венчании на ней было надето
черное платье и шляпа с черной вуалью.
Она также не знает, каким именем был окрещен ребенок, ни под
какой фамилией он был занесен в метрическую книгу. Она об
этом и не заботилась и только запретила давать ему фамилию
Романов. Вскоре после свадьбы Чайковский был на улице
застрелен. Подробностей этого она не знала; никогда она не
получила и объяснений этой истории и только предполагала, что
он был устранен большевиками из мести за ее спасение. Она сама
видела его труп и ездила в карете, на кладбище, вместе с двумя
принадлежавшими к семье Чайковских женщинами, во время
похорон. К концу 1919 года она почувствовала себя С.12:
настолько поправившейся, что решилась ехать в Германию, дабы
разыскать свою крестную мать, принцессу Ирину Прусскую.
Я спросила ее почему она в Румынии не обратилась к Королеве
Марии, которая же приходится ей теткой? «Как же я это могла?»,
ответила Она мне. Сначала я была тяжело больна; потом, когда
мне стало лучше, я заметила, что я беременна.
Путешествие в Германию было, невероятно тяжким. Брат
Александра Чайковского сопровождал ее, и с ней ехал сперва
поездом - однако им приходилось часто целыми днями сидеть в
какой нибудь гостиничной комнате, в пограничных городках,
пока Чайковский не разведывал пути, по которому они могли
пешком перейти границу. Часто она, на этих переходах
сваливалась от возбуждения и Переутомления. Наконец они
могли опять ехать железной дорогой. Она ехала в первом классе, а
Чайковский остерегался пребывать в одном с ней отдалении. Он,
однако, все время оставался по близости, чтобы ее охранять, и
вообще, всячески старался по возможности облегчить ей переезд.
42
Она неоднократно повторяла, что он обращался с ней с огромным
уважением и что он, как равно и его люди, всегда оказывали ей
знаки доброты.
Об Александре Чайковском она также вспоминала. «Он меня спас,
а потом из -за меня должен был расстаться с жизнью».
Они прибывают в Берлин. Тут она ещё припоминает, что
Чайковский на вокзале справляется о какой-то гостинице. Но, так
как он говорил только по русски, то ему трудно было объясняться.
Наконец он получил здесь гостиницу, куда они недалеко проехали
в экипаже. Они вылезли перед гостиницей, и наняли две комнаты
- Ее комната, входилась в корридор, довольно далеко от комнаты
Чайковского. - - Все это она припоминала, но только не название
гостиницы. Она была очень истощена путешествием, ибо в
течение нескольких недель она со своим спутником находилась в
пути.
В эту первую ночь в Берлине она беспрерывно ходила взад и
вперед по своей комнате: беспокойная, запуганная, в отчаянии.
Совершенно ясно ей представлялось, до какой степени она
одинока. Она потеряла все. При этом она ощущала ужасный страх
перед тем, что еще должно было случиться. Она дрожала при
мысли быть вынужденной своей тете Ирине сознаться, что в
Румынии у нее родился ребенок. В полусознательном состоянии
от несчастия и нерешительности, она покинула комнату в ту же
ночь. Внезапно она оказалась стоящей перед водой, из которой ее
впоследствии вытащили. - - - - - Сама она не могла понять, что она
еще жива. Ибо пришла она в себя только тогда, когда к ней
применили приемы оживления утопших.
Ее доставили в Елисаветинскую больницу: там она отказалась
себя назвать. Ни слова не говорила. Потому что боялась, что ее
выдадут советскому правительству. Да и позже, когда ее перевели
в дом для умалишенных, она не выдала своего имени. Она с
половиною года молчала. Известно было, то, как врачи и сестры
С.13: милосердия ее мучили вопросами. Один раз приходил
какой-то мужчина, вероятно полицейский чиновник, который
беспощадно напирал на нее, чтобы она назвала свое имя. Но она
молчала. Молчала ... из страха перед большевиками.
С самой моей поездки через всю Россию в крестьянской телеге я
никак не могу избавиться от страха быть узнанной, и выданной
советскому правительству. Этот страх не покидал меня во все мое
пребывание в Румынии, ни разу, - кроме случая бракосочетания и
43
погребения, упомянутых выше - я не покидала моей комнаты и до
сих пор ощущаю внутри себя этот мучительный страх.
В ДОМЕ ДЛЯ УМАЛИШЕННЫХ.
Это было для нее время невыразимых страданий. «Я удивляюсь»,
говорила она «что я там не сошла совсем с ума- Никто себе не
может представить, что я там вытерпела. - - - - Если бы Вы знали,
что это значит, жить в третьем классе сумасшедшего дома с
одними только умалишенными, в течение полутора лет, будучи
умственно здоровым человеком!
Никогда я не забуду, что я там видела Ужасающего,
потрясающего!
Под конец я стала физически такой слабой, и мой мозг до такой
степени опустел, что в течении всего последнего года я не
выходила из кровати. Я постоянно натягивала на голову одеяло,
чтобы ничего не видеть и не слышать.
Даже есть я больше не могла. Ежедневно, я получала ту же самую
картофельную кашу с тем же жирным соусом, и чашку кофе с
хлебцем. Под конец мне все стали так противно, что собрались
было питать меня искусственно.
Когда меня, через два с половиной года случайно взяли из
больницы русские мигранты, то я была до такой степени слаба,
что едва могла держать в руках ложку и проливала все, что я
подносила ко рту.»
Наконец она смогла покинуть дом для умалишенных. Про это она
рассказывала так: В последние месяцы моего пребывания в
Далльдорфе, в ту же комнату, где жила я, была доставлена для
медицинского лечения одна женщина, которая неотступно
преследовала меня взглядами и с неприятным упорством меня
разглядывала. Однажды она, возбужденная, подошла ко мне и
закричала на меня: «Да я - же Вас знаю». Однако, я ей никогда не
сказала, Кто я такая. Вскоре после этого она была отпущена, а
затем ко мне стали приходить русские эмигранты, желавшие меня
видеть. Один из них принес мне изображение моей бабушки - Тут
я впервые забыла осторожность и, увидев эту фотографию, с
испуга, воскликнула: « Это же моя бабушка»!
Этот, господин, принес, фотографию, пришел в тот же день, в
полном возбуждении к Барону - Сакену и рассказал ему, что
больная увидев С.14: фотографию Вдовствующей Императрицы,
видимо испугалась и воскликнула, что это ее бабушка. Этот
случай отмечен также в больничном журнале Далльдорфской
44
больницы, так как при этом присутствовала одна из сестер. Тем не
менее, этот самый эмигрант, позже так рассказал Великой
Княгине Ольге Александровне этот эпизод, как будто бы больная
фотографию не узнала. Т. е. он сознательно солгал.
«Позже я узнала, что эта самая женщина, которая уверяла что
узнала меня, обратилась к русским эмигрантам и рассказала, что
она нашла в доме для умалишенных, мою сестру Татьяну, за
которую она меня приняла. Я до конца не хотела сознаться, кто я
такая и также держала себя в отношении эмигрантов.
Если бы Вы знали, как мне было ужасно когда вдруг ко мне в
больницу пришло несколько Русских, между ними одна дама,
бывшая раньше у нас при дворе и захотели меня видеть. Мне
было стыдно перед ними за мой опустившийся вид, я натянула
одеяло на голову и наотрез отказалась с ними разговаривать. - - - -
Никогда я не забуду, как меня тогда вытащили из кровати и
заставили стоять. Сначала я ничего не понимала. Позже я узнала,
что они хотели видеть большого ли я роста или маленького, и т.к.
я маленькая, то они узнали, что я не могла быть моей сестрой
Татьяной. Первая, кому я с доверием все рассказала была Г-жа
Толстая, которая долго за мной ходила, когда я, вскоре после
выхода из дома для умалишенных, тяжело заболела воспалением
легких. Я знала эту даму по прежнему времени; она никогда
официально, не состояла при дворе, но приходила к нам в дом на
правах приятельницы нашей семьи и была всем нам очень
предана. В то время она сама страдала нервами и, тем не менее,
дежурила при мне по ночам и все для меня делала.
Потом стали часто приходить еще другие русские эмигранты; кто
они все были, я больше уже не знаю, но это все были русские.
Одна дама целыми днями убеждала меня покинуть больницу и
поселиться у одной эмигрантской семьи, желающей меня
приютить. Долго я отказывалась. А сегодня об этом сожалею, и
тысячу раз об этом жалела, что я покинула дом для умалишенных;
ибо, если бы я там осталась, то я была бы уже мертва, и избегла -
бы всех этих унижений, мучений и разочарований, которые мне
позже пришлось пережить.
Я поверила словам этой дамы, будто меня извлекли из
сумасшедшего дома, из побуждений чистого человеколюбия. Но
потом я увидела, что это было вызвано иными соображениями. С
той минуты, когда я вышла из скмасшедшего дома и до того,
когда меня забрали, я была лишь предметом в глазах тех лиц, у
45
которых я находилась. Предметом посредством которого можно
было создавать разные планы и на котором можно было
заработать - - - - - Я ходила из дома в дом, люди взаимно друга
друга ненавидели, что другой имел меня у себя. И позже, когда
они увидели, что их планы не так осуществлялись, как они это
надеялись, то они меня бросали. Им было безразлично, являюсь
ли я на улице и не знаю куда деваться от нужды.
С.15: В первое время для меня было собрано немало денег,
однако, для меня никогда не оставалось столько лишних, чтобы
хоть заменить мне зубы, и тем опять сделать из меня человека.
С Румынии у меня болели все зубы верхней челюсти; должен
быть она была повреждена, так как они все качались. Я не могла
ничего кусать, так что я в больнице для умалишенных их велела
себе вынуть: на рентгеновских снимках врачи нашли, что от
верхней челюсти отщеплены кусочки кости, вследствие сильного
удара. Меня выходили на показ людям, как диковинку. Никто не
задумывался над тем, больна я была, или нет. Когда приходили
гости, я должна вставать и идти к людям, во избежание сцен и
упреков.
Многие из русских эмигрантов стояли передо мною почти на
коленях, уверяя, что они мои лучшие друзья и сделают все, чтобы
мне помочь. Один из эмигрантов умолял меня быть крестной
матерью у его ребенка, который и была названа, как меня,
Анастасией. Эти люди, которые тогда почитали за счастье назвать
своего ребенка моим именем, сейчас стали мне врагами. Я не
знаю, что я им сделала, но им, по видимому уже не было расчета
за меня заступаться.
Никогда не забуду, как некто мне сказал, перед посещением
одного члена моей семьи: «Не испортите мне дела!»
Мною интересовались до тех пор, пока думали, что в Англии
имеются те миллионы, о которых постоянно говорилось, и
которые якобы были там положены моим отцом. Но с тех пор как
в газетах прочли, что этих миллионов вовсе нет, я перестала быть
интересным ценным предметом.
Я постоянно была больна и два раза даже лежала в больнице.
Когда я во второй раз находилась а больнице Вестендъ, то
семейство К. у которых я помещалась, постепенно стало
переставать навещать меня в больнице. Единственная, которая
меня постоянно посещала, была Г-жа П., та самая, которая меня
46
тогда, в сумасшедшем доме приняла за сестру Татьяну и
рассказала об этом эмигрантам.
Так как я должна была выписаться из больницы, но никто за мной
не приходил, то П. предложила мне, пойти к ней. Я приняла это
предложение и оставалась у П. два месяца. Тут появилась в газете
статья, направленная против меня. П. требовала от меня, чтобы я
ответила на эту статью. А, так как я отказывалась это сделать, то
она впала в такое возбужденное состояние, что вытащила меня из
кровати - это было глубокой ночью - и выбросила меня на темную
лестницу.
Рядом с П. жило семейство рабочего, состоявшее из мужа, жены и
его брата, которые целый день были на работе. Эти люди
приютили меня у себя и я прожила у них около шести недель.
Хотя это были простые люди, но они выказали больше
деликатности, и практичности, чем те, коих я имела случай знать
до тех пор. Они делились со мной каждым кусочком хлеба и
заботились обо мне, как только могли. Я тогда также пыталась
что-нибудь заработать, вышивая платочки, которые потом жена
носила в балтийский комитет красного креста, где они и
продавались. Но эти люди отказывались брать от меня деньги.
Тогда я на эти деньги покупала продовольствие и давала его им. Я
была очень горда, что могу своими заработанными деньгами
выказать им свою благодарность. Самое большое С.16: мое
желание, если бы когда нибудь у меня оказались деньги, это
помочь этим людям, ибо они взяли меня к себе исключительно по
побуждениям человеколюбия, не спрашивая о том, кто я и будут
ли они за это вознаграждены.
Оттуда меня забрал полицейкоммисар. Сначала я отказывалась, и
не хотела идти с ним. Да и семья эта не хотела меня отпускать, но
полицейкомиссар так долго меня убеждал, обещая мне помочь,
говоря, что он обеспеченный человек и что поэтому мое
пребывание у него не стеснит, что я наконец, согласилась и пошла
к нему.
Да они действительно сделали для меня все, что было в их силах,
и были в первое время очень ко мне добры. Жена комиссара до
последней минуты обо мне заботилась и следила за тем, чтобы я
хорошо питалась. И только после посещения Кронпринцессы
Цецилии и ее отказа мне помочь, отношение комиссара ко мне
изменилось. Кончилось тем, что он назначил мне срок, 3 Июля,
47
чтобы я нашла себе другое убежище, так как он де не может
больше держать ни одного лишнего дня.
Он все упрекал меня, что я виною тому, что мои родственники не
пожелали меня признать и что, благодаря моему упрямству мое
дело для него попало на мертвую точку.
Тут мне пришлось пережить ужасные недели. Никогда я столько
не плакала, как в то время. И, если бы Вы меня не взяли, то я
непременно покончила с собой. Я уже твердо это решила - - - - »
Я тогда спросила ее, каким образом комиссар в своём письме мог
обвинить ее в неучтивости, относительно принцессы Ирины. На
это она, очень возбужденно ответила: «Я не была невежлива. В
тот день, когда пришла тетя Ирина, я была нездорова. Опухоль на
моей груди начала увеличиваться, и у меня был жар.
Тем не менее я вышла, дело было в деревне, и пошла гулять. По
пути я нашла грибы, которые я своими руками выкопала и
пришла, грязная и ничего не подозревавшая, с этими грибами
домой. Комиссар встретил меня, возбужденный, но я не знала
причины тому. Он тотчас позвал меня в столовую, было темно,
лампы не были ещё зажжены, и мне представили двух дам, с
совершенно чужими для меня именами. Да и лиц в темноте я не
могла различить. Но когда одна из дам начала говорить, у меня
забилось сердце, потому что голос показался мне знакомым.
Затем вдруг был зажжен свет и я сразу же узнала тетю Ирину. Я
была так возбуждена, так обижена и растеряна, что Тетя Ирина
сидит тут, передо мной, под чужим именем, что я не могла
произнести ни звука. Позже я пошла в мою комнату. Я была
совсем растеряна и ощущала как унижение, что именно тетя
Ирина, ради которой я предприняла дальний путь из Румынии,
пришла ко мне как чужая, и под чужим именем.
Когда я была в моей комнате, туда пришла тетя Ирина и хотела,
чтобы я говорила и отвечала на ее вопросы. Я должна была
отвернуться дабы она не видела, что я плачу. Я не могла
выговорить ни слова, потому что лицо мое обливалось слезами и
глотку сжимали спазмы «- -». Я не была невежлива - - - - а просто
плакала и была совершенно растеряна.»
Однажды, когда больная чувствовала себя лучше, врачи
разрешили мне пойти с ней С.17: к зубному врачу. Я велела
вставить ей недостающие передние зубы и купила также платья,
по росту ей и в которых она выглядела соответственно своему
возрасту. Она теперь выглядела на много лет моложе.
48
Когда я доставила ее в Мариинскую больницу, она просила меня
усиленно, не выдавать кто я такая. Я это обещала. Но проф. Берг
дал и врачам больницы письмо комиссара, так что эти господа
знали, кто скрывался под названием Анастасии Чайковской. Это
привело к эпизоду, столь характерному для восприимчивости
больной, что я непременно должна его привести. Четыре дня по
приезде ее в больницу, я вела ее в операционную комнату, где ей
должны были переменить перевязку. Я ожидала в передней, как
вдруг вышла больная в большом возбуждении, положила голову
на мое плечо, и спросила, горько плача: «Что знает и доктор?» Я
сначала не знала, что произошло, пыталась ее успокоить, и затем
обратилась к врачу за объяснением. Он показал мне формуляр, на
котором, как обычно водится, должны были быть занесены
данные о личности больной. Он уже был наполовину заполнен и
она, как он мне сказал, без запинки, очевидно механически
ответила на все его вопросы относительно ее родственников. Отец
ее назывался Николаем Романовым, сама она родилась 17 июня
1901 года по новому стилю. Мать ее называлась Александрой
Гессенской, ее сестры Ольга, Татьяна, Мария, и брат Алексей, все
они умерли. И только, когда врач спросил ее, жив ли кто нибудь
из ее дедов и бабушек, она запнулась и отказалась отвечать. Тогда
врач заметил: «Почему вы этого не хотите сказать, я - же должен
это записать. Это же Царица Дагмар. Теперь Вы должны еще
указать мне ваш адрес, чтобы я мог заполнить все, что
полагается». На это больная на него посмотрела с ужасом и
выбежала вся в слезах. При посредничестве Д-ра Пверга мне
удалось помешать, чтобы ее данные о личности были переданы
властям.
Долго она не могла успокоиться оттого, что в Мариинской
больнице так хорошо все о ней известно. Она была в отчаянии и
горько плакала. Когда я ее утешала и успокаивала, что с ней
ничего не случится от этого, она меня спросила, что же она,
собственно говоря, должна была ответить. Она в ту минуту совсем
не подумала о том, что тут, в Германии, врач так хорошо мог
знать все эти имена. И могла ли она на его вопросы отвечать что -
нибудь другое, кроме правды.
С.18:
ПЕРВАЯ ПОПЫТКА ПРИЗНАНИЯ
С самого начала я твердо решила сделать все возможное, чтобы
вызвать интерес родственников к больной. Я сперва подумала о
49
Дармштадте, где проживает Вел. Герцог Гессенский, брат ее
матери. Она согласилась, чтобы была сделана эта попытка и
просила, чтобы Вел. Герцог приехал в Берлин и лично бы там с
ней повидался. Итак, я написала Вел. Герцогу письмо, в котором
оповещала его, кто именно, под именем Г-жи. Чайковской,
находится на моем попечении, и просила его от имени больной,
приехать сюда и повидать ее в глаза. Я приложила подробный
доклад, равно как и перечень телесных примет, кои, по моему
мнению, непременно должны были послужить к установлению ее
личности.
Я приводила следующее:
I) Утолщение у большого пальца на ногах, особенно у правой;
2)Рентгеновский снимок черепа, на котором видны повреждения
черепа.
3)На лопатке небольшой белый шрам, происходящий от
вытравленного родимого пятна.
4)У основания среднего пальца левой руки, шрам поранения или
прищемления, больная говорит, что еще в детстве, ей была
прищемлена рука дверцей экипажа;
5)Малозаметный маленький шрам справа на лбу ( по ее рассказу
она, ребенком, упала, разбила себе при этом лоб, и долго имела
этот шрам. Поэтому ей всегда в детстве зачесывали волосы на
лоб)
6)За правым ухом шрам, приписываемый врачами
поверхностному ранению пулей.
Кратко говоря, это первая попытка оказалась неудачной. Я,
правда, получила на мое письмо ответ, но не особенно
утешительный. Возможность того, чтобы какая-нибудь царская
дочь была жива - исключалась. Таков был ответ.
Может быть, я сама виновница этой неудачи. Я предприняла
действия слишком преждевременно. Я была знакома с больной
всего только три недели и не была поэтому в состоянии доставить
в Дармштадт тот полный материал, которым я располагаю сейчас.
Я должна была бы сказать себе, что родственники Царской Семьи,
должны быть достаточно уже встревожены постоянно
возникающими в течение этих годов фальшивыми слухами о
нахождении в живых того или иного члена несчастного семейства
Николая II. Так, например, в 1920 году в Париже появилась
авантюристка, выдававшая себя за Вел. Княжну Анастасию
50
Николаевну; в Америке, в том же году появилась другая
обманщица, также под именем Анастасии.
С.19:
ПОСЕЩЕНИЕ ДАТСКОГО ПОСЛАННИКА.
Препятствия существуют для того, чтобы их преодолевать. Я,
конечно, не сказала больной, что попытка заинтересовать дядю в
ее судьбе не удалась. Это, конечно, сразу бы погасило
жизнерадостность и надежды на лучшее будущее, которые мало -
по- малу начинали загораться в ее душе. Хотя я сначала и не знала
определенно, куда мне теперь обратиться, то я, тем не менее
продолжала работать, собирала материалы и надеялась, что как
нибудь и откуда - нибудь придет помощь.
И она пришла. А именно с такой стороны, откуда я ее никак
ожидать не могла. Весной 1925 года, дочь Императора
Вильгельма II, Виктория-Луиза, герцогиня Браушвейгская
проживала в Копенгагене, навещая свою тещу, герцогиню
Кубоберландскую. Там до нее дошли слухи, что Дочь Царя,
Анастасия жива, и она очень энергично заговорила о том, что
нужно сделать все возможное дабы эти слухи проверить.
Вследствие сего брат Вдовствующей Императрицы, Принц
Вальдемар, отправил бывшего камердинера Государя, Волкова, к
датскому посланнику в Берлин, Цаале, с письмом, в коем он его
просил свести Волкова в Мариинскую больницу и заняться в
дальнейшем этим делом. Понятно, что Посланник это поручение
было дано не как официальная дипломатическая миссия, а лишь
как частному лицу. В качестве такового он и в дальнейшем
действовал по этому делу. Благодаря герцогине Виктории -Луизе,
дела повернулись к лучшему. Прежде всего, больная, в лице
посланника, нашла верного помощника в трудную минуту,
который, несмотря на всю запутанность и на все осложнения, не
изменял своего мнения. - - - - Привезенный им в больницу
камердинер Волков, был одним из тех верных людей, которые
сопровождали Государя в Сибирское изгнание. В Екатеринбурге
прислуга была отделена от господ, брошена в тюрьму, а позже
отвезена в лес, для расстрела. Одному только Волкову удалось
спастись бегством.
Больная ничего не знала о посещении, которое состоялось 3 Июля
1925 года. Я сидела с нею в саду, когда появился перед нами
проф. Берг, бывший, как я уже упоминала духовником больницы,
и сообщил мне, что только что прибыл Датский посланник, в
51
сопровождении камердинера Волкова. Мы остались в саду.
Волкова повели к окну из коего он мог незаметно видеть больную.
Когда больная проходила мимо окна, он высказал мнение, что она
похожа на Вел. Княжну Анастасию Николаевну. Правда, он не
мог понять , почему она, если она действительно - Великая
Княжна, Анастасия - не говорит по русски. На это проф. Берг
ответил ему, что по свидетельству врачей-специалистов потеря
языка наблюдается очень часто. Такие случаи часто наблюдались
во время войны. Отчего же тогда , Г-жа. Чайковская так хорошо
говорит по немецки, спросил Волков? Проф. Д.р. Берг и это
объяснил: за последние пять лет она постоянно находилась в
немецкой среде и была тем вынуждена самым естественным
образом изучить немецкий язык. Однако ее выговор и построение
фраз суть не немецкие, а иностранные. Волков, казалось,
удовлетворился этим объяснением.
Только после этого больная была сведена с бывшим
камердинером ее матери. Когда Волков ее увидел вблизи, он,
сначала, был разочарован. «У Великой Княжны, сказал он, С.20:
лицо было круглое и она выглядела более цветущей. Теперешнее
выражение лица не напоминает Вел. Княжну.»
Он также был и неприятно поражен тем, что больная вовсе с ним
не говорила, а только разговаривала по - немецки с Г. Цаале,
проф. Бергом и мною. Он ограничился тем, что молчаливо за нею
наблюдал. Уходя он заявил, что он не может определенно сказать,
что Г-жа. Чайковская не есть Вел. Княжна Анастасия Николаевна
1) Протокол Проф. Берга).
Все мы, свидетели этой сцены, видели как велико было
напряжение при этом испытываемое Г-жей. Чайковской.
Измученным, испуганным взглядом долго, долго смотрела она на
Волкова. Ее мучила ее память, это мы все замечали. ....
Продолжить
VIP: 39,43, 75,76
С.39: Революция
7 декабря. «Я не думаю, что русская революция делалась
крестьянами и солдатами. Она имела другие и причины - в ней
виноваты высшие круги. Они жили слишком хорошо и в конце
концов предали нас. Первый, кто отложился от нашего отца со
всей своей большой армией был наш родственник, В.Кн. Кирилл и
так же покинули они нас один за другим.
52
Папа от этого очень страдал.
Когда мы были еще дома в Царском Селе, и нас солдаты
сторожили как преступников, мы не понимали серьезности
положения. Мы думали, что это преходящий сон, что в России
найдется достаточно полков, которые восстановят порядок.
В то время к нам приходил Керенский и держал себя так как
будто он был господином в доме. Потом он стал немного
вежливее. Но вы не можете представить как этот человек унижал
моих родителей. Он совершенно забывал кто были мои родители.
Все же папа был ему благодарен за то, что он избавил его от
одного унижения, которому он впоследствии подвергся в Сибири.
Керенский не требовал от папа снять погоны. Когда же это
случилось в Сибири, папа был страшно убит.
С.43: Александр Чайковский был среднего роста, светлый
блондин, у него были правильные и тонкие черты лица, узкий нос
и маленькие усы. Все лицо было точно высечено из камня,
неподвижно и строго. У него был такой вид, как будто он никогда
не улыбался.
Они говорили со снов по русски. Но между собой разговаривали
по польски и я никогда не могла понять о чем они разговаривали.
Они были совсем простые русские крестьяне. Старшей женщине
было может быть лет сорок, ее звали Марией и она была вероятно
матерью остальных. У этой женщины тоже были прекрасные
черты лица и темные волосы. Младшая называлась Вероникой у
нее был более крестьянский вид; у нее было широкое красное
лицо, обе женщины относились ко мне всегда хорошо, они все
сделали, чтобы спасти мне жизнь.
Другой мужчина назывался Сергеем. Мне трудно его описать, он
был вероятно такого же возраста как и Александр Чайковский, 20-
30 лет, был среднего роста и очень добродушный.
Когда я пришла настолько в себя, что могла открыть глаза и
видеть людей, которые были со мною, то у меня не было
впечатления, что они были солдаты, т.к. они были одеты как
крестьяне и не носили солдатских фуражек. Женщины тоже
имели вид русских крестьянок, повязав голову платком.
Потом, в Румынии все они оделись лучше; платков они больше не
носили, а оба Чайковских имели всегда хорошие костюмы.
Александр Чайковский был так строен, что в своем новом платье
был скорее похож на офицера, чем на солдата.
53
Когда я вспоминаю, как я, точно цыганка, целыми неделями
странствовала по дорогам и лесам, больная и неумытая, с жутким
чувством, что случилось что то, всегда в страхе, что нас найдут,
что меня охватывает еще сейчас ужасный страх.
Мы часто оставались в лесу, а мужчины шли вперед на поиски
жилья. Чайковские говорили мне, что хотят доставить меня в
Румынию, что там мы будем в безопасности, и что там приютит
нас один из из родственников, который занимался садоводством.
В Румынии мы были во многих городах. Я была еще слишком
больна, чтобы много ездить и потом часто лежала в чужих
комнатах у чужих людей. Когда Чайковский, уже в Бухаресте,
рассказал, что случилось с моими родными, то я от волнения
заболела. Это была тяжелая нервная лихорадка и я должна была
долго лежать. Я помню, что обе женщины закутывали меня в
простыни со снегом для того, чтобы спал жар.
ПОСЕЩЕНИЕ ВЫСОКИХ ОСОБ
8 Мар. Номер 56
В конце сентября 1925 года наступило легкое улучшение.
Повышенная температура, которая мучила больную в течение
трех месяцев, исчезла; она продолжала быть еще немного
повышенной.
; - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Летом 1926 года советское правительство выпустило официальное
сообщение о гибели Царской семьи. Книга составлена Быковым
под названием: «Последние дни Романовых» Издательство Урал-
Книга, На стр. 115 говорится о том, что трупы, прежде, чем
подвергнуться уничтожению, пролежали целую ночь в лесу.
Возможность похищения трупа из комнаты где совершилось
убийство, всегда с основанием, оспаривалось, ибо дом был
окружен двойной оградой. Однако сообщение Быкова на стр. 115
допускает возможность, что одна из дочерей Царя, подававшая
еще признаки жизни, была спасена.
С.75:
17 Мар. Номер 64
Протокол,
составленный румынской полицией для установления личности
так называемой Г-жи. Чайковской.
Я, А. К.К. ** (Я даю тут только заглавные буквы имени, дабы не
причинить свидетелю политических неприятностей. Оригинал
54
находится в досье у Г. Цаале) родом из К. И-кой губернии, там не
проживающий, сообщаю нижеследующее: С лета 1927 года по
Апрель 1928 я был в России в министерстве Военной
Промышленности и в Французской миссии, как монтер- Техник и
в это время, ознакомился со следующими русскими городами:
Архангельском, Петроградом, Митавой, Ригой, Харьковом,
Москвой, Симферополем, Севастополем, Вологдой, Тобольском,
Киевом, Одессой, Екатеринбургом, и за это время я имела
возможность познакомиться со многими офицерами
Императорской Армии. В 1918 году я возвратился в Румынию,
будучи раненым, и лежал в Госпитале Филантропия до 27 Ноября
1918.
С.76: Выписался из госпиталя и в это время как то сидел на
скамеечке площади Виктории, недалеко от госпиталя
Филондропия. Тут я увидел проходящего поляка, которого я
знавал в России. Он был в большевицкой армии и я его знал под
именем Станислава. Он был среднего роста, блондин, на щеке у
него был ясно видимый шрам.
Когда я с ним познакомился в России, он всегда называл меня по
польски
«пан» и я к нему обращался также. Я определенно знаю, что его
звали Станиславом, но его фамилии припомнить не могу. Я знаю
только, что фамилия кончалась на ... Ский и вероятно не была
«Чайковский».
Мои примечания: Это говорит о том, что вероятно, его имя:
Семен Черных или Николай Черных (подробнее об этом Вы
можете прочитать в томе I, II, III монографий: 1. Ларина
Ф.Ш. Легенда не умирает Разгаданная тайна: Выжившая
Великая Княжна Анастасия Романова (Дочь Императора
Николая II) — это Анна Андерсон (Анастасия Чайковская) Не
самозванка!.. Том I. – М.: Эдитус, 2021. – 230 с. Научное
издание (монография): международное право, отечественная
история, мировая история.; 2. Ларина Ф. Ш. Легенда не
умирает Разгаданная тайна: Выжившая Великая Княжна
Анастасия Романова (Дочь Императора Николая II) – это
Анна Андерсон (Анастасия Чайковская) Не самозванка!.. Том
II. ; М.: Эдитус, 2021. ; 84 с. Научное издание (монография):
международное право, отечественная история, мировая
история; 3. Ларина Ф.Ш. Великая Княжна Анастасия
Романова – это Анна Андерсон, Анастасия Чайковская.
55
Легенда не умирает… Исторические Доказательства. Том III.
– М.: Эдитус, 2021. – 70 с. Научное издание (монография):
международное право,
отечественная история, мировая история).
Разговаривая со мной он меня спросил, есть ли в Румынии
большевики? На что я ему ответил, что большевиков тут нет, и не
будет. Станислав знал, что я в России принадлежал к кадетской
партии и решился поэтому, доверить мне тайну, которая должна
остаться неизвестной навсегда. Я обещал это хранить в полной
тайне, тем не менее он сказал мне, что если я этого не скрою, то
погибну не только я, но и вся моя семья от руки большевиков.
Затем Станислав сообщил мне, что у него находится лицо, тяжело
раненое, и которое он как раз собирается, перевозить в Бухарест, в
больницу, но это не должно быть государственной больницей.
Тогда я ему порекомендовал санаторию Д-ра Чирода, но тотчас
же прибавил, что эта санатория очень дорогая. Он мне однако на
это ответил, что деньги роли тут не играют, т.е., что у него очень
много денег и что единственное условие - - Сохранение тайны.
Если тут дело идет не о преступлении, или о фальшивых
документах, сказал Станислав, то вообще бояться нечего, потому
что в Румынии каждый может поступать свободно, на что
Станислав мне ответил: тяжело раненое лицо у меня - женщина.
Могу ли я поместить ее в мужской госпиталь? На что я ответил,
что это невозможно. Тогда со слезами на глазах, Станислав
рассказал мне следующее: у меня находится одна из дочерей
Царя, которого убил Рабочий Юровский с металлической
фабрике. Этот Юровский собственноручно застрелил Царя,
Царицу и одну из дочерей, остальные члены царской семьи были
убиты солдатами караула. Из группы последних я вытащил одну
из царских дочерей и теперь хочу, вместе с моим товарищем,
доставить ее сюда.Сейчас она находится в деревне по соседству с
Одессой и Николаевым и, если большевики об этом узнают, то все
мы погибнем.
Я тогда спросил Станислава как он ее спас и он рассказал мне
следующее.
После того, как Юровский убил Царя, Царицу и одну из дочерей,
все труппы были положены на Автомобиль фирмы Пакард и
Юровский повез их в одно место в лесу, где он и сжег трупы. В
это время подошел к Екатеринбургу отряд Колчака.
56
Из группы вбитых солдатами лиц, я вытащил одну из царских
дочерей, которую я увез в телеге, в одну деревню недалеко от
Николаева и Одессы. Она ранена ударом по голове, а также и
пулевой раной в голову.
Это все, что он мне рассказал, и я тогда дал ему мой адрес в К. и
мы условились, что он уведомит меня, как только он доставит
больную в Румынию. Однако я больше никогда от него письма не
получал и ничего больше о нем не знаю.
Этот мой разговор со Станиславом происходил в Ноябре 1918
года. Он был очень хорошо одет. В пальто с пуговицами,
обтянутыми материей, имел шляпу и башмаки. 2
РГВИА Ф 409 ПС 244-139 1916 г.
ПОСЛУЖНОЙ СПИСОК
Прапорщика Константина Николаевича ЧЁРНЫХ
Ордена и знаки отличия:
Св- бронзовая медаль в память 300 летия Царствования ДОМА
РОМАНОВЫХ.
Когда родился: 20-го мая 1893 года
Из какого звания происходит и какой губернии уроженец:
Мещанин гор. Нижнеудинска ( Мои примечания: Это в Сибири).
Какого вероисповедания: Православного.
Где воспитывался: В Нижнеудинском городском 4-х классном
училище. Окончил курс -аттестат номер 187.
Читал: прапорщик Константин Черных.
В Ташкенте также проживали ссыльные поляки.
№ 6. Письмо Сергея Боткина Великому князю Андрею
Владимировичу о ходе расследования, проводимого адвокатом
Фаллоусом
Берлин 19 Апреля
1929 года
Доверительно
Ваше Императорское Высочество,
Я имел честь получить Ваши письма от 2-го и 7-го Апреля, но не
смог сразу на них ответить, так как с тех пор не видел Fallows. Я
2 ГАРФ Фонд 10060 опись 1 дело 124
57
не хотел специально вызывать его к себе или идти к нему, считая
нежелательным, чтоб он мог подумать, что я намерен руководить
его работой, тем более, что работа эта является теперь, в
сущности говоря, уже не выяснением личности «Неизвестной», а
стремлением доказать, может быть, даже во что бы то ни стало,
идентичность Чайковской с Великой Княжной, в чем сам Fallows,
по-видимому, действительно искренно убежден. Наше свидание
случайно откладывалось со дня на день и только вчера, наконец,
состоялось.
Вчера Fallows был у меня вместе с фон Ратлеф, и я ему передал
советы, изложенные в письмах Вашего Высочества.
Что касается вопроса о нежелательности начинать какое-либо
дело в Финляндии, то это было сделано им уже в Ноябре
прошлого года еще из Америки и вот по каким причинам:
поднимать вопрос об идентичности, как таковой, по
американским законам, по-видимому, нельзя, а приходится
предъявлять требования к какому-нибудь имуществу, причем уже
сам собой возникает вопрос об идентичности. Такой случай ему
представился, когда в Америке стало известно об иске, вчиненном
в Финляндии Великими Княгинями Ксений и Ольгой. Весьма
вероятно, что ныне, после разговора в банке Мендельсона, из
которого он мог заключить, что имеются какие-то суммы,
вложенные на имя дочерей покойного Государя, будет им вчинен
иск и в Берлине.
С Иваном Лохвицким Фаллоус уже имел, будучи в Париже, какие-
то переговоры. Лохвицкий утверждал, что имеет данные о
пребывании Великой Княжны по пути из Екатеринбурга в
Румынию в каких-то монастырях, и что он может получить
неоспоримые в этом документальные доказательства, вызвав,
между прочим, из России монахов для дачи показаний; но
доставление этих сведений и документальных данных
потребовало бы расходов в 2000 долларов. Это последнее
обстоятельство произвело на нью-йоркского адвоката несколько
охлаждающее действие.
Фаллоус представляется мне вполне порядочным, искренне
верящим в идентичность больной. В Берлине он получил
подтверждения под присягой некоторых показаний, например
инженера Хохлейхнера, Малиновской-Кемниц, профессора
Руднева. Кроме того, еще новое показание бывшего в плену в
58
Сибири графа Монжела, по-видимому, подтверждающее
показание Хохлейхнера.
Сергей Боткин
ГАРФ. Ф. 10060. Оп. 1. Д. 70. Л. 139-141. Подлинник.
Машинопись.
№ 7. Письмо Сергея Боткина Великому князю Андрею
Владимировичу о том, что плакаты об исчезновении Великой
княжны видел граф Монжела
Берлин 29 Апреля
1929 года
Доверительно
Ваше Императорское Высочество,
Только что получил Ваше письмо от 26 Апреля за № 523/78,
разошедшееся с мои последним от 27-го и уже не заставшее здесь
Фаллоуса. Спешу сразу ответить несколькими словами, чтобы
сказать, что Фаллоус, когда он был у меня в первый раз в Париже,
на мой вопрос о том, видел ли Великий Князь Александр
Михайлович «больную», ответил мне словами: he did no attempt to
(«он не пытался»), и что Великий Князь на своих публичных
докладах, между прочим, упомянул, что «душа Великой Княжны
перевоплотилась в Чайковскую». С тех пор я не имел случая
касаться этого вопроса.
Крайне интересно, в каком именно новом свете представляется
Екатеринбургская драма, о чем Вам пишет генерал Геруа. Граф
Монжела, племянник может быть Вам известной Анны Карловны
Петерсон (бывшей фрейлины Княгини Анастасии Николаевны),
подтвердил под присягой показания инженера Хохлейхнера о
висевшем в Екатеринбурге плакате об исчезновении одной из
Великих Княжен. Такое показание, по-видимому, сделали еще
несколько немцев из военнопленных. Кто бы ни была
интересующая нас «больная», показания эти мне кажутся до
крайности интересными.
Прошу принять уверение в глубоком моем к Вам уважении и
таковой же преданности и остаюсь Вашего Императорского
Высочества
покорным слугою Сергей
Боткин ГАРФ. Ф. 10060. Оп. 1. Д. 70. Л. 143-143 об. Подлинник.
Машинопись.
59
№ 8. Письмо Сергея Боткина Великому князю Андрею
Владимировичу о результатах, полученных Фаллоусом в
течение года
Париж 31 Января
1930 года
Доверительно
Ваше Императорское Величество,
Мне прислали на днях, с просьбой вернуть обратно, вырезку из
издающейся в Шанхае русской газеты «Слово». Со своей стороны
считаю долгом послать ее на прочтение Вашему Высочеству.
Вы в свое время высказывали, что недопустимо, чтобы Великая
Княжна находилась в столь ужасном положении.
Содержание такой статьи, как прилагаемая, подлежало бы
всесторонней проверке. Кто написавший статью в газете «Слово»
Александров? Кто этот «полковник П.», «хорошо знавший» всю
Царскую Семью? Необходимо выяснение добропорядочности
этих лиц и их более подробные допросы, между тем ничего этого,
вероятно, сделать невозможно.
Следствие, производящееся Фаллоусом, идет, естественно по
направлению: он стремится во что бы то ни стало доказать
идентичность.
Я получил сегодня несколько слов от Фаллоуса, сообщающего,
что он приезжает сюда 1-го Февраля и хотел бы меня видеть в
ближайший понедельник. Я не уклонюсь от этого свидания, хотя
и сомневаюсь, чтобы он мог бы мне рассказать что-нибудь
особенно интересное. Каждый раз, что я его встречал, он
утверждал, что крайне доволен результатом своих поисков новых
данных, но в чем именно заключаются эти новые данные, я, в
сущности, не вижу, кроме разве полученных под присягой
рассказов нескольких немцев о висевшем в Екатеринбурге
плакате о розыске тела одной из Великих Княжон и о том, что
«больная» в 20-м году хорошо говорила по-русски.
Фаллоус утверждает, что «неизвестная» теперь совершенно
здорова, и на этом ставит точку.
Покорнейше прося Вас не отказать вернуть мне прилагаемую
газетную вырезку, имею честь быть Вашего Императорского
Высочества
покорным слугою Сергей
Боткин
60
ГАРФ. Ф. 10060. Оп. 1. Д. 70. Л. 145-146. Подлинник.
Машинопись.
ЗАКЛЮЧЕНИЯ ВРАЧЕЙ
Известные русские и немецкие врачи оставили обстоятельные
заключения о здоровье А. Чайковской, ее психическом состоянии,
причинах, породивших замкнутость и скрытность. Они
акцентируют внимание на происхождении больной из
образованной среды, отмечают ее искренность, отсутствие
стремления играть чужую роль.
№ 9. Заключение профессора Сергея Михайловича Руднева
Берлин 17 Апреля 1926 года
Вашему Превосходительству я могу сообщить нижеследующие
данные моих наблюдений над состоянием физического и
душевного здоровья госпожи Чайковской, а также прошу
позволить сообщить факты, указывающие на сходство больной с
младшей дочерью Его Величества Императора Николая II.
При первом моем знакомстве с больной в Мариенкранкенхаузе,
куда я был позван для заключения о методе лечения, я нашел
больную в тяжелом депрессивном состоянии, не желающей даже
отвечать на вопросы. Я мог констатировать, что центр страданий
есть инфекционный процесс в левом локтевом суставе, где
хронически протекавший туберкулезный процесс осложнился
новой стафилококковой инфекцией, протекавшей с высокой
температурой 39-40 градусов и вызывающей ослабление сил
организма и потрясение нервной системы.
Я немедленно дал совет произвести операцию для спасения жизни
и по возможности спасения руки, так как шел вопрос об
ампутации руки. Больная была перевезена в санаторию
«Моммзенсанаториум», где под хлороформом я сделал широкие
разрезы пораженных тканей и выскоблил острой ложечкой
казеозно-творожные массы, расслабевающие мышцы, дойдя до
костей, удалил пораженные участки и продезинфицировал йодом,
дренировал йодоформенной марлей.
Во время наркоза больная бредила по-английски. До операции я
говорил с ней по-русски, а больная отвечала только по-немецки.
В течение многих недель, как до операции, так и после, больная
не могла обходиться без вспрыскивания морфия или триволина.
Исследуя больную всесторонне, найдены рубцы на грудине – след
гранулемы тоже туберкулезного характера, о чем мне было
сообщено главным врачом Кранкенхауз дес Вестен доктором
61
Нейпертом. На черепе в лобно-теменной области и затылочной
части справа есть рубцы, но анатомически они не представляют
особенности рубцов после туберкулезных процессов, а имеют
свойство простых рубцов от ушиба твердым предметом с
повреждением костного вещества.
На Рентгеновском снимке есть указания на повреждения кости с
кровоизлияниями в ткани.
Больная сильно малокровна, истощена, буквально скелет,
обтянутый кожей, без намека на жировой слой в подкожной
клетчатке. В левом легком хрипы в нижней доле и ограничения
дыхательной экскурсии легкого – следы бывшего плеврита.
На правой ступне отмечаем резко выраженную деформацию
прирожденного характера в положении большого пальца
уклоняющегося в средину с выступом к наружи основания пальца.
Со стороны пользовавших врачей Ее Высочество Великую
Княжну Анастасию Николаевну я слышал об этой форме
изменений правой стопы.
Наблюдая за больной и производя ежедневно перевязки, я мог
постепенно войти в доверие к больной и отдать отчет в ее
психике.
Все, что касается до ее здоровья физически, больная точно и
толково выясняла, но о будущем говорила убежденно, что все
равно ее ждет неминуемо близкая смерть, и она не верит в
возможность выздоровления настолько, чтобы могла работать
рукой. Эти мысли настолько угнетали больную, что она без
интереса относилась ко всему окружающему и видела со всех
сторон недружелюбие и даже враждебное отношение к ней.
Эта подозрительность не давла долгое время приблизиться к ней с
интересующими вопросами о ее происхождении, ее прошлой
жизни и о ее пережитых страданиях. Только спустя шесть – семь
недель после операции, когда больная начала лучше питаться, и ее
общее состояние здоровья улучшилось, а также память, сильно
ослабленная, частью восстановилась, больная могла рассказывать
такие подробности из ее детской жизни, которые могли быть
известны только членам семьи Императора Николая Второго.
Мне лично случайно пришлось видеть больную вместе с ее
сестрой Великой Княжной Татьяной в Москве во дворце в день
объявления войны.
Я проходил с профессором Сергеем Петровичем Федоровым
вдоль дворца со стороны Троицких ворот в Кремле.
62
В это время в нас была брошена скомканная бумага из окна
дворца. Я спросил Сергея Петровича Федорова, кто же это
бросает из окна. На что Федоров сказал: «перейдем на другую
сторону к решетке», - мы увидели уходивших от окна в белых
платьях Великих Княжон Анастасию и Татьяну.
Вспомнив об этом инциденте, не говоря предварительно никому,
я спросил больную: «Скажите, что Вы делали у окна во дворце в
тот день и час, когда Его Императорское Величество объявлял о
войне». Больная задумалась, а затем непринужденно рассмеялась
и сказала: «Мы шалили с сестрой и бросали бумажки в
прохожих».
Не было никаких признаков и данных из всех разговоров с
больной допустить мысль о существовании гипноза со стороны на
больную или что у больной была бы особая чувствительность к
угадыванию мыслей и чувства других, не было никаких признаков
ясновидения. Скорее можно было отметить депрессию чувств и
потерю памяти даже в вещах недавнего прошлого; легкая
забывчивость – это свойство не покидает больную до настоящего
времени.
Сосредоточиться больной и ясно представить себе к выполнению
предлагаемую больной умственную работу представляет до сего
времени еще большой труд, но я полагаю, что время изменит эти
дефекты, как это заметно за последний месяц, когда боязнь людей
и раздражение окружающей обстановкой все больше и больше
уменьшается.
Больной необходимо провести долгое общее укрепляющее
лечение в горах Швейцарии, где климатические условия будут
более благоприятными для восстановления здоровья и духовного
обновления.
(Подпись) Профессор Руднев
Организация защиты интересов русских беженцев в Германии сим
удостоверяет верность предстоящей копии.
За начальника (Автограф)
ГАРФ. Ф. 10060. Оп. 1. Д. 41. Л. 32-33 об. Заверенная копия.
Машинопись.
№ 10. Заключение Директора Психиатрической и Нервной
Клиники «Шарите» в Берлине, профессора Карла Бонхоффера
Берлин 16 Марта
1926 года
Результаты моего собственного обследования
63
Чир касается сперва телесного состояния, то больная изнурена,
выражение лица – страдающее. Я не останавливаюсь на
подробном описании состояния внутренних жизненных органов и
на существующем на левом локте суставном заболевании, по-
видимому, туберкулезном.
На черепной поверхности нет никаких грубых внешних
повреждений. За правым ухом имеются узкий шрам длиною около
2-3 сантиметров, расположенная под ним кость имеет, по-
видимому, соответственный узкий поверхностный желоб. При
ощупывании покрытой волосами головы нельзя найти никаких
деформаций и никаких данных, указывающих на более грубое
повреждение черепной крышки в недавнее прошлое.
Подробному психическому обследованию препятствует до
известной степени то обстоятельство, что больная обычно по
прошествии некоторого времени заявляет, что она вследствие
болей в руке утомлена. Она тогда ложится обратно в постель и с
болезненным выражением лица закрывает глаза.
Она говорит или же выражением известного отчаяния в лице, как
бы указывает, что разговор об ее воспоминаниях для нее тягостен,
что она чувствует себя слишком больною, что она больна не
только телом, но и душою, что ей не стоит дальше жить, что она
ничем более не интересуется. Действительно, при более
длительных разговорах у нее появляется прилив крови к голове, и
черты ее лица вытягиваются. Но она всегда соблюдает в беседе и
в способах обращения внимательные, любезные и приветливые
формы. Ее оборот речи часто необыкновенно удачен в отношении
подбора слов. Произношение у нее иностранное с русским
акцентом, но еще с особым оттенком. В настоящее время нельзя
найти того южно-немецкого акцента, о котором упоминается в
истории ее болезни в Дальдорфе.
То, что она во время отдельных разговоров высказывает в виде
обрывочных воспоминаний о своем жизненном поприще,
замечается приблизительно в следующем. Она помнит, как она в
детстве играла в саду в Царском Селе со своими сестрами и
братом; ее мать говорила с нею большей частью по-английски;
она помнит, что она летом была в Крыму, но она не может назвать
места, где она была. Она бывала с матерью и на немецких
курортах, вспоминает часовню, которую ее мать построила.
Указание на Вис-Баден, Баден-Баден она отклоняет и отвечает
утвердительно на сделанное ей упоминание о Гамбурге и
64
Наугейме. Там она была из-за матери. Она и независимо от этого
бывала в Гессене. О Дармштадте она не упоминает, но отвечает
утвердительно, когда его называют. Она скоро и правильно
распознает портреты Царских Детей, которые, впрочем, уже
весьма часто ей показывались. Она показывает, что любила
музыку и сама занималась ею. Она любила рисовать, делала
портреты с натуры. Ее старшая сестра хорошо рисовала. Она
говорит, что хорошо помнит лазарет Царицы и своих старших
сестер в Царском Селе. Она также вспоминает пребывание в
Тобольске и Екатеринбурге, у нее там была с сестрами одна
комната. Они прибыли туда по железной дороге, а также
пароходом. О последних событиях в Царской Семье она
показывает, что ее отец был застрелен первым, она вспоминает о
толпе явившихся к ним людей и о блестящем звездном небе. О
путешествии в Берлин она показывает, что она ехала железною
дорогою, что перед границею всегда со своим спутником
оставляла поезда и проходила через границу пешком. Надо было
собирать сведения, чтобы перейти через границу. Она часто была
изнурена до крайности. Для путешествия она обратила некоторые
свои драгоценности в деньги. Остальные драгоценности она
оставила у своих покровителей в Румынии, между прочим, и для
того, чтобы обеспечить там кое-чем своего ребенка. Здесь в
Берлине она, вероятно, провела лишь несколько дней перед тем,
как она пыталась лишить себя жизни и попала в больницу. Она
жила в гостинице, должно быть, поблизости от вокзала. Затем на
нее нашло полное отчаяние, и поэтому она и хотела лишить себя
жизни. То, что она не сделала никакой попытки к тому, чтобы
попросили придти в больницу ее спутника из Румынии – она
объясняет своим безразличием и страхом. Она показывает, что в
начале своего пребывания в Дальдорфе она послала письмо
Принцессе Ирене. История больницы об этом, однако, вовсе не
упоминает.
Я не говорил с больной о том, что мне было сообщено лицами ее
окружающими относительно ее пребывания в Румынии, ее
бракосочетании, ее ребенке, насильственной смерти ее мужа,
относительно очной ставки ее с лакеем, учителем и Членами
Императорской Фамилии, - потому не говорил с нею об этом, что
ввиду быстро наступающего утомления больной я, при отдельных
исследованиях, должен был ограничиться тем, что имело
непосредственное значение для оценки ее психического
65
состояния. Надо, однако, заметить, что способ, которым она
передает о своих переживаниях, никакого демонстративного
характера не имеет, рассказы эти сопровождаются реакциею, по-
видимому, вполне естественного аффекта. Тот способ, каким
нечаянно появляется, благодаря случайному стечению мыслей,
какая-нибудь определенная группа воспоминаний, не имеет
ничего искусственного. Обращает на себя внимание то, что ей
никогда не вспоминаются подробности, которые могли бы
привести к выяснению данной местности, как например,
географические названия и тому подобное.
Для психической оценки важно, в каком виде представляются
воспоминания больной о пребывании ее в Дальдорфе, так как в
этом отношении возможно сравнение этих воспоминаний с
действительно пережитым и так как имеются достоверные данные
о состоянии ее сознания в течение пребывания ее там. Действия
больной в Дальдорфе были с внешней стороны в более важных
случаях вполне осмысленны, несколько раз было удостоверено,
что больная могла хорошо ориентироваться; причем всем
попыткам разузнать что-либо об ее личности она оказывала
совершенно сознательно систематическое противодействие.
Между тем больная обнаруживает, когда касается в разговоре
пребывания ее в Дальдорфе, значительные пробелы в памяти.
Несмотря на то, что она находилась там более двух лет, она не
может назвать по имени ни одной сиделки, врача или больной.
Она говорит, что ничего о том не знает, что ее фотографировали,
хотя она при этом находилась в сильном аффекте и этому
противодействовала. Она отрицает, что она занималась чтением
книг и газет, что просила дать ей книги, что называла отдельных
лиц по имени. Она отрицает, что она разговаривала по-русски с
сиделкою Бухгольц, и говорит, что эта возможность совершенно
исключена. Она помнит, что она написала письмо Принцессе
Ирене, на что не имеется указания в больничных записях в
Дальдорфе. Она вспоминает, что одна сиделка принесла ей
иллюстрированную газету со статьею о заключении и убийстве
Царской Семьи, она также соглашается с тем, что она дала
вырвать себе зубы, потому что они шатались.
Испытание ее способности к чтению показало, что она правильно
читает отдельные латинские буквы (немецких она не читает), хотя
и с большим трудом и часто лишь после долгих настояний. Она
говорит, что соединение букв в слова очень для нее
66
затруднительно, она читает слово «Анастасия», медленно
перебирая буквы, отказывается от чтения других слов, заявляя,
что она утомлена и ослабела от болей в руке. На уговоры она
правильно произносит трехзначные числа 163 и 742. Она
прочитывает немногие короткие английские слова, правильно
выговаривает их, она раньше упражнялась в этом, но перестает
уже после нескольких слова, заявляя, что она устала и неспособна
дальше читать, она стыдится, что не может ни на что отвечать.
Извращение слов (парафазии) не бывает. Ей утомительно
комбинировать слова в предложение. При писании происходит то
же самое. Она с трудом пишет латинскими буквами, и то с
постороннею помощью, имя «Анастасия», ничего другого она
самопроизвольно не пишет. Она пишет медленно, как 7-8-летний
ребенок. Все такие упражнения выполняются больной частью с
яною неохотою.
Испытание способности ее припоминать более новые впечатления
обнаруживает, что больная большею частью правильно
воспроизводит недавние переживания.
Относительно того странного факта, что она в теперешнем своем
окружении никогда не говорит по-русски, тогда как она, по
показанию своих русских знакомых, наверное знает этот язык, она
дала мне лишь то объяснение, едва ли достаточное с нормально-
психопатической точки зрения, будто воспоминание об этом
языке для нее слишком ужасно после всего того, что она
пережила в России.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1. Насколько умение держать себя, способ выражаться на
разговорном языке, известная приветливая грация ее мимики и
манере указывают на происхождение больной из образованной
среды, настолько же трудно воссоздать законченный образ ее
личности. Эта трудность зависит не столько от того, что вся
прежняя жизнь больной до того дня, когда она в Марте 1920 года,
по-видимому, после покушения на самоубийство в речном канале
была доставлена в Елизаветинскую больницу, погружена с
объективной точки зрения в мрак, сколько, главным образом, то
того, что энергичному проникновению в субъективные
переживания больной и в накопленные ею воспоминания
противостоят сильные психические препятствия, с внешней
стороны проявляющиеся у больной в виде утомления, вследствие
ее физической болезни и в виде расстройства ее памяти.
67
2. Для имеющего в данном случае особый интерес вопроса о
самоличности больной необходимы некоторые важные
психопатологические предпосылки.
Душевой болезни в собственном смысле этого слова у больной
нет, но она выявляет признаки психопатического состояния. Это
обнаруживается в легкой, под влиянием эмоции, возбуждаемости
ее, в наклонности ее к изменчивым настроениям, особенно же в
депрессивных реакциях и в своеобразном расстройстве памяти.
3. Это последнее имеет первенствующее значение для
психиатрического диагноза. Естественно рассматривать это
расстройство памяти как последствие тех тяжелых,
насильственных воздействий, о коих упоминается из прежней
жизни больной. Тяжкое органическое расстройство памяти
наблюдается, даже предпочтительно, при потрясении мозга, без
грубого повреждения черепа. Тяжкие расстройства памяти
наступают также после острых инфекций или отравлений,
которые могли иметь место в продолжение того периода времени,
память о котором не сохранилась.
4. Состояние памяти больной показывает, однако, значительные
отклонения от тех опытных данных, какие получаются при
органических повреждениях мозга. Явно что в таких случаях
различий между старыми и новыми воспоминаниями не может
быть установлено по отношению к больной. У нее расстройство
памяти не подчиняется закону, в силу коего приобретенный
памятью материал, чем он моложе, тем труднее может быть
проявлен. Пробелы памяти у больной относятся равномерно ко
всем периодам ее жизни и имеются указания на острова
воспоминаний как из времен, ближайших к моменту, когда якобы
нанесены были повреждения, так и из раннего детства и из
времени, наступившего много позже предполагаемых
насильственных воздействий.
5. Об обнаруживаемом теперь у больной расстройстве,
препятствующем ей читать и писать, следует особливо сказать,
что оно не имеет характера органического порока. Недостают все
остальные симптомы, связанные с органическим повреждением
сфер речи. Своеобразный возврат к детскому состоянию так же,
как и затруднительность для нее читать и писать, скорее
характерны для психической обусловленности дефекта.
6. Мнение о том, что такие психические факторы имеют весьма
важное значение при расстройстве памяти, подкрепляется
68
отношением воспоминаний больной к двухлетнему пребыванию
ее в Дальдорфе.
7. Можно считать вероятным, что в данном случае пробелы в ее
воспоминаниях происходят от самовнушения, от желания
вытеснить пережитое из памяти. Весьма важным представляется
то обстоятельство, что главная надзирательница (больницы в
Дальдорфе) определенно показывает, что больная с интересом
читала книги и газеты, что другая надзирательница или сиделка
передает, что она спрашивала русские книги.
8. Был поднять вопрос, не следует ли считаться с возможностью
подчинения больной гипнотическому влиянию посторонних лиц.
На этот вопрос надо ответить отрицательно так же, как и на тот,
можно ли предполагать сознательный обман. 3
Публикация фотографий (Исторических
Доказательств):
ГАРФ:
Фонд 10060 опись 1 дело 40
Отчет о посещении А. Чайковской великой княгиней
Ольгой Александровной, Н.А. Куликовским, П. Жильяром, А.А.
Теглевой, составленный на основе показаний разных лиц (Г.
фон Ратлеф, С.М. Руднева и др.). Автограф.
26 - 30 октября 1925.
Страницы: Внутренняя обложка, 7, 8, 9, 10, 11…
Продолжение следует в томе V монографии,
посвященной Выжившей Великой Княжне Анастасии
Романовой (Анне Андерсон, Анастасии Чайковской) и солдату
Красной Армии (1 Уральский Стрелковый Полк), спасшему Ее
от смерти, предположительно Семен или Николай Черных)…
3 Кто Вы, госпожа Чайковская? К вопросу о судьбе царской дочери
Анастасии Романовой / рук. Проекта В.В. Алексеев, сост. Г.Н. Шумкин.
– Изд. 2-е, доп. и исправ. – Екатеринбург: Издательство Баско, 2014. – С.
43, 45, 46, 47, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65,
69
70
71
72
73
74
75
Данный многотомник состоит из следующих монографий:
1. Легенда не умирает Разгаданная тайна: Выжившая Великая
Княжна Анастасия Романова (Дочь Императора Николая II)
— это Анна Андерсон (Анастасия Чайковская) Не
самозванка!.. Том I. – М.: Эдитус, 2021. – 230 с.
2. Легенда не умирает Разгаданная тайна: Выжившая Великая
Княжна Анастасия Романова (Дочь Императора Николая II) –
это Анна Андерсон (Анастасия Чайковская) Не самозванка!..
Том II. ; М.: Эдитус, 2021. ; 84 с.
3. Великая Княжна Анастасия Романова – это Анна Андерсон,
Анастасия Чайковская. Легенда не умирает… Исторические
Доказательства. Том III. – М.: Эдитус, 2021. – 70 с.
4. Великая Княжна Анастасия Романова – это Анна Андерсон,
Анастасия Чайковская. Легенда не умирает…Впервые
публикуемые Исторические Доказательства… Том IV. – М.:
Эдитус, 2021. -76 с.
Контакты автора монографии Факии Лариной (Flora Larina):
С автором книги можно связаться:
Адрес электронной почты: flora.larina@gmail.com
E-library: Факия Ларина
VK: https://vk.com/flora_larina
Научное издание
12+
ФАКИЯ ШАВКЕТОВНА ЛАРИНА
В е л и к а я К н я ж н а
АНАСТАСИЯ РОМАНОВА –
это Анна Андерсон, Анастасия Чайковская.
Легенда не умирает…
Впервые публикуемые
Исторические Доказательства…
Монография
В авторской редакции
ООО «Эдитус»
125565, г. Москва, Ленинградское шоссе, д. 80, стр. 1
8 (800) 775-30-87
www.editus.ru
Отпечатано в типографии ООО Фирма «П-Центр»
129515, г. Москва, ул. Академика Королёва, 13
Подписано в печать 10.09.21
Формат 148х210. Усл. печ. л. 4,75
Печать цифровая. Бумага офсетная
Тираж 30 экз. Заказ № 202109093
Анастасия Романова - А. Андерсон Том IV
© Copyright: Флора Ларина, 2021
Свидетельство о публикации №221091901685
Свидетельство о публикации №221091901685
Рецензии