О чём шепчет сердце

   Я часто подолгу наблюдаю за ней, но она, не замечая того, сидит, вздыхая своим думам. Из грустных её глаз время от времени течёт солёная вода, - вкусная, я проверял. В такие минуты она берёт мою голову в свои тёплые руки, и, заглядывая через стёкла зрачков, что-то пытается отыскать в моём сердце. Наверное, у неё от слёз портится зрение, если она пока не может понять, что моя душа распахнута ей навстречу всегда. Потому-то, в отличие от неё, мне некогда грустить, ибо я занят тем, что доказываю ей свою любовь. Неустанно, постоянно или неутомимо, - это уж как будет угодно.
   Она думает, что я - её пёс, хотя в самом деле всё иначе. Она - моя Хозяйка. Это другое, куда как серьёзнее, чем воображают о том люди, и, меняя нравственную подоплёку моего пребывания подле, я живу для того, чтобы быть полезным ей. Она - смысл моего существования. Вне этого меня нет. И... кто бы что ни воображал, но даже припадая к земле у её ног, я не пресмыкаюсь. Всякое, чтобы ни делалось от любви - не стыдно.

   Это началось в том странном месте, откуда мы все появляемся на свет. Незадолго до того мне дали понять, что вскоре подойдёт очередь родиться. В ожидании сего, я болтался без дела, почти не задумываясь о том, что и как будет там, после. В принципе, мне не очень-то и хотелось меняться, но : «Надо, так надо. Пора, так пора.» - Рассуждал я.

   И вот однажды, незадолго до, меня подозвала к себе большая грустная собака:
- Иди-ка сюда. Слыхала, что тебе скоро на белый свет, верно? Мне надо показать тебе кое-кого. - И через окошко, в которое мы обыкновенно наблюдаем, что делается на земле, указала на человека:
- Видишь?
- Кого?
- Вон ту печальную женщину с заплаканным лицом.
- Чего это она такая? - Спросил я.
- Какая?
- Тусклая.
- Разве? Раньше она была весёлой и милой.
- Не похоже.
- Ну, ты такого и думать не смей.
- А кто она? - Поинтересовался я и грустная собака вздохнула:
- Моя Хозяйка. - После чего рассказала о том, как появилась на свет для того, чтобы встретиться с нею, как щенком её пыталась отдать в чужие руки. И про то, что каждый раз, когда появлялись люди, дабы выбрать себе собаку, она пряталась под кроватью.
- В некое прекрасное утро я выбралась оттуда, и принялась метаться от окна ко входной двери. Было предчувствие, что Хозяйка уже близко, и мне не терпелось прижать ухо к её груди, чтобы услышать единственную на все времена песню сердца. Так что, едва Хозяйка переступила порог дома, я запрыгнула ей на руки, прижалась крепко, уткнувшись носом в ямку на шее, и...
- И что? Что дальше?!
- Ничего. Я перестала различать, где она, а где я. Мне не надо было подсказывать, как себя вести и что делать. Про того, кто понятен в достаточной мере, люди говорят: «Он для меня открытая книга». Так и тут. Я предвкушала невысказанное намерение, затаённую мысль, неосознанную ещё просьбу, и делала всё, что могла... Лишь единая мольба - не покидать её никогда, осталась без ответа.  Я старалась, я очень старалась, но в один из дней, пользуясь отсутствием Хозяйки, малодушно сбежала, по той самой радуге, о которой так много говорят.
- Малодушно?
- Ну, а как ещё?! Поверь, в последнее время я доставляла ей одни проблемы. Недуги сопровождаются неприятностями и запахами, рядом с которыми очень непросто находиться. Я сделала так из сострадания!! Но оказалось, что в любви нельзя решать за двоих. Теперь, глядя на то, как рыдает моя Хозяйка, я готова поступиться чем угодно, лишь бы умерить её печаль.
- Позволь... От чего ты теперь можешь отказаться?
- Да не знаю я. Наверное, нЕотчего. Это так, слова, от невозможности сделать что-то самой. Я отпрашивалась отсюда раза три, давала знать о себе. Сделала две лужи, прилегла рядом на кровать. Но ей того мало, да и мне тяжело.
- А от меня-то чего ты хочешь?
Грустная собака то ли всхлипнула, то ли вздохнула, но сдержалась и произнесла:
- Я не могу тебя принуждать, но прошу позаботиться о ней. Тебе же, вроде, всё равно, кто будет твоим человеком.
- Пожалуй, да. Я ещё не присматривался.
- Да как же это!? Ведь уже ж  скоро на свет!
- Но я думал, что это не имеет значения, можно и потом.
- Нет! После будет поздно. Всех хороших разберут. Останутся те, чьи желания окажется стыдно выполнять, а не делать этого будет нельзя... Ну, так как? Согласен?
У меня не было причин, чтобы отказать, и я кивнул:
- Да, конечно, почему бы  и нет, вот только... А что, если она меня не узнает?!
- Всё будет нормально, не сомневайся! Но для верности мы предпримем кое-что.
 
   Немного погодя, я оказался в числе прочих щенков. Некоторые из нас, как и я, были посланы к своим людям, кое-кто отправлялся сам по себе, на удачу: в надежде приучить к себе человека или привязаться самому. Пока собратья толкались и подтрунивали друг над другом, я всё повторял напутствие грустной собаки:
- Ты смотри, не ошибись только. Этого никак нельзя. Ну вот - совсем. А если за тобой придёт другой - не давайся в руки. Беги, что есть мочи.

   Спасаться бегством мне не пришлось. Печальная женщина с заплаканным лицом первой постучалась в двери. Я ещё не слишком владел своим телом, посему, не желая подвести ту, которая понадеялась на меня, собрался с духом, и, помогая себе хвостом, с размаху прыгнул женщине на ногу, как лягушка. Она подхватила меня, обняла и заплакала, а я, слизывая слёзы с её щёк, едва не разрыдался сам. Прислушиваясь к стуку её сердца, я скоро разобрал, о чём шепчет оно. На разные лады, там звучало одно лишь слово, но какое зато:
- Люблю... люблю... люблю... 

Nota Bene
- Я справился?
- Спасибо, малыш, ты молодец. Теперь мы будем заботиться о ней вместе.
- А кого она любит больше? Тебя или меня?
- Не волнуйся, в её сердце хватит места для всех.