Родительское собрание

Моню всегда удивляла жена Галка, приходящая с родительского собрания. Об нее можно было зажигать спички. Крепко зажав в руке две бутылки вина, она строевым шагом, не меняя каменного выражения физиономии, топала на кухню и закрывала за собой дверь.
Через минут двадцать она обычно звала Моню и требовала спуститься еще за бутылкой. После третьей с ней, в принципе, уже можно было общаться, но осторожный Моня трусливо покупал две.
По неопытности он как-то сунулся на середине второй с вопросом - а что, собственно... Даже непривычно молчаливый Прижавший уши кот, залегший под кровать и прикидывающийся ветошью, его не насторожил.
Не, борщ к тому времени немного остыл, обошлось без ожогов. А к зубному он и так собирался. Но с тех пор он в ЭТИ дни покупал и прятал винишко заранее и только каждый раз тревожно сидел в спальне с сыном и переляканым котом, озабоченно вслушиваясь всей компанией в гробовую кухонную тишину и редкие позвякиванья.
Самое интересное, что утром Галка ничего не рассказывала ни ему, ни сыну Нолику, которого просто этим утром обычно крепко целовала в лоб и сочуственно вздыхала, выпихивая в школу.
Когда Нолик поступил в лицей, это отмечалось всей семьей. Долго, громко и вкусно. Настолько вкусно и долго, что на первое собрание Моне пришлось идти самому, хоть он и отчаянно трусил и даже пытался спрятаться в шкафу. Галка, подорванная радостью поступления не могла отойти от унитаза дальше двух метров и лечилась на кухне водкой с солью, благо недалеко от клозета. У Мони тоже слегка подтекало днище, но тумак от дражайшей помог собрать волю в кулак.
Собрание было на пять. К семи все начали собираться.
Для начала выступила классная. Ева Самвэловна Карапепетян. Наверное. Маленькая, плотненькая, она трясла огромным носом, закатывала глаза и подвывала с истовостью третьего состава ТЮЗа.
Говорила долго и страстно. Проблема была в том, что она заикалась, плевалась, причмокивала и не выговаривала полалфавита. Причем хрен знает какого алфавита. Потом одна из мамаш, армянка, твердо заявила, что это нихрена не армянский язык. Но и на русский вылетавшее из Евы Самвэловны походило очень и очень отдаленно.
Через какое-то время слово взяла завучиха. Ну как взяла. Просто в какой-то момент посреди яркой, громкой и, наверное, мотивирующей тирады классной поднялась дама со старорежимной сиреневой башней на голове и в вышиванке и начала вещать.
Мгновенно заткнувшаяся классная утомленно прикрыла глаза и села за свой стол. Восстанавливать запас слюны и, как Моня надеялся, русских идиоматических и хоть каких-то выражений.
Из речи завуча сразу стало ясно - преподает она мову и литературу и никаких там этих самых вот иностранческих авторов терпит только из-за переводов Сковороды и прочих.
Потом она долго говорила о старинных ритуалах и древнейших правилах лицея, переделанного из обычной средней школы аж десять лет назад.
В связи с этим вот всем выяснилось, что родители должны заказать форму. Но у лицея она элитная и потому пошить ее можно только в одном месте. У Якова Моисеевича, который, по счастливой случайности - завхоз лицея. Форма состояла из вязаной синтетической жилетки и кэпочки с шарфом. Когда выкатили цену, у Мони возникло стойкое ощущение, что кэпочки шьют лично Дольче с Габбаной и вернувшийся по такому случаю Версаче. Яков Моисеевич, похоже, просто у них подрабатывал кассиром.
Потом выступала ИЗОшница. Окончательно затосковавший Моня с ужасом начал осознавать, что Нолику, который нарисовать мог только контур огурца, да и то с пятого раза, тут будет кирдык. Что и подтвердилось насквозь отбитой физкультурницей, она же веганка-ЗОЖница - мало того, что Арнольда, который подтягивался два раза лежа максимум, заставят сдавать олимпийский минимум, так еще и есть ничего неправильного не дадут, она лично за этим проследит. А неправильным она считает все, что шевелится и незеленое...
Потом выступил недоопохмеленный трудовик. Это хотя бы было недолго - он запутался в первой фразе, закашлялся и сел, мгновенно нырнув под парту и явственно там чем-то забулькав.
Учитель музыки И хореографии был высок, строен, красив и длинноволос. И, судя по манерам, интерес для мамочек представлял исключительно в плане конкуренции.
Моня все больше погружался в какой-то туман, краем сознания отмечая происходящее.
Выбрали родительский комитет. Первой в него вошла столетняя бабушка, мирно дремавшая в задних рядах и невовремя проснувшаяся с громким вопросом про А шо тут, собственно?
Бабушка тут же предложила собрать деньги хоть на что-то. Ее успокоили и усадили досыпать, после чего все стали говорить полушепотом. Она просто просыпалась от громких звуков и начинала пытаться со всех собрать деньги.
Остальными членами родкома стала стайка истеричных белок - морфинисток под коксом, которые тут же предложили, преданно глядя поверх огромного носа классной, пару обязательных дополнительных курсов по выходным. Кроме большого тенниса, вязания и фен-шуя там был, например, курс математики на армянском. Просто совпало, что классная Карапепетян преподавала математику. Просто совпадение.
На дискуссии о целесообразности армянской математики Моня и сломался. Он тихим ужиком выскользнул в коридор и уже там с диким топотом ломанулся домой.
Когда Моня, не говоря ни слова, прошел мимо испуганно затихшей семьи, доставая из пакета две бутылки водки, Галка сочуственно вздохнула, а кот привычно полез под кровать.
В магазине был, конечно, коньяк. Но он оказался армянским...