Rip current. Кольцо Саладина. ч3. 4

Мне показалось – я закричала. Или закричало что-то внутри меня – как-то беззвучно, я не слышала сам крик, просто знала, что он там, в глубине. Судорожно я рванулась к полу, под лавки. Папка, она же просто соскользнула на пол, когда я забылась. Боже мой, как я могла! Как я могла заснуть, это совершенно невероятно, господи, да какая же это остановка-то, куда я приехала?! Хотя чёрт с ней остановкой - папка! Папка!!!
Под диваном ничего не было! Я кинулась, толкая людей, к соседним сиденьям. При этом какая-то одна моя часть устремлялась вслед за выходящими пассажирами с немой мольбой – просить искать, озираться! Участвовать в моём горе!
Но люди уходили равнодушно и безвозвратно, стуча и шурша каблуками. А ведь кто-то из них мог знать, видеть, заметить!
Я судорожно обшарила весь вагон, чиркая по полу висящей на плече сумочкой – пусто! Везде пусто! Невероятно! Ну, не могла же она просто раствориться! Значит, её кто-то зацепил, когда проходил мимо!
Я вырвалась на платформу, толкала людей, они толкали меня, я цепко вглядывалась в руки идущих мимо, за отвороты курток, а вдруг она там, у кого-то?! И, наконец, не выдержала напряжения, не выдержала молчания, закричала что было сил: Папка! Кто видел папку! Пожалуйста! Посмотрите! Пропала папка с бумагами! Коричневая папка!
Кто-то с недоумением оглядывался, машинально поворачивался в стороны. Но я уже видела – всё бесполезно.
Она упала в щель, вниз, на рельсы – внезапно догадалась я. Точно. Её зацепили за тесёмки, протащили к выходу в плотной давке, а в дверях давление ослабло – и она упала на пути. Вот здесь её надо искать!
Пол был испещрён сырыми следами, я посидела на корточках, вглядываясь в тревожную темень под платформой, потом встала на колени, на меня смотрели, как на дурочку. Из щели дуло, разглядеть ничего было невозможно. Фонарик, вот что! Бежать к машинисту за фонариком! И вообще бежать к машинисту! Сейчас двери закроют, поезд уйдёт – а вместе с ним и последние мои надежды!
Я кинулась в первый вагон. Пожилой машинист в форме, выслушал, как мне показалось, вполуха, мои сбивчивые, почти истеричные объяснения, ничего не сказал, но пошёл со мной. Было видно, что таких, как я, растяп, он повидал на своём веку, он даже не стал меня утешать.
- Вот здесь, здесь я сидела, - еле сдерживая слёзы рассказывала я. - Вот так открыла папку и… и всё…
- Что ж вы, девушка, не умеете с документами работать, - устало попенял машинист. - Разве можно так в чужих местах? Вылетит какой листочек и поминай как звали.
- Что же мне делать, что?! – причитала я, хлюпая и судорожно ища в сумке платок.
- Вы вот что, - смилостивился наконец машинист. - Сходите до выхода в город, проверьте все лавочки. Знаете, как бывает: утащат хулиганы, а потом бросят, где попало. А я пока вагоны посмотрю – может зашвырнули в открытую дверь.
- Но зачем, зачем же швырять? - причитала я, загораясь робкой надеждой.
- Зачем, зачем… - пробурчал машинист беззлобно. - Эх, молодёжь бестолковая… Всё вкруг обшарьте, - внушительно сказал он, - все углы, мусорницы...
Советы были дельные, я заторопилась.
- Вы только не уезжайте, я вас очень прошу, - просила я, цепляясь за шершавый форменный рукав. - Мне надо пути посмотреть, подождите меня!..
- Наверху дежурный милиционер, - бросил машинист, уходя. – Может, чем поможет…
Милиционер! Как я не догадалась! Надо было мне, дуре, сразу к нему, надо же вход перекрывать, обыскивать всех, вязать, пытать, а теперь время ушло…
Я кинулась наверх бегом. Милиционер, молодой аккуратный парень, в отличие от машиниста, отнёсся ко мне с большим вниманием и сочувствием. Мои «документики», которые я предоставила всей кучей, включая пропуск в Ленинскую библиотеку, произвели на него впечатление. Чувствовалось, что он был рад поводу проявить власть, он посерьёзнел, и, действительно, перекрыл движение, встав перед разбухающей толпой.
- Граждане, - повысил он голос. - Прошу проявить понимание в розыске, пропала важная папка с документами. Государственной ценности.
- Коричневая, - подсказала я нервно.
- Коричневого цвета, - послушно объявил милиционер. – Попрошу вспомнить. Кто-то из вас мог видеть, ваши сведения будут крайне полезными.
Я замерла от того, как всё организованно разворачивалось. Такой хороший, правильный мальчик. Сейчас случится чудо: кто-то выйдет из толпы и вынесет мою папочку, я прижму её к груди – это будет, будет, не может же вещь пропасть бесследно…
Толпа безмолвствовала и угрожающе увеличивалась. Чуда не происходило.
Милиционер посмотрел на меня сочувственно и отступил от входа.
- Не имею права задерживать людей, - объяснил он. - Раз не поступило письменное заявления, я не имею права действовать не по уставу.
- Что же мне делать?! Господи, она же здесь где-то…
Милиционер предложил то же, что и машинист, и мы вдвоём обшарили все видимые углы, скамейки и урны. Сверху мне было видно, как под лестницей стоял мой поезд. Ждал меня. Я потащила парня вниз, он покорно топал громадными сапожищами рядом.
Машинист уже шёл нам навстречу по платформе. В руках он что-то нёс, но я даже обрадоваться не успела – издалека было видно, что это далеко не папка. Он приблизился и предъявил найденное: карманная книжка, несколько газет, две перчатки от разных пар и маленький самовязанный детский носочек.
- Когда вы обнаружили пропажу? – официально спросил дежурный, поворачиваясь ко мне.
- Я… - я поникла. - Вот только здесь… Как станцию объявили…
- Какая была последняя станция, которую вы запомнили?
Я назвала. Мужчины посмотрели друг на друга, машинист махнул безнадёжно рукой.
- Может её за пять остановок отсюда свели, - предположил он.
- За три, - уточнил милиционер и нахмурился.
- Что же мне делать, что? - слёзы закапали из моих глаз с новой силой, я всхлипнула.
- Мне ехать пора, - сказал машинист, - из графика выбиваюсь. Сейчас поезд отгоню – посмотришь на путях, - обратился он ко мне уже по-свойски на «ты». – Только сама-то на рельсы не прыгай. А ты пригляди за ней, - посоветовал он милиционеру.
Кусая губы, я смотрела, как поезд, набирая скорость уходит в тоннель. На путях было чисто. Вообще ни одной соринки.
Я стояла, окаменев.
- Ваша папка, гражданка Беляева, пропала на расстоянии трёх перегонов, - официально оповестил милиционер.
Я подняла на него несчастные глаза. Он смягчился.
- Искать её, конечно, можно по всем станциям, - сказал он уже доверительнее, - но будет лучше, если вы напишете заявление. Тогда по факту заявления будет дан ход делу. А пока мы можем искать только в частном порядке, - разъяснил он. - И я вам лично советую первый вариант: проехать в наше отделение, которое сейчас временно на период ремонта базируется на Юго-Западной. Через час контора закроется. Вы съездите, напишите заявление, а потом можете возвращаться сюда и продолжать свои поиски хоть до закрытия метро.
- Спасибо, - пробормотала я подавленно.
Милиционер посмотрел на часы и козырнул.
- Вы поторопитесь, а то мало ли, вдруг там раньше уйдут на почве ремонта. Пойдёмте, я вас на поезд посажу…
Я покорно дала себя увести с платформы, провести по короткому переходу.
- Как вы думает, у меня есть хоть какая-то надежда? – безжизненным голосом спрашивала я, еле тащась из последних сил.
- А почему же нет? – оптимистично отвечал дежурный. – Знаете, сколько всякого в метро теряют ежедневно. Варежки и книжки - это ерунда. Был случай, мешок картошки забыли. Сумки всякие. Да что сумки! Коляски оставляют. Один раз и вовсе ребёнка. Заснул ребятёнок, а папаша с другом заболтался и вышел один. Всех нашли. Со всеми разобрались. И вы разберётесь. Главное, не отчаиваться. Верьте в хорошее.
Он посадил меня в вагон и опять козырнул на прощание.

Отделение милиции находилось недалеко от метро - в обычной двухкомнатной квартире на первом этаже. Я успела - за столом первой же комнаты обнаружился пожилой милиционер, которому я, опять сквозь слёзы, рассказала свою горестную историю.
Под диктовку я написала заявление. Удивления и сочувствия мне опять никакого не выказали, видно, дело было пустяковое. А, может, просто пропащее…
Всё, что можно, было сделано, только радости мне это не прибавило.
Я вышла на улицу, дыхание у меня всё ещё было судорожным, от этого казалось, что не хватает воздуха. Я глубоко вздохнула, легче не стало, наоборот, вдруг оказалось, что болит голова – и, наверное, уже давно, просто я в своей панике не замечала. Новость была плохая: голова у меня болела редко, но метко, то есть, сваливала в постель, поэтому сейчас срочно нужны были меры. Теоретически, в моей сумке должны быть какие-то таблетки. Я присела на холодную скамейку – ноги меня уже не держали.
В сумочке нашёлся цитрамон. Просроченный, скорее всего. У меня в основном просроченные лекарства имеются…
Запивать было нечем, таблетка колом встала в горле. Вместе с таблетками нашарилась «взлётная» карамелька - нам давали их в самолёте, осталась одна, и я всё хранила её на память… На память о счастливом лете…
Я с трудом поднялась. Господи, что же мне делать? Что говорить Олегу? Татки дома нет, она и убежала пораньше, чтобы навестить тётушку. Я приду в пустую нашу келью, усну в слезах. Если усну. А завтра? Я пообещала принести папку с утра. Милиционер сказал: приходите и ищите хоть до закрытия метро. Да, съездить домой, переобуться и ехать искать до упаду...
Дорога домой представилась невыносимо длинной. Переходы в метро, трамвай… А ног я уже не чувствую. До кучи обнаружилось, что мне уже пора в туалет – что значит, весь день бегать с мокрыми ногами…
Я огляделась, вспомнила, как совсем недавно именно здесь, рядом с ореховой очередью, услышала весну… Какая счастливая я была, какая несчастная сейчас…
Ореховой очереди сейчас не было, но с лотков что-то продавали, я подошла – может, удастся купить хоть яблоко, чтобы заесть эту проклятую таблетку, от которой лучше, кстати, так и не стало.
Никаких яблок на прилавках не было, продавали какую-то крупу, мыло…
Девушка с полным пакетом рассчиталась с продавцом, развернулась – и мы чуть не налетели друг на друга.
- Ох, ты! - каким-то ужасно знакомым голосом сказала девушка. – Вот так встреча! Ви только что из Парижа? – весело сымитировала она одесский говор. – Таки берите гречу, - она ткнула в меня пакетом. - Греча сближает.
- Нора… - еле вымолвила я, и слёзы опять полились по моим щекам. Лучшего человека нельзя было и придумать сейчас.
- Деньги, что ли, украли? – Нора вгляделась в меня. – А ну, пошли! Сейчас тяпнем коньячку и забудем наши беды.
- Я… нет, нет, мне надо…
- Куда это тебе надо? Ты вон, еле живая. Пошли-пошли! Что случилось-то? Дома что-нибудь? Ты что тут делаешь?
- Я… из милиции…
- О, господи… А что с головой? Избили?
- Не избили… но…
Я бормотала что-то из последних сил – голову уже знакомо и опасно стискивало обручем, я ожесточённо тёрла виски, затылок, и Нора уже больше не расспрашивала – просто тащила за собой, плотно ухватив под руку.
Когда лифт взмыл вверх – я даже закричала от боли, схватившись обеими руками за лоб. Меня замутило. С озабоченным лицом Нора вывела меня из лифта, и я так и стояла с зажмуренными глазами и прижатыми к голове руками, пока она звонила.
Дверь распахнулась, мы вошли. Сейчас мне уже было всё равно, где я и что будет.
Мне важно было не упасть. Одной рукой я осторожно оперлась о стену и с трудом подняла голову.
Два человека стояли передо мной, устремив на меня изумлённые глаза. Он и она.
Вероника и князь.

продолжение следует.