Редкая фамилия

Ирина Станиславовна посмотрела на мокрых ворон за давно не мытым офисным стеклом, поболтала пластиковой ложечкой в стаканчике с имбирным кофе. И погрузилась в просмотр новостей дальше, переводя взгляд со смартфона на рабочий ноутбук, листая то электронную почту, то новостные группы в соцсетях, то тематический чат. Группы пестрели короткими, отрывистыми строками.
«На перекрестке маршрутка столкнулась с двумя иномарками, есть пострадавшие».
«Мэр города рассказал о причинах срыва отопительного сезона».
«Черные риелторы, представляясь работниками соцслужб, завладели трехкомнатной квартирой».
«Понимаешь, я очень уважаю тебя как женщину, но нам не по пути…»
Это прилетело на почту. Фиг с тобой, Коленька, подумала она, удаляя сообщение и вновь погружаясь в тревожный новостной мир. Найти и как можно быстрее разместить на сайте самые уникальные. Лидировать по просмотрам! Чтобы порталы-конкуренты не обошли!
Тут у Ирины Станиславовны перехватило дыхание. На экране появились фотография и текст.
«17 сентября около 20.00 ушла из дома и не вернулась дочь Н-ского предпринимателя Милана Белорецкая. Приметы: на вид 14 лет, нормального телосложения, волосы темно-русые средней длины, лицо славянского типа, глаза серые. Особые приметы: на левом плече татуировка в виде птичьего пера. Была одета в голубые джинсы, красную осеннюю куртку, высокие ботинки. Просьба любую информацию о пропавшей сообщить по телефону…»
Ушла из дома и не вернулась.
Жаль, что другие новостные агентства раздобыли эту информацию раньше. Значит, новость уже не такая уникальная и «Комета» ее упустила. Ирина Станиславовна ощутила досаду.
Перед этим она ощутила…
***
Почему все решили, что новенькая запала на Юрку? А так – сказал кто-то, и пошло-поехало. Зато сколько удовольствия видеть, как Кострикова, этакая нескладеха в самовязаной кофте, краснеет как свекла и стаскивает со своего длинного стремного носа очки, как только мимо идет самоуверенный и, честно сказать, красивый Юра Белорецкий. Да с ним любая нормальная девчонка замутила бы.
Ирка всегда краснела, тем более – когда он шел по коридору навстречу ей вместе со своим классом, они учились в параллельных. Признаться, она иногда думала: «Вот если бы он мне улыбнулся!»
Но Белорецкий улыбался не всем, только красивым, модным и обеспеченным, таким, как он сам. Шлак типа Костриковой не замечал.
Лучше бы он в тот день и ее не заметил. Но, идя с приятелями навстречу и поравнявшись с ней, вдруг замедлил шаг. Остановился и начал пристально разглядывать ее, будто в лупу. Ирка тоже остановилась и улыбнулась.
Тогда он вдруг ткнул в нее пальцем и сказал, обращаясь к приятелям:
– Знаете, кто это? Я вам скажу. Это – самое отвратительное создание из всех, что я видел.
Приятели заржали.
***
Да, она ощутила именно ликование. Бешеное. «Самое отвратительное создание из всех, что я видел». Да ты сам такой! Пусть тебе будет больно. Пусть. Поделом!
Пропавшая девочка смотрела с белой ориентировки.
«Бог наказал», – сказала бы мама, если бы дожила.
***
Она поправила Ray-Ban на изящном, с горбинкой носу – несколько месяцев назад на них ушла вся премия, выданная ей как «Журналисту года». Теперь она очков не стесняется. И ноги не тощие, а спортивные. И пуш-ап носит, и кофты не вяжет, а покупает в элитном бутике (по старой привычке обращая внимание на скидки!).
А Коля, который уважает Ирину Станиславовну как женщину, – уже третий за год, так, ничего серьезного, вместе провели отпуск за красным испанским и его заунывными постельными монологами – про то, что, мол, женственные и нежные перевелись и какие-то там еще. Женатый, конечно. Ну хоть уважает, и то приятно.
«Куплю вечером вина и нажрусь», – подумала Ирина Станиславовна, запирая редакцию и сдавая ключ на вахту.
Мысли снова вернулись к Милане Белорецкой. У всамделишного урода, который погрузил ее в отчаяние, заставив с отвращением смотреть на себя в зеркало на протяжении многих лет, пропала дочь. Точно у него. Редкая фамилия.
***
Очередь в кассу казалась бесконечной. Ну что им в такую поздноту делать в магазине, все уже вернулись с работы, девятый час. Вроде сегодня среда, не пятница?
В тележке Ирины Станиславовны перекатывалась бутылка испанского красного, лежали кусок сыра с плесенью и вакуумный пакетик маслин. На кассе расплачивалась домохозяйка с целым набором запакованных в полиэтилен кур, батареей йогуртов, пачками детского печенья и крабовых чипсов – интересно, кто-нибудь ей поможет донести? Уф, все. К покупательнице подошел приличного вида мужчина, забрал у нее два увесистых пакета. Ее место заняла старушка в старомодном, но аккуратном пальто и потемневшей брошкой на берете.
На ленте лежали батон и пакет молока. Женщина вытряхивала из штопаного кошелька мелочь, рылась по карманам. Очередь нервничала.
– Не хватает – потом занесете, – пробурчала кассирша.
– Кому не хватает – мне не хватает? Вы что! – возмутилась женщина в берете. – Считаете, что я не в состоянии заплатить за батон? Это неправда. Я платежеспособный человек. Просто здесь были деньги… Я помню, еще пятьдесят рублей оставались, – где они? –  никак не успокаивалась старушка.
– Да прекратите уже балаган этот, – вмешалась наконец Ирина Станиславовна. – Вы людей задерживаете. Возьмите, я добавлю. – И с готовностью раскрыла кошелек.
– Женщина! – возвысила голос старуха, обращаясь уже к ней, Ирине Станиславовне. – Что вы себе позволяете? Кто вы такая? Я – работница культуры с 50-летним стажем, а не побирушка! Меня весь город… Лучше завтра… завтра приду… еще, – забормотала женщина, потихоньку отходя от кассы. – Но где же он, где этот чертов полтинник… Он был. Я помню.

– Подождите! Эй! – кричала Ирина Станиславовна, спотыкаясь на шпильках. Она опрометью неслась к старушке в берете, держа в руках сумку с продуктами – батоном, молоком, печеньем, яблоками, хотя не понимала, зачем ей понадобилось помогать этой странной и нервной женщине, да еще и нагрубившей ей. Еле догнала, схватила за плечо. Сунула в руки пакет.
– Возьмите. Извините, не хотела обидеть.
– Ах… – обернулась старушка. Видно было, что она сразу узнала ее. – Это вы… Это вы девушка, извините. Накричала я на вас. Такая вот я гордая, хотя, наверное, для кого-то это смешно. Да что я говорю – ведь вы такая же! – вдруг засмеялась она.
– Почему-то захотелось помочь, – призналась Ирина Станиславовна.
– Ну захотелось – так помогите, – разрешила бабуля. – Только не так… Не при всех. Вы знаете, ведь я – актриса! Я 50 лет в труппе Энского театра играла, на улицах узнавали, а теперь шиш, а пенсия – слезы, да и только. Понимаешь, – вдруг перешла она на «ты» и доверительный тон, – мне горько стало, что ты на глазах у людей суешь мне эту мелочь. Будто зрители смотрят, а я… Эх! Ну ладно, – развеселилась старушка, принимая из рук Ирины Станиславовны пакет. – Спасибо, – тихим, проникновенным шепотом произнесла она. – Надо уметь принимать помощь, правильно люди говорят. Ты такая же, как и я, – гордая.
И старая женщина поспешила к своему дому одна, с пакетом в руках, несмотря на попытки Ирины Станиславовны ее проводить.
***
Зачем я с этой мелочью вмешалась, думала Ирина Станиславовна, наливая второй бокал и раскачиваясь на табуретке. Табуретки и вся мебель были старыми, еще мама покупала, вся квартира – старой и пыльной: Ирина руководила криминальным отделом портала, у нее был ненормированный рабочий день, убираться некогда.
Даже по ночам снилась работа – строки новостей, сливающиеся в одну, зачастую лишенную логики и смысла. Иногда в снах появлялись страшные фотографии из криминальных хроник.
От выпитого голова начинала плыть. «Хотела сделать добро, и чтобы все на меня глядели? – размышляла она. – Вся очередь? Что за достоевщина – ну, добежала, отдала, и забудь. Так нет же».
Ирина Станиславовна нетвердой походкой подошла к окну. Улицы пустые, второй час ночи. Где-то там, по этим лужам, может быть, бродит 14-летняя девочка – Милана Юрьевна Белорецкая, а может, не бродит. Где-то в красивом, шикарном доме не находят себе места от горя ее родители. Юра Белорецкий. Сука. Интересно, а жена у него какая?..
В темноте засветился экран телефона. Нет, до сих пор не нашли. Поисковики и волонтеры прочесывают леса, берега водоемов, заглядывают в канализационные люки. Возбуждено уголовное дело по статье «убийство».
Телефон завибрировал. Коленька.
– Извини, не смог с собой справиться. Захотелось тебя услышать. Наташка в больнице у тещи. Знаешь, на самом деле я тебя…
– А не по пути? – напомнила Ирина Станиславовна.
– Ир, я тебя уважаю. Щас таких, как ты, очень мало…
– Зато таких, как ты, – до фига великого! – взорвалась она. – Таких паразитов, из-за которых мне больно и страшно, которые врут, мямлят и унижают, – слишком много. А я одна! Мне 36, и я одна, понимаешь? Только работа… Даже кошку из-за аллергии завести не могу.
– Ты там пьешь, что ли? Давай я приеду? Вместе выпьем, – предложил Коля.
– Да пошел ты, – сказала она погасшим голосом и нажала отбой. Нужно было еще выспаться.
***
Утром она опоздала на работу. Черный кофе, мятная жвачка, через час – низкокалорийный йогурт с гранолой в офисе. Сломанный светофор на вымокшем и иззябшем перекрестке. Сквозь залитое дождем стекло автомобиля Ирина Станиславовна увидела белый биллборд.
Под фотографией Миланы стояла подпись:
«Доченька, вернись скорее домой. Я тебя очень люблю и жду. Папа».
Таких плакатов с ориентировкой и подписью ей попалось по дороге несколько.
***
В школе Юра Белорецкий учился ни шатко ни валко. Вызывающе вел себя на уроках, под гогот приятелей делал унизительные замечания учителям.
Ира Кострикова из параллельного была почти отличницей, но из-за бледности, длинного носа, очков, негромкого голоса и бедной маминой одежды ее никто не видел, не слышал и не воспринимал.
«Стану журналистом, – мечтала она. – Буду выводить всяких гадов на чистую воду и защищать простых, хороших людей. Добьюсь успеха. А Белорецкий сдохнет под забором! И папины деньги (он был сыном торговца-челнока) не спасут».
Много лет, даже после школы, поумневшая и похорошевшая Ирина развлекалась придумыванием разного рода казней и возмездий.
То Белорецкого убивают в пьяной драке.
То его похищают бандиты и требуют от папаши нереальных размеров выкуп, и собрать эту сумму он, конечно же, не успевает.
То ее обидчика отправляют на войну, и он попадает в плен к страшным бородатым боевикам. «Вот бы они его убивали помедленнее…» – шептала побелевшими губами Ирина.
Или вот еще такое: он влюбляется в обалденную красавицу, она на него ноль внимания. Говорит красивые ласковые слова – а красавица хохочет и выкрикивает гадости.
Но любимым сюжетом был приезд крутой супергероини Ирины в школу на мотоцикле в черном летящем кожаном плаще и черных кожаных ботинках. Она решительным шагом идет по коридору, хватает Белорецкого за пшеничного отлива чуб, валит на пол и бьет кованым ботинком в лицо. «Ирочка, Ирочка…» – хрипит он, заливаясь кровью, а она все бьет и бьет в наглое, искаженное болью и ужасом – и все равно красивое! – лицо.
***
Прошло время. Белорецкий стал деловым человеком, семьянином, отцом. Ирина без всякого блата поступила в институт, как и хотела, – на журналиста.
Но боль и ужас каждый раз выглядывали из ее глаз, из-за стекол дорогих очков, едва какой-нибудь мужчина начинал смотреть чуть пристальнее и нежнее.
Вот и отливаются кошке мышиные слезки.
***

На рабочем месте ее охватила рассеянность. Сосредоточиться не удавалось. Кофе не спасал. Новости, как назло, попадались просроченные, в одной из них она допустила грубую фактическую ошибку. Хорошо, что указали коллеги и удалось быстро исправить на сайте, пока «косяк» не попался на глаза главреду.
Про Милану нигде больше не писали ни строчки, но мысли вновь и вновь приводили обратно к ней.
***
Ирина Станиславовна еле дождалась конца рабочего дня. Самочувствие было не ахти, запланированную тренировку в фитнес-клубе она решила пропустить.
Пить больше не хотелось. Нужно было чем-то занять оставшийся вечер. Она, как всегда, уходила из редакции последней – надела пальто, сдала на вахту ключ, немного потопталась на мокром крыльце и заспешила к машине.
***
Тишина пустой квартиры становилась невыносимой. Ирине Станиславовне стало страшно, будто серая, когтистая лапа темноты схватила и сжала ее там, где у человека должны быть легкие, а чуть повыше – и сердце. Дышать стало нечем. Пахло пылью. Открыла форточку – потянуло дымом: жгли листья и мусор.
Она включила компьютер, посмотрела рейтинг портала – не первые, но нормально. Зашла в соцсеть. Вдруг щелчок – сообщение.
«Привет».
От Лерки, подруги по университету. Странно, писать Лерка особо не любила, иногда они вдвоем выбирались поболтать в кафе, хотя у обеих давно была своя жизнь. Но сейчас Ирина Станиславовна была рада возможности хоть с кем-нибудь пообщаться.
«Привет, Лерок, как сама?»
«Мне очень срочно нужна помощь… Мой малыш тяжело болен. Он в любой момент может умереть. Требуется дорогостоящее лечение в израильской клинике. Недостает нескольких сотен тысяч…»
«Малыш?» Но ведь Леркин сын давно уже не малыш, а слабоуправляемый подросток с розовыми волосами, который слушает дикую музыку. Ирина Станиславовна знала, что они с мужем хотели второго ребенка, но не получалось, – во всяком случае, два месяца назад, во время очередных посиделок, она не заметила в Лерке даже намека на беременность. Когда же этот самый малыш успел появиться – еще и заболеть?
«Вот номер карты, на который можно сделать перевод. Умоляю тебя, помоги…» – продолжали лететь сообщение за сообщением.
«Не боитесь, нет?» – написала Ирина Станиславовна.
«В смысле?»
«Высшего наказания за свое вранье не боитесь? За мошенничество?
Даже если я сейчас не сдам эту карту полиции, ваши дети, если они у вас есть, на самом деле могут заболеть. Вы навлечете на них беду. Слова ломают жизни. Не слышали про такое?»
Какое-то время в ответ молчали.
Последним щелкнуло короткое сообщение:
«Конченая».
***
Ирина Станиславовна выключила ноутбук. Лапа, закогтившая грудь, не отпускала. Она медленно прошлась по квартире, в очередной раз ощутив себя ненужной и, наверное, на самом деле конченой.
Появилось сильное желание что-то сделать. Что? То, чего, возможно, она не делала никогда.
Взгляд, как пойманная в ловушку мышь, заметался по углам, занавескам, мебели, предметам, и неожиданно выхватил из темноты запыленную бумажную иконку, оставшуюся от мамы. Она будто укрылась за смятой, вязанной крючком салфеткой, как сирота. Видно, Ирина Станиславовна  не заметила и не выбросила ее с другими мамиными вещами.
Четыре с трудом различимых силуэта. Наверное, мамина святая и кто-то там еще. Маму звали Верой – одна из святых, скорей всего, Вера.
***
Помолиться, что ли? Но Ирина Станиславовна не знала, как это делается. Даже за покойную маму никогда не молилась. Да и чего просить-то? Здоровья? И так здорова как бык. Денег? Довольно. Хорошей работы? Есть. Дом тоже, только надо порядок навести.
Благополучия близким? Их почти не осталось. Кто умер, как мама, кто эмигрировал, а кто и не узнает Ирину Станиславовну на улице, пройдет мимо, как это сделал несколько лет назад ее отец, который бросил дочку в годовалом возрасте.
Мужа? Ха-ха-ха! Что она, гордая, циничная и злая Ирка Кострикова, которую коллеги за глаза величают прожженной стервой и акулой, выжимающей из них все соки, способна дать нормальному, простому и доброму мужчине? Свою желчь и яд?
Ребенка? Еще смешнее!
Ребенка.
Она перестала нарезать круги и остановилась у бумажного образка. Перевела дух. Потом нетвердым голосом пролепетала:
– Дай… Сделай…
Слова приходилось буквально цедить, так трудно было произносить их. Они катились, как пудовые камни. Дыхания не хватало. Вдохнув поглубже, она неожиданно прошептала, как будто прыгнула в ледяную воду:
– Сделай так, чтобы дочка Юрия… того, с редкой фамилией… нашлась.
Тут она похолодела. Что значит – нашлась?
Никто не отвечал. Тишина не трогалась с места. Но показалось, что когтистая лапа чуть ослабила хватку. И в третий раз Ирина Станиславовна проговорила – прокричала:
– Я прошу Тебя!  Пожалуйста. Пусть. Милана. Придет. Домой. К отцу и к матери.
А потом она легла спать, и ничего не снилось.

***
«Не работа, а бред, – подумала Ирина Станиславовна, стуча пальцами по клавишам и привычно перебегая взглядом с экрана смартфона на экран ноутбука. – Переписывание новостей, которые устаревают и становятся неинтересными спустя пару дней, переливание из пустого в порожнее… Аварии, извращения, кровь и трупы. Как их много, а раньше я и внимания на это не обращала. Платят, и ладно.
Да что я вообще здесь делаю?»
От мельтешения строчек закружилась голова. Она посмотрела в недавно вымытое офисное окно. На подоконник прилетела и защебетала синичка. Скоро придут холода.
Вернулась к работе. И тут ощутила, что снова дышит. Вспомнила, как это делается.
На экране она увидела новость: «Пропавшая четыре дня назад дочь Энского предпринимателя Милана Белорецкая найдена живой».
Дальше было написано, что сероглазая девчонка с татуировкой поругалась с родителями, уехала к знакомому мальчику далеко в область, и все эти дни, поганка такая, молчала. А потом отцу позвонила.
***
…Ирина Станиславовна смотрела на неяркий огонь свечи на кофейном столике. Звучала тихая музыка, торгового центра с шумным фудкортом и зоной развлечений как будто не существовало. Люди проходили далеко от нее. Муж и сын задерживались.
Они собирались встретиться и пойти покупать билеты на отдых, но, видимо, из-за пробок два ее любимых мужчины добирались очень медленно. Времени еще достаточно. У нее отпуск. Можно спокойно пойти и прогуляться по торговому центру. Да и работала она теперь без нервов, хотя иногда приходилось браться за злободневные темы.
Ирина Станиславовна разглядывала посетителей. Дети катались на роллердроме, машинках, лошадках, смеялись, некоторые визжали от восторга, некоторые капризничали.
Высокий, дорого одетый мужчина с волевым подбородком, светло-пшеничным седеющим чубом подсаживал на лошадку девочку в круглых, смешных очках.
Она его не сразу, но узнала.
«Внучка? – мелькнуло в голове. – Ничего себе! У меня сыну примерно столько же лет».
Белорецкий, в свою очередь, задержал взгляд на рыжеволосой женщине в модных очках. Ирине Станиславовне показалось, что в его глазах блеснула благодарность.
Белорецкий еще раз посмотрел на нее и увидел в серых глазах за модными очками то же самое.