Зеркала

                Костя Малиновский сказал интересную вещь: «Человек делает не то, что должен, а то, что может. В следующих жизнях проваленные ситуации будут так или иначе повторяться, пока не удастся их надлежащим образом исправить.» Костя Малиновский очень умный. Мало того, что физик-теоретик, так ещё и знаток теософии. Сказал он эту фразу в конце восьмидесятых Сёме Полуянову, когда тот пожаловался, что наломал дров по жизни и угрызается. Особенно Сёму мучило, что он не сумел облегчить родителям старость. Жили они в двухкомнатной квартире. Сёма развёлся с женой и вернулся в родительскую квартиру на Павловом Поле. Детей не было, так что с женой расстались мирно. Родители очень переживали за Сёму, которого считали неприспособленным мечтателем. Жена, напротив, имела практическую хватку и Сёму часто выручала. Тем не менее, людьми они оказались слишком разными и не ужились.
 
                Сёма был единственным и поздним ребёнком. В конце восьмидесятых ему ещё не исполнилось сорока, а родителям за восемьдесят. Чем ближе к распаду Империи, тем беспорядок нарастал во всех сферах. С продуктами питания перебои, а вскоре и талоны ввели. Зимой плохо топили. У матери от холода в доме начался опоясывающий лишай. Отец тоже постоянно жаловался на здоровье. К тому же он отличался наклонностью к ипохондрии и вдобавок к реальным придумывал несуществующие болезни.

                Сёма работал невропатологом в поликлинике, а когда начали открываться медицинские кооперативы, ушёл с работы и устроился массажистом и мануальщиком, то есть специалистом по лечению позвоночника. Пациентов приходило мало, время стояло бедное, и зарабатывал он ненамного больше, чем в поликлинике. Родители получали нищенскую пенсию, словом, перебивались кое-как. Сёма старался поменьше бывать дома. Зрелище мучающихся родителей, которым он ничем не мог помочь, настроение не улучшало. К тому же они раздражали его стариковским брюзжанием, бесполезными советами и сожалениями по поводу его развода. Он часто выходил из себя и хамил старикам. Потом естественно угрызался. Но всё повтрялось снова с регулярностью и неизбежностью маятника.
               
                Примерно в это же время у Сёминой матери начала развиваться болезнь Альцгеймера, то есть слабоумие. Она теряла память и всё путала. Отец приходил в ужас и просил Сёму как-нибудь помочь. А как тут поможешь? Вскоре отец умер от инсульта. Через пару месяцев мать вообще его забыла, хотя они прожили вместе шестьдесят лет. Сёме пришлось платить соседке, чтобы она присматривала за матерью, пока его нет дома. У него началась депрессия. Жить не хотелось и Сёма иногда срывался и орал на мать, хотя понимал, что она не виновата и вообще не соображает уже почти ничего.
 
                Кошмар этот закончился примерно через год. Мать умерла и Сёма ещё пару месяцев приходил в чувство. Он ощущал вину и мучился, вспоминая свою несдержанность и хамство. Теперь ему казалось, что родители являлись единственными в мире людьми, которым было действительно до него дело, а друзья и все прочие только случайные свидетели его жизни.  Вот примерно в это время Костя Малиновский и высказал мысль о повторении ситуаций в будущих жизнях. Даже не мысль, а установку теософии на данную тему. Он конечно хотел успокоить Сёму, а вызвал обратный эффект. Сёма принял близко к сердцу Костины слова, он всегда отличался впечатлительностью, и пришёл в ужас. Ему померещилась бесконечная вереница отражений, как если стоишь между двух зеркал. В этой веренице отражений его родители снова и снова мучительно умирали и он бился об этот кошмар, как муха об оконное стекло, и так же как муха, не имел возможности пробить преграду, заслонявшую путь к спасению. Он даже возненавидел Костю на время и глядел на него волком. Костя, впрочем, ничего не замечал. Эта Костина непробиваемость, как Сёма в конце концов догадался, была связана не с его чёрствостью или равнодушием, а с тем, что реальностью для него служили совершенно иные вещи. Он словно находился в параллельном мире. Сёме даже трудно было представить, что это за мир. В нём конкретная жизнь, Костина или Сёмина, являлась лишь незначительным, крошечным отрезком бесконечной прямой. Сама по себе никакого значения она не имела. И то, что Костя ничего толком не знал о своих прошлых воплощениях, только фантазировал и предполагал, дела не меняло. Ну что же, размышлял Сёма, фанатики тоже имеют право на жизнь. Он ведь не шахид и никого не убивает. Но после этой Костиной успокоительной сентенции, он начал сторониться Кости и затравленно ему улыбался при встрече.