Четыре дочери. из цикла рассказов о деде трохиме

Осень пришла в станицу Мартанскую, по своему обыкновению, почти сразу после Праздника церковного Новолетия. Неторопясь, постепенно вступая в свои права, разливая по предгорьям и лесам неповторимый аромат, смешанный из прохлады чистого воздуха, белесого тумана, висящего по утрам, словно огромная папаха, над рекой Мартой и сероватого дыма, вылетающего из дымарей станичных хат и устремляющегося к, насыщенному синью, небу. Переклички, улетающих на юг птиц, раздавались все чаще, извещая о приближении , хотя и не скорых, холодов. Природа следовала своему ритму, заданному ей Создателем. За Успением шло Бабье лето, щедро одаривавшее мартанцев богатым урожаем, а уж за ним, неслышно ступая появлялась и сама золотая осень во всей своей красе.
С наступлением осени дел и забот у станичников прибавлялось. Дед Трохим с внуком тоже байбаков не гоняли. День год кормит. Но и между делами неотложными находил дед Трохим время, чтобы уделить его внуку. А как иначе? Ведь дед — это ж не просто бабушкин муж. Дед — что то волшебник из сказки, которые сам и рассказывает. Добрый человек с умными глазами, седой бородой и натруженными, крепкими, шо те лещетки, руками. Он и приласкает и сладость какую всегда припасет про запас. И если даже пожурит порой, за дело, то не повышая голоса, с улыбкой. Так и хотелось внучку прижаться к деду. От него пахло по особенному. Ароматным тютюном и солнечным теплом. Деда Трохим сгробастает тебя своими крепкими руками, усадит на колени и давай рассказывать о далеких звездах и великих героях-запорожцах, предках черноморских казаков. Деда смешной бывает. Бабулю он называет «мать», а маму — «доня». И вроде всех любит, но только с внуком настоящая дружба у него. Они посвящены в одну тайну, которую не раскроют ни бабуле, не маме, ни даже батьке, да что там, мир не узнает их тайны. И этот мир для них одинаково свеж и загадочен. Не даром говорят, шо старый, шо малый.
Сегодня за вечерней трапезой дед Трохим с внуком хитро подмигивали друг другу и смеялись глазами. На замечание бабули и немой вопрос мамы, не сговариваясь ответили, мол не женских ушей тайна сия. После трапезы, как и следует, помолились, благодаря Господа за хлеб насущный и молча кивнув друг другу головами, пошли к двери, ведущей в сени. «И куды ото понесло, темень на дворе» — попыталась было остановить заговорщиков бабуля, но куда там. Отмахнулся дед Трохим и бросил, выходя их хаты: « Мабуть шапарей рыбалить пийдем, а мабуть ще шо.» И внучок, вторя деду, с серьезным видом добавил: «Дело у нас, бабуля». Улыбнулась хозяйка, головой покачала: «Да и оттож, добре.Внуку и жить интереснее с таким дедом. Да и деду Трохиму умирать не страшно.»
А дед Трохим с внуком вышли с хаты, прошли через баз, оттуда на пологий берег Марты. У деда Трохима лоза виноградная сухая припасена была, да несколько поленьев. Обещал внучку за былые времена, за старину седую побалакать. А какие истории по вечеру, да без костра. От него и дух живой, теплый исходит и красота, хоть смотри не отрываясь. Запалил дед Трохим костер. Сел на тапчан из сухого чакана. Внук рядом примостился, к деду прижался. Тепло, уютно. Тиха ночь над станицей. Белесым туманом подернуты облака, медленно плывущие, как казачьи чайки, меж звездных островков. От легкого дуновения ветерка, камыш шепчется меж собой. Языки костра жадно лижут сухие чурки, выстреливая в темень россыпи темно-красных искр. Лунный диск, как огромный серебристый шар, выкатился из облака-барашка, освещая округу. Словно свободный казачий дух, распростер свои перекрестки безкрайнего пути Чумацкий шлях.
«Деда — негромко спросил внук — так шо там с историей?».
Дед Трохим улыбнулся, потрепал малого по волосам. Неторопясь забил любимую люльку тютюном, запалил от горящей головешки, вдохнул сладкий ароматный дымок, пустил сизое кольцо в прохладный воздух и начал тихим, с хрипотцой голосом:
«Давно это было, внучок. В то время переселились наши предки с Сечи-Матушки на Чорноморию. Пришел с обозом, да хозяйством своим и Михайло Сусло. Старый вояка. . В одном из куреней Чорноморских поселили его. Землицы то вволю давали войску, а вот жизнь поначалу тяжела была. Но с Божией помощью Михайло обжился на новом месте. Хату поставил, мазанку. По причине ран боевых от службы ратной, казачьей отошел со временем.Хозяйство свое приумножил. Было у него, как у казака зажиточного хозяйство доброе. Оженился. Дал Бог им с супругой четырех дочерей.. Но он заботился только о последних трёх и обделял первую.
Четвёртую , последнюю дочь казак любил больше остальных. Одевал её в красивые платья и одаривал дорогими серьгами, да бусами. Михайло баловал и лелеял её.
Третью дочь Михайло Сусло также любил очень крепко. Он очень гордился ею и при каждом удобном случае старался показать её своим односумам, да друзьям. Однако он всегда боялся, что когда-то она может уйти от него, встретив своего возлюбленного.
Вторую дочь он любил тоже. Она была очень внимательна и всегда терпелива. Каждый раз, когда казак сталкивался с трудностями, он обращался к ней за помощью. И она помогала ему пережить тяжёлые времена советами, да делами.
Первая, самая старшая дочь Михайло была очень покладистой и часто жертвовала собой ради того, чтобы в доме царил мир да благодать. Как ни странно, но казак относился к ней совершенно холодно и едва мог уделять ей внимание, хотя она горячо и преданно любила его, своего отца.
Однажды казак слёг. Сказались старые раны. Страдал от тяжёлой болезни долго и вскоре понял, что конец его близок. И тогда он вдруг оглянулся на прожитую жизнь и подумал: «Сейчас у меня есть четыре дочери, но в момент смерти все ли они будут рядом или же я останусь совершенно один. Ох, как я буду одинок…»
И тогда сказал казак своей самой младшей дочери, когда она вошла к нему:
— Я любил тебя больше всех, одевал во всё самое лучшее и лелеял тебя. Теперь, когда я умираю, останешься ли ты со мной, чтобы я не был одиноким в другой жизни?
— Ни за что! — ответила дочь и, не сказав более ни слова, ушла.
Ответ вонзился в самое сердце отца, как острый клинок.
Опечаленный, он обратился к третьей дочери:
— Я так сильно любил тебя всю жизнь и заботился о тебе. Последуешь ли ты за мной в час смерти?
— Нет, — ответила третья дочь. — Жизнь так прекрасна. Как только ты умрёшь, я выйду замуж. Не держи обиды на меня.
От этих слов сердце казака застонало и похолодело.
Затем купец спросил вторую дочь:
— Я всегда обращался к тебе за помощью в трудные минуты, и ты помогала мне. Поможешь ли сейчас, не покинешь ли и ты меня?
— Мне очень жаль, — отвечала она, — но в этот раз я не смогу тебе помочь. Самое большее, что я смогу сделать, это проводить тебя до могилы и похоронить согласно обычаю.
Ответ, как молния поразил казака, и он совершенно сник.
И вдруг в тишине раздался голос:
— Я пойду за тобой. Я пойду туда, куда пойдёшь ты. И я никогда не оставлю тебя.
Михайло поднял голову и увидел свою первую, самую старшую дочь. Она была такой худой и хрупкой, вероятно от регулярного недоедания. Глубоко опечаленный, казак сказал:
— Мне следовало уделять тебе больше внимания, когда я мог это сделать. Я был не прав. Прости.
— Господь простит — ответила таким же тихим голосом первая дочь — И ты меня прости.
«Такая вот история, унучок» — делая паузы между словами, подытожил дед Трохим.
«Даааа — как то уж совсем по-взрослому отозвался внук и сильнее прижался к деду. Дед Трохим ободряюще потрепал малого за плечо: «В действительности, драголюбчик мой, мы все имеем четырёх дочерей при жизни… Все просто.
Четвёртая дочь — то наше бренное тело. Как бы мы заботу о нем не проявляли и не ублажали его, оно покинет нас в час смерти и в прах превратится, откуда и вышло.
Третья дочь — то наше имущество, состояние, все шо нажито. Все шо у хате, на базу. Как уйдет человек в мир иной, всё это непременно перейдёт в другие руки по наследству от отца к сыну.
Вторая дочь — то семья и друзья. Я, ты, батька твой, бабуля, мамка. Как бы они не были к нам близки при жизни, они лишь могут быть рядом в час расставания и проводить нас в последний путь, к нашим пращурам.
Ну а первая дочь — то, что мы не можем увидеть своими глазами. То — душа человеческая. Часто отвергаем мы ее в наших гонениях за мирскими удовольствиями. Но она действительно всегда и везде остаётся с нами. И после, как окончится путь земной, пойдет душа живая в мир вечный, ко Господу на Суд где и будет ответ держать за все соделанное . Но бывает, что люди отрицают существование души, мол не видима она для нас, стало быть нет её. Оттож и корни, шо остаются невидимыми, когда мы смотрим на дерево. Но дерево то за счет корней и питается и живет. А в ком души нэма, то и мертвый еще при жизни то»
Дед Трохим втянул в себя сладковатый дымок тютюна, пыхнул, выпуская колечко. То задержалось на мгновение и расширяясь, теряя четкие контуры медленно стало подыматься в потоках воздуха, пока не растворилось вовсе.
Дед Трохим проводил его задумчивым взглядом. Посмотрел на мерцающие высоко в темном небе звезды, на Чумацкий шлях. Догорающая в костре чурка громко треснула, рассыпая в прохладном воздухе рубины искр. Дед Трохим, оставив мысли, перевел взгляд на внука. Тот, прислонив голову к дедовой груди мерно посапывал.
«Умаялси» — прошептал дед Трохим. Он выбил из люльки остатки тютюна, бережно положил ее в карман бешмета. Аккуратно, чтобы не разбудить внучка, поднял его на руки и неторопясь зашагал к хате. А малой, убаюканный дедовой притчей, крепко спал. И снились ему четыре сестрички, каждую из которых он любил не меньше другой. Но только с первой он еще и дружил.


21.09.2021 год