Боягуз

          А в этом году он боялся ещё и вируса. Шарахался от встречных, страшно нервничал, когда жена нарушала правила. Он всю жизнь старался выполнять правила. Окружающие его не очень любили. Мало кто любит правильных. И особенно осторожных. А он тревожился из-за всего. Поэтому всю жизнь проработал в одном и том же училище. Там давно привыкли к его тревожности. В  другом месте всё  началось бы сначала.

          Он преподавал охрану труда. А перед пенсией поручили  ещё отвечать за охрану труда в училище. Стало  страшнее. Он представлял себе неизбежные проверки, и редкие его волосики вставали дыбом от ужаса. У них в училище почти всё было не по правилам. А хуже всего, что его никто не хотел слушать. Что толку, денег-то нет!

          Зато дети слушали охотно. Дети чувствуют, когда их любят. И любят слушать страшные рассказы. А  он был привязчив, и  рассказов  этих у него накопилось  множество, на каждую тему программы. Например, Денис   не загнал клин в топорище как следует. Размахнулся, а топор со страшным свистом отрубил бедному парню два пальца. Кровь течёт, неотложка  не едет. Потом искали пальцы в опилках, а время шло. Нашли, успели пришить наскоро. Но перепутали порядок. Кошмар! А что стоило проверить, и забить клин как положено?

          Ученики наперебой приводили свои примеры,  время текло незаметно. Его уроков не пропускали, но относились к нему без церемоний. А он боялся, что начальство услышит, и не так поймёт.

          В тот день ему без предупреждения поставили по замене у будущих лесников сразу два урока , и притом последних. Он уже провёл шесть предыдущих, и собирался идти домой, когда лесники  стали заходить. А отказаться не посмел. Хотя там учился самый  безбашенный  Костя Дубинчук, которого он побаивался.

           На седьмом уроке Костя перешёптывался с пацанами. Но не мешал. На восьмой опоздал, а когда разгорелась дискуссия  про  электропилу, по-хозяйски воравлся  в кабинет, размахивая кульком супермаркета Метро.
- Я подобрал под кабинетом тут,- успокоил  он преподавателя.  -  Братва! Кто закусь потерял?

          Хорошо зная Костю,  братва  внимательно  молчала. Костя демонстративно заглянул в кулек.
 - Нет, пирушка отменяется. Вроде мыло хозяйственное! Мама мои трусы таким натирает.
          Группа прыснула со смеху.
- Цыть! - потребовал Дубинчук.- Мыло, а тикает. Слышите?
В тишине явственно слышалось тиканье часового механизма.

- А вдруг бомба? - натурально испугался Костя. Швырнул кулёк на пол и отскочил.
         
          Жена постоянно упрекала, что при любом раскладе он заранее предполагает худшее. В текущем раскладе предполагать было поздно. И уже ни о чем в этой жизни не беспокоясь, он бросился своей несграбной фигурой на тикающий кулёк.

          По законам жанра, перед его глазами должна была   в мгновение ока пролететь вся его  жизнь. Но ничегошеньки не пролетело.

          Чему было пролетать? Неряшливому детству с постоянным ожиданием ремня от отчима? Отроческим издевательствам сверстников?  Неловкой пугливой любви на лестничных клетках? Дедовщине? Дрожи на  вступительных экзаменах, и каждой сессии? Замираниям сердца при хворях жены и детей? Безденежью? Хихиканью жены в преддверии неизбежных несправедливостей?
          Минуя  эту горькую короткометражку, он тупо рухнул на кулёк. Тикало под правым плечом, и мелькнуло в голове, что финал тоже неудачный. И всё.

          Он услышал, как сквозь плотную облачность, с неба ему аплодируют херувимы. И всхлипывающий хрипловатый, похожий на прокуренный голос  старосты, Риты Борщевской:
-Что за театр, придурки? Он жизнь нашу спасал! Откуда ему было знать, что там будильник этого поца? Он настоящий! А ты, Дубина, настоящая сволочь! Ты подонок, Дубина! Танька! Воды! Мигом!