Капкан для Терпсихоры 14

                Глава 14. В которой Владик попадает в переплёт.
                Суббота.

                ***

Владик припарковал микроавтобус «мерседес» у служебного входа в театр и стал ждать. Сегодня ему предстояло отвезти артистов на выступление в поместье. Он не любил дни приемов, потому что суеты было много, хозяева нервничали, гоняя прислугу, а толку от всего этого мало, одна головная боль. Он вздохнул и почесал лоб под форменной фуражкой: еще один атрибут приемного дня! В такие дни по дому лакеи ходили в шитых золотом ливреях и смешных туфлях с пряжками, а ему как шоферу полагался строгий костюм с галстуком и фуражка с кокардой, в которой он чувствовал себя дурак дураком. Но разве будешь спорить с хозяевами?

Владик посмотрел на часы и достал мобильник, чтобы поиграть в какую-нибудь компьютерную игру. Его отвлек от любимого занятия стук в боковое стекло. Водитель повернул голову: возле машины стоял высокий крепкий парень примерно его ровесник в темном костюме и галстуке и смотрел на него требовательным взглядом. Владик опустил стекло.
- В чем дело?
- Капитан Денисов. Полиция. Предъявите ваши документы.
- Я что правила парковки нарушил? – удивился Владик, но полез за документами, потому что незнакомец перед его носом развернул полицейские корочки.
Капитан глянул на бумаги и скомандовал:
- Выйдите из машины!
- Да в чем дело-то?! – начал раздражаться Владик.
Он привык к тому, что к людям в ТАКИХ машинах никто не пристает. Ну что, дурак он что ли, этот капитан? Себе ж дороже связываться! Но взгляд полицейского отливал сталью, а приказ был произнесен таким голосом, что возражать расхотелось. И Владик вылез из машины.

- Берите его, ребятки! – неожиданно произнес капитан, и два дюжих хлопца в полицейской форме, появившиеся как черт из табакерки, мгновенно схватили Владика и вывернули ему руки, щелкнув на запястьях наручниками.
- Вы чё?.. – выдохнул изумленно водила.
- Григорьев Владислав Иванович, - механическим голосом произнес над ним капитан Денисов, - вы задержаны по подозрению в ограблении продуктового магазина в ночь на восьмое сентября. – И добавил, обращаясь к хлопцам: - в машину его и везите в кутузку. Пусть посидит немного в обезьяннике, подумает о своей жизни.
Вяло сопротивляющегося Владика поволокли к полицейскому уазику, припаркованному в двадцати метрах от входа в театр. Вдруг Денисов гаркнул: «Стоять!». Подошел и сдернул с головы задержанного форменную фуражку. Добавил: «Уводите», а сам пошел к машине Влада.

Фёдор уселся за руль, проверил ключи в замке зажигания, порылся в бардачке, посмотрел валяющийся на пассажирском сиденье мобильник с детской компьютерной игрой, отключил его и сунул в карман. Когда все закончится, он, конечно, принесет свои искренние извинения за ошибку Владиславу Ивановичу и вернет телефон. А пока приходилось вживаться в новый образ. Он надел фуражку и глянул на себя в зеркало заднего вида: по росту и комплекции он был похож на Францевского водилу, а в форменной фуражке и подавно.
Из дверей театра вышел Егор в сопровождении еще одного парня и трех девушек. Видимо, в таком составе предполагалось выступление на приеме в поместье. Последней из дверей показалась Варвара с охапкой упакованных в специальные чехлы костюмов. Фёдор округлил глаза от удивления и спросил у садящегося рядом с ним Сотникова:
- А Варежка что, с нами?
- Нет конечно! – ответил артист. – Она только вызвалась помочь костюмы уложить.

Варвара хитро подмигнула брату и стала возиться в багажном отделении, устраивая свою поклажу. Балетная братия суетилась, спорила о том, кто где будет сидеть, кто в каком порядке будет выступать и о прочей ерунде. Фёдор только вздохнул, понимая, что весь этот шум и суета может сопровождать его всю дорогу до поместья. Но поделать с этим он ничего не мог. «Я обычный водитель!» - напомнил он себе и сосредоточился на маршруте, вбивая его в навигатор. Пробки, опять пробки, ёжкин кот, черт их подери!
Тронулись в путь. Пока Фёдор выруливал на большой проспект, Егор тихим голосом, так, чтобы никто больше не услышал, говорил:
- Федя, когда приедем, ты пройдешь вместе с нами в дом, якобы помогая нести костюмы, но в машину не вернешься. Мы с ребятами пойдем развлекать публику. Выступление планируется в парке, на свежем воздухе. Поэтому в доме никого не должно быть. Хозяева и гости будут смотреть на нас, а прислуга будет суетиться вокруг них. Ты в это время постараешься найти Аниту в этом доме. В западном крыле есть большой белый концертный зал. Мы зимой там выступаем. Думаю, что именно в нем репетирует Аня. Это на первом этаже. Ее комната должна быть где-то рядом. Вряд ли ее для репетиций водят по всему дому. Это не разумно, да и просто опасно.
- Понял, - проронил Фёдор, не отрывая взгляда от дороги.
- Найдешь Аню и спрячешь ее в машине. В твои водительские обязанности все равно входит доставить артистов после концерта домой. Главное найти Аниту, и чтобы она не сильно перепугалась.
- Не волнуйся. Все будет нормально.

                Прошлой весной.

Зима еще злилась, вьюжа и заметая снегом улицы города, разгоняя по домам спешащих в тепло прохожих, доводя до белого каления коммунальные службы, сражающиеся с непрерывно растущими сугробами. Еще не успели стихнуть сплетни и пересуды в стенах театра «Кабриоль» после исчезновения Марты, как Леопольд Теодорович, проконсультировавшись с известным профессором-психиатром, повез свою жену в Швейцарию.
Там она и провела конец зимы и большую часть весны в маленькой, частной клинике, расположенной в живописном месте на склоне горы. Вернулась Эвелина лишь в середине мая, когда окружавший дом парк покрылся свежей зеленью и вовсю благоухала сирень, наполняя воздух божественным ароматом.

Эвелина в накинутом поверх пижамы халате, с растрепанными волосами, с неподвижным, словно маска лицом, стояла у окна спальни и смотрела на расстилающиеся под окнами аллеи парка. Вечнозеленые деревца, подстриженные и аккуратные, словно солдаты на параде выстроились вдоль песчаных дорожек. На клумбах яркими кляксами пестрели нарциссы и тюльпаны. Но вид пробуждающейся после долгой зимы природы не радовал хозяйку дома. Взгляд ее был тусклым, а губы бледными, с опущенными вниз уголками.
- Я умираю, Нюша, - произнесла она тихо подошедшей сзади подруге, - медленно, но необратимо умираю…
- Ну, зачем ты так говоришь, Эва! – попыталась возразить Нюша.
- Я чувствую, как от этих таблеток мысли в моей голове еле шевелятся, а все чувства засохли и атрофировались. Я как насекомое, забившееся в складку коры и впавшее в анабиоз на время холодов. Вроде еще не умерла, но жизнью это жалкое существование назвать нельзя.

Нюша встала рядом и сочувственно погладила Эвелину по плечу.
- От меня осталась одна оболочка, - продолжала Эва бесцветным голосом, - а внутри вязкая пустота. Зачем мне такая жизнь, Нюша?
Наконец она повернулась от окна и бросила полный невыразимого страдания взгляд на маленькую женщину.
- Доктор сказал, что количество лекарств можно будет постепенно уменьшать, - неуверенно пробормотала Нюша, словно именно она была виновата в том, какой стала ее подруга.
- Он соврал. Просто заменит препараты на более сильные. Эти лекарства вымораживают душу, опустошают мозг. Это уже не я, а мумия или манекен. Я так больше не хочу, лучше умереть…
- Не говори так, Эва! Твои слова разрывают мне сердце.
- Тогда помоги мне, Нюша.
Черные глаза взглянули на наперсницу с тоской и отчаянием, но в них тут же мелькнул слабый отблеск надежды, потому что Нюша кивнула седой головой:
- Конечно, Эвочка, для тебя я все сделаю, абсолютно все, только скажи, что именно надо сделать!
- Я больше не буду пить лекарства, но ты не говори об этом Лео, а то он расстроится и начнет меня уговаривать, давить своей любовью и заботой. Постепенно действие препаратов сойдет на нет, и я снова оживу. А ты пока сделаешь для меня одно дело.
- Какое?

Подруги отошли от окна и присели рядышком на изящный диванчик в углу. Дневной свет с трудом проникал в комнату сквозь плотные занавески и совсем не добирался туда, где устроились дамы. В мягком сумраке Эвелина шептала на ухо своей наперснице:
- Найди мне, Нюша, колдунью, ведьму, но только настоящую, не из «Битвы экстрасенсов». Такую, чтобы точно умела обращаться с тайными силами. Из- под земли ее достань, но найди. Я душу готова продать, лишь бы внутри меня снова потекли весенние соки. Поняла меня?
Нюша испуганно сжалась, втянув голову в плечи, но все-таки кивнула, соглашаясь.
- Там в клинике, в Швейцарии я много читала, больше нечем было заняться. Так вот, в умных книгах пишут, что в прошлом были тайные обряды, способные наделить человека тем, чего он не имел. Например, труса такой обряд наделял храбростью; урода превращал в писанного красавца; глупца делал мудрым. Найди мне ведьму, способную вернуть мне молодость. Нюша, ты моя единственная и самая верная подруга. Кроме тебя мне довериться некому. Если ты не сможешь найти такую колдунью, то мне лучше умереть. И ты мне в этом поможешь, если не хочешь, чтобы я и дальше страдала.

Нюша вытаращила на Эвелину расширенные от страха глаза, сглотнула застрявший в горле комок, но кивнула. Лицо ее было бледным, а пальцы рук, вцепившиеся в ладонь подруги, казались холодными, как лёд.
- Ты поможешь мне, Нюша? – спросила Эва, неотрывно глядя в светлые, почти бесцветные глаза приживалки.
- Попробую… Главное, чтобы Леопольд ничего не узнал.
- Он не узнает, - качнула головой Эвелина. После этих слов ей показалось, что сумрак в комнате стал рассеиваться, будто прячущееся за плотным покрывалом облаков солнце наконец выглянуло из своего укрытия.

                ***

После этого разговора Нюша исчезла на две недели. На вопросы мужа куда делась приживалка, Эвелина отвечала, что уехала по семейным делам. Каким семейным делам, удивлялся Леопольд, если семьи у нее нет? Но Эва была спокойной и умиротворенной, все больше сидела в своей комнате за книжками, поэтому отсутствие Нюши особо никого не беспокоило.
В первых числах июня хозяин поместья улетел по делам в Барселону. Вернулась Нюша, и они тут же с Эвелиной стали собираться в дорогу. Чтобы скрыть свои намерения от домашних, не стали пользоваться услугами персонального водителя, отправились в дальнее путешествие на поезде.

До вокзала ехали на такси. Привыкшая к личным автомобилям и самолетам, Эва с опаской осматривалась и даже принюхивалась к необычным запахам в купе современного двухэтажного поезда. Предусмотрительная Нюша купила сразу четыре билета, чтобы ехать с подругой в отдельном купе.
Убаюканная перестуком колес под мерное покачивание вагона, Эвелина проспала почти всю дорогу до небольшого городка в Вологодской области. Вышли на перрон ранним утром, зябко поёживаясь и кутаясь в кофты в рассветном сумеречном мареве.

Сонная Эва с вялым интересом наблюдала, как ее подруга деловито договаривается с водителем местного такси, чтобы довез их до какой-то отдаленной деревни. Водитель, пожилой грузный мужчина в засаленной джинсовой куртке, долго отказывался, но согласился, не устояв против щедрого финансового предложения. И подруги, вздыхая и охая, разместились в стареньком неудобном жигулёнке.
Двадцать километров по ухабистой проселочной дороге показались подругам вечностью. Древняя «копейка» дребезжала и подскакивала на каждой кочке, подкидывая к потолку пассажиров на заднем сиденье. Эвелина Павловна, вцепившись обоими руками в жесткое кресло, подумывала выйти и идти дальше пешком, только бы не вытряхивать душу в этой таратайке. Но тут таксист притормозил на пригорке и заявил:
- Приехали. Деревня Лихоманка, как заказывали.
- Лихоманка? – удивилась Эва, выбираясь из машины и потирая поясницу и бока. – Ну и название. Не лучше ли было назвать Захолустье или Край Света?

Получив плату, водитель на машине быстро развернулся и, поднимая за собой облако пыли, унесся в обратную сторону. «Копейка», как норовистый жеребенок, подпрыгивала на кочках, вскидывая зад и рыча глушителем.
Деревенька оказалась совсем маленькой, в пять домов, что уместились с заборами и хозяйственными постройками на вершине невысокого холма. Нюша решительным шагом повела подругу в самый крайний дом, серую от времени, но крепкую и просторную избу.
Их встретила хозяйка Валентина Ивановна, кругленькая голубоглазая старушка в белом платочке на голове и резиновых калошах на ногах. Старомодное платье из вылинявшей материи, да вязанная кофта с заплатками на локтях дополняли портрет хозяйки избы.
- Мы тут передохнем, пообедаем, переночуем, а завтра поедем обратно, - сообщила Нюша.
- А эта бабушка и есть та самая колдунья? – спросила Эва шепотом, прижав губы к уху подруги.
- Нет. Это просто хозяйка, согласившаяся нас приютить ненадолго. А колдунью зовут Алевтина и живет она за речкой. И придется тебе, Эва, идти к ней одной.

Нюша по-хозяйски уверенно прошла в сени и, поскрипывая половицами, поднялась по лестнице в жилое помещение. Эва с опаской шла за ней. Дом оказался большим, просторным, разделенным на две половины – зимнюю и летнюю. В зимней, где красовалась белеными боками настоящая русская печь, на серых бревенчатых стенах были развешаны пожелтевшие от времени черно-белые фотографии в деревянных рамках. Круглый стол встретил их чистой белой скатертью и накрытым к приезду гостей нехитрым деревенским угощением: тарелка со стопкой румяных золотистых блинов, миска с домашним творогом, да крынка со свежей сметаной и банка молока.
- Садитесь, гости дорогие, - засуетилась хозяйка, доставая чашки и чайник, - кушайте, пока не остыло.

Но Эва только помотала головой. Похоже, весь аппетит из нее вытрясло за долгую ужасную дорогу. Кроме того, ее немного мутило от непривычных запахов, исходивших со всех сторон: от тканых половичков, устилавших дощатый пол, от банки с парным молоком на столе, да и от самой хозяйки. Старая заплатанная кофта старушки, как необычный букет духов, сконцентрировала и носила с собой запахи огорода, в котором с утра до ночи трудилась Валентина Ивановна, коровы и козы, живущих в подклети этого же дома, колодезной воды и горящих в печи дров.

Эва отказалась от завтрака не столько потому, что не была голодна, сколько из брезгливости. Все в этом доме казалось ей невероятно грязным. Отправив Нюшу к таинственной Алевтине договариваться о встрече, она прилегла на скрипучую железную кровать, покрытую покрывалом с кружевным подзором ручной работы. Подзор был красивым, но очень старым, местами с дырками, местами залатанным. Она задремала, едва голова коснулась мягкой подушки.

Ближе к вечеру сидя за столом и попивая на удивление вкусный чай с травками, Эвелина слушала рассказ Нюши о колдунье, а хозяйка, молчаливой тенью скользившая по дому, только бросала на них любопытные взгляды хитрых голубых глазок.
- Алевтина эта ведьма в пятом поколении, - рассказывала Нюша. – Сколько ей лет не знает никто. Вон Валентина Ивановна утверждает, что та уже была старухой, когда она, Валентина, в невестах ходила, то есть лет пятьдесят назад.
 
Эвелина покосилась на хозяйку, а та, явно прислушиваясь к разговору, только молча кивнула.
- И мать, и бабка, и прабабка Алевтины были ведьмами. Их побаивались, но в случае чего шли к ним за помощью, потому как лучше их никто не знал лечебные травы и заговоры. В основном они знахарством занимались, недужных лечили, но, как говорят, не брезговали и приворотом, и черным глазом. Про саму Алевтину сказывают, что в молодые года была она влюблена в местного кузнеца, даже замуж за него собиралась. Но отговорили парня родные, не дали связаться с ворожеей. Женился он на девушке из соседней деревни, из хорошей трудолюбивой семьи. А Алевтина прям на свадьбе их и прокляла до четвертого колена. Так за один год жена кузнеца померла в родах, отец его был зашиблен деревом, когда лес валил, мать утонула, свалившись в колодец, дед с бабкой от старости умерли, братья и сестры тоже всяк не совей смертью на тот свет отправились раньше времени. А сам кузнец чуть в кузнице не сгорел, когда внезапно пожар случился. Жив то остался, да ослеп. Так и прожил инвалидом до конца своих дней.

А Алевтину с тех пор стороной обходят. Вот только все равно шастают к ней те, кто жаждет судьбой своей управлять. Только для этого приходится к темным силам обращаться. А это уже по ее части, Алевтининой. Рябую девку, которую замуж никто не брал, Алевтина ворожбой своей в настоящую красавицу превратила. Мужика одного, помиравшего от неизлечимой болезни, буквально с того света вернула. К ней ходят и для того, чтобы богатство накликала, врагов извела, мужа в семью вернула. Она никому не отказывает, только плату берет немалую. Со мной она про деньги говорить отказалась, сказала, что лишь после разговора с тобой определится с оплатой. Так что, Эва, как стемнеет, пойдешь к реке, перейдешь мостки, да сразу ее дом и увидишь. Она тебя ждать будет.
- А почему тебе со мной нельзя? – спросила Эвелина, испытывая понятный страх.
- Не знаю. Только она сказала, чтобы ты одна пришла.
 
                ***

Эвелина шла по проселочной дороге, ведущей к реке, ступая осторожно, словно боясь, что утрамбованный песок под ногами вдруг провалиться и она полетит в черную бездну. С опаской озираясь по сторонам, она видела раскинувшиеся за деревенскими домами поля, засеянные какой-то травой и радостно зеленевшие. Впереди дорога сужалась и, превратившись в обычную хоженую тропу, заканчивалась простеньким деревянным мостиком, перекинутым через неширокую речку. А за рекой раскинулся лес…

Неуверенные шаги путницы проскрипели по деревянным мосткам. Бросив взгляд вниз на быстро текущую воду под ногами, Эвелина невольно вздрогнула: вода была темной, черно-коричневой и во многих местах закручивалась мелкими воронками-водоворотами, вспениваясь желтоватой пеной по краям. Не иначе речка эта вытекала из обширных торфяных болот, что мелькали за окнами машины, когда Нюша с Эвой ехали в деревню. Постояв на мосту, вдыхая запах воды и вслушиваясь в журчанье быстрых струй, Эвелина отправилась дальше.

Перейдя речку, остановилась в растерянности: ее окружал дикий густой лес, полный таинственных и пугающих звуков и шорохов. Где же тут дом колдуньи? Она сделала еще несколько шагов по тропинке и деревья, высившиеся перед ней лесными великанами-стражами, вдруг расступились, и на открывшейся взору опушке обнаружилась небольшая избушка под покрытой лишайником крышей.
Избушка была очень старой, но весьма живописной. Так и казалось, что достаточно свистнуть и сказать: «Повернись ко мне передом, к лесу задом!», как она поднимется на мощные куриные лапы и, поскрипывая серыми от времени бревнами, послушно развернется. Вспомнив замечательные киносказки из собственного детства, Эвелина улыбнулась, расправила плечи и решительно толкнула хлипкую калитку в невысоком покосившемся заборе.

В маленьком окошке горел тусклый свет. Эвелине пришлось наклониться, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, открыв скрипучую дверь. В небольшой комнате у стены стоял длинный дощатый стол с лавкой, покрытой половиком. На столе горела одинокая свеча в глиняной плошке. У печи на полу лежала кучка березовых поленьев и стояла прислоненная к боку печи кочерга. В углу громоздился огромный старинный сундук, в котором легко мог спрятаться взрослый человек. Под потолком, на стенах висели, распространяя дурманящие запахи по всей избе, пучки сухих трав и кореньев. На полках рядами стояли банки и баночки с непонятным содержимым. Но комната была пуста.

- Эй, есть кто живой?.. – робким шепотом произнесла Эвелина.
Ей никто не ответил. Но тишина, заполнившая избушку, показалась Эве зловещей. Она невольно поёжилась и осторожно присела на лавку у стола. Где же хозяйка? Прождав минут пять, показавшиеся очень долгими, гостья взяла со стола свечу и отправилась на ее поиски.
В углу за печкой обнаружилась дверь, вернее дверной проем в соседнее помещение, закрытый ситцевой занавеской. Только Эвелина протянула руку, намереваясь отодвинуть занавеску, как та вдруг откинулась сама, и Эва нос к носу столкнулась с хозяйкой – древней маленькой старушкой, но такой страшной, что мурашки поползли по спине гостьи.

Немытые седые космы покрывали голову старухи, закрывая часть лица. Из-под них выступал вперед массивный нос с горбинкой, нависая крючком над острым подбородком с большой бородавкой. Маленькие черные глазки смотрели на Эвелину из-под кустистых седых бровей подозрительно. Правое плечо было выше левого, а из-за него торчал горб. «Баба-Яга – ахнула про себя Эвелина, - настоящая баба-Яга!»
- Явилась все-таки? – произнесла старуха скрипучим голосом и задребезжала противным смехом, обнажив во рту пеньки гнилых зубов. – Ну иди, садись за стол. Рассказывай.

Эвелина покорно вернулась к столу и села, вернув свечу на ее привычное место. А старуха достала откуда-то маленькую каменную ступку и принялась растирать в ней горстку мелких черных семян неизвестного Эвелине растения. Пестик в руке старухи ритмично поскрипывал и позвякивал о бока ступки, нарушая зловещую тишину, но в то же время успокаивая всколыхнувшуюся в душе гостьи тревогу.
- Какая беда привела тебя в мой дом? – спросила Алевтина.
- Я смерти боюсь, - пробормотала Эва неуверенно, как не выучившая урок школьница перед учителем.
- Ха-ха, - презрительно хохотнула хозяйка, - тоже мне невидаль! Все смерти бояться, пока не состарятся и не одряхлеют. Когда тело совсем негодным для жизни станет, вот тогда смерть желанной покажется. Не боись, красавица, старость твоя не за горами.
- Вот ее-то я боюсь еще больше, старости этой! – воскликнула Эвелина, схватившись рукой за край стола и подавшись всем корпусом к старухе.

Движения скрюченных пальцев с покрытой морщинами кожей замедлились, а маленькие черные глазки взглянули на Эву пристально. Появилось ощущение, что на нее смотрят сквозь оружейный прицел. Эвелина опустила глаза.
Вдруг старуха отложила пестик и схватила со стола свечу, резким неожиданным движением поднеся ее к лицу гостьи. Та в испуге отшатнулась.
- Не боись! – повторила хозяйка, сверля Эвелину маленькими черными глазками. – Красивая ты, и правда. Жаль такую красоту отдавать на растерзание земляным червям.
- Жаль, - кивнула Эва, с трудом проглотив застрявший в горле ком страха.
- Вижу тебя насквозь, красавица, - бормотала старуха, - все твои страсти, все грехи. А грехов-то накопила мнооого, ох, много!

Алевтина неприятно хохотнула, но свечу отставила на стол, снова принялась растирать в ступке черный порошок. За темным окном в глубине леса заухала сова.
- Разве ты мало радовалась в своей жизни? Ведь отмерено тебе было с лихвой красоты, ума, таланта, любви мужчин и ревности женщин. Не устала еще от такой жизни?
- Нет, не устала. – Честно призналась Эва. – От этого устать невозможно.
- И то правда, - согласилась старуха. – Значит молодость свою вернуть хочешь.
Слова прозвучали не как вопрос, а как утверждение. Чувствуя, что этой бабе-Яге врать нельзя, просто опасно, Эвелина кивнула.
- А есть такая возможность? – робко, шепотом спросила она.
- Возможность то есть, всегда есть. Вот только плата может быть не по карману.
Эвелина встрепенулась и затрясла головой, растрепав черные длинные волосы.

- Я заплачу любую сумму, какую только назовете! Только верните мне молодость.
- А на кой мне твои деньги?! – захохотала ведьма таким громовым хохотом, что Эвелина съежилась, втянула голову в плечи. Померещилось, что вместе с хозяйкой демонически захохотал весь дом, даже банки со снадобьями на полках хохотали, позвякивая стеклянными боками. – Зачем мне в глухом лесу твои деньги, красавица? Разве что печь ими топить. Так дровами-то топить выгоднее: горят дольше, тепла от них больше. Так что деньги мне твои ни к чему.
Вдруг испугавшись, что эта старуха-ворожея откажет ей, Эва засуетилась, словно хваталась за соломинку.
- Если деньги вам не нужны, я могу сделать для вас все, что хотите. Хотите, новую избу поставлю? Хотите, куплю вам дом в другом месте, даже в другой стране, на теплом море?
- Ух ты, какая щедрость! – забавлялась старуха, наблюдая за гостьей. – Но мне и здесь хорошо. Я в этом лесу родилась, здесь и помру. Вот только смерть ко мне дорогу забыла.

Старуха вздохнула, и в этом вздохе Эва уловила тоску и печаль. Неужели настоящей колдунье, повелевающей темными силами, есть о чем печалиться? А Алевтина отложила в сторону ступку и пестик, присела на лавку напротив гостьи, опустив седую лохматую голову.
- Тяжко мне красавица свой долгий век доживать, ох тяжко! Триста лет живу на свете, а жизнь все не кончается. Это ты в жадности своей и глупости за жизнь уходящую хватаешься, потому как еще можешь наполнить ее, эту жизнь, смыслом. А в моей жизни смысла давно уже нет, но и смерти нет. Потому что у меня, ведьмы потомственной, наследников нет, некому передать силу свою и мастерство. А без этого на тот свет меня не пускают, закон такой.

«Триста лет! - охнула про себя Эвелина и с плохо скрываемой завистью и любопытством уставилась на собеседницу. – Мне столько не надо. Мне и половины бы хватило».
Алевтина долго молчала, погрузившись в раздумья, пока гостья с интересом следила за игрой теней на ее уродливом лице. Вдруг старуха вскинула не нее вспыхнувшие странным огнем глаза и, качнувшись всем телом навстречу, спросила:
- Станешь моей преемницей? Тогда научу, как молодость вернуть.

Мурашки побежали по спине Эвелины. От страха и предчувствия чего-то невероятного, головокружительного онемели ноги. Она бы упала, если бы не сидела на жесткой лавке напротив колдуньи. Язык прилип к нёбу, губы свело судорогой, так сопротивлялось тело страстному внутреннему желанию. Но старухе, видимо, слова были не нужны. Она протянула руку и схватила Эву за запястье, словно защелкнула на нем браслет наручников.

- Возьми мою силу, красавица, а как ей распоряжаться, я тебя научу! Согласна?
Испытующий взгляд черных маленьких глазок проникал в самые глубины души, наполнял каждую клеточку тела. И от этого взгляда Эвелина теряла волю. Что-то внутри ее слабо пискнуло, сопротивляясь: «Нет!» Но тоненький голосок быстро затих, растворившись в странном, нарастающем с каждой секундой гуле. Этот гул, казалось, шел из глубины земли, из-под черного колдовского леса, из-под мутной реки, собирающей свои воды с бескрайних торфяных болот, и проникал в ее тело через жесткую, как птичья лапа, руку старухи, держащую ее за запястье.

Эвелина трудно сглотнула тугой комок в горле и медленно кивнула. Тень улыбки мелькнула по уродливому лицу хозяйки, жутковатый огонь в глазах погас.
- Вот и славно, красавица, - удовлетворенно вздохнула старуха, - вот и договорились. А молодость вернуть не сложно. Вот, подпиши здесь.
Старуха невесть откуда достала и подпихнула к гостье большой лист бумаги с каким-то текстом. Лист напоминал старинный папирус. Словно загипнотизированная взглядом пронзительных черных глаз колдуньи, Эвелина подписала непонятную бумагу гусиным пером, макнув его в маленькую стеклянную чернильницу. Ей показалось, что это была подпись под договором с самим дьяволом. А старуха продолжала говорить, не умолкая ни на секунду.

Эвелина, ощущая невероятную слабость во всем теле, точно она только что поднялась на высокую гору собственными ногами и рухнула от усталости, сидела на лавке, привалившись к столу и внимала каждому слову ведьмы. А та говорила тихим, проникновенным голосом доброй бабушки, поучающей внучку.
- Ее просто надо взять у другого человека. Ты девочку-то ту с васильковыми глазами почем зря закопала. – Эвелина вздрогнула от ужаса: откуда старуха знает про Марту? – Надо было молодость-то ее себе и забрать. Чего добру пропадать? В древности люди умнее были, знали, как чужую силу себе взять. Победил храброго и сильного врага – забери его храбрость и силу, пока они не ушли, как вода сквозь песок. Только сердце надо вовремя из груди вынуть и съесть, да слова правильные при этом произнести. И с молодостью и красотой так же. Молодость, она с кровью по жилам течет, румянцем щеки наполняет, в сердце от радости и счастья пульсирует. Возьми эту молодую кровь, и получишь вместе с ней молодость.

Глаза Эвелины так расширились от ужаса и изумления, что превратились в блюдца.
- К-кровь пить?.. – еле выдавила из себя она.
- Пить не обязательно, - мотнула седыми лохмами ведьма, - хотя, когда с молоком, особенно парным, можно и пить. Достаточно окунуться в эту кровь или вылить ее на себя. А правильным словам я тебя научу. Я тебе книгу дам, где все записано.
Старуха встала и, потирая больную поясницу и покряхтывая, сняла с полки какую-то книгу в старой, потрепанной кожаной обложке, явно помнящей многочисленные руки предыдущих владельцев и чтецов. Раскрыла первую пожелтевшую от времени страницу. Эвелине показалось, что это вовсе не бумага, а пергамент, древний как мир пергамент.

Старуха стала водить скрюченным пальцем по написанным от руки выцветшими чернилами строчкам и что-то бормотать. Вдруг откуда ни возьмись в закрытой комнате возник поток воздуха и в нем закружились, полетели по комнате какие-то сухие стебельки и листочки, зашуршали, заколыхались под потолком пучки трав, добавляя свой многоголосый шепот к таинственному бормотанию старухи. Зловещей паутиной зашевелились на голове у Алевтины седые космы. И тут Эвелина, не вынеся всей этой чертовщины, закатила глаза, качнулась и рухнула с лавки на пол. Непроницаемая черная ночь навалилась на нее в удушающем объятии и наступила темнота.

… В себя пришла Эвелина только утром, когда солнечные лучи решительно пробрались сквозь густые еловые ветви и рассеяли мрак. Эва с трудом разлепила веки и увидела над собой встревоженное лицо старой подруги.
- Где я, Нюша? – прошептала она еле слышно.
- Ой, наконец пришла в себя! – всплеснула руками наперсница, и бледное лицо ее расцвело радостной улыбкой. – Как ты? Болит что?
- Нет, ничего не болит.
Эвелина поднялась с огромного старинного сундука, на котором лежала, укрытая пестрым лоскутным одеялом, и осмотрелась по сторонам. Та самая комната со столом и пучками сухих трав под потолком в утреннем свете выглядела жалко и убого.

- А где хозяйка? – спросила Эва.
- Да кто ж ее, ведьму эту, знает! Я тебя ждала, ждала, спать не ложилась. А в душе тревога все нарастала, так что я не выдержала и ближе к утру сама побежала в этот лес. Меня хозяйка Валентина Ивановна отговаривала, говорила, что опасно это, по ночам в лес к Алевтине соваться. Но я ж за тебя, Эвочка, так боялась, что поджилки тряслись. Думала, вот старая дура, послушалась тебя и до беды довела. Случись что с тобой, я ж себе никогда не прощу! А Леопольд меня просто убьет, и правильно сделает. Мне тебя охранять, оберегать от всякой беды надо, а я…

Нюша суетилась вокруг подруги, то пытаясь причесать ее растрепавшиеся волосы, то застегивая пуговицы на ее кофте, то просто ласково поглаживая ее руки. От этой суеты в глазах Эвы зарябило. Она оперлась рукой о сундук и тут же отдернула руку, нащупав что-то непонятное. Это оказалась книга в коричневой кожаной обложке. Та самая книга…
- Пойдем отсюда, Эвочка, - уговаривала ее Нюша, помогая подруге встать и поддерживая ее на каждом шагу. – Чует мое сердце, что не надо было сюда приезжать. Плохое это место, гиблое. Послушалась тебя, дура, пошла на поводу…
- Помолчи! – поморщилась от этой неустанной болтовни Эвелина. – Голова от тебя болит. Возьми книгу и пойдем.
- Ой, не стоит ничего брать из дома ведьмы, - замахала руками в испуге Нюша. – Плохая примета, говорят.
- Господи, какая же ты трусиха! – Эвелина смерила подругу презрительным взглядом. – Мало того, что бездарной актрисой оказалась, так еще и трусиха. Всего боишься, за мою спину вечно прячешься. Тьфу! Возьми книгу и пошли. Что-то сил совсем нет, словно после тяжелой болезни.
- То-то меня и пугает…
- Заткнись уже, Нюша!. Теперь все будет по-другому. Теперь нам бояться нечего. Главное береги эту книгу, как зеницу ока.

Они вышли из избушки и медленно побрели в сторону деревни. Эвелина с каждым шагом чувствовала, как силы возвращаются к ней, причем силы необыкновенные, новые, доселе неведомые. Она распрямила спину, развернула плечи и, вырвав из рук подруги книгу, пошла упругим быстрым шагом по тропе, прижимая бесценный подарок к груди. Нюша семенила следом.

http://proza.ru/2021/09/21/370