Всегда

После сообщения о скором звонке в комнате тут же началась уборка. Кровать застилалась, мусор выкидывался, пыль вытиралась... Она позвонила, и я осознал, что всё оказалось бессмысленным. Ночью разговоры сменились сном, я думал о завтрашней встрече, ощущая маленькую боль в груди.

Оставалось тринадцать часов.

Я вышел из дому пораньше — ну, или пораньше, чем нужно — гулял по пустому, без птиц, умеревшему городу. Я шёл по знакомым проспектам, я слушал знакомую музыку, вставал у мемориальных табличек, и скука царапалась в сердце — терпеть оставалось ещё пять часов. Вернувшись к площади с парком, я встал. С холодною точностью Исаакия колокол дозванивал песню. Вокруг всем как будто бы было плевать. Фотограф на свадьбу, повсюду ограда, потоптанный куст, пирог ароматный, ребёнок без чувств и прохлада, нерадостный, тускленький, серый, разлитый случайным прохожим песок на дорожках, ведущих к газону, а рядышком лавочка, на ней пожилые: открыли две баночки... Вот здесь до утра мы играли тогда в города. Дамаск и Киров, Вышний Волочёк, Кисмайо и, в конце концов, Отрадное. Погода похожа на тогдашнюю, но солнце в то утро ещё восходило, и луч, мимоходом прошедший по коже, почти что не грел, затем заставляя поёживаться. Сейчас не тепло и не холодно, но ёжишься так же — от скуки. Осталось четыре часа.

Несложным маршрутом я дошёл до Коломны — до места, в котором мне нечего вспомнить. Хорошие домики, между ними разбиты пустынные дворики; нигде нет людей, как будто бы ночью; над улицей зря наклонился фонарь; здесь голуби дикие — им нечего пить — в соседней аптеке жуют аспирин. А я здесь гулял в забытьи.

Когда-то в июле смотрел подалёку картины приятельницы. Тогда же придумалась строчка: «Смотрю на тебя, поедая билеты в трамвае». Сидел я при этом в автобусе и смотрел — на кондукторшу. Строчка — обычная, строчка — скучная, а прихожу в Коломну и всегда вспоминаю. Хотя ни одна, ни тем более со мной она не ходила в Коломну. Но я здесь как будто бы чувствую её. А живопись как-то забылась, хоть были там сказочные феи, фантазии леса, как в снах... Осталось ещё три часа.

Мне надоело в Коломне, ведь тут, кроме Блока, совсем ничего не найти, в квартиру-музей Александра я не сходил и даже не смог познакомиться лично. Поэтому, быстро дойдя до метро, сев в поезд, я ездил по ветке туда и сюда. Впереди ещё целых два с половиной часа...

В метро я решил почитать книгу — какую-нибудь. Конечно, я открыл повесть «Сашка» Вячеслава Кондратьева. Я слышал, что эта книга лучше и войны, и мира, и даже Толстого, что написана она ни на кого не похожим стилем. Прочитал. Ну, зато ждать осталось всего полчаса.

Я на Чернышевской. Очень люблю это место. Напиши, если вдруг опоздаешь. Здесь за каждым домом что-то запрятано во дворе. Хорошо. Здесь спокойно — особенно летом, весной, особенно с ней. Всё нормально? Люблю, люблю это место... Да, всё в порядке. Хорошо, тогда я жду тебя.

Распахивают двери женщина, мальчик, мужчина, она, пятиминутно опоздавшая, в лёгком плаще, сосредоточенно улыбающаяся, вернувшая городу полноту.

— Привет, — и я отвечаю тем же, — Как твои дела?

Во сне, сегодня ночью, я был в воде один, захлёбываясь и утопая, теперь совсем уж засыпая. Я думал: «стой, стой, стой» — но покинул тело, и в донной темноте я ясно это понял. Вот такие дела — обречённые, обволакивающие, заполняющие от глаз до пят.

Помню немного — всего несколько слов бордового цвета, с оттенками солнца. Мы брались за руки, и на них скукожившись росли цветы. Ты заглядывала в мои глаза и видела в угасающем человеке что-то мятущееся. Спасибо, спасибо...

Солнце уже садилось, а люди ещё только ловили маршрутки с работы. До расставания осталось немного времени — два часа, может быть, два с половиной.

Сидя на парковой скамейке, я ощутил медленное дыхание на плече, насчитал пятнадцать чужих ударов пульса за десять секунд. Мне уже никуда не хотелось уходить. Я что-то говорил о книгах, ругал «Гранатовый браслет» Куприна за его розовость, а затем ещё розовее говорил о собственных чувствах.

Под жужжание комаров мы плелись по полупустым улицам, смотрели на закрывающиеся лавки, уже никуда не заходили, только иногда останавливаясь посидеть. Так мы доковыляли до школы с футбольной площадкой.

На площадке яркой звёздочкой мелькало стёклышко от разбитой бутылки, и покатилась шаром чёрная тень собаки или волка. Это наше общее место. Осталось пятнадцать минут. Пятнадцать наших минут.

Меня обнимали за плечи родные руки, и на язык ложился груз несказанных слов. Можно было выбирать. Мы молчали. И поняли, что это хорошо.

Мы дошли до станции, спустились, поднялись, снова спустились, переглянулись, перемигнулись, засомневались, улыбнулись, встали и очень обнялись. И каждая наша встреча кончается поездом, поцелуем и полюбившимися глазами.