Василий Розанов и головная боль

Какое-то невыносимое противоречие. Берёшься за Розанова — и сложно вообще понять, что писать по итогу. Это писатель, изучая которого, чувствуешь прогрессирующую головную боль. На каждый вопрос у него по три мнения, противоречащих друг другу приблизительно во всём. Сначала пишет антихристианскую книгу, затем христианскую, после чего с новыми силами берётся за антихристианскую книгу и всё ещё недоволен. Розанов всё время мечется между любовью и ненавистью к евреям; и мечется так, что вообще непонятно, можно ли зафиксировать его состояние в конкретную секунду. И, судя по всему, прийти к однозначной точке зрения на Розанова нельзя. Поэтому скажу сразу: я люблю Розанова как писателя, ненавижу как философа, уважаю как публициста.

Почему же Розанова легко возненавидеть как философа? Потому что некоторая часть его взглядов архаична, неприменима к жизни. Была архаична, неприменима к жизни она и при жизни писателя. Потому что он вовсе и не философ в привычном понимании. На заявление «Я последователь философии Розанова» стоило бы отвечать вопросом «Какого из Розановых?», потому что человек этот сам не мог понять, что из его взглядов — истина, а что — нет. Розанов более всех нападал на литературу, но сам был, наверное, одним из самых известных графоманов в истории; притом довольно трудно понять, плоха ли в данном случае графомания вообще.

Но из всех его бесчисленных недостатков формируются и все его многочисленные достоинства. Розанов произвёл революцию в искусстве, ведь, в сущности, его литература переходит из временных видов искусства в пространственные. Его книги — это, если хотите, здание или скульптура. Допустим, он говорит о Христе, и в таком случае Розанов возводит удивительную, красивую статую Христа. Но эта статуя красива только спереди. Поверните её на 180 градусов, и она будет уродлива, её будут покрывать черви и тараканы. А если сделать ещё один аккуратный поворот на 90 градусов, то мы увидим нечто совсем иное, неожиданное и новое.

Форма Розанова — это и есть головная боль, ставшая текстом. Это лихорадочное состояние мысли человека, мечущейся из одного угла в другой и так и не находящей себе места в комнате. Бесконечный спор, который ведёт только один человек. Это пример удивительно свободного духовно человека, не ограниченного никакими философскоми системами, политическими движениями или мнением общественности. Возможно, именно поэтому Розанов сказал: «Всё лучше свободы, «кой-что» лучше свободы, хуже «свободы» вообще ничего нет, и она нужна хулигану, лоботрясу и сутенёру» — ведь он ненавидел всё, что связано с ним самим. Занимался писательством и его ненавидел, хотел уничтожить всю журналистику, но продолжал публиковаться в газетах, не принимал никакие политические идеи и рассуждал на их тему. Да, Розанов — это головная боль. И его литературная форма идеальна в этом роде. Обрывочные зарисовки, короткие экспрессивные рассуждения обо всём на свете — это глубокое отражение «самого процесса мысли» человека, что отмечал Андрей Синявский, говоря о Розанове.

Для меня самый замечательный текст Розанова — «Апокалипсис нашего времени». Вместо тоски по родине, как у Набокова или Бунина, Розанов словно встаёт у могилы России и желчно проклинает её убийц. «Апокалипсис нашего времени» — не просто эмоция, но некролог, распыление яда на всех ответственных за случившееся. Розанов пишет: «Русь слиняла в два дня. Самое большое — в три. Даже «Новое время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей». Однако был бы это Розанов, если бы этот пассаж не закончился бы на такой ноте: «И вот церковь-то первая и развалилась, и, ей-ей, это, кстати, и «по закону»...»? Да, это чистый Розанов, зафиксировавший себя на бумаге больше любого другого человека.

Но невольно возникает и другой вопрос, связанный с этой странной книгой, не то сборником, не то дневником. А что же стало с Русью? Прошло более ста лет с написания «Апокалипсиса нашего времени», и что же в итоге? Может быть, Русь действительно слиняла в три дня? Или же наоборот, и возрождение уже рядом? Мы не можем сказать в точности. Мы лишь можем констатировать некоторые факты. Никакого заметного возрождения нет. Иначе бы в 1996 году не напечатали бы новость: «Российская газета» объявляет конкурс на национальную идею. Все люди вокруг до сих пор разобщены и не могут прийти к соглашению даже в самых простых бытовых вопросах. Это лежит на поверхности. А вот умерла ли Россия вообще — не очень понятно. Что это вообще такое? Что такое страна, нация, народ? Обществоведческие термины здесь бессильны. «Умом Россию не понять» — как-то так можно закончить статью о Розанове. Он не понял, до него не поняли, после него не поняли, и мы не поймём никогда.