Вид Везувия из окрестностей Казальпустерленго-3

*  *  *  *  *


Следующие два дня прошли спокойно, если не считать скандала на работе - там повздорили жильцы из-за парковочного места. Погода стояла настолько жаркая, что выходить из дома не хотелось вовсе, но к вечеру второго дня у меня кончилось продовольствие. По пути в магазин, около «Пиво и всё» я столкнулся с Толиком и он тут же поинтересовался, не нужен ли мне робот-пылесос недорого, совсем новый.
- Откуда у тебя? – спросил я.
- На помойке Генка-дворник нашёл, - ответил сосед, - я посмотрел, там предохранитель сгорел, вот его и выкинули.
- А говорят, у нас люди плохо живут, - заметил я.
По этому поводу мы решили попить пива, и опять я вернулся домой заполночь. Дело затянулось на четыре часа, потому что в баре оказался Геннадий Севастьянович. Он страдал одиночеством, поскольку Генка из третьей парадной выбыл из строя из-за того, что увидел каких-то цветных мышей.
- Ерунда какая! - возмущался Геннадий Севастьянович, - цветная мышь не повод не выпить! Может эта мышь нонконформист, не всем же быть серой посредственностью!
Мы выпили за нонконформизм, потом за тихую серость, потом за тех, кого с нами рядом нет. После этого Геннадий Севастьянович потребовал выпить отдельной субстанцией за тех, кто в море. Этот пассаж меня несколько озадачил, но он пояснил, что этот тост посвящает персонально своей жене, которая отдыхает на море, в Испании. Мы выпили, и Геннадий Севастьянович предложил идти в «Штрафную», там футбол, шашлык и Лёлечка.
- Лёлечка? – хором спросили мы с соседом.
- Лёлечка, - подтвердил Геннадий Севастьянович.
- Смотри, Севастьяныч, донесёт какой-нибудь блюститель морали твоей благоверной, и останешься ты, лысый и толстый, без вина на день рождения в свои шестьдесят четыре,[*1] - сказал ему Толик.
- Пятьдесят девять, - ответил тот и объяснил, что красота спасёт мир, а созерцание прекрасного благотворно действует на наши черствые и меркантильные души. Жена это святое и порочить её имя он не собирается. Жена Цезаря должна быть вне подозрений, просто не нужен ему берег турецкий и Африка не нужна тоже. Столько денег и всё зря! Тупой и беспощадный отдых валяться у моря на пляже, когда он, Геннадий Севастьянович, даже плавать не умеет, не для него. Вот и пришлось  выдумать байку, что он самолётов боится, чтобы его в покое оставили. Пока жена там, он здесь как мустанг в прериях – дик, необуздан и временно свободен есть сосиски и любую другую нездоровую пищу, доставать огурцы из банки руками, чавкать и рыгать, пердеть где угодно, и даже писать в раковину на кухне. А на счёт возраста, то ему ничто человеческое не чуждо. И если чувствуешь себя нормально, то нет особой разницы 58 или 49, а пьёт и курит он, чтобы не внушать окружающим подозрения и не мучаться потом бессмысленными сожалениями о бесцельно прожитых годах.
- Лихо завернул, сразу так и не поймёшь, - заметил сосед.
- Это не каждому дано, - согласился Геннадий Севастьянович.
После этого он разразился длинной и не очень связной речью, иногда прерывавшуюся икотой. Отсутствие внятного смысла жизни это трагедия современного человека. Многолетняя бессовестная спекуляция туманными образами и отсутствие видимого результата служения им, привели к тому, что народ не хочет больше заморачиваться тем, что нельзя увидеть, потрогать, или хотя бы покурить. Комфортный достаток теперь вполне доступен среднестатистическому работяге, но душевный вакуум, образовавшийся по причине выхолащивания  духовных идей, заполнить нечем. Понимание эфемерности материальных приоритетов приходит с возрастом и притом далеко не у всех. Мы все движемся с одной скоростью туда же, но вот выводы из этого следуют разные, однако же, постепенно всё теряет налёт важности и становится неважным. Отсюда разочарования всякие, неудовлетворённость жизнью, постоянное желание выпить, и никто, даже самый блюстательный блюститель морали, не может его, Геннадия Севастьяныча, в этом упрекнуть, потому что взамен ничего путного никто предложить не может. Натура человеческая измельчала и овеществилась, полёта мысли, грандиоза стремлений нет. Прогресс и либерализмы всякие делают человека изнеженным и совершенно неспособным стойко переносить удары судьбы, а уж о расширении горизонтов пространства и сознания и вовсе речь не идёт. Мы разучились бороться и добиваться, но что легко даётся, как известно, никак и ценится... Современный человек всё более и более хочет всего и сразу, а всё и сразу это скоропостижная смерть, что, в общем-то, неплохо, если вовремя. Вообразив, что всё можно, мы идём против естества своего, а ведь женщины должны быть женственны, мужчины соответственно мужественны и не наоборот. Короче, наш мир однозначно пойдёт вразнос, и его захватят крысы и тараканы, а от людей останется метро, командные бункеры и другие малопонятные артефакты типа египетских пирамид…
До «Штрафной» мы добирались около часа, поскольку Толик с Севастьянычем неоднократно останавливались попить, покурить, пописать и даже один раз попробовали спеть, но к счастью забыли слова. На меня этот пьяный балаган произвёл удручающее впечатление, поскольку я излишней публичности не люблю. Проводив приятелей до спорт-бара, я засобирался домой, сославшись на то, что мне надо кормить кошку. Толик с Севастьянычем обсмеяли меня, назвав кошкиным приспешником и мямлиным сынком, после чего отправились продолжать банкет.  Едва я зашёл в дом, из комнаты появилась Мямля, и, бросив на меня короткий взгляд,  прошествовала на кухню. «Вискас» с двойными хрустами её вполне удовлетворил. Я выпил полбутылки тёплой газированной воды и заглянул в гостиную. Там работал телевизор, и кто-то малоизвестный играл в нулевую ничью с ещё более малоизвестным. На диване, среди подушек спал Бабс. Я выключил телевизор. Еж тут же проснулся, сказал, что он смотрит футбол, и сразу опять уснул. Тут меня одолела икота, и, пытаясь успокоить её, я допил оставшуюся газированную воду, после чего пошёл спать. В спальне  обнаружился соседский кот Макарон, который без зазрения совести спал прямо на подушке. Я бесцеремонно скинул нахала на пол и повалился на кровать. Всю ночь мне снилось, что к нам в парадную тайно переехал президент Путин, и я помогаю ему таскать вещи. Под утро Владимир Владимирович своим указом поблагодарил меня за помощь и попросил никому не рассказывать, что он теперь здесь живёт.




*  *  *  *  *


      Проснулся я с чувством  помятости во всём теле, голова тоже соображала плохо. Некоторое время я хаотично бродил по квартире, а потом, оказавшись на кухне, решил, что надо позавтракать. Есть, однако, совсем не хотелось, и я  заварил себе чёрный кенийский чай, который  берёг как раз для таких случаев.
«Надо меньше пить», - подумал я, меланхолично глядя в окно.
Пришла Мямля. Потягиваясь и зевая, она заявила, что неплохо было бы перекусить после долгой и трудной ночи. Я выдавил кошке в миску полпакета в «Вискаса» и позавидовал её беззаботности. Мямле довольно три раза в день покушать, ну и хорошо бы  еще погладили пару раз, людям же вечно чего-то не хватает,  и  они для пущего адреналину всё  норовят засунуть пальцы в розетку, вместо того, чтобы жить спокойно. После чаю мне стало полегче, и даже в жизни образовался какой-то оптимизм, но тут  обнаружилось, что  таблетка от давления последняя и нужно идти в аптеку.
«Вчера вроде покупал, а вот уж и месяц прошёл» - подумал я, выкидывая пустую конвалюту в ведро.
В памяти всплыли вчерашние сентенции пьяного Севастьяныча. Настроение опять испортилось, но не потому, что надо было идти в аптеку, а потому что я  дожил до того возраста, когда время измеряется таблетками, и ничего с этим не поделаешь. Сражение проиграно, и некогда начинать ещё одно. Войска бегут, заградотряды с трудом сдерживают преследующего врага. Бывало такое не раз, но чем дальше в лес, тем чаще мне кажется, что проиграно уже не просто сражение, а  вся война и теперь наступило время безнадёжной партизанщины, и чего ради эта клоунада не понять. Процесс превращения будущего в завтра неумолим, окно возможностей всё уже, но самое страшное не отсутствие перспектив, пропадают интересы и желания. Страх надвигающейся немощи, физической и умственной, делал ничтожным всё и парализовывал волю. Ничего не хочется и на всё по большому счёту наплевать. Хочется покоя, но не уснуть, и это просто невыносимо. Я знал, что такие приступы малодушной паники кратковременны, и лучшее средство от этой ерунды заняться каким-нибудь делом, пугало то, что в последнее время такие эпизоды  становились всё чаще и сильнее.
Я с трудом встал, собрал мусор и побрёл в коридор, одеваться. Тут как раз вдарило фортепьяно у тёти Тумбы, и она начала песнопения, почему-то на два голоса. Я нацепил ботинки и опрометью бросился вон из дома. Пробежка до помойки привела меня в чувство, и тут я очень кстати вспомнил, что опять забыл, как называются мои таблетки. Покопавшись в мусоре, я нашёл упаковку от лекарства.
«Карведилол» - прочитал я, - «Кар –  ворона, веди – буква в  славянской азбуке, а лол – это Лолита сменившая пол – всё очень просто».
Очень довольный своей придумкой я отправился до аптеки кружным путём, благо жара ещё не набрала силу, и было сравнительно прохладно. Прогулка  практически восстановила моё душевное равновесие. В конце концов, тратить время жизни на размышления о тщете всего сущего дело неблагодарное, бестолковое и главное совершенно бесполезное.
      Сегодня в аптеке работу работала Анестезия Николаевна, хмурая, язвительная тётка из 36-го дома. На самом деле её звали Анастасия Николаевна, а Анестезией её прозвал Толик, когда та спасла его от зубной боли с флюсом.
«И так мне нужна ворона, буква и Лолита в мужском роде – кардивалол» - подумал я и осёкся.
Что-то тут было не так. Кардивалол скорее напоминал мне италийского капера времён раннего средневековья.
«Карливедон…нет, карвалидол… кардимедрол» - пронеслось у меня в голове, - «Боже, ерунда какая…Будем вспоминать по слогам. Ворона – это кар, с этим всё ясно. Дальше буква, славянская. Какие есть буквы? Пойдём по порядку – Аз, буки, веди…Иже имать ум есть зде…О! Веди! Значит Кар- Веди, а дальше певица в мужском роде…Бля…Если бы мужик в женском роде, то был бы гей, а тут…И главное какая певица. Вот если  Валерия, то был бы Валерий – Кар-Веди-Валерий…Что там у нас еще на эстраде есть?».
Я принялся перебирать в уме всех известных мне певиц, пока не наткнулся на Лолиту.
«Лолит!» - подумал я, - «или Лилит? Лол! Карведилол! Мне нужен карведилол!»
Я очень обрадовался своему успеху и принялся разглядывать витрину, стараясь ни о чём не думать, чтобы не забыть с таким трудом вспомнившееся название. В отдел  вышла ещё одна фармацевтша, совсем молодая, я подумал, было, что откроют вторую кассу, но та принялась раскладывать товар по ящикам. У кассы стояла маленькая сухонькая бабушка лет под восемьдесят.
-  Ну, Митрофанна, вспоминай уж скорее, очередь собралась, - сказала Анестезия Николаевна старушке.
- Сейчас милая, - отозвалась та, - как там царь персидский был? Не тот, которого Александр победил, а другой?
- Не знаю я! – отвечала аптекарша, - Некогда мне  загадки разгадывать, ты вот давай повспоминай, а я пока других отпущу.
Бабулька послушно подвинулась, пуская меня к окошку кассы. Я же подумал, что у меня с памятью  ещё всё не так плохо.
- Ксеркс! Ксеркс его звали! Бетасерк мне нужен! – вдруг выдала старушка.
Ассоциация показалась мне странной, бетасерк скорее напоминал  объевшегося мухоморов викинга, чем персидского царя.
- Ещё что-нибудь надо? – спросила бабку аптекарша, сходив за бетасерком.
- Сейчас…Вы уж не пугайтесь, - сказала старушка, отступила на полшага от кассы, и, прикрыв глаза, принялась декламировать:
- …И воскликнула громким голосом, и сказала: благословенна Ты между жёнами, и благословенен плод чрева Твоего![*2]  И откуда это мне, что пришла Матерь Господа моего ко мне? Ибо когда голос приветствия Твоего…Арифон ретард…дошёл до слуха моего, взыграл младенец радостно во чреве моём. И блаженна Уверовавшая, потому что совершится сказанное…Физиотенз 0,2…Ей от Господа. И сказала Мария: велечит душа моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моём…Эгилок 25…что призрел он на смирение Рабы своей, ибо отныне будут ублажать меня, и явил силу мышцы своей, рассеял надменных помышлениями сердца их… И кардиомагнил сердечком, большая упаковка…Ух, кажется всё! Ну, слава Богу, хоть на что-то эта ерунда сгодилась!
Бабулька перекрестилась и покосилась на меня.
- Артистка, - хмыкнула Анестезия Николаевна – ты бы, Митрофанна, что ли для памяти чего-нибудь попила.
- Ну…этот … ноопепт пью, третий месяц уже, - кивнула Митрофанна, - и даже толк есть – раньше я ничего не помнила, а теперь помню, что что-то забыла.
Анестезия Николаевна по этому поводу промолчала, и отправилась по отделу собирать лекарства. Потом бабулька долго искала в сумке кошелёк, не могла сообразить какие деньги дать, рассыпала мелочь, и под конец забыла на прилавке лекарства.
- Господи, вот же дожила, - грустно сказала старушка, отходя от кассы, - ничего не помню, ничего не соображаю, всё болит, руки-крюки ничего не держат…Иногда мне кажется, что долголетие даётся человеку в наказание за грехи его…
Она как-то очень тяжко вздохнула и побрела к выходу.
- Слушаю дальше! – раздался грозный голос Анестезии Николаевны.
Я вздрогнул и снова забыл название. Даже на какую букву начинается.
« Ё**ть-колотить…вот же курва…стоп! Курва-лол! Нет, курвадилол…Ближе, но не то…Как же, мать его…кру…кра…»
Название крутилось на языке, но никак не давалось, и это было невыносимо.
- Кроведилол! – неожиданно для себя выдал я.
«Крокодил весь в крови, покушал только что» - представилось мне.
- Почти угадал, - кивнула Анестезия Николаевна, и вытащила из ящика упаковку таблеток.
«Слава Богу, теперь можно целый месяц жить спокойно» - подумал я, забирая лекарство.
И ведь это мне ещё повезло, вот моей жене, например, прописали дипидаримол. Мало того, что хрен выговоришь, так ещё и звучит крайне неприлично, хотя это название почему-то хорошо отложилось у меня в памяти. Я поблагодарил фармацевтшу и повернулся к выходу. Тут в зал, заполняя всё доступное пространство шумом и суетой, зашли Толик и Генка с третьей парадной. За ними бледной тенью следовал наш дворник в оранжевой форменной безрукавке одетой на голое тело.
- О! Привет, давно не виделись! – обрадовался мне сосед, - Сейчас погоди чуть, Генка вот из завязки вышел, с нами пойдёшь?
После этого, не давая  вставить и полслова, Толик рассказал мне, что нынче утром дворник, которого, кстати, тоже зовут Геннадий, около нашего дома обнаружил дохлую зелёную мышь. Мышь была самая настоящая, только крашенная, видимо развлекался кто. Таким образом, всё прояснилось в лучшем виде, причины не пить у Генки больше нет, и они сейчас идут это дело праздновать. Для начала у них уже есть бутылка киновского коньяка.
- Вот представь, из-за какой-то заразы у меня вся жизнь вверх тормашками чуть не пошла! – заключил Генка.
- Так! Мужчины, брать чего будете или что? Болтать на улицу прошу! – грозно сказала из-за прилавка Анестезия Николаевна.
- Ой, милая барышня, - оживился Толик, - у нас такой праздник, вот друг…ну, в общем, он опять с нами. Нам нужен пластырь катушкой самый широкий…
- Аспирин в бластере! – перебил его Генка.
- Геннадий, - спокойно сказал ему сосед, - бластер это такая пушка космическая, а таблеточная упаковка называется блистер.
- Ну вот его и возьми, - кивнул Генка.
- Так, не бухти, - отмахнулся от него Толики и продолжил заказ, - аспирин в блистере, нашатырно-анисовые капли и три баночки под анализы.
- Зачем баночки? – не понял Генка.
- Ты что, коньяк из горла будешь пить? – ответил вопросом на вопрос Толик, - К тому же на них риска есть, чтобы всем поровну было!
- Не пойму на кой ляд нужны эти баночки, - проворчал Генка, - раньше всё в стекляшках прекрасно сдавали, или в спичечном коробке на худой конец.
- Ну вот представь, в поликлинике медсестра попрётся с твоими стекляшками в лабораторию и упадёт вдруг, - ответил сосед, -  банки побьются и она порежется. Так что по технике безопасности стеклянные банки использовать теперь нельзя.
     Толик говорил уверенно, без тени улыбки, так что непонятно было, всерьёз он это или шутит. Апоплексическая картина окровавленной медсестры, валяющейся среди осколков банок и их содержимого, впечатляла.
- Что же это медсестра такая неустойчивая, - растерянно пробормотал Генка из третьей парадной.
- Всё? – осведомилась Анестезия Николаевна, - банки какие давать?
- Для анализов, - повторил сосед.
- Под мочу или под кал? – спросила примадонна аптеки.
Простой, казалось бы, вопрос, привёл Толика и Генку в замешательство.
-  А какая разница? – спросил Толик.
- Для кала с ложечкой, - ответила Анестезия Николаевна, и, не моргнув глазом, добавила, - а для мочи с трубочкой.
Мы шутку оценили и дружно хрюкнули. Молодая аптекарша издала нечленораздельный звук и, зажав рот ладонью, бросилась прочь из отдела.
- На сносях она, её по любой ерунде тошнит, - поймав наши недоумённые взгляды, пояснила ситуацию фармацевт.
- Давайте на ваш вкус, - решил Толик.
- Четыре! – добавил Генка.
Анестезия Николаевна хмыкнула и слегка повела бровью. Пока она собирала товар, пока сосед расплачивался, Генка из третьей парадной, приплясывая от нетерпения, сбивчиво рассказывал мне, как тяжко дались ему эти несколько дней вынужденной трезвости, и что он бы сделал этому горе-художнику за такие издевательства над Генкиным организмом. Из глубины помещения в отдел вышла растрёпанная, бледная, как полотно, молодая фармацевтша. Когда покупки были сделаны, и наша компания была готова идти далее, дворник Геннадий, до этого никак не участвовавший в происходящем,  вдруг двинулся к кассе и, запинаясь на каждом слове, сказал:
- У мэня ноги воняются, дайте маз, и ещё лекарство для поноса…самый лютший…
Девица живо развернула оглобли и опять скрылась в недрах аптеки. Анестезия Николаевна покосилась ей вслед и едва заметно покачала головой.
- Так, тебе от поноса или для поноса? Говори толком, а то сейчас дам слабительного, живо русский язык выучишь! – налетела она на дворника, чем смутила его вконец.
- Николавна, дай ты ему теймурную мазь и этот…как его…лобстерамид! Не мучай человека! – пришёл на помощь дворнику Генка.
Когда мы вышли на улицу, от утренней прохлады не осталось и намёка. От асфальта пёр плотный тяжёлый жар, выгоняя потом воду из организма. Я в момент взмок, мне тут же захотелось под душ и лечь. Как можно  в таких условиях пить коньяк, к тому же наверняка без закуски и тёплый, непонятно. Я осторожно высказался на этот счёт и предложил пойти в «Пиво и всё». Генка из третьей парадной довольно по-хамски ответил, что пиво это вовсе не то, что жаждет его измученный воздержанием организм, пиво это завтра, а сейчас коньяк, и если я не хочу коньяка, так никто не принуждает, им больше достанется, и зря  столько четвёртый стаканчик покупали такому ренегату Каутскому как я. После этого мне окончательно расхотелось участвовать в этой авантюре, и на этом мы расстались. Настроение в момент испортилось,  в пивную я зашёл мрачнее тучи и, что самое противное, пива мне совсем не хотелось.
«Дурацкая ситуация» - подумал я, разглядывая ассортимент, и вдруг обнаружил ценник «Хмельной квас».
Стоил он недорого, и я взял на пробу маленький стакан. Напиток оказался весьма неплох, и напоминал по вкусу квас советских времён из желтой бочки, только не такой сладкий, что, впрочем, было даже хорошо. По телевизору крутили повтор вчерашнего матча заключительного тура в группе F, я под это дело я выпил ещё две кружки кваса и изрядно захмелел. По крепости эта штука явно не уступала пиву. Взяв на вынос еще литр кваса, я пошёл к дому. Утренняя меланхолия сквозь завесу алкоголя казалась несерьёзной и малодушной, а жизнь приобрела смысл и цель, и этой целью сейчас был какой-нибудь укромный угол, поскольку почки у меня работали отменно. Справившись с проблемой, я окончательно понял, что, не смотря ни на что, жизнь прекрасна и удивительна, а меланхолии всякие и прочие пораженческие настроения это есть суть страх неизвестности. Будем играть теми картами, что нам сданы, и будь что будет. С такими мыслями я вышел на дорожку, ведущую к детскому саду, и сразу же наткнулся на Генкину супружницу, которая разговаривала с какой-то незнакомой мне тёткой.
- Пятый день не пьёт, - говорила она, - фен  починил, и мясорубку…
- А как догадается?
- Не догадался пока…
- Как это ты до такого додумалась?
- Да не я это придумала, - отвечала Генкина жена, - сосед наш, Алексан Григорич, он же в лаборатории работает, а у них там сейчас ремонт, вот он своих мышей домой и принёс, на время, а дочка его развлекалась и раскрасила их гуашью. Потом мыши разбежались…Одна к нам попала…
- Может и моему подкинуть? Чем чёрт не шутит?
Я не стал говорить женщинам, что чёрт ничем не шутит. Генка со товарищи сейчас соображают на троих и цветные мыши больше его не остановят.
«Почему наше счастье часто зависит от того, что мы что-то не знаем?» - подумал я и побрёл к дому, в надежде, что тётя Тумба уже угомонилась.
Надежды мои оправдались в полной мере. Соседку я встретил у подъезда, она собиралась в магазин за продуктами и спросила меня, не видел ли где я какого-то экзотического кошачьего корма из рекламы в телевизоре, а то Макарону кушать нечего. Я сказал Антонине Васильевне, что не смотрю телевизор по пустякам и не знаю какой корм там в рекламе.
- Как же так не смотрите телевизор? – удивилась она, - Там же столько всего интересного показывают!
Я посоветовал ей зайти в зоомагазин «Вася-кот» на углу. Поняв, что ничего путного от меня не добиться, тётя Тумба очень расстроилась. Потом я поведал ей о находке нашего дворника. На мой рассказ о вновь выявленной природе цветных мышей Антонина Васильевна заявила, что много думала на эту тему и пришла к выводу, что скучно всю жизнь быть серой или белой. Мышь, когда вырастет, имеет полное право быть, какого угодно цвета, а,  учитывая же, куда в последнее время мир катится, это и вовсе не так уж важно. После этого, сославшись на отсутствие времени, мол, кот её единственный настоящий друг и достоин лучшего, она оставила меня сомневаться в собственных умственных способностях.
Дома меня встретила Мямля и пожаловалась, что в моё отсутствие её никто, никто не кормил, и она совсем не прочь перекусить. Я выдал ей полпакета «Вискаса», кошка понюхала его и скривила мосю.
- Опять консервы, - проворчала она, и, нехотя принялась есть.
Я погладил кошку по голове и пообещал ей на ужин настоящую корову. Мямля не поверила мне, тогда я при ней достал из морозилки кусок говядины и положил его в тарелку размораживаться. Кошка ткнула меня головой, обтёрла пушистым боком ноги, сказала, что я настоящий друг и ушла отдыхать, попросив разбудить её, как только мясо придёт в жующееся состояние. Почему-то это меня умилило, и я даже хотел продолжить пить квас, но потом обратил внимание на давно не мытые окна в кухне. Яркий солнечный день из-за этого казался блёклым и ненастоящим.
«Вся наша меланхолия по большей части из-за немытых окон, мешающих наслаждаться прелестями жизни» - извлёк я максиму и принялся наводить порядок.
В вопросе мытья окон я не большой специалист, но дело это немудрёное и за полчаса, при помощи чудо-щётки, купленной позапрошлой весной и ни разу ещё не использованной, перемыл все окна в доме. Едва я покончил с этим, в дверь позвонили. На пороге стояла Светка с тарелкой, на которой было с десяток блинов с начинкой. Желудок сразу скукожился и облился соком, а язык всеми вкусовыми рецепторами затребовал горячих блинов. Со сметаной!
- Ой, а чего это ты? – спросила она, увидев меня с ведром, щёткой и вдобавок ещё и мокрого.
- Окна помыл, - ответил я.
- Окна? Это хорошо, может мне тоже…- не очень уверенно сказала она и густо покраснела.
Я, если честно, не понял что именно ей тоже, но настаивать не стал.
- Я в том смысле, что, может, ты есть хочешь, - пролепетала Толикова подружка, - я, вот блинчиков наделала, с грибами и рисом…со сметаном вкусно будет…
В общем, оказалось, что всю эту гору блинчиков Светка меняла на ноль семь можжевеловки, ну или хотя бы поллитру. Я подумал, что спирт и умение делать можжевеловку, в хозяйстве совсем небесполезны, особенно когда жена на даче, а пицца и прочие полуфабрикаты тебе уже порядком надоели. Обмен к полному удовлетворению сторон состоялся, и каждый из нас отправился по-своему наслаждаться жизнью. Блинчики полностью оправдали высокое оказанное доверие и вкупе с литром хмельного кваса и чистыми окнами подняли моё настроение до невиданных нынче высот. Потом позвонила жена с дачи и поинтересовалась как у меня дела.
- У вас дождь? – спросил я.
-  Откуда ты знаешь? – удивилась она.
- С дачи только в дождь и можно до города дозвониться, - ответил я.
 Оказалось действительно у них идёт дождь, и заметно посвежело, ещё же супруга  сказала мне, что Соломону Яковлевичу скучно одному смотреть футбол, и ей тоже одной скучно, так что если я приеду на пару дней между работой на дачу, будет очень хорошо. Я принялся отнекиваться дорогой, Мямлей и жарой. Не то, что мне на дачу не хотелось, просто перспективы поездок общественным транспортом не прельщали, да и вообще не люблю я мотаться  туда-сюда. Я либо здесь, либо там. Вот в августе мне обещали три недели отпуска, тогда другое дело – и парник поставим новый, и за грибами сходим, и шашлычок с Соломоном Яковлевичем учиним. Благоверная грустно вздохнула и сказала, что и приехала бы за мной с Мямлей, но мост через Каменку еле жив, и ей страшно через него ездить. Я пересказал ей вкратце и без лишних подробностей последние новости. Цветные мыши жену позабавили, а наш со Светкой бартер встревожил, и успокоилась она, только когда я сказал, что у неё блинчики получаются гораздо вкуснее. Потом пришла Галина Григорьевна, наша соседка по даче, с предложением какого-то редкостного клизматиса и супруга быстренько свернула разговор.
- Вкусно пахнет, какими это плюшками вы тут балуетесь? – раздался сзади голос Бабса.
Я обернулся. Ёж стоял у стиральной машины и принюхивался, закатив глаза.
- Блины с грибами и сметаной, - сказал я, - хочешь?
- МММ!... Со сметаной…- мечтательно повторил колючий гад, - А что такое сметана?
- Дерёвня! Не знает что такое сметана! – поддела его Мямля, врываясь на кухню, - Это же самое великое изобретение человека, после «Вискаса» и холодильника! И мне дай! Два раза!
Кошка услышала слово «сметана» и это спровоцировало у неё приступ сметанной лихорадки. Она с детства безумно, до дрожи в кошачьих коленках, любила сметану, но в последнее время Мямлю постоянно от неё тошнило. Не смотря на это, при виде лакомства, кошка впадала в истерическое помешательство, теряя все признаки кошачьего разума.
-  Тебя же стошнит, - попытался я её урезонить.
- Ты дай и отойди! И пусть тошнит!– отвечала она, возбуждённо нарезая круги по кухне, - На пустой желудок больше коровы съестся!
- А там футбол начинается, - заметил Бабс.
- Тогда идите в комнату и приготовьте стол, я сейчас всё принесу!
- Я не хочу стол! Сметаны! – взвыла Мямля.
- А ещё дерёвней меня обзывала, - заметил ёж и пинками выгнал с кухни потерявшую голову кошку.
Я сунул в микроволновку греться блюдце с блином, попутно заметив, что часы на ней опять безбожно врут. Затем из кефира и йогурта сделал для кошки заменитель сметаны. Как ни странно, но от такой смеси Мямлю совершенно не тошнило, и приступ сметанной лихорадки снимался безпроблемно. Я прекрасно помнил, что ни йогурта, ни кефира я в обозримом прошлом, ограниченном сроком годности продуктов, не покупал, так же, как не покупал и паюсной икры, банка которой обнаружилась в холодильнику за коробками с пиццей. Это меня ни мало не смутило, в конце концов, надо пользоваться оказией, а не рефлексировать попусту. Если уж на то пошло, у меня не каждый день в гостях говорящий ёж, и Чемпионат Мира только раз в четыре года. Надо ловить момент, чтобы потом не было мучительно больно осознавать неиспользованные возможности, а сомнительные терзания на тему «что бы это значило» и «морально ли это», оставить кому-нибудь другому.
Тут я как-то неожиданно почувствовал себя счастливым человеком, у которого нет долгов, некуда спешить, уплачены вперёд все налоги, и самое главное, которому будет, что вспомнить. Я как раз закончил возиться с бутербродами, когда на кухню снова заявился Бабс.
- Слушай, сколько можно испытывать моё терпение? – с порога спросил он, - Там песни все спели, игра началась, кошка диван портит почём зря, а ни блинчиков, ни сметаны! Этак  ведь я запросто могу перестать верить в торжество прогрессивных идей!
- На вот, держи! – сказал я ему и вручил тарелку с блинчиком и вилку.
Прихватив заменитель сметаны для Мямли, пару банок пива и  тарелку с бутербродами я  проследовал вслед за ежом. В комнате, на диване, к верху пузом, валялась Мямля и меланхолично драла диван, доказывая, что нет такого антикогтя, который смог бы устоять против её когтя. Я поставил перед кошкой блюдце с угощением, но она никак на это не отреагировала. По телевизору тем временем уже шла десятая минута матча, америкосы стойко держались против бундесов.  Открыв пиво, я обнаружил, что кружки нет, но идти за ней на кухню было лень, и я стал пить пиво из горла. У Бабса этот фокус не прошёл, поскольку бутылка была примерно с него ростом, и ежу пришлось сходить за чашкой. Пока он ходил за ней, Мямля пришла в чувство, слопала заменитель сметаны, и кое-как умывшись, пристроилась спать. Футбол был вялый и неинтересный.
- Какие–то они варёные, еле ползают, - заметил колючий гад по этому поводу.
Я сказал Бабсу, что трудно ожидать какой-нибудь прыти от игроков на тридцатиградусной жаре, на что он мне возразил, что им за это такие деньги платят, могли бы и постараться. Колючий гад мигом умял блин и принялся за бутерброды.  Они тоже  пришлись ему по вкусу, и к перерыву от них не осталось и следа. Я вполглаза посмотрел  начало второго тайма и даже запомнил гол, забитый Германией, но концовка матча прошла мимо меня.
Проснулся я далеко за полночь, когда сборная России уже бездарно потеряла все шансы на плей-офф.
«Ну и слава Богу» - подумал я,- «меньше поводов для вечно не оправдывающихся надежд».
 В квартире, не смотря на открытые настежь окна, воняло как в хлеву. Бабс мирно посапывал в углу дивана, кошки же нигде не было видно. Резонно решив, что причина запаха находится в кошачьем лотке, я заглянул в туалет. Однако же, там было чисто, и в некотором недоумении я поплёлся по квартире в поисках Мямли. Кошка нашлась на кухне около открытого окна. На улице, где-то совсем недалеко сверкало и гремело, явно надвигалась гроза, но здесь пока всё ещё было спокойно.
- Это ты тут нафуняла? – спросил я Мямлю, на что кошка надулась и сказала, что это Макарон объелся какого-то нового корма и его теперь пучит, а она тут совсем ни при чём, и вообще кто-то вечером обещал корову. Я  быстро настругал в миску мяса и поставил еду на пол. Мямля спрыгнула со стола и принялась за еду. За окном ещё раз сверкнуло, и почти сразу начался ливень. Поднялся ветер, сквозняк вмиг проветрил квартиру, я побежал закрывать окна. В спальне обнаружился источник зловония, мирно спящий на кровати. Я вытолкал Макарона на балкон и закрыл дверь. Гроза разошлась не на шутку, и это буйство стихии завораживало, особенно из дома, где тепло и сухо. Я стоял у окна, смотрел, как молнии чертили зигзагами небо, и слушал шум дождя. Вскоре на подоконник вспрыгнула Мямля и принялась умываться, потом на кухню прицокал Бабс. Я посадил его на стол.  Некоторое время мы втроём смотрели грозу. Уютная созерцательность умиротворяла, и если бы утром мне не надо было  на работу, гармония мира вовсе не знала бы границ…




*  *  *  *  *


Дежурство прошло буднично, народ еще вчера разъехался на дачи и я даже сумел немного поспать днём. В воскресенье с утра опустился туман, да такой плотный, что в двухстах метрах ничего не было видно. Дома была ужасная духотища, я пооткрывал окна, но лучше от этого не стало. Солнце разогнало туман, и установилась плотная безветренная тридцатиградусная парилка. Мямля отказалась от еды, долго и жадно пила холодную воду, а потом распласталась в коридоре на прохладном полу. Я позавидовал кошке, стоило мне прилечь на кровать, как я весь взмок. Где-то пару раз погромыхивало, но дождя не пролилось ни капли. В конце концов, я догадался набрать ванну прохладной воды и залез в неё. Удовольствие было высшей категории, пока Антонина Васильевна не принялась за вокальные экзерсисы. Я собрался и от нечего делать пошёл в магазин. Выйдя на улицу, я моментально пропотел насквозь, и подумал, что, может быть, стоило бы зайти в аптеку купить беруши. Около магазина мне повстречался Толик. Он рассказал, что продал за какие-то смешные деньги робот-пылесос Антонине Васильевне. Макарон приобретение не оценил, залез под кровать и нагадил там, в знак протеста. Тупой робот всосал кошачьи какашки, после чего заглох и больше не хочет включаться.
- Кот – один, робот – ноль! Если будет восстание машин, коты нас спасут, - заключил сосед, - хорошо, что деньги не потратил.
- А пылесос куда? – спросил я.
- Думал разобрать его на запчасти, - махнул рукой Толик, - на мой взгляд, вещь совершенно бесполезная, но Светка сказала, что нам самим такой нужен. Почищу его, пусть развлекается, разобрать всегда успеется.
Мы поболтали ещё немного, потом к нам  неожиданно подошла тётя Тумба и без предисловий объявила, что в определённом смысле технический прогресс это хорошо в разумных количествах, конечно. Вот, например, она, Антонина Васильевна, сколько уже лет в жару задыхалась нешуточно, как рыба на берегу, а намедни ей посоветовали в аптеке лекарство, и теперь тётя Тумба снова может курить. В доказательство сказанного соседка продемонстрировала баллончик сальбутамола, сделала из него два вдоха, прикурила у Толика брутальную беломорину и проследовала по своим делам.
- Как зыбок здравый смысл, - пробормотал Толик, глядя ей вслед, и вдруг вспомнил, что Светка послала его за пивом.
- Пока мы вчера праздновали Генкино возвращение, она тоже успела некисло нахрюкаться и сейчас болеет, - сказал он и отправился в «Пиво и всё».
Я подумал, что по такой жаре лучше всего будет сделать себе овощной салатик, и вроде бы на балконе ещё была банка консервированной ветчины. Я купил хлеба, большую бутылку газированной воды, помидороогурцы с зеленью, и хотел прикупить пива, но потом решил воздержаться. Мне показалось, что я слишком много пью, хотя много-мало понятие относительное, это, смотря с чем сравнивать. Вот если сравнивать с Толиком, так я мало пью, а если с Генами, так и вовсе веду почти здоровый образ жизни. Дома я направился, было на кухню, но меня привлёк бабсов бубнёж доносившийся из комнаты. Я осторожно составил сумку с продуктами и прислушался. Ёж вещал громким, зловещим шёпотом:
- …Ночью в кресле, он сидит, выпрямившись, больше никаких склянок, никакого криминала. Вот оно – пространство и время! Вам этого не понять…Видит место, пытается уловить время, ускользая медленно в клейкую муть, не может нащупать вену, попусту сочится кровь, пачкая всё вокруг. Смерть, а не ад  - вот что нужно ему…Видит место, сверяется временем - пространство иное и время не то…Никогда не знаешь наверняка…Судорога по телу, в глазах презрение ко всему, извращённые видения, пустые метания юности, яркою вспышкой жутковатая догадка – он не достоин, в нем нет смысла…Под бритвой незримо проходит запястье…Вам не понять…Спрятаться от Питера, свалившегося на старые холодные камни пола, с хрипом выделяющего из ушей и рта что-то вроде бесконечного потока белой тягучей эктоплазмы. Ветер гуляет по залу, свистит в узких щелях зелёных шкафчиков, я спрятался  в один из них, под номером 13, и вроде бы меня не видно… Чужим путём, под полножуткими птицами, под стоны земли, и всеми этими укоризненными облаками, я видел слишком много, сотрите мне глаза… И в её словах не было ничего удивительного, в пятнах помады завитки кремовой лжи. Кажется, будь я не так хорош собой, я бы воспринимал всё куда как легче… Я твой кусок жизни… Всё, чего мы когда-то хотели, было всем, все, что получили, было простудой. Вставай, закинься амфетамином,  кафе-закусочная и колючая проволока,  недели, сжимающиеся в дни…Вспышка памяти, вырвавшая из небытия фабричный городок…О! Стать сливкой общества!...[*3]
Я осторожно заглянул в комнату. Бабс сидел на детском стульчике спиной ко мне, в одной лапе он держал напёрсток, в другой дымилась сигарета. В воздухе остро пахло валерьянкой и палёными тряпками. На журнальном столике стояло два блюдца и графинчик с можжевеловкой. Мямля и Макарон пребывали на диване  в состоянии полной абстракции. Кошка, вытянувшись во всю длину, меланхолично делала молочный шаг в воздухе, кот лежал на спине и задумчиво грыз когти  правой передней лапы. Ёж сразу почувствовал моё присутствие.
- А! это ты, - сказал он, обернувшись, - И можешь не стоять тут немым укором, я не причём.
- Прямо таки уж не причём? – не поверил я.
- Это всё  они придумали, - Бабс кивнул в сторону убравшихся в хлам кошачьих, - Мямле стало скучно, ну она и раскрутила Макарона на валерьяновку. Ну а я что рыжий что ли? Пива в холодильнике мы не нашли, зато в шкафчике обнаружилась замечательная настоечка. Я даже думаю угостить ей кое-кого из своих знакомых, ну с твоего молчаливого согласия, конечно же.
 - Что  ты тут такое несёшь? – спросил я Бабса.
- Ничего не несу, - спокойно ответил тот,- страшилки рассказываем. А ты что хотел услышать? Я раскатистый гром, проливной дождь, я надвигаюсь как ураган, мои молнии полыхают во всё небо, ты ещё молод, но должен  умереть? Ну что ж, позволь, я взорву твой мозг, если у тебя есть время …[*4]
Он со стуком поставил напёрсток на стол, кряхтя и не выпуская из лапы дымящуюся папиросу, взобрался верхом на стульчик. Пару раз затянувшись и  пустив в потолок зелёный дым, Бабс  принял патетическую позу и страшно выкатил глаза.
- Слушай же натурально рождённый неудачник! - вдруг громко сказал ёж.
 Его голос звучал, будто пропущенный через ревербератор.
- Да придёт Самбади и откроет мои глаза, но не дай обмануть себя этим именем…Мир полон королей и дам, что ослепляют твои глаза, а потом крадут твои мечты... Голгофа туза пик! Единственная карта, которая тебе нужна -  туз пик… Только не жалуйся, возражения отклоняются… Уйдёшь прочь в белом, назад вернёшься в чёрном, все твои аффекшены поменяют свои дирекшены, И НЕ БУДЕТ ПУТИ НИ ТУДА, НИ ОБРАТНО… И не поймёшь, то ли это Люська на небесах с брюликами, то ли дыра в небе, то ли две минуты до полуночи, то ли пятая секунда вечности, то ли к югу от рая сезон в бездне…  Боги второй попытки, все одеты в силикон, болтая фигня по телефон, ещё уверяют тебя, что ты хозяин действительности, и это твой единственный реальный шанс на чудо, или они исчезнут, чтобы никогда больше не быть увиденными. И ужасная Ллойд-Уэбберовская чушь всё звучит и звучит за годом годом,  землетрясение содрагает театр, но оперетку не унять, а потом падает крышка пианино и ломает его чёртовы пальцы. Это чудо!  Золотая пустота говорит мне, отрицая свою реальность. Я теряю моего тела, сойду с ума, я дуть как ветер, я течь как вино, вниз по коридорам славы…Там правда в оригинале flame, но мне лично больше нравится  fame, коридоры славы звучит загадочно, а коридоры огня слишком банально…И теперь, когда ты услышал эти слова, я добавлю лишь одно – будь доволен судьбой, я б и хотел, но слишком поздно…
 - Можно было бы ещё наплести как Компьютерный Бог обернётся цифросучкой, но, по-моему, это уже лишнее, - добавил Бабс, выходя из образа, -  в общем, небеса исчезли, нафиг компАс  2ю…
- Это вовсе не то, что я хотел услышать, - сказал я, когда он замолчал, - откуда только ты всё это взял?
- Музыку внимательней слушать надо, рок-н-ролл это тебе не шумная поллюция, - Бабс кивнул на стойку с компакт-дисками.
- Редкостный бред, - ответил я.
- Не такой уж и бред, - обиделся ёж, - если внимательно вслушаться, то каждый свою истину найдёт.
Я  хмыкнул, не найдя что ответить, подошёл к балкону и открыл дверь на улицу.
- Надымили тут как подростки в парадном, - сказал я, - сейчас ещё соседи на такой шмон сбегутся…
- Да никто ничего не заметит, - отмахнулся колючий и устало плюхнулся обратно на стульчик, - все же на работе, а если что, это не наше.
- Кошки принесли, – c’язвил я.
- Вот зря ехидничаешь, - обиделся ёж, - это Макарон у своей хозяйки стащил. Очень, знаешь ли, занятные папиросы курит эта дама. Теперь я понимаю, почему её из театра выгнали.
- Почему? – поинтересовался я.
- Потому что слушать её в трезвом виде НЕВОЗМОЖНО, а постоянно обдалбываться никакого здоровья не хватит! Я думаю, деньги ей платили не за то, что она пела, а за то что бы замолчала.
Тут, как мне показалось где-то под ежом, гулко зазвонил телефон. Бабс подпрыгнул от неожиданности, достал  из-за спины старую-старую «Нокию».
- Кому ещё неймётся, - проворчал ёж и поглядел на экран мобильника, - ОГО! Начальство!
В следующее мгновение Бабс стоял вытянувшись по стойке «смирно», с телефоном у уха, и немигающее смотрел вдаль, ведя переговоры. Сигарета в его лапе мирно курилась сизой струйкой дыма в близлежащие атмосферы.
- У аппарата!...Да, Монсеньор… Никак нет… Всё по плану… Втирание в доверие, проверка устойчивости, адекватность…Совсем нет?... Форсировать?... В какой степени? …Это связано с определёнными рисками…Слушаюсь!...Есть сообщить о результатах!...На созвоне, то есть до связи вашество..…
Ёж с облегчением выдохнул и спрятал телефон. Он залез на стульчик, повернулся ко мне, дважды пыхнул сигареткой, откашлялся и шаркнул лапой.
- Полковник Кобаясин! – вдруг грозно рявкнул Бабс.
Сами понимаете, бывших военных не существует. Услышав командный голос, я рефлекторно вытянулся во фрунт и втянул пузо.
- Я! – рявкнул я в ответ.
- Полковник Кобаясин, - продолжил колючий гад, - Верховный Главнокомандующий, в целях поддержания здравия смысла, определил вас для выполнения задания особой важности с присвоением внеочередного звания неизвестного Героя в случае успеха и вечной памяти павших при ином исходе.
- Служу объективной Реальности! – отрапортовал я.
- Вольно, - махнул лапой ёж, - Для уточнения задания и выяснения обстоятельств с вами в ближайшее время свяжутся. 
- Мог бы, про между прочим, прежде чем впутывать меня в эту историю, спросить хочу я или нет, - сказал я, переведя дух, - Я не настолько храбр, чтобы быть героем
- Храбрые не храбрее всех остальных, просто их храбрость длится чуть дольше , - грустно сказал Бабс, - а история, мой друг,  творит своих  героев вне зависимости от их желаний.



[*1] - отсыл к песне The Beatles «When I’m 64»
[*2] - здесь и далее Евангелие от Луки, глава 1, стих 42.
[*3] - использованы отрывки текстов песен британской готик-группы Bauhaus.
[*4] – здесь и далее используются отрывки из текстов песен и названия альбомов различных рок-групп.