Переписка начала конца позапрошлого века

В соавторстве с Сарой Бернар:  https://stihi.ru/avtor/kbhbrf.

Сударыня!
Ездили давеча к Яру. Цыган слушать.
Послушали, конечно... цыган-то.
Ну, и себя малость показали.
Не то, чтобы на полную катушку разошлись, а так... Может, вино у них попрокисло, может, чего ишо, а только вдарило нам в головы. Решили последний карамболь надлежаще исполнить. Известное дело, слегка почудили,  отвели душеньку-то. Поорали, подрались чуток.  Филиппыч занавеской сорванной обмотался и харию пел. Так околотошному и сказал, мол, все в операх харии поют. Околотошный не поверил, и арестовал нас на всякий случай.
Может, говорит, вы и благородные люди, но проверить вас крайне желательно, уж извиняйте.
Сидели нонеча в кутузке.  Филиппыч с пения на храп перешел, ему, пьяному мерину, неудобства побоку...
А я все Вас вспоминал, смотрел на портрет артистки  Ядвиги Заднепровской, и мысли меня одолевали, одна душевнее другой. Вот и стих даже написался на разорванную папиросную пачку.

Скажи, зачем гадать заставила
На картах старых до зари?
Мне не отпустят карты старые
Грехи вчерашние мои.
Эх...

===

Ах, ах, коварный адманщик! Изволите ли, третьего дня к бедной артистке приставали, обещали жениться, в Гагры звали? Как кто? - Отставной майор Пронин?! Вовсе нет, Вы, сударь мой!
А теперь же - лестницы к балконам иных барышень?!
Обольстительный и порочный Дон Гуан!
Ах, где мои нюхательные соли, я почти уже в обмороке!

===

Сударыня, грешен, каюсь. Третьего дня предлагал одной поэтессе лестницу к балкону приставить. Так вить, пошел на оное с единою думою о Вашем образе светлом.
Дабы, покуда Вы в отъезде, кондиций мужеских не утерять и формы физической не утратить.
Не удалось, однако. В лестнице наотрез было мне отказано, пришлось пальмой воспользоваться. Пальма та, как оказалось, слишком далеко от балкона вышепоименованного располагалась.
Не допрыгнул я, прости Господи, душу мою грешную, до плода запретного.
Так и рухнул оземь, как был, в парадном мундире и с пистолетом наголо...
Так что, приезжайте, лапонька, в лазарет наш гарнизонный.
Будьте так великодушны и снисходительны, яблочков привезите и водочки. А то совсем мне здесь худо без Вашего обшества изысканного. Невыразимо тяжко и безотрадно, душа моя.

А что касаемо Гуан Донов этих заморских, то мне одно упоминание о них кашель вызывает, и слезы обиды праведной текут по щекам  щетинистым. Доколе же меня, поручика Авдея Плешивцева, сравнивать с ними сподобно? Доколе?!


===

Вот ведь до чего лихачество и страсти неуемные род мужеский доводят. Право слово, как дети малые, - стоит барышне кончик туфельки показать али напильник в узилище переслать, как теряете вы, мужчины, рассудок свой. И готовы, подобно обезьянам, по пальмам под окнами девичьих светелок сказать. И то дело - были бы пальмы, а то все больше по елкам да березкам белоствольным - как с них не сверзиться-то?
Давеча вот князь Орманов тоже, в чувствах весь, поверите ли, возомнил себя корольком, птичкой певчей, с двух бутылок рейнского, и забрался на туй, что под окнами театра растет и кроной к гримерной моей выходит, да и стал эдакие рулады выводить, что люд окрестный подумал, будто режут лихоимцы кого. Набежали, стрясли его превосходительство и порядком помяли, не разобравшись. Хорошо денщик его, Феофил, неподалеку был - отбил барина. А все от упоенности головокружительной, ухарства да непостоянства мужеского - сегодня к одной девице, завтра к другой.
А нам, бедным девушкам, только и остается - глядеть неподвижно полными слез глазами в звездное небо и молить Заступницу о том, чтобы не погубить честь свою в сетях прелюбодейных, сердечко не загубить.
Эх, сударь мой, что и сказать Вам... Огорчили... Не бывать теперича нам вместе. Не ездить боле к Яру. Прощайте же навсегда!

PS. А яблочек всеж-таки перешлю с Гликерьей. И платок шейный с монограммами, что вышивала холодными, одинокими вечерами с мыслями о Вас, неверный. Вспоминайте меня тихим, незлобным словом.

Ваша Я.З.

===

Драгоценнейшая, благодарствую за слова Ваши проникновенные. Читаю и плачу. А ежели яблочек сподобитесь нынче переслать, то лучше не с Гликерьей, а с Груней.
Белый налив нонеча особливо хорош. И Груню, вестимо, также хвалят.
А токмо не утешить этим душу мою, обреченную к вечной разлуке с Вами, ангел мой.
Налив, если мелок будет, то ничего, сгодится и мелкой. А Груне скажите, чтобы платье надела голубое, то самое... она знает.
Хотя и это все не утолит боли моей неизбывной и радости вспять не воротит. Так-то.
А Орманов, правду если сказать, не по своей воле под Вашим окном куролесил.
В карты проигрался их светлость, и пребывая на полной мели, поступком сим карточный долг отрабатывал, бедолага.
А платочек Ваш, голубушка, с номограммами диковинными, я у сердца хранить буду, и ночами долгими горькими слезами окроплять стану. Прощайте, мой свет.
Ваш.
Поручик Авдей Плешивцев.

===



Так ведь распрощались ужо с ним, с охальником. Вестимо, хоть и нейдет любезный из головы, а про честь свою девичью забывать негоже.
Токмо что и остается - перебирать меха да ожерелья, что прислал с лакеем нонеча барон Корф, мущщина хоть и иноземный, но с душой тонкой и деликатной. Обещался парсуну итальянской кисти доставить, ежели соглашусь почтить своим присутствием вечер, устраиваемый им в честь нонешнего градоначальника и супруги его. Пошто ж не почтить, коли все чинно да важно?