Реликвия

- Сандалия с ноги вашего учителя. Всего за пять монет.
Торговец, может, даже и не врал. Конечно, драгоценный предмет был вчера найден в придорожных кустах. Но ведь бродил же сотню с лишним лет назад в этих местах полусумасшедший божий сын. Вот и выкинул пришедшую в негодность обувь. А после контакта с плотью небожителя и две сотни лет можно пролежать нетленной.
- Говорят, облегчает боли в ногах.
Удар попал в самое сердце.
Антоний верил в Бога. Любил Бога. И даже болезнь ног воспринимал как испытание. Но сомнения всё-таки грызли: недостойно, конечно, лезть со своими хворями, но что стоит Господу Всемогущему сжалиться. Поход в город дался особенно тяжело. И тут...
Как всегда в таких случаях и бывает, имелась непреодолимая проблема. Но торговец умел читать в душах, сердцах и умах людей ничуть не хуже своего вознёсшегося на небо гонителя.
- Сколько есть? - театрально вздохнул он.

Зачем ему старые сандалии, торговец и сам не знал. Непроизвольная профессиональная реакция. Мог и вообще раздеть дурачка, но успел вовремя остановиться. Стал обладателем лишь пары бесполезных вещей. Хотя...
Человек бедный, следовательно, бережливый. Сандалии, может, из поколения в поколение переходят. А лет сто с лишним назад... Сын божий, думается, не одну пару износил.
Торговец был человеком относительно совестливым, путешествовать любил, и Антоний вследствие недостаточной развитости современных ему систем коммуникации, так никогда и не узнал, каким богатством владел. Впрочем, потерял он лишь чуть больше половины, если не забывать про три монеты, которые на общем фоне были практически ничего не значащей мелочью. Да и не интересовало Антония совершенно подведение баланса, когда он ворвался в свой дом, потрясая драгоценным приобретением:
- Сандалия Господа Нашего Иисуса Христа!
Жена вздохнула и мудро не стала спрашивать про деньги.

В сандалию поверили сразу. То ли не хотели огорчать обладателя, то ли на халяву любая реликвия священна. Антоний был человеком добрым и отзывчивым, брать за показ деньги считал кощунством. Но и сандалию на части раздирать не давал. Так и был при ней добровольным хранителем. И хоть боль в ногах не отступала, Антоний был счастлив. Единственное огорчало: многие люди, подобные ему, не могли прикоснуться к реликвии. Это было плохо. И однажды Антоний вздохнул, поднялся и отправился в путь.
Сначала было тяжело. Потом втянулся. И одним прекрасным утром вдруг понял, что боль ушла совсем. Скептик из будущего, прикинув, что по окрестностям накручена уже не одна сотня километров, добавил бы артефакту ещё пару полезных свойств общеукрепляющего характера. Антоний же знал твёрдо: чудо свершилось. Он продолжал бродить. Реликвия надёжно берегла: всякий встречный понимал, что с босоногого оборванного сумасшедшего, таскающегося с драной сандалией, взять нечего. Антоний переходил из деревни в деревню, из города в город. Теперь он танцевал, доказывая чудесное исцеление. Находились свидетели его предыдущего состояния, и скептиков прилюдно срамили. Да и следующие чудесные исцеления не заставили себя ждать: методика Антония, сочетавшая приложение к сандалии с продолжительными пешими прогулками, давала неплохие результаты. Скептики, понятное дело, не переводились, но на них не обращали внимания: всем известно, что в любом коллективе как минимум восемь с третью процентов не верят ничему, кроме совсем уж очевидных фактов.
Антоний почил в благости и уважении, перед кончиной передав свою драгоценность в надёжные руки.

И теперь, спустя многие сотни лет, люди со всех концов света приезжают, чтобы поклониться одной из величайших святынь христианства – сандалии с ноги Господа Иисуса Христа. Учёные, конечно, сомневаются, но признают, что возраст реликвии соответствует данному историческому периоду.