Двенадцать месяцев - от февраля до февраля. 6-2

                Часть шестая

                Глава вторая. 28 декабря 1973 – 2 января 1974 года

     Вечером в пятницу погода резко испортилась. Откуда-то с севера налетел циклон. Вначале подул сильный холодный ветер, затем полетел мелкий, колючий снег, температура стремительно снизилась вначале до минус 10°С, а затем по прогнозам синоптиков должна падать ещё ниже. Прогнозам погоды я верю только тогда, когда нам говорят, что она будет плохой, тут наши Мерлины почему-то редко ошибаются, скорее, приходится ждать, что она ещё поганей будет.

     Поэтому мы решили выходные дома провести. С утра я уселся составлять список родных и близких, кому нужно позвонить и поздравить с наступающим праздником. Получилось больше тридцати телефонных номеров.

     Я думал, что быстро справлюсь с этой задачей – выйду на улицу, там телефоны-автоматы стоят, обзвоню и поздравлю всех по этому списку. Поэтому сразу после завтрака надел своё старенькое пальто, напялил на голову кепку и спустился вниз. Когда я завернул за угол, я даже остановился от удивления – к телефонам-автоматам тянулась длинная очередь. Телефонных будок было три, а очередь к ним стояла одна. Я принялся считать всех стоящих в очереди, насчитал 23 человека, но, как позже оказалось, часть людей отошла, кто домой переодеться в более тёплую одежду, кто забежал в магазин – погреться, и через стекло наблюдал за движением очереди. Когда я подошёл к её хвосту, женщина, которая была последней, объяснила правило, выработанное, как выяснилось, уже давно: 

     - Любой человек, зайдя в будку, может провести два разговора, продолжительностью не более трёх минут каждый. При этом набирать номер можно до двух с половиной минут, если за это время не сумел дозвониться, считается, что один разговор ты провёл. Не дозвонился в течение пяти минут, освободи будку следующему.

     "Ничего себе, - подумал я, - я-то решил, что у всех давным-давно имеются домашние телефоны, и я без проблем обзвоню всех по своему списку, а тут такое творится". Засёк время – десять часов сорок минут и начал ждать. Вскоре из средней кабинки вышла девушка в длинной, почти до земли меховой шубе, явно не её размера, и сразу же направилась в нашу сторону.

     - Кто последний?

     Вопрос привёл меня в чувство, и я поднял руку. Девушка посмотрела на мои ботинки, затем перевела взгляд на кепку и сказала:

     - Сходите домой и переоденьтесь потеплее, обувь поменяйте, да и шапку меховую наденьте.  Стоять здесь чуть не пару часов, это, если вы один раз захотите позвонить, а, если больше…, - она улыбнулась и даже головой покачала, - я вот уже третий раз очередь заняла. С восьми часов стою. С утра даже народа было поменьше. Сейчас набежали. Вышла, так же, как и вы, в легкомысленной одежде, потом домой сбегала и надела старую бабушкину шубу. Бабушка и повыше и пополнее меня, вот я и одета так, чтобы не замёрзнуть.

     Она говорила и говорила, я уже перестал её слушать и начал соображать, как лучше поступить. Ясно, что один раз я достою. Вон сразу две кабинки освободились. Но при этом вперёд я не продвинулся, поскольку к очереди подошли две женщины и встали где-то в её головке. Примерно через полчаса я начал подмерзать. Холодный ветер выдул всё тепло из моей одежды и у меня принялись стучать зубы, а до меня оставалось ещё пятнадцать человек, и это, если никто из отошедших не вернётся. Пришлось действительно пойти домой и переодеться.   
 
     Надел теплую нижнюю одежду: старый, весь вытянувшийся, но по-прежнему очень тёплый свитер с большим водолазным горлом, зимние ботинки на меху, тоже старенькую ушанку, а сверху свою гордость – новое кожаное пальто на меховой подстёжке и отправился вниз.

     Очередь явно выросла, я даже заволновался, но, когда нашёл девушку в бабушкиной шубе, сразу же успокоился. Выросла она за мной, а впереди уменьшилась на три человека, и я стал тринадцатым. Я человек не суеверный и считаю, что поскольку многие не любят это число, считая его чёртовой дюжиной, оно может быть для кого-то даже счастливым. Так почему этим счастливчиком не могу быть я? Я задумался над этим вопросом и чуть не пропустил то мгновение, когда из тринадцатого я стал двенадцатым и почти тут же сразу десятым. Я даже руки потёр от предвкушения того, как она теперь помчится, но тут она застряла на полные десять минут. Почти каждый, кто оказывался в будке, дозванивался с трудом, зато говорил ровно столько, сколько было положено, а, если бы ему не стучали в застеклённую дверку, продолжал бы и продолжал говорить. Когда, наконец, во всех трёх кабинках поменялись посетители, я приблизился настолько, что мог воочию наблюдать, что творится в любой из них, для этого надо было лишь по полшага делать вправо или влево. Стало даже интересней стоять, всё какое-то занятие появилось.

     Надо признаться, что я терпеть не могу стоять в очередях. Я даже такое выражение при описании своих чувств в этих случаях использую – хуже рвотного порошка, хотя, что такое этот рвотный порошок себе не представляю. Как только я в длинной очереди оказываюсь, меня тут же начинает в сон тянуть, не знаю с чем это связано. Даже тут на морозе мне моментально захотелось к чему-нибудь прислониться и закрыть глаза. Если тупо стоять на месте, бороться с этим бесполезно. Надо или найти какое-то действие, за которым можно наблюдать, например, за руками продавца, если это в магазине происходит, или начать ходить туда-сюда. В той очереди никакого продавца не было, пришлось ходить. Ходили так многие, чуть не половина из всех стоящих, поэтому никого не удивило, что я тоже начал не спеша вдоль очереди прогуливаться. А вот как стало видно, что в будках делается, я уже в основном на месте стоял, там же действие происходит, как в немом кино, даже видно, как люди рот открывают и закрывают и как у них губы шевелятся. Вон молоденькая девушка, почти ещё девочка, крутила и крутила телефонный диск, а там всё занято и занято. Ей в дверку постучали, там народ на часы посматривал, регламент соблюдал. Значит, свои две с половиной минуты на дозвон она уже израсходовала. Девушка бумажку из кармана достала и начала другой номер накручивать. О, замерла, трубку к уху прижала, значит, дозвонилась. Губы зашевелились, говорить начала, но тут же трубку на рычаг бросила и из кабинки вышла. Кого-то дома не оказалось, или отшили её в грубой форме, вон как она расстроилась. Вот теперь можно самому с собой на эту тему порассуждать, тоже какое-никакое занятие. Это как на картину Сурикова ;Боярыня Морозова; смотреть и представлять себе, а как там дальше дело поворачиваться будет.

     Девушка пошла домой, медленно, так, явно переживая, а вместо неё в кабинку энергичная дама влезла, сразу же с первой попытки дозвонилась и принялась разговаривать. Говорила и говорила и всё без перерыва, как будто на том конце кто-то молчал, а она сразу за обоих разговор вела. Ей уж в дверку сколько раз стучали, ноль внимания. Мужчина какой-то, немолодой уже, про таких говорят средних лет, дверку рывком открыл, руку к аппарату протянул и на рычаг нажал. Какой скандал начался. Женщину пришлось силой из будки вытаскивать. Пока с ней боролись, а она нас, в очереди стоящих, всякими нехорошими словами обзывала, из той кабинки, где она разговаривала, её сменщица выйти успела. Закончилось всё лишь тогда, когда она всех ублюдками обозвала. К ней подошёл мужчина из конца очереди, красную книжечку в нос сунул и громко так, что все слышали, произнёс: 

     - Идите-ка гражданка подобру-поздорову домой, а то здесь столько свидетелей вашего безобразного поведения находится, что вы мигом пятнадцать суток схлопочите.

      Она скандалить прекратила, повернулась и тут же ушла, а у нас развлекаловка закончилась, снова пришлось тупо наблюдать за теми, кто в кабинках разговоры ведёт. К двенадцати и моя очередь подошла. Я первым делом профессору нашему из круиза позвонил. Симпатичным он мужиком оказался, вот мне и захотелось его с наступающим поздравить. Он, по-моему, даже обрадовался моему звонку. Начал расспрашивать, что да как, да Диму вспомнил, мы поговорили чуток и я Вадиму, который из ВиВов названивать принялся. У него дома никто трубку не снял, и я вновь бумажку с телефонными номерами из кармана достал и на Виктора переключился. До него тоже на редкость быстро дозвонился. 

     - Ваня, - услышал я знакомый голос, - как хорошо, что ты сам позвонил. Мы тебе на работу даже дозвонились, у меня медсестра целый час диск крутила, а, ты в командировке находился. Нам сказали, неизвестно даже когда вернёшься. Так ты вернулся или нет? Ненадолго вернулся – это хорошо.  А мы тут сейчас с Вадиком сидим и наш круиз вспоминаем. Хочешь, приезжай сейчас, мы ещё долго сидеть будем, нет, так мы решили нашим маленьким коллективом у Наташки дома в пятницу собраться. Фотки посмотрим, водочки выпьем, вспомним, как мы этим делом на "Армении" грешили. Адрес запиши, - я ручку достал и коряво писать принялся. Руки настолько замёрзли, что ручка из них выпала даже. Хорошо, та девушка, что в бабушкиной шубке была, подскочила, и я ей адрес продиктовал, мужиков поздравил, и с девушкой местами поменялся.

     Подумал немного и снова очередь занял. На этот раз я тридцатым оказался. Вот ведь какой у нам народ морозостойкий. Все так и крутятся в этой очереди, поговорят и вновь её занимают.

     Около трёх было, когда я домой вернулся и из списка тщательно шесть имён с фамилиями и номерами телефонов вымарал. Надя рядом стояла, смотрела на меня свежемороженого, рукой к голове прикоснулась, узнать, нет ли у меня жара и с явной издёвкой спросила:

     - Ты обедать будешь или вновь пойдёшь в очереди толкаться?

     - Наливай, дорогая, я решил, что хватит мазохизмом заниматься. Поскольку мне завтра с самого утра на вокзал на свиданку с проводницей ехать придётся, использую это дело по полной. К родителям пойду и там, в спокойной обстановке, за столом сидючи, всех оставшихся обзвоню.

      В воскресенье мороз усилился, пришлось тепло одеваться. Пока на перроне стоял, да поезд ждал, замёрз даже. Проводница знакомая вышла, мы с ней из Минска возвращались, меня увидела, обрадовалась даже:

     - Ой, а я думала, вы пошутили, что придёте меня встречать. А вы действительно пришли. Хорошо, я на всякий случай один билетик отложила, не всем пассажирам раздала. Была такая мысль, что вдруг придёте. Подождите, пока все не выйдут, он у меня в купе лежит.

     Мы стояли и о чём-то болтали, оказывается, им после двух подряд сдвоенных рейсов положены четыре выходных, поэтому в этом году ей повезло, и она Новый год дома встретит, а вот её сменщица в пути будет.

     В вагоне она билет из какой-то папки достала, и мы с ней обмен произвели. Она мне билет, а я ей рубль. Посмеялись даже:

     - Я вам вон какую бумагу большую дала, а вы мне какую-то маленькую, - сказала она, протягивая мне почти целый тетрадный лист, а затем вопрос на засыпку задала:

     - Вы, судя по всему, часто сюда ездите?

     - В общем, не так и часто, раз пять-шесть в год, - ответил я, - правда, 10 вновь поеду, только, скорее всего, в СВ, с начальством ехать придётся, а оно СВ предпочитает.

     - Ладно, - улыбнулась мне девушка, да так открыто, - может, свидимся ещё.

     Я постоял, посмотрел на неё и подумал, а почему и нет. Никогда об интрижке с проводницей не думал, а сейчас мне мысль в голову пришла – а почему нет-то? Она, что чем-то отличается от других. Ручку её в руку взял, она отдёргивать не стала, стояла, ждала, что дальше будет. А я её ручку поцеловал, с наступающим поздравил и из вагона на волю направился, а уже затем, когда на перроне оказался, сказал:

     - Дай Бог свидимся. Теперь всегда в этот вагон билет покупать буду, - и пошёл, не оглядываясь, но спиной ощущая, что она мне вслед смотрит.

     Мама, увидев меня в новом пальто, даже руками всплеснула:

     - Ой, Ваня, где же ты такую красоту приобрёл? Из круиза, что ли привёз? Вещь то импортная. У нас такую не вот сошьют.

      Я ей салфетку из простых катушечных ниток связанную протянул. Симпатичной салфетка была. Конечно, с такой какую я в кафе "У Фроси" видел, не сравнишь, но тоже ничего. Сплошные дырки, а посерёдке паровозик красный вывязан был. Я эту салфетку в киоске на вокзале Минском купил, увидел, она мне понравилась, я и купил специально, чтобы матери подарить. Она в последнее время сама мало вышивать стала, сказала, что видит теперь хуже, да глаза у неё устают, а раньше любила это дело. Вот я и решил чужим мастерством её порадовать. А отцу книгу протянул, на том же вокзале купленную – альбом большой "Минск – город герой". Он его в руки взял, и сразу листать принялся. А я к маме повернулся:

     - Нет, это я здесь на книги поменял.

     - Что поменял? На какие книги? – не поняла мама.

     - Пальто это на комплект БВЛ с доплатой, - ответил я и заметил, как папа сразу стал прислушиваться.

     - Ты, что, ещё и доплатил? – спросил он.

     - Нет, пап. Мне доплатили и немало. Первый раз свою общественную нагрузку использовал в корыстных целях. Неплохо вроде получилось, - и я мимо них гоголем прошёлся.

     - Ладно, раздевайся, и пойдём чаю попьём. На улице-то какая холодрыга, измерзся, небось, весь в пальто кожаном. Они же холодные все, - сказала мама.
     Повернулась и в кухню направилась.

     - Мам, посмотри, - окликнул я её, расстегнув пальто, а она, когда обернулась, даже руками всплеснула:

     - Ой, подстёжка-ка какая славная. Натуральная, небось, овчинка? – подошла и начала щупать, - натуральная. Значит тёплое пальто, ошиблась я, - заключила она и вновь на кухню направилась.

     - Думал, все вместе приедем, -  говорил я, пока мы с отцом в прихожей толпились. Я раздевался, а он, книжку на телефонный столик положив, руки протянул, чтобы пальто взять и на вешалку повесить, - но в такой ветрище решили ребёнка на улицу без дела не тащить. Им с матерью 2 января обоим на работу идти – Наде в министерство, а Мишане в садик.

     - Решился, значит, вопрос? – обрадовался папа.

     - Мишка уже целую неделю отходил туда, - кивнул я, - правда эта неделя пробной была, он только до обеда там находился, а с января уже начнёт на полную катушку ходить. Самое трудное для нас будет его вечером забирать. Садик до семи работает, Надя до 6, вроде успевать должна. У меня же каждый день куча всяких дел, самое главное это патентный институт. Если бы не он, мы бы не выжили.

     Всё это я уже говорил, когда на кухне за стол уселся.

     - Так что тебя мама я каждый раз вспоминаю, когда мне оттуда деньги на книжку перечисляют.

    Не успел я эту фразу договорить, как тут же от отца получил:

    - Она тебе жизнь дала, а ты ее, оказывается, вспоминаешь только, когда деньги тебе перечисляют.

    - Пап, не придирайся к словам. Я просто хотел сказать, что я маме очень благодарен, что она меня во ВНИИГПЭ пристроить смогла. А вас я никогда не забываю, и забывать не собираюсь.

    - Ладно, Саша, прекрати к Ване придираться, - вступила мама, - лучше сын расскажи, где ты был и что там видел.

     Рассказ растянулся на добрых три часа. Они внимательно слушали, не перебивали, если что и начинали сами говорить, то только тогда, когда я замолкал, чтобы глоток чая сделать. В горле всё время пересыхало.
 
     - Вижу, хорошо ты там отдохнул, - заключил папа.

     - Милые мои, я как из сказки вернулся. Вроде и в Финляндии побывал и по Югославии покатался, но такого ещё ни разу не испытал. В восьми странах был, пусть одна и карликовая, это я о Ватикане говорю, но почти все эти страны - откуда мировая цивилизация на свет вылезла. Осталось в Китай и Индию с Египтом съездить и вот тогда точно можно говорить, что почти везде побывал, куда каждый культурный человек съездить обязан. А если бы ещё и в Израиль попасть, то тогда вообще всё. Точку можно ставить. Всё остальное появилось позже, а истоки именно там.

     - Мне как-то и не хочется никуда ездить, - сказал папа, - мне и дома хорошо.

     - Да мне тоже совсем не плохо, но знаешь, чтобы понять, как мы живём, надо посмотреть, как там, за бугром живут. Конечно, турпоездка не может предоставить полную возможность для оценки уровня их жизни, но чуть-чуть за кулисы к ним нам заглянуть удалось и это уже хорошо.

     Я вышел в коридор, где на небольшом столике стоял телефонный аппарат и принялся названивать. Чуть больше часа я потратил почти на весь список. По нескольким номерам так и не смог дозвониться, где трубку не сняли, а у кого телефон был так занят, что я даже рукой махнул. Решил, что 31 числа с работы может дозвониться смогу.

     Домой приехал, когда на улице совсем темно было. Снег перестал падать, ветер тоже поутих. Я бодро прошагал те четыре сотни метров, что нас отделяли от цивилизации в виде метро, посмотрел на народ, продолжавший толпиться у телефонных будок, и поднялся в квартиру. Там всё было тихо и спокойно. Надя возилась на кухне, готовя ужин, а Миша, высунув от усердия кончик языка, черкал цветными карандашами номер журнала с моей последней научной статьёй. "Надо не забыть зайти в редакцию журнала и попросить ещё один экземпляр", - подумал я и отправился на кухню. Мы взяли всё, что Надя приготовила и пошли в комнату. По первой программе телевизора показывали "Живёт такой парень", фильм, который я могу смотреть несчётное количество раз.

     31 декабря под каким-то благовидным предлогом я вышел из дома в половине седьмого утра и помчался на центральный телеграф, в котором находился главный московский переговорный пункт. В 8 утра меня соединили с Магаданом. Надежда сидела в своём кабинете. Мне показалось, что она искренне обрадовалась и моему звонку и моему поздравлению. Поболтали чуток и с чувством выполненного долга я помчался на работу.   

    Хотя 31 декабря считался рабочим днём, я не думаю, что было хотя бы одно предприятие в нашей стране, кроме тех, конечно, где было непрерывное производство, где трудовой коллектив продолжал трудиться в полную силу. Наш институт исключением из этого правила не являлся, поэтому ходить по нему, поздравляя знакомых, было весьма опасным занятием. В некоторых лабораториях, праздновать, судя по всему, начали ещё накануне, об этом и запах, доносящийся из их глубин, свидетельствовал, и внешний вид некоторых сотрудников и сотрудниц. Я лихо обежал все лаборатории, заглянул и в отдел кадров с бухгалтерией, куда сдал все финансовые документы по командировке и вернулся к себе. Надо было приступать к фирменному блюду нашей лаборатории. "Кролик по Елисеевски", так называлось то блюдо, которое я готовил не менее двадцати раз за год. Когда-то давно, когда я был совсем молодым, буквально через пару месяцев после прихода туда на работу, мне пришла в голову светлая мысль. Дело в том, что для нашей лаборатории из питомника постоянно привозили для испытаний на пирогенность молодых кролей весом не более 1,8 кг. Часто случалось, что по разным независимым от нас причинам, часть этих кроликов перерастала 2-х килограммовую отсечку, вследствие чего становилась непригодна для этих испытаний, при этом их следовало утилизировать. Я не стал дознаваться, что сотрудники, работающие в виварии, делали с тушками забитых абсолютно здоровых кроликов, вряд ли они их выбрасывали на помойку. Вероятнее всего они их употребляли в пищу. Вот я и решил последовать их примеру и приготовить тушёное кроличье мясо. Идея была воспринята всеми на "Ура", хотя некоторые дамы не очень поверили, что молодой парень умеет готовить. Но, когда они попробовали, это превратилось в мою дополнительную нагрузку по лаборатории. На долю женщин было принести из дома десяток луковиц и пяток морковин, всем остальным занимался я. Ели, правда, все вместе. Вот и в тот предновогодний день я погряз в кулинарных проблемах.

     К часу дня всё было выпито и съедено. Мне пришлось отправиться в дирекцию, и мы вчетвером – директор, секретари партийной и комсомольской организации и председатель местного комитета начали обход института.  Стоило нам уйти, все поднимались и бежали домой.

     - На работу бы так спешили, - пробурчал директор.

     - Анатолий Сергеевич, - заметила Лариса Ивановна, - Новый год бывает ведь всего один раз в год, а на работу мы ходим изо дня в день.

      Я освободился около трёх и с пачкой купюр, полученных накануне за БВЛ, отправился на Ленинский проспект в книжный магазин. Там меня встретили, как долгожданного гостя, даже чаем с куском торта угостили. Вот оттуда я поехал домой. 

     Провожали Старый и встречали Новый год мы вдвоём с Надей, это был уже не первый Новый год, после рождения Миши, который нам пришлось встречать вдвоём. Как куранты пробили двенадцать раз, я сбегал на улицу, да дважды позвонил по телефону: своим и Надиным родителям. На удивление у телефонов-автоматов очереди не было, так по паре человек стояло и всё. Все говорили очень быстро, поэтому, хотя я выбежал раздетым, замёрзнуть не успел. Оно и правильно, что долго рассусоливать, когда на столе бутылки с закуской стоят, а по телевизору зарубежные артистки попами вертят. И вот, что интересно, когда смотришь на наших певцов с певицами, перед микрофоном стоящих на одном месте, как замерших, кажется, что так и должно быть, а посмотришь на западных звёзд, которые умудряются не только петь, но и чуть ли не кульбиты при этом делать, тоже нравится, но как-то по-другому. Мне даже захотелось посмотреть, как Муслим Магомаев "Вдоль по Питерской" вприсядку исполнять примется.
 
     Первого января 1974 года было солнечным. Лёгкий морозец, около пяти градусов не мешал детям резвиться. Вот и наш Михаил, тоже отрывался в своё удовольствие. Мы почти весь день втроём провели на улице. Мне это даже понравилось.

     На следующий день начались обычные рабочие будни, как будто не было того предощущения, что вот встретим Новый год и всё изменится – всё осталось точно таким же, как и всегда. Единственно, что изменилось у нас, так это то, что Миша пошёл в садик на полный день. Правда тёща пообещала первое время приходить часам к четырём и наведываться в садик, вдруг надо будет внука забрать пораньше.

     Я предупредил Т.В., что утром ненадолго задержусь, и сбегал на наш районный телефонный узел:

     - Где вы раньше были, - такими словами меня там встретили, - все, кому телефон был нужен, кучу справок дополнительных принесли, подтверждающих, что им телефон необходим, и мы все до одной подобные заявки удовлетворили. Больше свободных номеров не осталось. Есть только резерв, но мы им не распоряжаемся, езжайте на Центральный телефонный узел и там доказывайте, что вы без домашнего телефона жить не можете.

     На работе я заглянул к заместителю директора по АХЧ. Дмитрий Петрович тоже был книголюбом, и даже входил в наш актив. Моей просьбе помочь в таком специфическом вопросе не удивился, единственно спросил, где я раньше был, а затем позвонил машинистке, сказал ей несколько слов и вскоре я держал в своих руках письмо на институтском бланке с его подписью, заверенной гербовой печатью. Текст этого письма я запомнил на всю жизнь:

      - Институт просит изыскать возможность для установки в квартире оперирующего хирурга Елисеева Ивана Александровича городской телефон, необходимый товарищу Елисееву, чтобы в экстренном случае он мог быстро прибыть в операционную. 

     - Езжай в Милютинский переулок, 5, там Центральный телефонный узел находится. Письмо отдай в канцелярию, пусть при тебе зарегистрируют и на копии номер напишут, и печать свою поставят. Особо не тяни, номера могут совсем закончиться, тогда трудно будет что-либо решить.

      Пришлось заглянуть к Т.В.:

      - Конечно, езжайте и не тяните, вы любите всё откладывать на потом, а это дело требует быстрых действий. Я даже не представляю, как можно жить без телефона.

     Я уже дверь за собой закрывать принялся, как услышал за спиной:

     - А я пока Дину за билетами пошлю, 10-го нам в Минске надо будет за отгрузкой "реофера" проследить.   

      Пришлось звонить в гараж. Яков Иванович был как всегда на месте, машина тоже и уже через несколько минут я ехал в Милютинский переулок. Величественное здание Центрального телефонного узла произвело на меня впечатление, но рассматривать его я не стал, хотя и хотелось, а решительно открыл дверь и прошёл вовнутрь. Указатель "Приём заявлений" привёл меня в большую комнату с окошечками. Очереди не было, так у нескольких окошек стояли посетители, и я обратился в ближайшее свободное окно. Молодая девушка взяла моё заявление с приложенным институтским ходатайством, отошла с ним в сторону, полистала карточки в каталожных ящиках, целой стеной стоявших у стены, затем достала какие-то папки и покопалась в них, после чего вернулась ко мне и попросила немного подождать. В центре комнаты стояли стулья, я пошёл к ним, сел и задумался:

      "Интересно получается, если бы не Новый год и не моё желание поздравить кого-то с наступающим праздником, я бы сюда ни в жизнь в ближайшее время не попал. Всё мы делаем, когда нас жареный петух в одно место клюнет".

      Сидеть мне пришлось недолго, девушка выглянула из своего окошка и громко позвала:

      - Товарищ Елисеев.

      Я сорвался с места и бросился к ней.

      - Вот возьмите, - и она протянула мне копию институтского письма, пропечатанную жирным штампом МГТС, - здесь указан номер телефона, который вам будет установлен. 4 числа бригада будет работать в вашем районе, постарайтесь весь день быть дома и не забудьте приобрести телефонный аппарат. Можете это у нас сделать, вон там они продаются, - и она рукой показала, куда надо идти.

     Я в полной растерянности отошёл от окна и несколько минут тупо смотрел на семь цифр, крупно написанных от руки в центре их штампа - 159 – 60 – 74.

     "И это всё? – вертелось в голове, - правильно говорят, что пока руки и ноги к своему хотению не приложишь, оно с места не сдвинется. А мне казалось, написал заявление и всё. Нет, на деле так получилось, ножками сюда притопал, ручками ещё одно прошение подал, вот всё сразу и зашевелилось".

     Вышел я из здания, подмигнул вначале мужскому, а затем и женскому лицам, высеченных из мрамора или гранита, снизу не разберёшь, и приделанных с двух сторон над входом в здание. Меня, они, скорее всего не заметили, поскольку были увлечены телефонным разговором, и я почти бегом направился к машине. Владимир Петрович посмотрел на меня вопросительно.

      - Всё в порядке товарищ политрук, в пятницу подключать придут, - произнёс и, хорошо Клочков ещё не успел с места тронуться, хлопнул себя по лбу, - подожди ещё секунду, аппарат-то я забыл.

      Через несколько минут я вернулся с картонной коробкой, в которой лежал новенький цвета слоновой кости, слегка вытянутый в ширину телефонный аппарат чешского производства. "Хорошо я сегодня успел премию получить", - подумал я, поудобней усаживаясь в кабине "Скорой помощи".   
   
     С работы я позвонил маме и попросил её посидеть у нас в пятницу. Она отказываться не стала, понимала, наверное, что в противном случае мне тёщу просить придётся, а та опять ворчать будет, что от нас покоя нет. Весь день я находился под впечатлением, как быстро оказывается можно сложнейший вопрос решить, если знать с какой стороны к нему подойти.

     2 января не самый продуктивный день в году с точки зрения основной работы. В общем, я это, наверное, всегда знал, но в тот день окончательно убедился, что это так. Не успел в лабораторию зайти, как мне бумажку в руки сунули с номером телефона. Оказывается, меня срочно разыскивает некто Семенчук Лев Максимович из патентного института. Даже Т.В. понимала, что, если меня срочно разыскивают из ВНИИГПЭ, то дело не терпит отлагательств. Она, в общем, не очень возражала, что я там подрабатываю, поскольку основная работа при этом не страдала, а приобретённые мной за последние годы знания позволили нам защитить авторскими свидетельствами все новые препараты, разработанные в лаборатории. В этом вопросе мы абсолютно прочно стояли на первом месте. Впору красное знамя вручать, жаль, что такого не существовало.

     Лев меня обрадовал, да так, что впору было в пляс пуститься. Ему Антон из секретной лавки чудес позвонил и очень попросил ещё два комплекта БВЛ раздобыть. Там, будучи уверены, что семьсот рублей это номинальная стоимость БВЛ, готовы были не только заплатить по такой сумме, но и дабы нас заинтересовать, пообещали за каждый комплект презентовать любой женской одежды на двести рублей. Контейнер с новым товаром поступил к ним с таможни на склад лишь 31 числа, приступить к торговле они собирались со следующего понедельника, как коллективу зарплату выдадут. Поэтому, мы можем приехать в любой оставшийся день до понедельника.

     - Сегодня уже среда, - задумался я, - значит, у нас осталось всего два дня. Подожди чуток я сейчас с жёнами переговорю, и мы решим, когда поедем.

     - Так что, книги имеются? – у Льва даже голос задрожал от волнения.

     - Имеются, имеются, - успокоил я его, - звони Антону, скажи, что приедем.

     Надя сказала, что она ни завтра, ни послезавтра, ни в последующие ближайшие дни никуда поехать не сможет. Она только начала разбирать огромный завал, оставшийся от сотрудницы, которая последние три года вела её участок. Та давно уже, будучи на пенсии, согласилась немного поработать, но как мне сказала моя благоверная:

     - Лучше никак не работать, чем, так как эта…, - и добавила несколько далеко не литературных слов.

     Честно говоря, я даже не предполагал, что Надежда в таком совершенстве владеет великим и могучим русским матерным языком.   
   
    Анатолий, с которым я встретился через пару минут, быстренько договорился со своей супругой, что, ради такого дела, она в пятницу на весь день отпросится с работы, так что в любое удобное для нас время она готова будет поехать, куда мы скажем, и с удовольствием порекомендует мне, что приобрести для Нади.
 
      Я позвонил Льву и объяснил, что нам дают четыре комплекта и на два придётся искать покупателей.

     Через полчаса все вопросы были решены. В секретной конторе с радостью согласились забрать все четыре комплекта БВЛ. Соответственно и количество женской одежды, которое мы сможем оттуда привезти, тоже увеличилось в два раза.

      Пришлось звонить в институтский гараж, Нечаеву и договариваться с ним о выделении в наше распоряжение "товарища политрука" вместе со "Скорой помощью" - пятьдесят шесть коробок с книгами никак не желали влезать в Толин "Москвич".

     Первый рабочий день в 1974 году превратился в настоящую раздачу новогодних подарков.

     Когда я приехал домой, тёща уже успела привести Мишу домой. Они сидели на кухне за столом и читали книжку. Читала, конечно, бабушка, а малыш её внимательно слушал. Увидев меня, тёща собралась и поехала домой:

     - Ещё пару дней я поприезжаю, а уж там вы сами думайте, как дальше жить будете, - сказала и ручкой помахала.

       Я книжку в руки взял и продолжил читать сказку с того места, где тёща остановилась. Миша продолжил слушать. У меня даже, что-то неприятное зашевелилось внутри – как же так, ему надо, чтобы читали и всё, притом совершенно без разницы, кто читает. Но тут он ко мне прижался и мне так хорошо стало. Надо сказать, большое спасибо и маме и бабушкам, что они приучили ребёнка к книге.

     К семи часам вернулась Надя. Была она непривычно растерянной и даже смотрела на меня, как мне показалось умоляюще.

     - Признавайся, что натворила, - в шутку набросился я на неё.

     Она попыталась что-то объяснить, но всё получалось так невнятно, что я усадил её за стол, налил чашку чая и попросил успокоиться, а потом рассказать, что её так взволновало.

     Оказалось, что на этот год министерству выделили большую партию "Жигулей", их главку тоже досталось около полусотни машин. По случаю выхода на работу из отпуска по уходу за ребёнком, Наде решили сделать подарок и включили её в список желающих. По жребию ей достался "ВАЗ 21011" с получением его в марте месяце.

     - Когда мне это сказали, первым делом возникло желание отказаться, - заявила мне Надежда, - но затем я подумала, Лёвка забрал у нас джинсов и журналов на три с лишним тысячи рублей. Что им лежать без толку. Это ведь больше половины необходимой суммы. Машина стоит 5600 рублей. Я уже в кассу взаимопомощи заявление написала, чтобы мне в феврале  тысячу рублей дали. Придётся в течение десяти месяцев, начиная уже с этого, платить в кассу ежемесячно по сто рублей. Значит, четыре с половиной тысячи у нас будет, остальное займём на год, а в следующем феврале я возьму ещё тысячу и мы почти расплатимся. Единственно, тебе вновь придётся идти учиться, - она так заискивающе на меня посмотрела, что я даже улыбнулся:

     - Ну, ты что дорогая моя? Я в пятницу ещё почти полтысячи принесу, так, что всё совсем хорошо получится. А учиться, что ж, надо значит надо. Ты ведь знаешь, что я люблю учиться. Завтра в наш комитет ДОСААФ загляну, может, помогут.

      Миша давно уже спал, а мы всё сидели на кухне и думали, как нам дальше придётся жить.

     Продолжение следует