Лабиринты судьбы

Очерк о жизни и творчестве писателя А.П. Бибика


Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны.
О. Мандельштам

Писатель­революционер А.П. Бибик (1877–1976 гг.) – фигура неоднозначная и во многом даже загадочная. Политическая конъюнктура, социальные потрясения, неординарность личности – все легло слоями на биографию писателя. Теперь уже трудно сказать, кем же был А.П. Бибик – меньшевиком, «перековавшимся» в сталинских лагерях в убежденного большевика­ленинца, каким его пытались представить читателю журналисты 60–70­х годов, выполнявшие политический заказ и поэтому не «копавшие» слишком глубоко, или все же униженным, посрамленным, но не сломленным ссылками и лагерями социал­демократом, одним из тех немногих, кто не хотел жить по шаблону и строить «коммунистический рай» на «костях». Много талантливых писателей, что называется, не вписались в структуру советской действительности и вынуждены были или эмигрировать как И. Бунин, Б. Зайцев и другие или, влача жалкое существование, каждый день ожидать ночного стука в дверь как А. Тарковский, М. Булгаков, А. Платонов.
«Мы живем, под собою не чуя страны», – так О. Мандельштам – поэт, творивший в первой трети ХХ века, выразил свое отношение к тому страшному времени. Всего одна строчка, а сколько глубины, сколько трагизма в ней. Этой строчкой О. Мандельштам подписал себе смертный приговор. Ю. Олеша его поступок назвал безумством. Их было много – «безумцев», боровшихся  за правду своими романами, рассказами и повестями и заплативших за это кто свободой, а кто и жизнью.
А.П. Бибика роднит с этими писателями, несмотря на всю их с ним непохожесть как по стилю, так и по характеру описываемых героев и событий, то, что он, как и они, не смог раскрыться в своем творчестве до конца в стране победившего пролетариата, стал жертвой бесчеловечной машины репрессий. Его спасло от расстрела рабоче­крестьянское происхождение и  осторожность в поступках и словах, выработанная за много лет подпольной работы. Ответы на многие вопросы дает единственный дошедший до нас роман А.П. Бибика «К широкой дороге». На многие, но не на все. При чтении романа ловишь себя на мысли, что автор о чем­то важном не говорит. Бибик и его биографы неоднократно говорили и писали, что роман «К широкой дороге» – главное произведение писателя – автобиографический. Это и стало причиной того, что многие стали путать А.Бибика с главным героем его романа – Игнатом Ракитным, забывая, что роман – это прежде всего литературное произведение, где всегда присутствует художественный вымысел. К тому же, роман неоднократно переписывался автором, дополнялся, главные герои меняли имена и фамилии, меня-лась оценка событий, отношение к персонажам, стоявшим часто на различных политических платформах. Роман сильно политизирован и неизвестно, в уста какого из героев А.Бибик вложил те мысли и убеждения, которые исповедовал сам.
Один из героев романа называет рабочих «пушечным мясом революции». Это скорее высказывание буржуа или интеллигента, нежели революционера. Считал ли так сам Бибик или только выразил одно из мнений? Это весьма яркое и образное сравнение могло стоить автору жизни, если бы он подобную крамолу высказал после октября 1917 года. Спасло то, что это художественное произведение было издано раньше.
Т. Батурина – исследователь творчества писателя описывает в книге «Пока дышу» эпизод встречи А.П. Бибика с М. Горьким. Эта встреча была примечательна тем, что Горького интересовала прежде всего политическая направленность произведения, именно поэтому он спрашивает у автора, зачем он (автор) «убил» большевика – одного из главных героев романа.
 Бибик, все взвесив и учтя замечание, переписал роман. Он изменил сюжет и убрал самоубийство большевика. В той же книге Т. Батурина пишет без ссылок на источники, что Бибику и в советское время приходилось испытывать давление весьма настойчивых «консультантов», которые ему советовали, как трактовать то или иное историческое событие, ту или иную личность. Подобному давлению подвергался не только Бибик, но и многие другие писатели. Это была политическая цензура, которая регулировала «правильное» понимание истории. Далеко не все писатели смогли выстоять. Многие меняли сюжеты и делали своих героев пламенными борцами за народное дело, искажая таким образом историческую правду. В какой части это относится к А.П. Бибику, сказать трудно. Есть в его произведениях незалакированная правда, есть намеки, полутона. Многие писатели 20­30­х годов прошлого столетия в период разгула культа личности прибегали к форме иносказания, зашифровывая и маскируя свои мысли. Так было безопасней и для писателя, связавшего свою судьбу с противниками Ленина – меньшевиками. В 1906 году А.П. Бибик вместе с  руководителями меньшевистского крыла партии: Мартовым, Аксельродом, Даном, Церетели, – был избран делегатом на 4­й объединительный съезд РСДРП. Для начинающего революционера это было большой честью и признанием его заслуг перед партией. На съезде судьба его свела с известными большевиками: Ле-ниным, Дзержинским, Фрунзе, Луначарским, Сталиным, Красиным, Рыковым и др. С некоторыми из них он общался и дискутировал. В романе «К широкой дороге» есть эпизод, где главный герой романа Игнат Ракитный беседует на пароходе с Луначарским – одним из самых образованных людей большевистской партии. Впоследствии Луначарский написал предисловие к книге А.П. Бибика и порекомендовал его произведения к включению в школьную программу.
После съезда Бибик переходит на нелегальное положение. О его работе в подполье с 1906 по 1911 год сохранились весьма скудные сведения. Известно только, что Бибик много ездил по стране, побывал в Прибалтике, на Кавказе.
Революция и гражданская война отражены в автобиографии Бибика тоже очень скупо. Есть только его небольшая ремарка об этом периоде жизни: «Занимал различные должности». Он не принимал участия непосредственно в сражениях, ограничившись решением хозяйственных вопросов, безусловно, очень важных, если учесть то обстоятельство, что в 1921 году молодую страну Советов сдавила петля голода, и хлеб был нужен так же, как снаряды и патроны.
По рассказам современников писателя, Бибик не любил, когда его спрашивали о жизни  заключенных там, за решеткой (с 1938 года по 1946 год он отбывал наказание в лагере), ссылаясь на то, что А.И. Солженицын в повести «Один день Ивана Денисовича» описал довольно подробно жизнь и быт политзаключенных и добавить к этому что­то новое трудно. Да, это отчасти верно. Но только отчасти. Каждая судьба уникальна и этим интересна, особенно судьба человека, обреченного за свои убеждения провести лучшие годы жизни в лагере. Что думал человек, бросивший на алтарь революции молодость, семейное счастье, здоровье и взамен получивший восемь лет заключения? Кого обвинял он в этой несправедливости? Ленина? Сталина? Советский строй? Что пережил он за долгих восемь лет разлуки с близкими, не имея возможности вести переписку, не зная даже, живы ли они? Какую нужно иметь волю, чтобы  выдержать это? Осталась фраза, брошенная А.П. Бибиком во время одной из встреч с журналистами: «Уж лучше бы меня расстреляли тогда». В этой фразе весь ужас сталинских лагерей, когда жизнь кажется хуже смерти, когда человек думает о расстреле как об избавлении от мук и страданий. К мучениям телесным добавлялись мучения душевные – осознание того, что ты «враг народа». Воспоминаний об этом этапе жизни писателя, к сожалению, не осталось. Бибик, которого жизнь приучила быть предельно осторожным, опасался писать на запретные темы, понимая, что ему, бывшему зэку и меньшевику, этого могут не простить. Вероятнее всего, ему «посоветовали» «не выносить сор из избы», а именно – не писать о том, что он видел в лагере.
Был и счастливый период в жизни писателя с 1927 по 1938 год. Бибик на пике популярности, его печатают, он дружит с известными людьми: режиссером Ю. Завадским, художником М. Сарьяном, писателем В. Закруткиным, принимает участие в организационном первом съезде писателей СССР в 1934 году. Казалось, небосклон чист и безоблачен, а впереди долгая и счастливая жизнь. Но в том же 1934 году состоялся еще один съезд – партийный, на котором  партия  призвала усилить борьбу с «врагами народа» всех мастей. Убийство Кирова уже после закрытия съезда заставило машину репрессий заработать на повышенных оборотах. В 1937 году  состоялся пленум ЦК, на котором Ежов выступил с докладом о троцкистско­зиновьевском заговоре. На этом пленуме фактически была дана команда к началу массовых репрессий, в том числе и среди писателей. Многие талантливые писатели в 1937–1938 годах, как и Бибик, попали  под  пресс  карательной  машины. Были  расстреляны  Б. Пильняк, О. Мандельштам, И. Бабель, А. Веденский, А. Бухов и др.
Оружие писателя – его перо. Писать о том, в каких условиях за колючей проволокой «перековываются» бывшие меньшевики и эсеры, а также троцкисты и бухаринцы, было бессмысленно. До читателя эти произведения никогда бы не дошли. Созданная еще при Ленине система контроля, которая включала Главлит, просуществовавший до 1991 года, спецотделы при НКВД и военную цензуру, наделенную самыми широкими полномочиями, поставила на конвейер борьбу с инакомыслием. Ничто не могло укрыться от зоркого глаза бдительных органов. Ленин, стоявший у истоков советской цензуры, активно выступал за госмонополию на печатную продукцию, объясняя это обстоятельство тем, что в противном случае у их идеологических противников появляется шанс повернуть колесо истории вспять. Писатели, не желая того, стали бойцами идеологического фронта. А где война, там неизбежны жертвы. И здесь уже не могло быть нейтраль-ных, здесь были только свои и чужие.
Сталин в разговоре о творчестве М. Булгакова заметил: «Хороший писатель, только не наш». Про Андрея Платонова он сказал похоже: «Талантливый писатель, но сволочь». Бибик до определенного времени «числился» в пролетарских писателях и это его спасало. Отец народов, сам в юности баловавшийся стишками, бдительно следил сам за тем, что пишут советские писатели. От этого зависело, что будет в головах советских людей. Главным критерием того, что ты наш, было – писать в строгом соответствии с линией партии. Тех, кто сворачивал с этой линии, считали врагами народа. Союз писателей СССР – детище А.М. Горького, в который А.П. Бибик вступил в 1934 году, в лице своих руководителей, как московских так и региональных, принял самое активное участие в разделении писателей на своих и чужих. Горький незадолго до этого вернулся из эмиграции и не удовлетворенный тем, что не получил Нобелевской премии, засучив рукава, начал формировать мощный административный аппарат  творческого союза, назначая на высокие посты верных и преданных делу партии людей.
Бибик как человек наблюдательный не мог не видеть того, что происходит в стране, пережившей гражданскую войну, голод, коллективизацию и теперь попавшую в жернова культа личности. Последствия правления страной жесткой сталинской рукой были очевидны. Но писать об этом было самоубийством. Спустя много лет, пройдя через лагеря, допросы, пытки, Бибик, конечно, немного лукавил, говоря о том, что после Солженицына не хочет браться за щекотливую тему. Причина была в другом – в страхе, который, как окровавленный топор, висел над огромной страной.
А. Тарковский – известный советский поэт, переживший вместе со страной годы общенационального страха и унижения, написал в стихотворении 1962 года:
И рыбы поднимались по реке,
И небо развернулось пред глазами…
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.
Бибик мог получить свой срок или свою пулю раньше 38­го года – еще тогда, в начале 30­х, поменяв имидж пролетарского писателя на имидж писателя­диссидента и очернителя. Но молчать – означало жить, и Бибик прекрасно это понимал. Опасно было не только публиковать   произведения, описывающие перегибы переходного периода, но даже держать их в ящике письменного стола под замком. Их могли найти при обыске, и тогда шансов на спасение у автора не было никаких. Минимальным было наказание – 8 или 10 лет лагерей. В 1938 году у Бибика при обыске обнаружили черновик романа «Петро беспартийный». О чем был роман, так и осталось неизвестным. Его изъяли во время обыска в Ростове­на­Дону, автора осудили, а роман, судя по всему, уничтожили. Теперь можно только догадываться о том, что это был за роман.
Наступила хрущевская оттепель. Бибик много знал о жизни по ту сторону колючей проволоки, ему было о чем рассказать, но он понимал – система не разрушена, она законсервирована до поры до времени и не простит, не спустит, в случае чего. Этот молох снова потребует жертв и проглотит тех, кто раскроет себя, обнаружит свое несогласие и неповиновение. Еще живы были лагерные палачи, сидели в теплых кабинетах предатели, писавшие доносы на своих коллег по писательскому цеху. Их никто наказывать не собирался, они были хорошими исполнителями и могли еще пригодиться. Правда, благодаря изменению политической ситуации в стране, со страниц газет уже не призывали ударить пролетарской мозолистой рукой по троцкистам, бухаринцам, свернуть шею всем представителям бывшего буржуазного класса. Культ личности был осужден, но репрессивный аппарат остался и ждал новых приказов.
Бибик оказался прав в своем хитром молчании. В 1962 году был жестоко подавлен бунт рабочих Новочеркасска. Восьмидесятипятилетний Бибик молчал, а газетчики бодро рапортовали в своих статьях о том, что пролетарский писатель Бибик неуклонно следует ленинским курсом и убежден в победе коммунизма во всем мире. Бывший узник умел скрывать свои мысли. Лагеря отняли у него молодость и здоровье, но не отняли рассудок и веру в справедливость, за которую он боролся.
До конца жизни Бибик оставался прежде всего революционером, а уже потом писателем, хоть сам говорил, что писательство для него очень важный вид деятельности. Он умел скрывать свои мысли, но иногда, забыв об опасности, все же приоткрывал душу, доверяя строчкам самое сокровенное. В его романе «К широкой дороге» есть сцена разрушения памятника Екатерине Второй. «Однажды на главной улице города, вокруг памятника Екатерине, густая толпа молча наблюдала, как три человека: один в матросской бескозырке и конопатый, двое в солдатских окопного вида шинелях, – забрасывали на голову статуи аркан. По третьему разу — удачно: петля упала на покатые плечи, затянулась на шее». Автор этих строк не на стороне вандалов, ломающих памятник царице. Он осуждает глупых и злобных людей, которыми правит вовсе не революционная идея справедливого преобразования мира, как это было написано у классиков марксизма­ленинизма, а злоба, ненависть, корысть и желание власти. К сожалению, среди представителей победившего пролетариата таких было немало. Далее описывается, как подъехал грузовик с пулеметом и группа вооруженных маузерами молодцов с красными бантами на груди разграбила, разбив витрину, продовольственный магазин. Писатель предельно честен. Это хроника того времени, написанная очевидцем, неравно-душным участником событий. «Гнаша, это что? – спрашивает одна из героинь романа. – Неужели большевики?»
Писатель Б. Пильняк в своем рассказе «Тысяча лет», написанном в 1919 году, размышляет о людях, правящих страной. «Дикость, люди дичают, мировое одичание. Вспомни историю всех времен и народов: резня, жульничество, глупость, суеверие, людоедство… Братство, равенство, свобода… Если братство надо вводить прикладом, тогда лучше не надо… Чем человек ушел от зверя?» В оценке тех событий Бибик и Пильняк сходятся. Они думают о том, куда их ведет новое общество, построенное на насилии. В борьбе благородства и жестокости побеждает жестокость. Судьбы их тоже похожи. Обоих арестовали в 1938 году. Бибику «повезло», его упрятали в лагерь, но не расстреляли как Пильняка. В том памятном году Бибику исполнился 61 год.
     Свой первый рассказ Бибик опубликовал в 1901 году во время Вятской ссылки, а писать начал, по его воспоминаниям, не благодаря, а вопреки обстоятельствам. Прочел рассказы Л. Андреева, произведения Арцыбашева, Ф. Сологуба и понял, что нужно что­то противопоставить  упаднической литературе, получившей широкое распространение в начале 20­го века. Может, это было немного самонадеянно, потому что из декадентской среды вышли многие мастера русской литературы и вряд ли самого Бибика можно поставить с ними в один ряд по вкладу в отечественную литературу. Ценность произведений Бибика в другом: в их непохожести и самобытности. Его произведения росли не на удобренной почве, как у того же Л. Андреева, обласканного судьбой, деньгами и славой, а на голых камнях скитаний, голода, нужды, страданий. Битву с литературной элитой начала века Бибик проиграл. Андреев тоже писал о революции – это была модная тема. Публика того времени хотела знать о революции как можно больше. Знаменитое произведение Леонида Андреева «Рассказ о семи повешенных», написанное в 1908 году, в основе сюжета которого судьба пятерых революционеров­террористов – членов партии социал­революционеров, выданных предателем и повешенных по приговору суда на берегу Финского залива, – это рассказ о революции, но глазами обывателя и мещанина, весьма далекого от стачек, прокламаций и маевок. Рассказ глубокий, трогающий и, безусловно, гениальный. Но Бибик не понял или не захотел понять «другую» правду, где нет героики эсеровских бомбометателей и пламенных борцов за народное счастье, а есть люди, стоящие на границе жизни и смерти, где действуют уже другие законы, они покорно идут к виселице, кто с раскаяньем, кто с гордыней – люди, у которых есть матери и отцы, для которых, может быть, со смертью их детей закончится жизнь. Бибику как человеку, стремящемуся не понять мир, а преобразовать его, ослепленному юношеской мечтой о справедливости, хотелось доказать этим сытым образованным господам, наблюдающим революцию с террасы загородной дачи или с балкона родового особняка, что из подвала или ремонтной ямы революция видится по­другому – не как виселица на покрытой грязным снегом одичалой поляне, а как рассвет на реке: яркий, радостный, солнечный и зовущий. Это была его рабочая правда, не такая гладкая и красивая, как у Андреева, но тоже правда. И ему хотелось, чтобы эту правду узнали люди, и он был согласен за свои убеждения пожертвовать свободой и даже жизнью.
Бибик называл многие свои поступки, в том числе и на поприще литературы, донкихотством, в частности, написание правдивой повести о передовой коммуне «Новая Бавария». Вскоре за выходом повести в свет последовал арест. Это был не первый срок писателя. Первый случился в далеком 1900 году, когда он был выслан в Вятку царским правительством под гласный надзор полиции за подготовку и участие в первомайской демонстрации. В 1906 году его снова арестовывают, но он бежит из­под стражи. И снова лишения, скитания, подполье, тайная жизнь без семьи под чужой фамилией во имя главного дела жизни — революции.
Двадцатый век начался с революций и социальных потрясений. Бибик еще не знал, что принесет ему этот двадцатый век. Люди не властны над временем. Оно вертит судьбами, словно колючий холодный ветер осенними листьями.
Опальный советский поэт Н. Глазков, чей отец был расстрелян в 1938 году, написал ироничные стихи о современности:
Я на мир взираю из­за столика,
Век двадцатый – век необычайный.
Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней.
Эти строчки можно поставить эпиграфом к судьбе Алексея Бибика. Он как никто другой в полной мере испытал на себе всю «интересность» и «необычайность» 20­го века. Три войны, три революции, голод, коллективизация и последовавший за ней 38­й год – вот далеко не полный перечень исторических событий, которые своим огненным дыханием опалили судьбу писателя. Чтобы лучше понять, что двигало им и его друзьями по борьбе – революционерами, нужно окунуться в ту эпоху.
Начало 20­го века. Россия – аграрная страна, но капиталистические отношения врываются в жизнь патриархальной российской глубинки. Растет и крепнет российский пролетариат, поднимаются на борьбу национальные окраины, растет и набирает мощь социал­демократическое движение, вышедшее из народничества. Современной молодежи, которая хорошо знает, что такое интернет, но с трудом представляет себе, что такое революция, трудно понять мировоззрение этого человека, формировавшегося под влиянием идей Маркса, Ленина, Плеханова. Сама атмосфера того времени была пронизана предчувствием скорой бури. Судьба А.П. Бибика, как на стержень, нанизала на себя исторические события, происходившие в стране в начале и середине 20­го века, они оставили на ней глубокие рубцы, как древние ледники оставляли следы на скалах горных ущелий. Многие из этих событий нашли отражение в его произведениях.
Почему Бибик, человек пролетарского происхождения, стал меньшевиком? Исследователи его творчества справедливо полагали, что Бибик пошел в меньшевики за интеллигентными образованными людьми, которых в их рядах было достаточно много. Причина может крыться и в другом: Бибику была близка либеральная идея меньшевиков, заключавшаяся в том, что не пролетариат, а мелкая буржуазия и интеллигенция – движущая сила революции. Ему хотелось сделать революцию меньшей кровью, как предлагали лидеры меньшевиков, – при помощи реформ, компромиссов, выборов. Большевики, в своей основе профессиональные революционеры, отвергали компромиссы с буржуазией и другими представителями класса эксплуататоров и стояли за более жесткие методы, вплоть до вооруженного свержения власти и установления диктатуры пролетариата. «Если пойти по пути, предлагаемом Лениным, то гражданской войны не избежать», – пророчествовал меньшевик Мартов. К сожалению, он оказался прав.
Гражданская война началась после вооруженного захвата власти большевиками. В рядах меньшевиков начала века было много разного народа: студенты, служащие, солдаты, мелкие буржуа, писатели, потянувшиеся к образованию рабочие, среди которых оказался и Бибик. Главным врагом пролетариев Бибик считал самодержавие, либерально относясь к служащим, лавочникам и интеллигенции. Собственно, он сам за свою жизнь был и рабочим, и служащим, и солдатом. После освобождения из лагеря в 1946­м, когда нечего было есть, снова стал рабочим – ему было нетрудно поменять пилу и топор лесоповала на плотницкий рубанок и долото.
Судьба как будто специально выбрала писателя А.Бибика бродить по своим лабиринтам, то вынося высоко наверх и сажая в чиновничье «сытое» кресло, то бросая в бездну, где правит беззаконие и смерть. Самым «безоблачным» периодом его жизни стало, как это ни странно, начало тридцатых годов – 1932­1933 годы, когда по стране прокатилась волна голода и умерло несколько миллионов человек. Он занимает довольно высокие должности в Ростове­на­Дону, получает гонорары за изданные книги. Семья не голодает, скорее, наоборот, у него появляется дача в Хосте, квартира в центре города, которую он обставил хорошей мебелью и украсил дорогими картинами. Часть картин была конфискована после ареста в 1938 году и передана в Художественный музей города Ростова­на­Дону. С началом Великой Отечественной войны картины вместе с другими музейными экспонатами были эвакуированы в Пятигорск. Во время оккупации Пятигорска 1942–1943 гг. часть картин была вывезена в Германию, часть обнаружена советскими войсками на станции Минеральные Воды в ящиках, готовыми к отправке. Впоследствии картины были возвращены в фонды Художественного музея Ростова­на­Дону. Об этом писала критик Т. Батурина. В статье «Пока дышу!» она называет художников, чьи картины украшали интерьеры комнат писателя Бибика. Наиболее известные из них: Сарьян, Айвазовский, Архипов, Судковский, Васильковский и др.
Неплохо налаженный быт и достаток не изменили убеждений и привязанностей писателя – героями его произведений по­прежнему были простые люди. Страшные картины голода 1932–1933 годов не нашли воплощения в произведениях Бибика. Да и будь они – ни одно издательство и ни один журнал все равно бы их не напечатали. Многие писатели с целью  доказать свою преданность и лояльность написали пьесы и рассказы об отце народов, как это сделал, например, М. Булгаков, или о врагах народа, как драматург Стальский – человек,  написавший потом донос на Бибика и доживший благополучно до глубокой старости. Псевдоним Стальский писатель­доноситель взял себе для того, чтобы хоть чем­то походить на своего кумира. Настоящая его фамилия была Малыгин. К тому же, так легче было путать следы, ведь доносы можно было подписывать своим настоящим именем, а произведения псевдонимом. Бибик доносов на товарищей не писал – не захотел марать себя клеветой и предательством, хоть многие такой ценой покупали «прощение» за свои грехи.
М. Горький в начале века довольно метко назвал Бибика пролетарским писателем. И это была не дань моде. Главный герой произведений писателя А.П. Бибика — рабочий человек. Роман  «К широкой дороге» в этом смысле перекликался с романом М. Горького «Мать», изданным в 1906 году. Роман «К широкой дороге» написан в 1906–1907 годах, впервые опубликован в 1912, но не полностью. Он выдержал более десяти изданий.
Биографы писателя: Татьяна Батурина, В. Котовсков, Г. Косогор, С. Дуйко и др., – занимаясь исследованием его жизни и творчества, отмечали удивительную жизнестойкость этого человека. В какой же исторической обстановке ковался характер писателя­революционера?
А.П. Бибик был пусть малой, но все же частичкой огромного и многопланового пласта соци-ал­демократического движения России начала 20­го века. Рано почувствовав всю несправедливость царской власти, он, как и многие из тогдашней рабочей молодежи, прибился к марксистскому кружку, постигая в нем азы классовой борьбы, вступил в Российскую социал­демократическую партию, решив посвятить свою жизнь борьбе за свержение самодержавия. В 1903 году на 2­ом съезде РСДРП произошел раскол партии на две фракции: большевиков, возглавляемых Лениным, и меньшевиков, возглавляемых Мартовым. Бибика всегда тянуло к образованным интеллигентным людям. Среди меньшевиков таковых было больше. Это и склонило чашу весов в их сторону. В дальнейшем (после 2­го съезда) меньшевики и большевики шли в революцию разными путями, то объединяя усилия, то воюя между собой. Фактически это были уже две разные партии, но окончательное размежевание было еще впереди. Это произошло  в 1917 году, когда меньшевики создали свою партию и взяли курс на борьбу с большевиками. Все это время А.П. Бибик по объективным и субъективным причинам был членом меньшевистского крыла партии, что, в общем­то, во многом и определило его судьбу. Все три его ареста при советской власти были так или иначе связаны с его меньшевистским прошлым. Оно неотступно шло за ним по пятам, ежедневно напоминая о себе то фотографией на стене, то строчкой из рассказа или повести – и так до самого последнего дня. Меньшевик – это было как несмываемое клеймо, как проклятие. Власть не верила ему. Его не приглашали на встречи в школы, на праздники – работал негласный запрет. А вдруг кто спросит: «За что сидели три раза, уважаемый писатель? В общей сложности почти двадцать  отмотали. Ни за что?» И получится как в старом анекдоте:
– Сколько дали? – спрашивает один зэк у другого.
– Пятнадцать.
– За что?   
– А ни за что.
– Врешь, брат. Ни за что у нас десятку дают.
 В очерке «Незабываемая встреча» Бибик пишет о своем знакомстве с Верой Николаевной Фигнер: «Декабристы, Чернышевский, Желябов, Халтурин, Перовская, Фигнер – в самих именах звучало, казалось, нечто особенное, высоко звенящее над буднями тысяч и миллионов». Странно звучит из уст пусть начинающего, но писателя с гуманистическими убеждениями, восхищение революционерами­террористами: Желябовым, Перовской, Халтуриным и Фигнер, – все они за исключением Фигнер, которой смертную казнь заменили 20­летней ссылкой, были повешены за убийство императора Александра II. Казнь состоялась на плацу Семеновского полка. Эти восторженность и восхищение говорят прежде всего о том, что Бибик в период своей первой ссылки еще не выработал четкой политической платформы, он все еще в исканиях, сомнениях, подвержен импульсам, эмоциональным всплескам, что характерно для творческих личностей. В романе Бибика «К широкой дороге» есть эпизод встречи главного героя с Верой Фигнер, впоследствии ставшей членом партии эсеров, видимо, из­за ее приверженности к террористическим методам ведения политической борьбы.
После Октябрьской революции Бибик не прерывает своей связи с меньшевиками и занимает в этой партии довольно высокий пост в г. Ростове­на­Дону. Численность партии меньшевиков там составляла 8000 человек – третье место в России после Москвы и Санкт­Петербурга. К 1918 году стало ясно, что договориться меньшевикам и большевикам не получится. Ленин хотел прекратить войну с немцами, а меньшевики, среди которых было много оборонцев, требовали продолжения войны до победного конца. К числу оборонцев относил себя и А.П. Бибик, который в 1917­ом году добровольцем идет на фронт. Никаких подробностей о своем участии в империалистической войне в его записях и автобиографии не сохранилось. Вероятнее всего, Бибик впоследствии пересмотрел свои политические взгляды и старался этот эпизод своей биографии не афишировать.
Взяв власть в свои руки и видя, что с меньшевиками им уже не по пути, большевики во главе с Лениным взяли курс на непримиримую борьбу со своими политическими противниками. Первая волна репрессий прокатилась в 1918­ом году после убийства Урицкого, Володарского и покушения на Ленина Фаины Каплан — террористки, поддерживавшей контакты с эсерами и меньшевиками. Следы убийств вели к политическим конкурентам.
На Кавказе меньшевики открыто призывали к свержению большевистского режима. Меньшевики и эсеры поддержали атамана Краснова. Часть меньшевиков, в том числе оборонцев, к коим принадлежал и А.П. Бибик, поддержала большевиков.
Первая попытка новых властей свести счеты с меньшевиком Бибиком была предпринята еще в 1920 году. Он был арестован ЧК и посажен в тюрьму. Через какое­то время его вызвали на допрос. Дзержинский, узнав бывшего товарища по партии, приказал без промедления выпустить его на свободу в счет былых революционных заслуг. Это был, безусловно, благородный поступок со стороны председателя ВЧК. Бибик писал в своей автобиографии, что он был отпущен за то, что оказал в 1918 году содействие большевикам в спасении сотен членов партии от немецких войск, свирепствовавших в то время в Ростове­на­Дону, где Бибик работал в комендатуре. Возможна и другая причина. Дзержинский отбывал каторгу в Вятской губернии, только на пару лет раньше Бибика. Они бы там непременно встретились, но в 1899 году Дзержинский бежал. И третья возможная причина: Дзержинский наверняка запомнил Бибика как делегата 4–го объединительного съезда РСДРП. Не важно почему, но в этот раз карающий меч революции пощадил Бибика и был отведен рукой самого председателя ВЧК. Смерть прошла рядом.
В 1924 году Бибик был снова арестован, возможно, за то, что не предпринимал «попыток раскаянья» в своем меньшевистском прошлом, не клеймил, как другие, своих бывших соратников, не писал на них доносов. После ареста его высылают в Свердловск. Дзержинский уже не помог. В Свердловске Бибику предоставляют возможность работать в издательстве «Уралкнига». Этот период жизни писателя насыщен большим количеством очерков (около сорока), рассказами: «Жесткая учеба», «Женщины», «К морю». Здесь же он знакомится со знаменитым уральским писателем П. Бажовым. Это было время роста мастерства и профессионализма. Ему пришлось работать в журнале и редактором, и корректором, в качестве журналиста сотрудничать с газетами.
В 1927 году Бибик уезжает из Свердловска и возвращается в Ростов­на­Дону. Ссылка закончена. Его берут на работу начальником технического отдела крупного завода «Аксай». Появляется возможность свободно писать. До революции Бибика печатали мало, несмотря на это в кругах революционеров его авторитет как писателя был очень высоким.
В город Минеральные Воды А.П. Бибик, к тому времени уже известный писатель, переехал в 1955 году, когда ему было почти 80 лет. Здесь на улице Пролетарской он построил дом с мансардой, смастерил своими руками нехитрую мебель: стол, два кресла, шкафчик, тумбочки – и стал работать, дописывать то, что не дописалось прежде. Главные его произведения, конечно, уже были написаны: роман «К широкой дороге», повести «Златорогий тур», «Климчук», «Повесть о станке», рассказы «Первый Первомай», «Во чреве кита», «Живые часы», многочисленные очерки.
Он прожил долгую интересную, но очень трудную жизнь. Сын харьковского токаря и мойщицы в 14 лет поступил учеником токаря в паровозные мастерские. С тех пор тема простого человека прочно вошла в сознание юноши. Он много читает. Любимые писатели Некрасов и Шевченко – писатели, воспевавшие свободу и осуждавшие угнетение человека человеком.
На заре юности Бибик выбрал для себя трудный путь профессионального революционера, целью своей жизни поставив борьбу за права угнетенных бедных людей, изнывавших от произвола и деспотизма царя и его прихлебателей­чиновников.
После пятилетних мытарств по тюрьмам он снова вернулся в Харьков. Россия была накануне революции 1905 года. С 1905 по 1911 год Бибик находился на нелегальном положении. Незадолго до февральской революции он идет на фронт – защищать родину от интервентов. «Во время первой мировой, – пишет он в автобиографии, – был оборонцем. Исповедуя интернационализм, считал и считаю законной защиту Родины от поработителей даже при царизме».
Нелегко сложилась судьба писателя и после революции. Через год после уральской ссылки в 1928–1930 годах в издательстве «Недра» вышло шеститомное собрание сочинений Бибика – все, что он написал. В этот шеститомник вошла и повесть «Катрусина вышка» – крупное произведение о гражданской войне. Бибик переезжает на жительство в город Ростов­на­Дону. С 1932 года Бибик занят исключительно литературным трудом. Он ездит по предприятиям, общается с людьми и видит, как страна поднимается из разрухи. Заканчивалась всеобщая коллективизация. Бибик писал об этом так: «В 1932 году, побывав на полях «Гиганта» (видимо, это колхоз­передовик того времени), я еще раз забил тревогу: писал статьи, доклады, письма Наркомзему и Ростовскому крайкому. Беда шла своей чередой, а письма, спустя 6 лет, горько заставили меня вспомнить о великом чудаке – Дон Кихоте». В 1934 году Бибик во время встречи с Л.М. Кагановичем в Кисловодске просит последнего похлопотать о принятии в партию. Каганович обещает похлопотать, но слова не держит, видимо вспомнив, кем был просящий до революции и ссылку на Урал.
Бибик много работает и в 1936 году публикует не совсем обычную для себя повесть «Златорогий тур», где интересно излагает одну из сванских легенд, описывая красоту Кавказских гор. Кое­кто из критиков назвал эту повесть поэмой в прозе. Возможно, Бибик все еще находился под влиянием сказочной прозы Бажова, с которым познакомился на Урале, и эта повесть явилась логическим продолжением той дружбы. «Безмолвием полно глубокое, скупо открытое глазу ущелье: им зачарованные, остановились на полдороге к узкой долине пихты и сосны, оно залегло на сурово обнаженных склонах, на шелковистой зелени подоблачных лугов, на белых шапках и пиках исполинской цепи, замкнувшей всю котловину», – так начинает Бибик свою повесть.
Этот период жизни писателя был довольно гладким. У него семья — жена, дочь. Он погружен в работу. Много пишет. Здесь, в Ростове, Бибик знакомится с А. Фадеевым, М. Шолоховым, В. Закруткиным, П. Максимовым и художником М. Сарьяном. Именно в Ростове Бибик написал роман «Катрусина вышка», пьесы: «Разрыв», «Архиповы», «Эрион», «В неведомые страны», «Сказочка».
Были у Бибика и недруги. Именно они спровоцировали в 1938 году его арест. Стальский сочинял патриотические пьесы о врагах народа и не хотел видеть рядом с собой талантливых писателей. Время было благоприятным для сведения счетов – в стране повсеместно шли аресты. Стальский знал, куда бить. Он припомнил Бибику его меньшевистское прошлое. Вокруг Бибика снова стали сгущаться тучи.
«Осенью 1937 года, – пишет в своей книге «Пять имен» журналист В. Котовсков, – когда режиссер Ю. Завадский хотел поставить на ростовской сцене пьесу Бибика «Праздник мастера», а новую пьесу Стальского «Красивая женщина» о диверсиях отклонил, он (режиссер) был объявлен врагом народа, главарем группы (Марецкая, Мордвинов, Бибик и др.). Чудом тогда все спаслись, отбились от клеветы…». В феврале 1938 года Бибика все же арестовали. Ему припомнили его старые «грехи» и присоединили к ним новые. Вскоре после этого были арестованы его жена и дочь.
В 1946 году после восьмилетнего заключения его освобождают из лагеря. Он не знает, живы ли его жена и дочь. Бибик предпринимает меры к их розыску, но поиски результатов не приносят. Жизнь полна неопределенностей. Работы нет, жить не на что, квартира занята посторонними людьми, многие бывшие друзья отвернулись. Тяжело в семьдесят лет начинать все сначала. Его формально восстанавливают в правах советского писателя – разрешают заниматься литературной деятельностью, печататься в журналах и газетах, выпускать книги. Фактически же до 1955 года Бибика нигде не печатали, и ему пришлось уже в очень преклонном возрасте работать плотником и сторожем, чтобы прокормиться. Этот 17­летний период забвения Бибик назвал тяжелой жизненной катастрофой.
Вспоминает о том периоде жизни и известный советский писатель В. Закруткин, живший в то время в Ростове­на­Дону. «Было это вскоре после войны. Однажды зимней ночью у дверей моей квартиры раздался звонок. Передо мной стоял заросший старик в порванной стеганке, ватных брюках и стоптанных башмаках. На голове его чудом держалась заношенная шапочка с вылезшими со всех сторон клочками ваты. Лицо старика, темное от копоти, было изможденным, дряхлым и жалким, а весь он – сгорбленный, дрожащий от холода, пропах паровозным дымом, карболкой, запахами трудных, дальних дорог.
– Не узнаете? – спросил старик.
– Нет, не узнаю.
– Я Бибик, – сказал старик, – писатель Алексей Бибик.
Сердце мое сжалось. Передо мной действительно стоял Алексей Павлович Бибик, известный в стране писатель.
– Прочтите, пожалуйста, – сказал он наконец. – Не бойтесь, прошу вас, я освобожден, вот справка».
Позже стало известно, что Бибик, находясь в лагере строгого режима, написал письмо М. Шолохову, и оно, что называется, сработало. Шолохов ответил Бибику, что письмо его получено и уже направлено им в Центральный Комитет партии. Ходатайство Шолохова было удовлетворено, и Бибика освободили. По его воспоминаниям, если бы не хлопоты Шолохова, то наверняка он бы получил второй срок прямо в лагере и уже никогда бы не вышел на свободу. Но вышло по­другому. Судьба, казалось, навсегда заблудившаяся в мрачном лабиринте ГУЛАГа, неожиданно вышла к свету. Вот она, свобода – такая долгожданная, пусть голодная и бездомная, но свобода. Деньги на дом дал Николай Ляшко – 4000 рублей. Дал просто так, не взаймы. Бибик решил обосноваться в станице Константиновской. Построил дом, обзавелся нехитрым хозяйством. Известная советская писательница, биограф А.П. Бибика Татьяна Батурина пишет в одной из своих статей о послевоенных годах жизни писателя: «После возвращения из Ивдельлага в 46­ом на любезную сердцу ростовскую землю, долго маялся. Не принимала она опороченного писателя. Без прописки, без денег, обнищалый и голодный, доходил он тогда до полного отчаяния. Если бы не Павел Максимов, не пережить ему тех дней. Тот самый Максимов, который сделал знаменитыми ответы Горького на его письма. Были еще люди, которые не только сочувствовали, но и старались помочь, как, например, семья писателя Виталия Закруткина. Но и они не смогли противостоять активной неприязни нескольких писателей, подогреваемой его лютым недругом Стальским».
Бибик знал, что изначально его судьбу определил навет ростовского завистника­литератора. Но знал он и другое – не его одного отправила в лагеря безжалостная рука Сталина.
«Да, был Алексей Павлович связан товарищескими узами со многими, кто в середине 30­х надеялся освободиться от всемогущей длани вождя. Но съезд победителей раздавил эти надежды. Наивные люди, они думали голосованием свалить эту стальную махину. Сила и широта расправ, обрушившихся на них и на их семьи, потрясла. Но свершилось – человек, игравший почти 30 лет судьбами миллионов, был мертв». (Татьяна Батурина «Она вертится, но...»)
Жену он нашел случайно в Пятигорске в 1948 году. Работала она в музее «Домик Лермонтова» машинисткой. В том же году в Пятигорск к матери приехала дочь Ольга, которая освободилась из лагеря.
После похорон жены в 1953 году Бибик снова стоял на распутье. Ушел из жизни его верный друг и соратник, и это была воистину невосполнимая утрата. Их счастье длилось недолго – всего пять лет после того как он, не веря слухам о ее смерти и продолжая упорные поиски, нашел ее. После смерти жены, с которой он жил в станице Константиновской, Бибик переехал к дочери, поселившейся к тому времени в Минеральных Водах. Период жизни в городе Минеральные Воды был, пожалуй, самым спокойным в биографии писателя. Да и время настало другое – отгремели революции и войны. У него есть свой дом, где он живет вместе с дочкой. В это время Бибик почти ничего не пишет – сказывается преклонный возраст. Он встречается с людьми, размышляет о прожитом. В 1967 году к пятидесятилетию Великой Октябрьской революции Бибика награждают орденом Трудового Красного Знамени – это признание заслуг писателя, это и признание его невиновности перед собственным народом. После награждения зачастили журналисты – как же, орденоносный писатель. Как нужны были ему эти «акулы пера» в период забвения с 1947 по 1956 год. Где они были тогда, когда он отдирал примерзшие к ногам портянки в бараке после двенадцатичасового рабочего дня на лесосеке или когда жил с клеймом «врага народа»?
А.П. Бибик оставил после себя книги, и пусть он написал не так уж и много, но все его произведения – это хроника эпохи в деталях, в людях, в характерах и даже в исторических персонажах. Бибик очень точен. Как написала известная ставропольская поэтесса Р. Котовская в статье «За что боролись»: «У него нет лишних слов». Да, действительно у Бибика нет лишних слов. С этим можно согласиться. Каждое свое слово он выстрадал и вымучил. Не так легко они дались ему, эти слова правды.
Р. Котовская спорит с писателем­атеистом, упрекая его в богоборстве, то есть в том, что его герои идут против Бога. Власть царя поэтесса тоже считает данной Богом. Но если царь – помазанник божий, то почему он тогда отдал приказ стрелять в свой народ 9 января? Почему вел страну к краху, не жалея жизней миллионов простых солдат, погибавших в окопах Первой  мировой? Почему в богатейшей стране Европы народ был нищим, темным, забитым и бесправным? Именно эти вопросы задавал себе революционер Бибик, поэтому он боролся против царя. Бибик – не богоборец, не он разрушал храмы и не он расстреливал священников, он лишь правдиво отразил в своих произведениях настроение широких народных масс, радовавшихся свержению ненавистного царя и концу многовековой тирании. Он хотел, чтобы победивший народ построил светлое и справедливое общество, где не будет голодных и бездомных. Верил ли сам Бибик в то, о чем писал, за что боролся? Да, конечно верил. Иначе бы не выбрал для себя путь, полный лишений и страданий, и не его вина, что после победы революции идеалы социал­демократии были растоптаны и поруганы, а люди, которые были призваны дать народу свободу, сами стали тиранами и убийцами.
Проза Бибика несет в себе исторические характеристики эпохи, характеры людей, делавших революцию. Язык его произведений своеобразный, сочный, колоритный, изобилующий множеством словосочетаний, характерных для Юга России того времени. Он воспевал то, что, казалось, не может быть воспетым. Заводской гудок, который как будто ожил, призывая рабочих к забастовке: «Гудел он не так, как слышали его многие поколения рабочих. Не наглый приказ, а тревога была теперь в его вое. И сразу нельзя было понять: жалуется он или зовет на мятеж» («К широкой дороге»). Есть и прозаические отрывки, которые читаются как стихи. Они поэтичны и несут в себе сложные многослойные образы. Писатель сравнивает человеческую толпу с морем перед штормом. «Тяжелые, суриком крашенные ворота были гостеприимно распахнуты на оба крыла, пред ними накалялась и зыбилась толпа». В другом месте романа «К широкой дороге» идет описание колокольни: «... и будто все кружилось. Так бывает на колокольне: летят облака, а кажется, что падает колокольня». Головные уборы сравниваются автором с птицами в небе: «... стаями птиц над головами взлетали картузы». В сцене ареста рабочих он описывает офицера: «Перед взводом, на виду улицы, небрежно дымя папиросой, прохаживался молодой офицер. Его внутреннюю напряженность выдавало нервное пощелкивание гибкого хлыста по тугому голенищу. Игнату подумалось: вот так же хищник играет хвостом перед прыжком на жертву».
В своих воспоминаниях Бибик описывает, как во время пересылки, еще до революции, он с арестантской баржи наблюдал такую картину: несколько черных ворон клевали белую. Она, уже совсем обессиленная, лежала на краю льдины, плывущей по реке, а ее все клевали и клевали черные собратья, желая скинуть в холодную бурлящую воду, несущую смерть. Бибик писал, что эта сцена его потрясла. Что­то пророческое было в ней.
Он выжил… Назло всем: царским сановникам, лагерным уголовникам, чиновникам Главлита, «стукачам» всех мастей. Выжил, сохранив главное – свою честь.
***
Во время работы над очерком я еще раз побывал в стареньком доме писателя по улице Пролетарской – ничего не изменилось, все было как прежде, словно время остановилось здесь: выкрашенная синей краской мансарда, низенькая, ушедшая в землю, летняя кухня. Сотрудница музея принесла по моей просьбе книгу «Катрусина вышка» из собрания сочинений А.П. Бибика в шести томах 1929­1930 гг. издания и ушла, оставив меня одного в холодной комнате с крутой лестницей, уходящей ступенями вверх на мансарду. Мне давно хотелось увидеть это издание. В старых книгах есть какая­то чарующая магия, таинственная, притягивающая к себе энергетика. К моему огорчению, в музее оказалось только три тома из шести. «Только уж вы аккуратнее, – предупредила меня сотрудница, – листы не загибайте, карандашных пометок не делайте. Это музейный экспонат и наш раритет».
Чтение увлекло, я перелистывал страницу за страницей. Время пролетело незаметно. Я встал со стула и, чтобы немного согреться, прошелся по комнате, посмотрел в окно. Вечерело. Деревья, посеребренные инеем, качались под порывами декабрьского колючего ветра. Грязно­белые сугробы обрамляли бесформенным валом старенький дом. По дороге, покрытой, словно панцирем, коркой намерзшего льда, гуляла поземка – начиналась метель. «Интересно, – подумал я, – эта книга из библиотеки Бибика или она появилась здесь после основания музея? Хорошо бы почитать переписку писателя – письма могли бы дать ответ на многие  вопросы. Ведь в письмах человек предельно откровенен, потому что пишет близким людям».
В предварительном телефонном разговоре с сотрудницей музея я выяснил, что фонды музея пусты, почти ничего не сохранилось. Пятнадцатилетний период от смерти писателя до создания музея не прошел даром. В доме жили чужие люди, что­то из имущества продали, что­то выбросили за ненадобностью. Куда­то делась библиотека писателя, пропали картины и письма.
Время неумолимо. Сначала у человека уйдет, как песок между пальцами, его жизнь, за ненужностью чужие равнодушные люди продадут из дома вещи, книги, старые фотографии и письма вынесут в чулан. Спустя годы они обязательно найдутся, возможно не все: какие­то фрагменты жизни в виде выцветших фотографий и пожелтевших писем, – не могут они пропасть бесследно, если человек жил для людей. Перефразируя булгаковского героя, утверждавшего, что «рукописи не горят», можно сказать: прошлое никогда не уходит навсегда, оно возвращается.
Сквозь белые ветки деревьев чернело небо, готовое вот­вот разразиться снегопадом. Редкие снежинки срывались с высоты, кружились, сверкая в сгустившихся за окном сумерках. Как зачарованный смотрел я на эту написанную зимой акварель. Бибик любил живопись и всю жизнь собирал картины. Любовь к живописи вытекала у него из любви к природе, которую он описывал в своих произведениях, будь то чарующее взор путника озеро на Урале или вздыбленные и непонятные своим молчаливым величием для человека, выросшего на равнине, вершины Кавказа.
Наверное, вот так же Бибик стоял у этого окна, набросив на старческие худые плечи пиджак или кофту, наблюдал как угасает короткий зимний день на пустынной городской окраине, без суеты и борьбы сдавая свои права наплывающей ночи. Наступит ли новый день, думал он, – еще один день такой тяжелой и долгой жизни?!

Декабрь 2016 г