Эссе о потерявшейся Золушке

  Случается, ловлю себя на том, что не только не понимаю, но и не хочу понимать сегодняшнюю молодёжь. Она достаточно активна, имеет работу, имеет досуг, выглядит прилично, но, вместе с тем, она ни живая, ни мёртвая; в её душевной жизни нет ни солнечного, ни лунного влияния - она как будто сотворена из призраков виртуального пространства. Разумеется, при всём этом, я не рискну осуждать тех, кто вырос в другой, по существу, стране, кто никогда не знал строгой ответственной школы и магического притяжения книг. Не скажу я и того, что молодёжь плоха и безнадёжно погублена роковыми издержками прогресса, ибо не так уж плохо обстоят её дела, и она всё-таки пригодится, скажет в назначенный час своё слово, пусть даже и не особенно умное(такое ведь уже случалось в истории, и не только в нашей), - но имеется и другая грань затронутой проблемы - грань щекотливая, касающаяся фундаментальных принципов устройства жизни, поскольку нечто важное, с одной стороны, вроде как не присутствует у нас нигде, а с другой стороны, неоткуда ему взяться, негде вырасти, расцвести в пёстром обществе нового образца, выбравшего коммерческий расчёт и комфорт в противовес естественной радости и тонкому душевному переживанию. А дело всё в том, что говорю я о любви: она, по-моему, то ли исчезает, то ли потерялась среди множества новых вещей модернизированного социума, как простосердечная, покрытая пылью Золушка. Давно, не видел я на улице молодой романтической пары влюблённых, погружённых в собственное счастье, исключительное значение которого им предстоит узнать, пройдя через многие потери и разочарования, - узнать то, что, возможно, станет единственным оправданием сколь угодно насыщенной жизни, когда она в свой час подойдёт к завершению, когда осядет пена искусственно возбуждённой чувственности, когда растворятся призраки карьерных достижений, и божественное небо предъявит счёт за бытие.

  Действительно, трудно представить, что мы скажем там, где появимся без денег, без одежды, без груза собственности и утративших силу знаний, не защищённые навыками изворотливости и круговой порукой? Я не обскурант, но не особенно верю в прогресс, в науку и закон, на которых стоит наше историческое бессмертие, но не зиждется вечность, требующая от нас чего-то иного в сравнении с подозрительно бесплодной работой ума и грубым напряжением воли. Пройти-то предстоит по очень тонкому льду, и поможет нам только то, что очищает и возносит. А в земном опыте на такое способна лишь одна любовь, её и придётся вспомнить, хотя бы маленькую, однажды промелькнувшую, но обязательно настоящую.