Возвращение Ивана

                Иван выключил свет, закрыл дверь кабинета, выключил тумблер на щитке, хлопнула входная дверь - до утра, которое уже занималось узкой полоской предзорья.
Устало потянулся... Сменялся караул, подошёл, молча проводил охрану, забился в свой угол в общаге. Спать, не хотелось, есть, не хотелось... Снял сапоги да портянки, подложил, в самый угол, подушку. Он лежал , полу дремал, сон, не сон, а в атаке он, не с верными бойцами, а сам на сам, со штабс-капитаном, при котором была огромная папка карт и документов. Тот начал отстреливаться, не целясь... Иван снял его одной пулей и пот подыхая, поднял наган и пуля зацепила левое предплечье. Санитарка перевязала, а он порывался дозвониться в штаб дивизии, штурмующей Рейхсканцелярию... Потом он тянулся, прилипнув, к седьмой колоне, на цыпочках, выводя мелком своё имя и дату. Берлина он, не видел, его отправили порученцем, к танкистам, с военным корреспондентом. Танки штурмовали площадь и были срочно передислоцированы, на край города, где, согласно, добытым им, документам, выходила , в тыл дивизии большая часть СС.. В штаб он не вернулся, осколочное ранение уложило в медсанбат, в госпиталь, в Минске. Орден и капитанские погоны, догнали Ивана, в пути. Вручала симпатичная сестричка, на перегоне Минск-Харьков.
Иван проснулся, сходил  умылся, до пояса., снял пробу и занялся текущими делами. Пере самим обедом, без стука и доклада, ввалился увалень, в погонах Майора.
- Привет, Иван, я по свойски, без доклада. Читай.
Короткий приказ, сдать и принять дела и вызов в кабинет генерала.
- Прочёл и ладно, пойдём снимать пробу - время. Что-то повышения, не прочёл. Да, я Федот, майор.
- У нас тут туго, с повышениями, снять звездочу - пожалуйста, учти.
- Учту, спасибо.
После они сидели, изредка перебрасывались словцом - окопники, с полуслова...

- Заходи, Иван Иваныч, присаживайся. Прислали вот, с грифом "Обязательно устроить". Не обижайся, пойдёшь в запас. Сам же жаловался врачу на здоровье...
- А как же проф тайна?
- Ну ты даёшь, Капитан, надо бы повышение - похлопочу.. Иди, поднимай страну, из развала.
С таким сарказмом это было сказано, что вопрос, повис, у Ивана на губах. Просто застило такой обидой... Он, не спросясь, поднялся, зашёл в канцелярию получил документы, набил рюкзак шмотками и зашёл, к диспетчеру.
- В отпуск, Ваня?
- В долгосрочный, Петро, там попутки нет сегодня?
- Есть и комфортная. "Дуглас" Осипа летит за комиссией, избежал ты Ваня взбучки.
- Хоть тут плюсик...

- Чего скучаешь, капитан?
- Мне надо на Киевский, а Москвы-матушки, не знаю...
- Это мы в два счёта! Вон садись в автобус. Залетим на Киевский.
И залетели... Никаких огней, не было, сам видел всё, а только заехали на путь, как грохнули двери и выскочил вагон трамвая, на под задние колёса... Не в претензии, пара синяков - заживут. А шоферу досталось больше, перелом ноги и руки, вывезли в гипсе. Суд, а Иван единственный свидетель. Пока судили-рядились, мирились - пришлось задержаться на неделю. За то друга приобрёл, на всю оставшуюся.
А какая-то царапинка, последних времён, напоминала: "Торопись Вань!" И вот он в Бахмаче, садится в рабочий "окурок" - сорок восемь, по расписанию, минут...
Прогремел железнодорожный мост, Он забросил свой сидор, за плечи и вышел в тамбур. На перроне, спокон веку, так было - полно народу, особенно молодёжь, кто ж её знает теперь - чья?, Иван развернулся и потопал в сторону моста...
Хата на месте и вроде, не она, поменьше стала? А вымахнула дурью Полинка, но большая, взрослая и на шею, и в слёзы...
- Что ж ты орешь?
- Так дождалась, Ванечка!

Вон она - эта царапинка. Полинка. Почти забыл, а увидел - всё вспомнил и гоаза скрывающие хрен знает что и губы. Однажды в темноте, на палатях прижал и еле оторвался, от этих губ... Шальная...
А она и на самом деле стала шальной, сорвала мешок и в свою светёлку.
- Погоди ты, торопыга...
- Двенадцать лет - торопыга, она была, не в себе, ощупала всего, оцеловала, прижалась, пока он, не взял дело в свои руки. "Боже, так она эж, чего доброго - девчонка." Он тоже был, не ах-ти сведущ, но помнил, как Таня-санинструктор, вытащили его, из Ада плакала навзрыд... "Ванечка, голубчик, хоть попробуй тела женского..." Как же сладко было,  понять, что он обладал ею, а утром Таню принесли убитой. Он сидел рядом с носилками, Таня очнулась, увидела слёзы, взяла , за руку и умерла. Такой вот опыт фронтовой...

Теперь им, не куда было спешить и они, в восторге познавали друг друга. Ни братьев, ни сестёр, хотя давно подавал в розыск, только Полинка, так она приёмная, а из пятнадцати?
Он сходил в парт  отдел, стал на учёт. Потом заглянул, к Чуваленке, начаьнику Судоверфи.
- Ты как тут оказался, Иван?
- Списали, за ненадобностью, Василий Сергеевич.
- Да, вижу, с обидой ушёл в запас. Не прядок.
Пока иди на своё место, потом подумаем. Столоваться у нас будешь?
- Съедобно хоть готовят.
- Если мне, не отдельно, то жить можно. Сколько, не пытаюсь поймать на горячем...
- Тогда и жинку запиши.
- Наша?
- Пока моя...
- Понял, что умеет?
- Так сельская... всё умеет.
- И тут ты прав. Пусть приходит, люди нужны и чтоб люди хорошие.
И вот они торопятся, сейчас второй гудок, а до проходной... Успели и на пятиминутку, где назначали работу, условия тех безопасности, выдавали робу, рукавицы, инструктировали новеньких.. Отработали месяц, получили зарплату, деньги небольшие, но приезжала спец лавка, там отоваривали подешевле, как-то приспосабливались, к новой жизни.

И вдруг вызов в парт комитет, торжественное вручение погон майора, поздравления и вызов Минобороны, плюс приличный пакет, под тремя печатями.
- Не пущу! Как хочешь, через мой труп, Иван!
- Не спеши ты паниковать, сейчас вскрою пакет - разберёмся, в крайнем случае, Чуваленко поможет.