Мы все в своей профессии прорабы

Мы все в своей профессии прорабы

Мы прорабы не только в своей профессии, но и в жизни. Мы сами строим свою жизнь, но и жизнь зачастую строит нас. Эта история про замечательного человека и строительного прораба по специальности.

В последних числах октября 1931 года на вокзал города Караганда прибыл товарный поезд. В вагонах для перевозки скота привезли очередную партию раскулаченных крестьян Поволжья. Из деревни Александровка Сердобского района Саратовской области вывезли большую семью зажиточного, но вовсе не богатого, крестьянина Гаврилина Прокофия Митрофановича. Наемных работников в хозяйстве не было. Вместе с ним приехали близкие родственники: взрослые дети с женами, мужьями, несовершеннолетние дети. Всего вывезли 18 человек.

Наш главный герой Тимофей – старший сын Прокофия. На момент высылки ему исполнилось 32 года. В семье Тимофея вместе женой Пелагеей Пантелеевной привезли троих несовершеннолетних детей. Старшему сыну Александру в ту пору исполнилось 10 лет.

Из состава выгрузили всех прибывших членов кулацких семей и подкулачников. Встретила переселенцев охрана и комендант поселка №21. Сделали перекличку. Женщин и детей посадили на подводы и повезли под охраной в чистое поле. Посередине нового лагеря стоял вагончик охраны и столб с указателем – поселок №21. Это была территория будущего поселка Майкудук.

Меня всегда интересовал перевод на русский язык с казахского название поселка Майкудук. Наконец-то, в процессе написания этой работы всезнающий интернет дал мне более десяти ссылок на перевод и историю названия поселка. Май – это масло, кудук – колодец. Все переводится как масляный колодец. Это название глубокого байского колодца с каменной кладкой, который был наполнен вкусной и чистой водой. В процессе всеобщего раскулачивания бая прогнали, а колодец стал общественным.

Нашим переселенцам еще повезло, что в чистой степи был в пределах досягаемости колодец, несколько родников, степная речка с холодной, чуть солоноватой, водой. По речке были заросли тальника, в степи нашлись залежи глины, которая могла быть строительным материалом с определенной натяжкой.
 Мужчин отправили на погрузочно-разгрузочные и строительные работы. Женщины и дети три дня и три холодных ночи провели под открытым небом. На четвертый день приехал Тимофей, привез лопаты, топоры. Все вместе выкопали землянку, настелили пол из веток тальника, караганика, сделали маленькое окошко, завесили тряпкой. Стены выложили из дерна, крышу закрыли ветками и тонкими пластами дерна. Через неделю мужчин вернули к женской половине ссыльных. Всех, кто имел маломальский опыт строительства, привлекли к работе по возведению бараков. Строили из небольшого количества завезенных материалов, а также из дерна и самана.

Самодельный кирпич из глины, песка и соломы – саман, готовили все вместе, включая детей. Месили ногами глину, добавляли солому, траву, песок и воду. Формировали кирпичи и сушили, по мере возможностей, в сложенных пирамидах. Тимофей и его отец Прокофий были мастера на все руки. Они были обучены с детских лет плотницкому и столярному, кузнечному делу. Особо был оценен их опыт и квалификация в искусстве возведения печей. Отец и сын могли выкладывать камины, голландки, русские и простые кухонные печи. В холодной безлюдной казахстанской степи выжили те семьи, который получили обогрев их жилища. Все готовили топливо для зимы, собирали и сушили кизяки, ветки и прутья лозы.

Прокофий, вместе с сыном, научился сооружать печи практически из ничего. Использовали пласты дерна, саман, глину с песком для обмазки печи. Иногда выдавали кирпичи и чугунные плиты, но даже бараки на 50-70 человек нередко оставались без отопления. Помимо работы по нарядам стройтреста мужчины выполняли заказы соседей по поселку. Как правило, в оплату шли продукты питания. Семья пережила зиму с минимальными потерями только благодаря золотым рукам главы семейства и старшего сына. К весне дожили только третья часть переселенцев. Практически не выжил никто из малолетних детей.

Через год, другой жизнь стала легче. Выстроили бараки, наладили снабжение стройматериалами, хотя и весьма скудное, иногда давали уголь для отопления. Многих мужчин отправили работать на подземные работы в шахту. При выполнении норм выработки шахтерам давали хорошие продуктовые пайки и выплачивали небольшую заработную плату. Выходить за пределы поселка можно было только на работу.
 Большая часть семьи работали в Стройтресте. Прокофий и Тимофей имели высочайший авторитет и заслуженное уважение жителей поселка, рабочих и руководителей стройки. К середине 30-х годов положение семьи упрочилось. Жена Тимофея – Пелагея родила дочь, а затем сына.

 Во время войны Тимофей работал прорабом, руководил строительным участком, возводил в основном бараки, затем и двух квартирные дома. Легко научился читать чертежи, а строительные навыки и природная хватка позволили ему успешно решать все производственные вопросы.

Вскоре после войны Прокофий Митрофанович ушел из жизни. Остановилось сердце. Тимофей остался за старшего в семье.

В начале 50-х годов Тимофей со своим участком получил крупный заказ на строительство 40-а двух квартирных домов в районе поселка Майкудук. Семья получила возможность выехать из барака, так как Тимофею обещали выделить квартиру в одном из домов новостройки. Квартиру выдели. Пользуясь своим служебным положением, Тимофей немного перепланировал свою половину дома. Во-первых, он расширил кухню в стиле деревенской избы пятистенки. Это, когда дом делится пятой стеной пополам, и в передней части избы устраивается большая печка и просторная кухня – столовая. По существу кухня практически служила большой гостиной.

Особое значение имело обустройство отопления дома. Мой дядя Тимофей был замечательным и вдумчивым печником. Выстроенные им печи никогда не дымили и четко выполняли свое предназначение. Кухонная печь позволяла удобно и экономно готовить пищу, выпекать пироги, запекать мясо и картошку в духовке. Никогда не забуду пирожки Пелагеи Пантелеевны (тети Поли), жены дяди Тимошки. Приготовленные пирожки в ее замечательной духовке с «аржанной муки» были сказочно вкусные. Как говорила хозяйка, люблю выпечку с «аржанной муки», получается вкусно и сытно, с белой муки такие не испечешь. Пирожки тети Поли были хрустящие, хорошо и ровно прожаренные. Особый вкус имели острые хрустящие кончики пирожков с ярким запахом свежей ржи.
 
Я никогда не слышал ни слова, так называемых семейных разборок, в отношении Пелагеи и Тимофея. Никогда тетя Пелагея не говорила худого слова про своего хозяина. Наверное, это "синдром крестьянкой семьи", где сноха была бесправным человеком. Но, тетя Поля могла и голос проявить, когда дело касалось ее хозяйственных интересов. В ее доме не было ни одного покупного изделия из дерева. Все сундуки, табуретки, стулья и стульчики, шкафы и шкафчики были с любовью и умением изготовлены хозяином дома.

В хозяйстве тети Поли не хватало стульчика для чистки картофеля, чуть пониже табурета, но выше детского. Когда дядя Тимошка с первого раза не выполнил ее указания, то тетя Поля в присутствии моих родителей которых Тимошка безмерно уважал, пристыдила мужа, ей неудобно чистить картошку без стульчика. Вскоре дядя изготовил устойчивый удобный стул по заказу Пелагеи.

Тетя Поля «строила», как она говорила, стеганые одеяла на заказ из материала заказчика. Одеяла изготавливались на специальном каркасе, который тоже готовил дядя Тимошка. Одеяло могло быть одно, полутора и двуспальное. Тетя Поля попросила мужа сделать одни пяльца универсальные, чтобы можно было переставлять планки по размеру в соответствии с заказом. Несмотря на ропот главного столяра, заказ супруги был выполнен. Помню гордый вид тети Поли, когда она показывала нашей семье почти готовый заказ, выполненный для соседки, которая готовила приданное для дочери. Предмет гордости выглядел великолепно. Верх был из атласного шелка нежно голубого цвета, нижнее покрытие из качественного дорогого сатина. Шелк к телу нельзя, будет холодить и скользить. Набивка была пуховая. Мало того, что одеяло было безумно красивое, оно было легкое и теплое. Приработок Пелагеи Пантелеевны также привносил неплохой вклад в семейную копилку.

Первый платяной магазинный шкаф появился в доме в 70-е годы, когда старшая дочь окончила университет, и стала работать в отделении госбанка.
 
Кстати заметить, что на получении высшего образования дочери, настоял дядя Тимошка. Когда дочь с большим трудом, слезами и бессонными ночами получила диплом, она принесла его домой и вручила отцу со словами: «Возьми, папка, ты так хотел это видеть»! Правда, что гораздо позже, благодарность дочери за прозорливость отца была безмерной. Сам Тимофей имел образование 4 класса церковно-приходской школы, но ума и практической сметки хватало на два диплома о высшем образовании.

Для меня, мальчика в возрасте 10-12 лет, отдельной песней было посещение мастерской дяди Тимошки, расположенной в сарайчике приусадебного участка. Привлекали меня, в первую очередь, целые колоны инструментов. Главным моим вопросом было: «А это что, а это для чего»? Запомнил ответы и вид инструментов на всю жизнь. Рубанок, чистовой рубанок, четверть фуганок, полу фуганок, шершепок (на самом деле – шерхебель – узкий рубанок, для черновой обработки дерева), долота, стамески, буравы и многое другое.

Дядя Тимошка подарил моему отцу, точнее, папа выпросил у мастера столяра, шерхебель и рубанок. Шерхебель дядя Тимошка не уважал. Мастеру, на мой взгляд, претил грубый результат работы чернового инструмента. К примеру, сундук, изготовленный дядей для его мамы (моей бабушки – Прасковьи Ивановны) имел вид полированного дерева. Все доски этого замечательного изделия были обработаны фуганком до зеркального блеска. Я уже писал про бабушкин сундук в Стразиках жизни, часть третья.(: http://proza.ru/2020/03/25/1489)

Рубанок благополучно перекочевал ко мне на подмосковную дачу. Совсем недавно я строгал им бруски для ремонта ограды. Лезвие рубанка несколько затупилось, и я решил его заточить. Обычно использовал для этих целей напильники. Однако все мои точильные инструменты скользили по металлу, как коньки по льду, не оставляя даже царапин. Взял новый точильный брусок, но результат был еще хуже – при заточке камень исходил на пыль, а лезвие оставалось тупым. Наконец достал из дальнего угла гаража древний полустертый оселок и довел лезвие рубанка до остроты бритвы.
Предметом особой гордости мастера была печь голландка, встроенная в стену между комнатой дочери и залом. Со стороны зала стена была выложена кафелем. Топилась печка из комнаты дочери, но обогревала всю жилую половину. Секрет заключался в многоходовом дымоходе, который обогревал всю стену до потолка. Печь протапливалась только в сильные морозы. Вспоминается, что, когда мы приезжали в гости в дом дяди, мама сразу приходила с холода к теплой печке, прислонялась мерзлой спиной к горячему кафелю и мурлыкала от удовольствия.

 Я не помню подробностей, но отец долго беседовал с Тимошкой по схемам дымных ходов в различных системах и конструкциях печек. Весь секрет в правильном устройстве печных ходов для выпечки пирогов в кухонной печи с оборотов вокруг духового шкафа, для голландки – многосложные ходы для максимального извлечения тепла от горения дров. Чудный вкус пирогов с «аржаной муки» тети Поли и тепло в доме это заслуга не только Пелагеи Пантелеевны (мастерицы изготовления пирогов и главного истопника), но и искусное умение печного мастера всех времен и народов – Тимофея Прокофьевича.

Работал дядя Тимофей всегда с какой-то видимой неторопливостью, но результаты всегда были больше по объему и лучше по качеству, чем у любого другого работника. Взять, к примеру, копку картофеля. К 15 годам я был уже сильнее физически своего дяди, но он копал картошку на большей площади, чем это удавалось мне за то же время, практически не резал картошку. Переворачивал выкопанный куст, расправляя его таким образом, что вся картошка на поверхности, а лунка почти незаметна.

Папа часто приглашал Тимошку для помощи в уборке картофеля. Дядя Тимошка никогда не отказывался. Мой дядя очень любил свежи пойманную рыбу в любом изготовлении. В очередную картофельную страду я стал канючить, чтобы отец отпустил меня ловить рыбу. Огород был на берегу реки. Все будут копать картошку, а я рыбу ловить! Папа в жесткой форме выступил против моего увлечения. Но дядя Тимошка неожиданно спросил:
«А рыбу точно поймаешь»? После моего убедительного ответа дядя уговорил отца отпустить меня на речку, а он отработает и за меня и за себя. Я знал, что дядя Тимошка очень любил речную рыбу, и постарался оправдать его высокое доверие. К трем часам дня наловил почти ведро рыбы при помощи удочки и некоторых запрещенных средств вылова. Рыбу всю перечистил на берегу реки. В очередной рейс перевозки урожая к дому привез рыбу к печке. Вместе с мамой сварили уху и нажарили две «колхозные» чугунные сковородки отборных пескарей, окуней и плотвичек. Рыба была не очень крупная, плотно уложенная на сковороду, хорошо прожаренная, переворачивалась пластом, как блин, и поедалась с костями. Это было очень вкусно! Дядя Тимошка мурлыкал и урчал как кот, потчуясь вкусной рыбкой, перемежая ее употребление с питием горячительного напитка, до которого он тоже был большой любитель.

Во время очередного приезда дяди я помогал ему настилать черновой пол в сараюшке. Вообще-то говоря, больше смотрел и вопросы задавал. Иногда приносил новую порцию гвоздей или водички попить. Доски были сыроваты, плохо обработаны. Инструментов было тоже маловато. Но мастера ничего не смущало. Топор, молоток, гвоздодер, гвозди и скоба – все, что имелось в нашем распоряжении. Однако получился очень ровный и плотный пол. Укладывая доски, дядя Тимошка забивал в опорные лаги перпендикулярно доске скобу, затем березовым клином плотно добивал одну доску к другой.

После тщательного уплотнения стяжки забивал в каждую доску по два гвоздя в раскоску, чтобы гвозди не выперло при убирании клина. Просто и качественно.

Строители прорабы в советское время имели право выходить на пенсию в возрасте 55 лет. Дядя Тимошка проработал почти до 60 лет. В последние годы работал много. Но стройка есть стройка. То печку соседу сложить, то крышу перекрыть. Шабашка мастера найдет. Частенько стал Тимошка приходить на плечах сопровождения, изрядно утомленный принятием горячительного. По приходу, перед тем как отойти ко сну хозяин нередко просто ругался безадресно в открытое пространство, никого конкретно не обижая. Бабушка Прасковья вставала со своей лежанки, заходила со своей палочкой в зал и грозно говорила: «Тимошка, это что такое! Вот я сейчас тебя батогом»!
 - Все, мама, все! Прости меня! Я иду спать!

Наступала тишина и спокойствие в доме. Иногда по приходу в несколько утомленном виде, Тимошка на коленях подползал к подножью кровати Прасковьи Ивановны, целовал ей ноги, просил прощения и клялся навеки завязать с пагубной привычкой. После выхода на пенсию возлияния практически прекратились.
Тимофей Прокофьевич прожил относительно короткую, но нелегкую жизнь. Всех тяжких перипетий пережитых им, хватило бы на десять человек. Высылка из родного, не очень богатого, но теплого дома, переезд в Казахстан в теплушках для перевозки скота, без воды и еды, потеря двух малолетних детей, голод, холод, тяжелая работа, незаслуженные унижения – все это наложило тяжелый отпечаток на жизнь талантливого человека. Но, МАСТЕР никогда не жаловался, никого не обвинял, никого не обижал, ко всем людям относился с добром, оставил после себя десятки построенных домов, сотни сложенных печей, столярных изделий и ДОБРУЮ память в сердцах сотен людей.

Моя мама, родная сестра дяди Тимошки, просившая подаяния в возрасте 10 лет в казахстанских степях, говорила через тридцать лет после высылки: «Хорошо, что выслали! Тяжело было, конечно, но хоть теперь жизнь увидели. Для меня самым большим лакомством был кусочек саратовского калача, который отец иногда привозил из города».

Деревня Александровка Сердобского района Саратовской области по новому административному делению отошла к Пензенской области. По информации с интернета население села составляет ноль человек, на снимках представлены заросшие улицы и разрушенный храм.