Чапай. Лагерные хроники

               
                (Из записей Марка Неснова)


                «Фыркают причудливые кони,
                Огненные, как тузы червей,
                Вроде я в казачестве исконен,
                Пусть происхождением еврей.
                Иосиф Мирский

 Лагерные клички, обычно, бывают очень меткие и содержательные.
Но что  можно подумать о человеке по кличке  Чапай, видя перед собой немолодого, щуплого, интеллигентного очкарика с большим носом и оттопыренными ушами.
Оказалось, что такую кличку он получил за свою непомерную любовь к лошадям и за бесконечные разговоры об этих добрых и красивых животных уходящей эпохи.

…Откуда у десятилетнего мальчика из бедной семьи, проживающей в еврейской Колонке (от слова колония) города Нальчика появилась, несвойственная евреям, любовь к лошадям, никто и никогда понять не мог.

Но, забросив детские игры и школу, Лёва, сын шорника Моисея Шамилова, прибился к конно  спортивному клубу и пропадал там целыми днями.
Родители поначалу пытались справиться с сыновьей страстью, но быстро поняли, что могут потерять сына вообще и оставили его в покое.

К семнадцати годам Лёва Шамилов стал настолько опытным наездником, что его  запомнил и отметил премией сам маршал Будённый во время визита на Северный Кавказ перед самой войной.

Это и помогло семнадцатилетнему Лёве попасть добровольцем в действующую армию, когда началась война.
Служил он в 4-м кавалерийском корпусе, оккупировавшем в 41-м году Иран, а после подписания соглашения, был отправлен в тыловые части для подготовки кавалерийских кадров.

После войны он работал на Терском конезаводе, обзавёлся семьёй и был доволен своей жизнью.

В тюрьму его посадили за избиение секретаря райкома партии, давшего указание сдать половину элитных лошадей конезавода для выполнения мясных поставок во времена хрущёвского соревнования с Америкой.

Каким образом этот маленький,  тщедушный и застенчивый человечек мог избить до полусмерти здорового чиновника, да ещё и накостылять его помощникам, было не очень понятно.
Но никто из зэков этим не заморачивался, и отношение их к Льву Моисеевичу было нормальным, потому что поводов для придирок он не давал.

Слушая его бесконечные рассказы о лошадях, зэки не нашли ничего умнее, чем наградить его кличкой «Чапай», которая абсолютно к нему не подходила.
Но клички, как и родителей, человек себе не выбирает.

Случай, о котором я хочу рассказать, произошёл во время строительства
 здания конторы на лесобирже бригадой, в которой Лёва Шамилов работал плотником.

Поскольку контора строилась по просьбе командира батальона охраны,
старшина батальона Сидун подкармливал строителей, чтобы
 быстрее двигалось дело.
Он привозил на подводе пару термосов с солдатской едой, и зэки не тратили время на ходьбу в столовую в другой конец промзоны.

Пока подвода стояла у будки строителей, Лёва буквально приклеивался к
 лошади, которую звали Юркой и, казалось, что его больше ничего на свете не волнует и интересует.
Он даже обедать иногда забывал.

Однажды, вместо старшины, обед привёз на ГАЗике  водитель комбата и сказал, что Юрку нечаянно застрелил солдат, неаккуратно обращавшийся с автоматом.
Лёва в этот день вообще к обеду не притронулся, но мужики, понимая его состояние, к нему и не приставали.

Может быть, тем бы дело и кончилось, но утром следующего дня старшина, желая сделать доброе строителям, привез голову убитой лощади, чтобы  работяги вдоволь наелись мяса.
Я и не предполагал, что голова лошади такая огромная.

Звеньевой Женька Колгушкин организовал  у пожарников застолье, куда в обед и направились все строители.
И только Лев Моисеевич не участвовал в этом празднике кулинарного изобилия.
Он горевал.

Когда все вернулись с обеда, только и было разговоров о прошедшей трапезе и обилии  мяса.
Однако Лёву старались обходить этими разговорами.
Чего без дела тревожить человека.

И только Коля Пигарин, мужик в летах, всё пытался втянуть Лёву в разговор.

Пигарин был хорошим плотником, но довольно поганым человеком.
Он постоянно рассказывал, как он любит людей, но каждому конкретному человеку всегда пытался вставить какую-нибудь ехидную шпильку.
Вроде, по понятиям, и придраться не к чему, а на душе, после его подколов, и противно и обидно.

Но это только в кино зэки мечтают о драках.
В реальной жизни любой зэк в постоянной заботе о том, как конфликта избежать, потому что неизвестно, чем это может закончиться.
Не пионеры вокруг.

Поэтому Пигарину и сходило с рук его вечное подкалывание и ехидство, которое никогда не задевало лагерных тем, где уже промолчать было бы невозможно.
Таких в лагере, обычно, называют гнилушками.
Вроде и с понятием мужик, а нутро гнилое.

Вот и стал Пигарин насмехаться, да подкалывать Льва Моисеевича, постоянно смакую вкус любимой им лошади.

Никто и не понял, как огромный Пигарин оказался на полу, а тихий,  застенчивый и тщедушный еврей Лёва избивает его  кулаками, да с такой яростью, что поначалу мужики растерялись, опасаясь тоже попасть под раздачу.

Когда с трудом оттащили Лёву от окровавленного Пигарина,
он вытер слёзы, зачерпнул из ведра воды, обмыл лицо и ушёл.

Больше в бригаду он не вернулся.

Ушёл работать на разделку леса, где человеку с его комплекцией просто не выдержать.
И сколько я ни уговаривал его вернуться, он не соглашался.

Потом произошли события, которые нас развели по разным зонам, и дальнейшая судьба Льва Моисеевича Шамилова, по лагерной кличке Чапай, мне неизвестна.