Про тело

Бешено горит закат. Обжигает вокруг облака, подрумянивает их, как тесто в духовке. Ни обо что не зацепляясь, над крышами пролетает лёгкий осенний ветерок. Приятно лицу.

Донёсся запах гари. Пахло горелой пластмассой или полиэтиленом. Я вдохнул этот запах с таким же счастьем, как если бы он был свежайшим тихоокеанским бризом. На соседней крыше собрались вороны, суетились, садились на провода и снова подлетали. К телу.

К его телу.

-

Пятнадцать лет назад. Ферма. Сарай для сена. Вилы, воткнутые, как копьё, в спрессованный брикет сухой травы. Тележка, обвисли на её стенке тряпичные перчатки. Из подсобки слева выходит он. Тело.

- Ну что, как тебе у нас работается? – улыбаясь, он тщательно вытирал влажные руки. – Скажи, природа, а? Место тут хорошее, приятное в общем то. Я когда сюда только поступил, тут больше было коров, так и вообще не продохнуть.

Он расхохотался. Шутки про говно всегда смешные. И про жопу.
 
Я стою, глупо улыбаюсь. После занятий в шараге хочется отдохнуть, поспать, но брат голодный. И скоро зима, а пуховик с огромной дырищей.

- Я, знаешь, - продолжает, - когда-то учился тоже, как ты вот. И неплохо учился, из меня вышел бы отличный повар - кондитер. Эх, да-а-м, - вздохнул он, всё ещё вытирая свои руки, нежные, как лепестки сирени, - надо было уезжать в город, что тут –то ловить? Дурак ты, парень, тож дурак.

Вручил мне, как награду, перчатки, я перекидывал сено в тачку и отвозил его козам в маленький сарай.

А через месяц он меня уволил. По собственному его желанию. Проработав там две недели, он перевёл меня на полную ночную смену с двойной оплатой.

- Ну нет сейчас, нечем заплатить, погоди ещё месяц, - мялся он, как виноватый ребёнок, - там должны перечислить за творог, всё отдам сразу тебе.

Просел по предметам, два раза вызывали к директору и «настоятельно общались».

Брат приболел. Педиатр сидела на углу нашего дивана, писала на коленке на клочке бумаги список лекарств.

- Пей как можно больше, понял? – улыбаясь через маску, сказала она Мише, и уже серьёзнее ко мне, - тест я взяла, завтра позвоню, скажу результат. Ну тут уже без вариантов, раз запахи пропали. – она смотрела молча на брата, - будем надеяться, что всё гладко пройдёт.

Проводил её до выхода, она нырнула в свободные расстёгнутые сапоги и попрощавшись вышла . На следующее утро сказала, что у нас Ковид. Позвонил телу, а он сказал, что я уволен и бросил трубку. На повторные звонки не отвечал, никогда уже.

-

Брат умер через неделю, не помогли даже те скудные лекарства, которые купил на занятые у Лидии Фёдоровны деньги.

- Ох, дорогой мой мальчик, - шептала соседка у гроба, стоящего на козлах посередине комнаты. Она прошлась вокруг, не сводя глаз с брата, задела чёрную ткань, закрывавшую зеркало.

Постояв немного, она подошла ко мне.

- Дорогой мой, держись, - всё лицо её сочувственно опухло, заплыло, - болезнь не выбирает. Денежками я тебе помогу.

Она простила долг и дала двадцать тысяч на похороны. Самые дешёвые.

-

В прошлый вторник случайно зашёл в магазин, и увидел тело. Он разгружал привезённые мешки из полиэтилена и плёнку в строительный магазин. На улице стояла потасканная газель, на которой было написан адрес конторы. В этом же строительном купил селитру.

-

Приятный денёк бабьего лета. Пахло прелой листвой, небо раздувало, обещая заморозок. В большом пакете «Пятёрочка выручает» нёс четыре полные полторашки. Спички в левом верхнем кармане бушлата. Погоны сорвал.

Дверь оказалась незакрыта, и никого не было. Пустой провонявший цех. Молчали станки. Взял одну полторашку, полил сначала в резервуаре с гранулами пластика, на станок, на коробки с упакованной продукцией. Доливая уже четвёртую, вытащил спички. Воняло нестерпимо парами селитры. Из подсобки вышел жирный рабочий, жующий бутерброд.

- Что вам надо, здрасте, - внимательно меня разглядывал, стоявшего с пустым пакетом.

Я молча поджёг спичку и бросил на пол.

Спаслись из облака едкого дыма только я и тот рабочий. Он упал на четвереньки и выплёвывал на асфальт лёгкие.

Добежал до остановки, сел на первую попавшуюся маршрутку. Они все едут через нужное место. Билетёрша в фартуке пристально глядела синими размазанными глазами. Вышел у церкви. Вход на чердак был свободным всегда. Вспомнил ясно, как вчера было…

…- Пошли со мной.

- Куда? – улыбался брат Миша.

- Красоту покажу. Тебе что страшно? Нытик.

- Я не нытик! – возмутился, покраснел, - айда.

С края крыши был хорошо виден парк, весь в заросших кривых деревьях.

- Какая красота! – обрадовался, расцвёл в улыбке.

- Нет, смотри вдаль, видишь? – он сощурился.

- Да там же лес! – пестрел полоской вдали прекрасный ельник.

- Да, красиво да? Мы там с мамой гуляли, когда ты маленький в коляске был. – потрепал его по лохматым лохмам на голове….

Я сел на бордюр крыши, ноги свесил. Внизу бродили люди. С сумками, колясками, пакетами, молча. Вдали был всё тот же, не изменившийся, ельник.

Через полчаса послышалась сирена полицейских машин. Но они все резко замолчали и продолжали ехать, скорее всего, полковник приказал «заткнуть глотки, засранцы!». Видимо, были камеры наблюдения у того цеха. Они выбежали и направились к входу в здание напротив, доставая из кобуры пистолеты. Я вспомнил, что у меня рация с маячком. Достал её и выкинул вниз. Она зацепилась и повисла на телефонном проводе.

-…что? Выпрыгнул? Куда выпрыгнул? – орал на телефон здоровенный полковник у служебной Ауди. – нет его тут, как он выпрыгнул?

Я улыбнулся, смотря на туповатого начальника.

Ребята поднялись на крышу, остальные – обыскивали внутри дома. Распугали вороньё, пригляделись к Телу. Обтрёпанные гнилые остатки собаки валялись все исклёванные, в просветах костей.

- Фу! Ёпт! – заорали они, зажав нос. – Как тут вообще оказалась эта псина!?

Хороший вопрос.

Я ушёл по соседним крышам. Собрав документы, быстро доехал до автовокзала и купил билет на Хомутовку. Там, поздоровавшись с бабками у завалинки какой-то избы, проехал к избушке, глухо затесавшейся в лесу. Там были огромные запасы еды, рядом - ручей. 

И был я там по-настоящему свободен. Навсегда.