Решение
-Д…да, это правда, - палач, стоявший перед дознавателем, был болезненного вида. Конечно, понять можно: не каждый день закладываешь своих лучших друзей!
-Ну-ну, - снисходительно усмехнулся Медер, - будьте же разумны, Регар! Вам незачем губить свою жизнь, и вы поступили так, как должны были поступить. Вы – служитель Секции Закона, пусть и всего лишь палач, но вы – орудие правосудия. В ваших действиях истина. Гордитесь же этой истиной!
Регар угрюмо кивнул: ему отчаянно хотелось верить дознавателю.
***
А начиналось всё просто. Хатер и Регар – два представителя в Секции Закона хоть и в разных Коллегиях, сдружились. Они были похожи в молодости и готовности к труду, в вере о торжестве закона над людским гневом и людской же чернотой.
Хатер – член Коллегии Дознания, не поддаваясь на насмешки своих соратников, вёл и не скрывал этого, дружбу с палачом – Регаром. Этой дружбе можно было удивляться и завидовать.
Они с самого начала были очень разными. Хатер получил хорошее происхождение от потомственных лавочников, что, конечно, презиралось всеми, кто имел происхождение лучше, но было предметом зависти тех, кто рожден ниже. И даже Регар, чьи родители были простыми крестьянами. И если Хатер с самого начала знал, что будет дознавателем, то к Регару просто подошел пропитого вида Глава Коллегии Палачей и спросил: не хочет ли тот присоединиться?
У Регара были хорошие физические данные, выносливость и желание сбежать подальше от крестьянской жизни. Он тогда не думал ни о морали, ни о дилемме, ни о том, имеется ли у него вообще какое-то право отнимать чужие жизни, пусть и по указу Судейства, а не собственной воле.
Это уже потом, в Коллегии, Регар заразился идеей справедливости закона и возвышенной его роли над всеми и всем, но начиналось все очень обычно и просто.
Регар часто получал задания от Хатера, успешно продвигавшегося по карьерной лестнице. В Коллегии Палачей можно было быть только: учеником, палачом, заместителем Главы Коллегии и Главой. Далее роста не было. Даже в Совете при королевстве Глава Коллегии Палачей имел одну позицию – молчание. Продвинуться выше было некуда, и Регар понял это с большим опозданием, и, не зная как изменить жизнь, не рискуя вообще пойти на какие-то перемены, убедил себя в том, что и его пост благороден.
А Хатер приходил, приводя с собой преступника за преступником, которых нужно было пытать или подготовить к казни. В перерывах палач и дознаватель разговаривали, и за этими разговорами началась их дружба.
Сплетались годы. Жизнь Хатера становилась все сложнее, а жизнь Регара приобрела очень мирный и устойчивый распорядок. Но дружба оставалась.
И даже когда Хатер женился на прекрасной и робкой Эрмине, занимавшей малый, но стабильный пост в Секции Городского Устройства, жизнь не переменилась.
Регар, сам не желавший брака из-за своей должности, иногда чувствовал себя в их компании одиноким и лишним, но и Хатер, и Эрмина приглашали его неизменно всюду, и он приходил, хоть и корил потом себя за неуместное, как ему казалось, присутствие.
И Регар не замечал в характере своих друзей перемены, но они произошли как-то незаметно и очень скоро.
Вскоре у Хатера родилась дочь, которую назвали Арахной. Регар тогда еще удивился:
-А почему именно Арахна? – он разглядывал маленькое тельце и не испытывал к этому существу ничего, кроме какого-то брезгливого отвращения и ревности. И, хотя гнал он от себя последнее, и силился скрывать первое, это не удавалось спрятать насовсем.
-А как еще? – удивилась Эрмина. – Ты посмотри, какие у нее глазки!
Регар посмотрел и не увидел никакого объяснения в темных глазах рожденной девочки. Пожал плечами, но, на всякий случай согласился:
-Ну да, Арахна. Только так.
Позже Хатер заглянул к нему и сказал в привычном, но все же уже каком-то не таком разговоре, между делом:
-Я и сам не знаю, почему она решила назвать ее Арахной. Какое-то не очень-то и подходящее имя, грубое. Я хочу, чтобы моя дочь не знала ни в чем нужды, а не имела повадки воина!
-Зачем согласился? – недоумевал Регар.
-Эрми настояла. Она умеет убеждать, - Хатер развел руками, - да она и мать, может быть, ей, в самом деле, виднее?
Тогда еще Регар подумал, что ничего не изменилось в его жизни. Ну женился его друг, ну родилась у него дочь, подумаешь! Но нет, началось отдаление. Сначала Хатер перестал заходить каждый день к Регару, а когда он приходил к нему и Эрмине, то куда-то будто бы торопился…
Потом встречи сошли до одной в неделю, в две недели. Регар затосковал. У него не было своей жизни ни в чем, кроме работы и дни окрасились для него в одинаковый серый цвет. Изредка, увидев теперь Хатера, куда-то спешащего, Регар кивал ему и радовался, получив кивок в ответ. Еще реже видел Регар и Эрмину с дочкой, которая росла и вот, уже ходила, крепко держась за руку матери…
И только изменения в этой Арахне, разлучившей, как считал Регар, его дружбу, и виделось ему различие в однообразных клейких и скучных днях.
Он даже не думал о законе, как о торжестве над человеком – некому было поддержать его идеи в Коллегии Палачей, все палачи либо пили после службы, чтобы впасть в забытье, либо имели свои взгляды на жизнь и воспринимали свои должности как обычную работу. Да и выбор в Коллегии Палачей был небольшим – недаром одно из самых мелких ответвлений во всех Секциях Управления, человек пять-шесть, а то, бывает, и меньше. Разве можно выбрать?!
***
Когда поздним вечером Хатер почти что вломился в Коллегию Палачей и, лихорадочный и нервный потащил на разговор сонного Регара, палач даже не сообразил сразу, кто это вообще пришел. Потом уже, в полумраке, в редких отблесках лунного света, узнав Хатера, Регар спросил в тревоге:
-Что случилось?
-Прости, что разбудил, - Хатер был как в горячке. – Просто я понял, да, да…я понял! Мы слепы. Мы были слепы! Мы отравили себя, свои умы, жили иллюзиями, да!
-Чего? – испугался Регар, разом прощая за такую лихорадку Хатера все их отчуждение и пропасть, - что-то с Эрминой? С Арахной?
-Что? – Хатер остановился на мгновение. – Нет, с ними все хорошо. Ох, я должен кому-то сказать! Я должен!
Регар тупо смотрел на метание старого друга, который потерял, похоже, рассудок и никак не мог понять, как ему реагировать.
-Они все прогнили! Вся наша Секция. Все другие Секции! – жарко зашептал Хатер. – О, ты не представляешь, как далек от истинного представления дел наш Король!
-Да будут дни его долги, - не задумываясь, вставил Регар и осекся, - кто прогнил?
-Они! Они! Они! Сделали закон орудием преступников. Отпускают тех, кто кажется им полезным. Сделали все ложью, и торжествуют! Но нет, близится день, близится час…
Хатера несло. Регар испугался еще больше: горячка у него или просто бред, а за одни такие речи можно получить удавку на городской площади. Если кто-то услышит, то донесет. И ему бы, Регару, по факту, нужно бы донести, но нет…
Регар не долго колебался. Едва-едва успокоив Хатера, палач, воровато оглядываясь на темные окна Коллегий, повел бывшего друга домой и сдал на руки встревоженной Эрмине.
-Что с ним случилось? – спросила она, уложив его.
-Не знаю, ко мне он уже таким пришел. Нес всякий бред, что все прогнили, - Регар отвечал честно, стараясь не замечать странные уколы внутри самого себя. Что-то страшное и болезненное подбиралось к его горлу.
-Первый раз вижу его таким, - Эрмина хотела сказать еще что-то, но, слегка повернув голову, увидела Арахну и осеклась.
Регар, глядя на девочку, заметно подросшую четырех или пяти лет, не мог поверить, что время оказалось столь быстрым. Еще недавно это дитя просто лежало, а сегодня уже со страхом смотрит на мать, косится взглядом на Регара, явно чувствуя себя неловко.
-Солнышко, - ворковала Эрмина, - тебе пора спать.
-А что с папой?
-Папа заболел…- Эрмина быстро обернулась на Регара и тот понял, что ему нужно уйти. На одно мгновение он снова почувовал себя членом этой семьи, нужным не за навыки палача, не за умение перерубать шею одним ударом и выпытывать любую информацию, а за него самого. Но вот – ему указывают на дверь, пусть и не сказав об этой двери и слова.
Регар ушел. А на следующее утро Хатер не зашел к нему и, проходя мимо с компанией дознавателей, не прерывая какой-то увлекательной беседы, кивнул Регару, попавшемуся ему на пути, и прошел мимо.
***
И забылось бы все, и смирился бы Регар, зажил бы, наверное, новой жизнью, или прежней своей – серой, скучной и однообразной, но Хатер объявился через пару месяцев и снова вывел Регара на разговор. На этот раз в Хатере не было лихорадки – была лишь собранность и серьезность.
-Мне нужна твоя помощь, - без предисловий начал он.
-Всё, что могу, - пообещал Регар. – ну?
-Это не просто сказать, - признал Хатер, не решаясь перейти к разговору, - но нужно. Вся надежда на тебя одного.
-Да что случилось-то? Во имя Луала и Девяти рыцарей Его, скажи…
-Я…-Хатер улыбнулся почти виновато, - я хочу, чтобы восторжествовал закон над людской чернотой, помнишь? Мы хотели этого оба.
-Ну…- неопределенно протянул Регар и не удержался, - ты сам говорил, что они все прогнили, помнишь ли ты?
-А я не говорил, что в них закон, - Хатер снова посерьезнел. – Я сказал, что я хочу справедливости закона, но не значит это, что я был на службе у справедливости. Я на службе у лжецов, взяточников, казнокрадов, преступников и лицемеров. Ты и сам знаешь!
Все знали. Все, начиная от преступников, понимали, что, если повезет с дознавателем и он окажется не шибко принципиальным, а все доказательства не очень-то и яркими, очень может быть, что наказание удастся смягчить или отменить совсем. Регар недавно казнил пару таких дознавателей с каким-то чувством досады – ему не предлагали ни взяток, ни угроз. Толку молить палача? Палача можно лишь презирать. Но зависит ли от него что-то? Только уровень милосердия, ведь палач сопровождает к смерти и знает, как облегчить смерть, а как сделать ее хуже. Но до этого нужно дойти мыслью, а Регар не позволял никому этого, всегда облегчая способ ухода, как мог, не взирая на преступления.
Именно он придумал прятать, к примеру, тонкие крючки в петле виселицы, чтобы, если что-то пойдет не так, и смерть будет настигать жертву не от перелома шеи, а от удушья, все кончилось быстро. Для наблюдателя, для праздной толпы, жаждущей зрелищ, нет разницы между смертью в одно мгновение, полминуты и семь минут. Они пришли посмотреть на казнь, позлорадствовать, почувствовать успокоение мести и вспомнить, что сами живы. Но для преступника разница есть и никто лучше палача не понимает этого.
-Но есть одно средство, - продолжал Хатер спокойно, - один человек. Тебе я скажу, да. Я верю в то, что ты тоже устал карать не по справедливости.
-Я палач, - напомнил Регар. – Справедливость для Судейства и Дознавателей. Я – орудие. Пусть и говорящее.
-Но ты ведь жаждешь того же, что и я?
Регар не ответил. Ему нравилось его жалование и перспектива занять пост Главы Коллегии. Он уже понял, что не из тех людей, что создают что-то великое, становятся известными своей добродетелью или талантом, или меняют мир. Он просто палач.
-Мне всего лишь нужна твоя помощь, - продолжал Хатер. – Не поддерживай нас…
-Нас?
-Нас, таких уставших, много. Нас покрывает могучая сила. очень могучая. Ты не представляешь, куда ведут нити!
-Не говори ничего, - попросил Регар. – Я не заговорщик!
-Это не заговор, это спасение. Спасение Маары, спасение закона и народа!
-Я не сужу и не спасаю.
-Когда-то ты хотел торжества закона.
-Я просто не хотел быть один! – сдался Регар. Он никогда не желал раскрыть эту свою тайну, но теперь пришлось. – Я хотел оправдать себя, свой топор.
Хатер помолчал потрясенно, затем взял себя в руки:
-Но мы друзья, верно? Ты можешь помочь? Мне не нужно много…всего лишь пара документов из вашей Коллегии. Пара документов, Регар, и я не побеспокою тебя больше ничем!
***
Регар метался долго. Сомнения раздирали всю его душу. С одной стороны – ему и впрямь было легко достать пару бумаг, что просил Хатер, но с другой…
Где он был такой долгий период дружбы? Почему появился сейчас и стал сманивать, впутывать? Если у тебя есть тайна – держи ее при себе, зачем перекладывать груз своих решений на другого? По закону – полагается сообщать о заговорах и подозрениях, хоть сколько-нибудь походящих на правду. К тому же, если, как сказал Хатер, нити ведут куда-то высоко.
А если не получится у Хатера? Да и откуда может получиться? Не брехня ли все про силу и про то, что их много? Их…этих заговорщиков? Если брехня, документы всплывут тоже, а с ними и имя Регара и тогда пропало, все пропало!
Пусть его жизнь однообразна. Пусть он палач, но что это значит, когда речь идет о том, чтобы дышать воздухом и дальше? Знать о заговоре и не раскрыть его. Знать и не сделать. Не зная, Регар остался бы спокоен. Но теперь отменить годы дружбы во имя своего спокойствия? Впрочем, истлела дружба-то. Не будь у Хатера причины для своего появления, пришел бы он к Регару просто так, для беседы?
С каждой минутой крепла горечь. Решение было уже давно в уме Регара, но нужно было смириться с ним.
Пусть у него жизнь маленькая и тщетная, но жизнь. Его все устраивает? Все. Он на казенном довольствии, он не судит – всего лишь карает! Так какое же ему дело до справедливости закона?
И Регар, молясь Луалу и Девяти рыцарям, чтобы его не приняли или подняли на смех, отправился в Дознание.
Но и Луал, и Девять Его Рыцарей, похоже, не были внимательны к мольбам палача и Регара приняли с большим вниманием и даже почтением. Дознаватель Медер – один из ведущих во всей Коллегии, спустился к нему и внимательно выслушал сбивчивую речь палача, а после протянул чернильницу, перо и бумагу и просто сказал:
-Пиши.
-Зачем? – испугался Регар.
-Отступать все равно поздно, - напомнил Медер. – Нам нужны доказательства. Мы давно уже пытаемся найти группу заговорщиков, что пытается развалить Секцию Закона. У нас много сведений, но впервые у нас есть имена. Будьте хорошим законником и, выполняя свой долг, доведите уж его до конца.
***
Регар вышел на деревянных ногах. Его тошнило от всего, глаза больно резало от солнечного света. Он потерял сон.
Два дня ничего не происходило – это Регар знал наверняка, хоть и был далек от жизни других Коллегий, но теперь вслушивался внимательно. Два дня томительного ожидания оказались хуже любой казни. Регар попытался предупредить Хатера о своем поступке, но тот возмутился:
-Мало того, что ты отказался мне помочь, теперь еще пытаешься и отвернуть меня от моего дела!
-У тебя дочь! – напомнил Регар. – Куда ты лезешь, имея дочь? Что ее ждет, если с тобой что-то случится? Коллегия Сиротства?
-У меня есть жена, и поддерживает любое мое решение, - возразил Хатер, - а ты…шел бы лучше.
А на третий день от подачи доноса арестовали и Хатера, и его жену. Регар удивился, узнав, что Эрмина тоже под арестом, бросился к Медеру за разъяснениями.
-Она, уважаемый палач, не проявила такой сознательности, как вы, и не донесла о незаконной деятельности своего супруга.
После чего пожал руку Регару.
-А вам – моя бесконечная благодарность!
У Медера было хорошее настроение: дело выходило громким, а налет арест на Хатера и Эрмину открыл имена и других заговорщиков. Обнаружилась целая сеть, а нити, поговаривали, вели и к принцу Мирасу – родному брату короля.
И принцу, конечно, удавалось отвертеться от любого намека на свою причастность, но дело гремело и Медер, радуясь тому, что снизошел до палача и поговорил с ним, принял донос, бесконечно был счастлив.
-Что будет с девочкой? – спросил Регар.
-С какой девочкой? – не понял дознаватель.
-С дочерью Харета.
-Этой? – Медер всерьез удивился. – Ну, что бывает с сиротами? Отправим в Сиротскую Коллегию. Оттуда перейдет в кухонные работницы. Участь тяжелая и дурная, но дочери преступников следует радоваться и этому.
-Могу я взять ее на воспитание? – это решение было для Регара неожиданным.
-Вы? Палач? – Медер поперхнулся, но пожал плечами. – Мне плевать. Берите.
У него не было больше интереса к палачу. Все, отжитый материал жизни!
***
В чертах Арахны, ставших не по-детски серьезными, видел теперь Регар черты и Хатера, и Эрмины. Лик прошлого воплотило будущее.
В Коллегию Сиротства Регар пришел после того, как исполнил приговор в отношении двадцати двух заговорщиков, среди которых были и его старые друзья. Они все были измучены и приняли смерть с достоинством и даже надеждой. Только Эрмина все шептала:
-Арахна…моя Арахна, - и все искала ее, безумная, среди преступников, не понимая, видимо, что пятилетней дочери тут не может быть среди осужденных.
А Хатер только смотрел прямо перед собой и не оглядывался на жену.
В глазах Арахны Регар читал упрек. Упрек своей трусости и своей жажде жизни. Не бывает у детей таких глаз! Но она не могла знать причину, по которой ее вытащили из дома, разлучили с родителями и поместили в Сиротскую Коллегию к другим детям.
Не могла, однако, не плакала, и не просилась домой, лишь тихо сидела в самом углу, не реагируя ни на кого, по-видимому, переживая свое горе, ощущая его детским и самым искренним чутьем.
-ты помнишь меня, Арахна? – спросил Регар, присев перед нею.
Она кивнула, не отводя от него настороженного взгляда.
-Ты…- Регар не знал, что ей сказать, как донести, что ее родителей больше нет, виноват в этом он и в то же время не виноват?
Регар протянул ладонь Арахне, и смутно вдруг учуял запах крови, чего, конечно, не могло быть. Он был уверен, что Арахна не возьмет его руки, что убежит, испугается – да и ждали этого же наблюдатели от Сиротской Коллегии, отговаривавшие его, и дознаватели, напоминавшие, что он не обязан и вообще – что дать ему девочке?
«Явно не участь Сиротской Коллегии» – решил Регар для себя, но не был готов к объяснению с ребенком.
Но Арахна, замкнутая и мрачная, отдаленная ото всех и не пролившая и слезинки, лишь молчанием переживая, протянула и ему свою руку и пошла вместе с ним.
Что-то она все-таки почувствовала и покорилась судьбе.
Свидетельство о публикации №221092300345