Литература для детей. О дружбе, о лошадях быстрее
БЫСТРЕЕ ВЕТРА ОРЛИК
Об авторе.
Дорогие друзья, Мостовского Бориса Николаевича, я знаю много лет. Познакомился
с ним в начале семидесятых годов, в городе Анапе. Я в это время работал
преподавателем в школе, а летом отдыхал на море, в Анапе,
подрабатывая спасателем, в пионерском лагере. Как-то раз, в середине лета,
стояла ужасная жара и к середине дня, пекло так, что находиться под солнцем,
было просто невозможно. Почти все отдыхающие разбрелись по кафе
и столовым. Детей тоже увели в лагерь, на обед, я зашёл в вагончик и устроился
перед вентилятором с книжкой.
Минут через пятнадцать, ко мне зашёл молодой, крепко сложенный человек, с
густой шевелюрой и окладистой чёрной бородой. Вежливо поздоровался и попросил
воды. Достав из холодильника балон с водой, налив в стакан, подал ему и
представился;
-Володя, - старший спасатель лагеря,
-Борис,- художник оформитель, работаю в археологическом музее, заходи
вечером, покажу древнюю Анапу, пятый, шестой век до нашей эры.
Так я и познакомился с этим замечательным человеком. В его двадцать восемь
лет, успел и пороху понюхать, и на всесоюзных стройках поработать, и в
создании археологического музея заповедника «ГОРГИППИЯ» принять
участие как художник оформитель, и во многих других стройках. Был награждён
двумя знаками молодой гвардеец
пятилетки, и другими правительственными грамотами и наградами. В девяносто
первом, во время ГКЧП, принял самое активное, чтоб не допустить в стране
гражданской войны. В девяносто третьем, был членом общественной
палаты и после захвата здания пучистами построил растерявшихся демократов в
колону и повёл к зданию правительства Москвы. Помогал возведению баррикад
возле центрального телеграфа и глав. почтампа, возглавил оборону кремля и
красной площади и бандиты не смогли пройти там, где был есаул кубанского
казачьего войска,
Б.Н.Мостовской, вместе с казаками России, рабочими батальонами ЗИЛа, и
отрядами добровольцев. Нынешние алигархи, депутаты, министры, председатели
правительства, и президенты, все обязаны этому человеку, своим
нынешним положением. Хорошо, что он был на стороне демократии, и верные
друзья были рядом. Иначе неизвестно чем закончился, этот пучь. Ведь в его
руках были глав почтамп, центральный телеграф и Красная площадь.
Именно, те, кто заваривал эту кашу, был в стороне, прятался по своим
квартирам и дачам, старался не высовываться. Что бы, не дай БОГ, с ними
не чего не случилось, сейчас при деньгах, при власти, при земле и славе.
Пока лучшие люди из народа, строили заводы, фабрики, гидроэлектростанции,
поднимали целину, отбросы из интеллигенции, занимались фарцовкой и
валютными афёрами, сколачивая своё состояние, а после августа
девяносто третьего, кинулись разграблять достояния и богатства России.
Многие москвичи помнят, стройного казачьего офицера, в шинели и белой папахе,
с окладистой бородой, немного
похожего на нашего покойного императора, Николая Второго. За заслуги перед
отечеством, за помощь в установлении порядка в Москве и молодой
демократической республике, заместителем президента по делам
казачества Сергеем Шахраем было присвоен чин войскового старшины. После
наведения порядка в Москве, вернулся домой, в свой сказочный город Анапу.
И уйдя из политики, сняв офицерские погоны, занялся работой с
детьми. С начала девяностых, он на свои средства закупил лошадей и основал
школу верховой езды, для детей казаков и местного населения. Он первым,
основал в Анапе конный туризм, но не погнался за выгодой, а все
заработанные средства вкладывая в развитие детского спорта. Множество раз
обращался в администрацию города Анапы, но воз и поныне там. Вместе с
районным атаманом, казачьим полковником Верстуниным Владимиром
Петровичем, создали детскую спортивную школу, казачьих видов спорта.
Несмотря на то, что через год ему исполнится шестьдесят, он по прежнему на
коне и в прямом и в переносном смысле слова. До сих пор работает
тренером преподавателем по конному спорту. Является казаком наставником, в
кадетских, казачьих классах, обучает своих учеников приёмам самозащиты и
приёмам владения холодным оружием. Несколько лет подряд, его
воспитанники, ученики казачата, занимают первые места в районе, не только в
конных соревнованиях, и в разных видах боевых искусств. В летнее время в
Анапу, приезжают отдыхать казаки со всей России, а так же учащийся
кадетских корпусов, и уже ученики Бориса Николаевича, Молчанова Алина,
Гоуфек Елена, Униченко Елена и другие, обучают казаков и их детей, приёмам
джигитовки. Но и старому казаку приходится садиться на коня и
показывать приёмы владения шашкой и рубку лозы.
На свои средства закупили оборудование для пейнтбола, соорудили полосу
препятствий, для того, что бы готовить молодёжь к службе в армии. Жаль,
что и эту землю у них забрали и распродали под дачи богатеньких
дельцов, уничтожив турники и тренажёры, а так же манеж и препятствия.
время, всё решают деньги, а забота о молодом поколении остаётся только
телевизионной болтологией. И лишь только такие без серебренники
энтузиасты, вкладывают свою душу и средства в детей, наших детей.
Помоги им Господь. Жена стала ему, верным помощником и другом во всех его
начинаниях, и поддерживающих его во всём, он так же встретил, в Анапе.
Но, не без моего участия. Произошло это так. В лето, нашего знакомства, в
августе месяце, Борис зашёл ко мне. В этот день, море сильно штормило, и я
находился на пляже. Следил за отдыхающими, что б не лезли в море,
в советское время с этим было очень строго. Шторм, был бала четыре, волны,
были просто огромны. И не было человека, который бы рискнул, купаться в
таких волнах. Борис, подойдя ко мне, поздоровался, закурил и присел с
подветренной стороны, за будкой спасателей. Подойдя к нему, я присел рядом.
Ты, что мой друг, не работаешь, сегодня? Да, у меня сегодня авторский день,
люблю стихию, штормовое море, моя любимая тема. Но, что бы передать на холсте,
его живым, надо почувствовать его. Я спросил его, как? Сейчас увидишь, он
разделся, сделал несколько упражнений разогреваясь, и пару сальто, направился
к воде. Я догнал его, схватил за руку: -Ты что делаешь, утонешь. Борис,
выдернул руку: -Я же тебе сказал, Володя, что б написать его, нужно
почувствовать его силу, на себе. Разбежавшись, сильным толчком, он нырнул под
набежавшую, огромную, волну. Минуты три, если не больше, его не было видно,
и я уже испугался, не утонул ли, мой друг, наконец, его голова показалась,
на поверхности воды, в метрах двухстах, от берега. Ни у одного пловца, я не
видел таких мощных бросков, когда человек из воды выпрыгевал, а он это умел.
В море, он себя чувствовал как Ихтиандр. Проплыть пару миль, для него, было,
просто детским развлечением. Наплававшись, вдоволь, он вылез из воды,
вернее его вынесла волна. Подойдя ко мне, он растянулся на песке. Когда он
немного обсох, мы зашли в мой вагончик. Я накрыл на стол, что б перекусить,
так как чувствовал, что моему другу после заплыва следует,
подзаправится. Только мы с Борисом, закончили, кушать, как к нам, забежала
испуганная женщина. Ребята, помогите, там две девушки, на надувном матрасе, в
море. Мы, быстро выскочили из вагончика и подбежали к морю. В метрах,
двадцати, от берега, на надувном матрасе на волнах, качались две симпатичные
девушки, визжа от восторга, когда их подбрасывало на волнах. Девушки
развлекались, не думая о том, что в любую секунду матрас, мог перевернуться
и девушки ушли бы на дно. Это развлечение могло бы в любую секунду, для них
окончиться смертью. Борис, с разбегу кинулся, в воду и мощными рывками,
поплыл к девчатам. Через пару, минут, мой друг, уже вёл к вагончику девчат,
и тащил матрас. Девочки, были очень привлекательны, но знакомиться, ни как
не хотели и чтоб узнать их имена и фамилии, Борис решил заполнить акты о
задержании, им же придуманные для знакомства. И только, успели записать их
адреса, имена и фамилии как в вагончик ворвалась фурия. Которая сразу же
начала возмущаться, почему задержали её девочек. Она оказалась матерью одной
из девушек. Одну из девушек, звали Лена, это чья мать к нам ворвалась, а
вторую её сестру, звали Татьяна, она же, в конце, концов, стала женой Бориса,
подарив ему двоих, прекрасных сыновей. Татьяна, прекрасно ездит верхом на
лошади и занимается сельским хозяйством. Помогает мужу, в обучении детей
верховой езде, терпеливо сносит всё, что выпадает на жену казака. И вот уже,
более тридцати лет они вместе, украшают друг другу свою жизнь, а я, являюсь
верным другом их семьи, и каждый год их обязательно навещаю.
Владимир Яговитин.
УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ!
В наш век, в средствах массовой информации, литературе, кинофильмах, мультфильмах, в компьютерных играх напичканных дешёвыми детективами, порнографией и развратом, идёт пропаганда, нацеленная на развал, деградацию и уничтожение нашего народа, общества, государства, с древнейшей культурой и многовекавыми традициями.
Развивающих у детей жестокость не только к братьям нашим меньшим, но и к людям, старикам, инвалидам, даже к родителям и ко всему окружающему их миру. Человек и общество в целом забывшее свои корни, растерявшее свою культуру, обречено на исчезновение. Так исчезли многие великие цивилизации и народы с лица планеты, и покрыты забвением.
В детях, почти с пелёнок, воспитывается садизм, иждивенчество, пристрастие к табаку, спиртному, наркотикам и отрицание всего святого, что было выработано нашей цивилизацией.
Я постараюсь по мере сил, своей книгой разбудить в сердцах и душах детей, прекрасное чувство, которое называется любовью, любовью ко всему окружающему их миру.
Есаул кубанского казачьего войска
князь Мостовской Б.Н.
Посвящается ;
Моим четвероногим друзьям Шерхану, Бусинке, Барону, Снежане, Велесу, Дерзкому, Борюсику, Томерлану, Маше,
Бою, Дее, Кямалу, Карему, Серому, Мэллому, Цыгану, Ясеню, и другим лошадям, без которых моя жизнь осталась бы пустой.
Спасибо что Вы были и есть друзья мои.
А также моей жене и помощнице Татьяне, моим сыновьям Николаю, Владимиру, моему другу и наставнику,О Акбулату, атаману Анапского районного казачьего общества, полковнику Владимиру Петровичу Верстунину, нашему атаману Борису Александровичу Беспалову, Варужану председателю клуба верховой езды, всем моим друзьям казакам со всей нашей великой России, и всем моим ученикам.
Кямалу, Лютому Серому
Посвящается;
Конь, как вольная птица,
Стелется над ковылём,
Ветер играет в гриве,
Вольно в степи нам вдвоём.
*
Вдали косяк кобылицы,
Нагуливают жирок,
И стригунки жеребята,
У них свой детский мирок.
*
Маленькие сосуночки,
Жмутся к матерям,
В этом огромном мире,
Пока ещё страшно нам,
*
Не бойтесь милые детки,
Отец Вас в обиду не даст,
Серый-Лютый, красавец,
Любому врагу, сдачи даст.
*
Какое счастье быть рядом,
С тобою под небом одним,
Босиком по росе, бегать утром,
Под звёздами рядом быть с ним.
*****
Милые лошадки,
Верные друзья,
Тысячелетия, Вы с нами,
Нам без Вас нельзя,
В войне и мире, рядом,
И в радосте, в беде,
Всегда мы с Вами вместе,
И в спорте и в труде.
Часть первая
Детство и юность
Глава первая
Детство в тайге.
Мне было лет шесть, когда я впервые познакомился с лошадьми. Жили мы в тайге и как у многих, моих сверстников и товарищей родители работали на лесозаготовках. Мой отец Николай, работал на лесоповале, и трелёвке деревьев к дороге, где их грузили на лесовозы и вывозили к железной дороге, на большую поляну. Или как они называли, площадку, Там большим краном перегружали на железнодорожные платформы. Мотаня, так называли маленький паровозик, отвозил их на центральную базу. Дальше лес сортировали, пилили по размерам, часть отправляли кругляками, а часть пилили на доски и шпалы. Так вот на делянках трелёвкой занимались лошади. Это были в основном, жеребцы и мерины, роста они были небольшого, но с очень широкой грудью и мощной мускулатурой. Кормили их, не только сеном и фуражом, но и ржаными пряникам. Машиной их доставляли в посёлок, а дальше по делянкам развозили на лошадях. Кроме меня и другие ребята возили на своих лошадях, к родителям, на другие делянки так же фураж и пряники. У нас в семье был конь, красавец, огромный серый в яблоках, помесь орловского рысака с тяжеловозом по имени Орлик. У него было огромное любвеобильное сердце, такое же большое и доброе, как и он сам. У местной детворы он был как нянька, а со мной он расставался только на ночь. Где бы я ни был, он меня находил, с весёлым ржанием подбегал, ложился на землю и как только я на него взбирался, он вставал и убегал на какую ни будь полянку, где мы были вдвоём. Для него у меня всегда было угощение, по отношению к другим детям у нас с братом Лёшкой карманы всегда были наполнены сладостями, кусочками сахара леденцами, карамельками, для нашего любимца Орлика. В лес, Орлика, на трелёвку не брали, из за его огромного роста. И мой отец, как передовик производства, почти за бесценок, выкупил его для нас и для домашней работы. Он прекрасно ходил под седлом и в упряжке, а так же выполнял все сельхозработы в посёлке, начиная со вспашки и окучивания огородов, а так же заготовки сена и дров. Благо посёлок был небольшой, всего с десяток домов. А так же ездили за продуктами и прочими необходимыми вещами на центральную усадьбу за восемнадцать километров. Он, так же подвозил продукты на делянки, когда наши родители оставались там с ночёвкой, на несколько дней. Из- за распутицы, весной и осенью, дорги были не проходимы и машины туда не ходили. На расстоянии десяти километров от посёлка не было ни одного интересного места, ни одной поляны, ни ущелья где мы с моим другом не побывали бы вдвоем, иногда втроём с братом. Нам не нужны были ни седло, ни уздечка. Куда - бы ни ушли мы, в обед и на ужин никогда не опаздывали, всегда появлялись вовремя. Лёшка мой брат, редко отправлялся с нами путешествовать, но больше мы любили бродить вдвоём. Когда нам не хотелось бродить по тайге, мы околачивались в посёлке. Орлик, когда насыщался, подходил к нам и подключался к нашим играм. Он с нами играл, и в прятки, и в казаки-разбойники и другие игры, иногда просто ложился на землю, мы, человек пять-шесть, устраивались у него на спине, и он нас катал. Покатав, одну группу, опять ложился на землю, первая группа скатывалась с него, а вторая усаживалась, и он опять катал ребят, пока ему не надоедало. У нас рядом было небольшое озерцо, и мы вместе с Орликом, ходили туда купаться. Он плескался с нами до тех пор, пока нас не начинали звать родители. И если мы после этого не выходили из воды, он начинал сердиться и выталкивать нас носом. Но если и это не помогало, аккуратно брал зубами за руку или плечо и вытаскивал нас на берег, но бывало, что мы назло ему вредничали, и тогда Орлик начинал бить поводе возле нас, обдавая нас мириадами брызг. Тут уже мы понимали, что наш друг разозлился не на шутку, и сами выскакивали на берег, быстро одевались. Наш богатырь ложился на землю, самые маленькие взбирались вслед за мной на него и серый красавчик, до самого дома шёл рысью. Он не сбавлял хода, как бы мы его не просили остановиться, а ребята постарше, бежали следом. В посёлке он ложился на землю стряхивал нас с себя и шёл в свои апартаменты, то есть в конюшню, где его ждали овёс, морковка и свекла. Пообедав, он укладывался спать, растягиваясь на соломе. Я, пообедав, также шёл к нему конюшню вздремнуть, забравшись в ясли, если не было места, рядом с Орликом и тоже засыпал. Иногда к нам пристраивался мой младший брат Лёшка. Первым просыпался всегда Орлик и начинал нас будить, теребя мягкими губами за волосы, уши, нос. Если мы не вставали, то он начинал нас приподнимать за грудки, встряхивал и отпускал, нам волей неволей приходилось вставать. После подъёма, шли на улицу, если было очень жарко, шли купаться на озеро или в тайгу лазать по деревьям. А Орлик в это время пасся рядом с нами. Если мы, начинали делать, какую ни будь шкоду, он тут же начинал сердиться, громко фыркать и храпеть, иначе нам грозила взбучка. Орлик мог нас покусать, ударить передними ногами несильно, но чувствительно. Да ещё, когда приходили вечером домой, после того, как набезобразничали, Орлик подходил к бабушке начинал жаловаться на нас; храпя, фыркая, крутя головой, показывая на нас, после чего нас ждала хорошая порка. Однажды, мы развели в лесу костёр, Орлик, как только почувствовал дым, мгновенно оказался рядом и в мгновение ока раскидал костёр ногами, хорошо, что костёрчик оказался маленький, тайга не горела. Пожар он предотвратил, но дома пожаловался на нас, да ещё о паленые ноги показал, так что порку нам задали очень хорошую, две недели мы всё делали стоя и спали на животе. Но подобные случаи были очень редки. У него, была ещё одна слабость, он любил ходить с нами на ток. Весной, перед посевом, когда открывались закрома, и выносились мешки с овсом, кукурузой, и прочими злаковыми, для посева. Очень часто, эти мешки оставались без присмотра, и мы этим пользовались. Верхом на Орлике, иногда с друзьями на их лошадях, совершали набеги на поля, где оставались без присмотра мешки с зерном. И пока мы загружали, свои мешки, наши лошадки с довольствием уплетали дармовое угощение. Когда, мы наполняли свои баулы, подводил к ним лошадей, первым ложился на землю Орлик, подавая пример остальным, мы загружали, мешки, связанные между собой, с содержимым и усаживались сами. Наши лошадки, поднимались, выстраивались в колонну по одному, и направлялись домой. Наш Орлик, шёл первым, он никогда и никому не уступал своё место, во главе колонны. Весной мы часто, уходили в тайгу, собирать черемшу, а позже ходили за ягодами, грибами, орехами. Как то раз, мы в троём, Орлик, я и мой младший брат Лёшка, ушли в тайгу, за ягодами. Когда набрали первый короб, Лёшка, устал, и отстал от меня. Пока я, увлёкшись сбором брусники, лазал на четвереньках, с совком, собирая её в короб, брат улегся спать под кустом, в тенёчке. А я, увлёкшись, совсем забыл, о нём. Очнулся, от сердитого ржания нашего друга. Если я о Лёшке, забыл, то о нём не забыл наш четвроногий друг, и как только заметил, что брата нет, пошёл его искать. У лошадей, очень хорошее чутьё, они от трёх до пяти километров, могут по запаху найти не только подобных себе, но и человека. И пока, я, собирал ягоды, Орлик нашёл брата. И не только его, но и рядом пргевшуюся на солнышке, здоровенную змею. Подойдя поближе, он ударом ноги, по голове, отбросил её в сторону. Только потом, заржал, стараясь разбудить, Лёшку и подзывая меня. Когда, я подбежал, со змеёй было покончено. Она, с размождённой головой, переломанным хребтом, дергалась, в предсмертных, конфульствиях, а Лёшка, сидел испуганный, с открытым ртом. Дома, нам тоже влетело, за то, что ушли далеко от дома, да ещё и без разрешения. Через две недели, Орлик, уже меня, спас. Вытащил из горной речки. В километрах восьми, от нашего посёлка был хороший кедраш, но, добраться до него, дано было не каждому. Эти великолепные кедры, росли на утёсе, который, с трёх сторон, омывался горной речкой. Не глубокой, но очень быстрой, с опасными перекатами. Прямо от воды, с этих, трёх сторон поднимались, почти непреступные, отвесные, скалы. Метров на двадцать пять, тридцать, вверх. А с четвёртой, стороны, был на столько крутой подъём, километра четыре, а наверху, ровная площадка в несколько километров, покрытая высоченными, кедрами, с очень крупным орехом. Поднятся по склону, можно было, только встав на четвереньки, и то на это потребовалось бы не меньше, чем часов, шесть. Вот я и придумал, как быстро забраться к кедрам, по скале и как потом спустить шишки в мешках, по верёвке. Речка, была хоть и быстрой и опасной, но не широкой. Перебраться, через неё, хоть и струдом, всё же было возможно. Самое трудное, было подняться, по отвесной скале, да ещё без специального оборудования. Подстраховаться, можно было той же верёвкой, предназначенной для спуска, мешков с орехами, преварительно привязав её к дереву. Так, должен был бы, поступить взрослый, здравомыслящий человек, но не ребёнок. Я, вместо того, что бы привязать, её, накинул себе на плечо, через голову, полез в воду. Речку, хоть и с большим трудом, всё же форсировал благополучно. Оставалось, самое трудное, подняться по скале. Не будь, верёвки, мне легче было бы, подняться, уж очень она мне мешала. Да и, не привязав её на нашем, пологом берегу, я лишил себя страховки. Это я понял, лишь только тогда, когда поднялся метров, на десять. Но возвращаться, уже не хотелось, да и опасно было спускаться по отвесной стене. Прильнув к стене, насколько это было возможным, я потихоньку, полз вверх. Опытный скалалаз или турист, ни когда, не наступит на выступающий камень, покрытый трещинами, я по неопытности наступил.пытный скалалаз или турист, ни когда, не наступит на выступающий камень, покрытый трещинами, я по неопытности наступил. И всё же, верёвка, спасла мне жизнь. Когда, этот злаполучный камень, выскочил, из под правой ноги, я потерял равновесие и руки соскользнули, с уступа. Я полетел вниз, хоть и пытался зацепиться, за что нибуть, но только немного замедлял, падение. Всё же, грохнулся добре, если бы не было верёвки, сломал бы позвоночник. Прямо над самой водой, ударился спиной, об выступ. Как хорошо, что верёвка, была на мне. Она смягчила, удар и спасла мне жизнь, лишь немножко, оглушило, падение. Мой верный друг, Орлик, оставленный на противоположном, пологом берегу, услышав мой крик, метнулся к реке. Он видел, как я упал, вначале на выступ, потом в воду, и сразу, бросился мне на помощь. Сделав, несколько скачков, на опережение, бросился на перерез мне. Он подоспел вовремя, как только, я поравнялся с ним, мой верный друг зубами, крепко уцепился за плечо и пятясь, вытащил меня из воды. Перевернув меня, лицом в низ, взял зубами за рубашку, приподнял от земли и начал трести до тех пор, пока я не стал кашлять и дёргаться, пытаясь освободиться, от его зубов. Наконец, он меня отпустил. Отойдя в сторонку, стоял и наблюдал, как я прихожу в себя. Когда я, немного очухался, подошёл к дереву, на котором была привязана котомка, с продуктами. Достав из неё хлеб, сало, молоко, сахар, разделил на три кучки. Одну, большую, положил обратно в катомку, на ужин, вторую, поднёс своему спасителю, чему он был очень рад, а за третью принялся сам. После того, как мы с моим другом перекусили и отдохнули. Я, опять принялся за своё. На этот раз, я уже поступил разумнее. Один конец верёвки, я привязал к большому дереву, самому ближнему к воде. Второй конец, обвязав, вокруг пояса, накинул на плечо, направился к воде. Пока я собирался, Орлик, с интересом наблюдал за моими действиями, но как только, я направился к воде, тут же раздался сердитый визг моего друга. Он, мигом оказапся рядом со мной, и я еле успел увернуться от его передних ног. Он так был рассержен моей выходкой, что решил устроить мне взбучку. Увернувшись от удара его передних, ног, я метнулся к реке. Сходу, влетев в воду, быстро направился к противоположному берегу. Орлик, за мной не полез, предпочитая наблюдать за мной с берега. Добравшись, до знакомого уступа, скинув на него, верёвку с плеча, осторожно полез вверх. Без верёвки, лезть было намного легче. Наконец, я оказался на верху утёса. Отвязав верёвку, я привязал к кедру стоящему на самом краю обрыва и сняв обмотанные вокруг туловища мешки направился к стоящим невдалеке высоченным кедрам. Отвязав, с пояса проволоку, обвязал вокруг ствола, сделал петлю для ноги, и вставив в неё правую ногу, полез по стволу. Минут десять, у меня ушло, что б добраться до нижних ветвей. Передохнув пару минут, занялся заготовкой, шишек. Обработав первое, дерево я приступил ко второму и так до тех пор, пока необработал восемь деревьев. Спустившись вниз, приступил к набеванию мешков шишками. Мой четвероногий спаситель, не видя меня, метался внизу и тревожно ржал. Наконец, наполнив четыре мешка, подтощил их к верёвке. Сделав, петлю вокруг мешка, столкнул его в низ. Мешок, скользнув по верёвке, через несколько, секунд, был внизу на противоположном берегу. За ним второй, третий, четвёртый. Хорошо мешки были, новые и крепкие, да и верёвка была с провисом, позтому ни один мешок не лопнул. Наконец, я развезал узел на дереве, второй конец, привязав поясу, одел рукавицы и стравливая верёвку начал опускаться сам. Как только, я, оказался, на противоположном берегу, Орлик, кинулся ко мне. Сердито фыркая, бранясь за то, что я второй раз, полез на скалу. Но наказывать меня, больше не стал. Отвязав эту верёвку от пояса, я, потянул за второй, конец. Вытянув верёвку, отвязал её от кедра и смотал кольцом. Связав, верёвку, и мешки между собой, попарно, подвёл к ним, своего друга. Подогнув переднюю, ногу, подал команду, лежать. Орлик, лёг, перекинув мешки через спину, я одел, верёвку, опять через голову, сам уселся, у него на спине. Как только, я, устроился поудобнее, мой друг аккуратнь встал и быстрым шагом направился домой. Часа через полчаса, мы были уже дома. И опять, мне влетело по полной программе. Мало того, что моя голова была в крови, ещё и ухо разбито, при падении об камень. Руки и ноги ободраны, рубашка, брюки порваны. Да, вдобавок ко всему, когда Орлик, вытащив меня из воды, и тряс, помял немного мою физиономию. Но если, необращать, на это внимания, гордость разбирала меня, за то, что я смог сам, без помощи посторонних забраться на скалу да ещё ко всему, четыре мешка шишек кедровых добыл. Думал, будут благодорить, а вышло наоборот. Хорошо, что отца, дома небыло. Бабушка, сама, со мной разобралась. А отцу сказала, что дома покарябался. Но и пусть что досталось, зато почти всю зиму, мои орешки щёлкали. А осенью, он ещё раз меня выручил. Вытащил из охотничьей ямы. Случилось это, недалеко от посёлка, в километрах трёх. Несколько волков, навадились захаживать к нам в посёлок и таскать домашнюю живность. Иногда барашек, иногда козочек, небрезговали и домашней птицей. Волки, были чужие, забредшие к нам случайно, наши волки, в посёлок незаходили. Поэтому наши охотники, выкопали ямки, за посёлком, со стороны прихода волков. Вот в одну из этих ям и попал, я. Как только, зажили мои раны, мы втроём, т.е. я, сосед Игорёк и брат Лёшка, отправились, за грибами. И, как всегда без спроса, и почти, как всегда, случилось Ч.П. Как только, въехали на грибную полянку, сползли с Орлика, и отправились собирать маслята. Брат и Игорь, пошли вправо, Орлик, же, подошёл к роднику, напился студёной водицы, отёр об меня мокрую мордашку и стал щипать траву. Я зашёл в молодой сосняк, и за сбором грибов, незаметил как сбился с тропинки. Орлик, потеряв меня из виду, тихо заржал, я ответил свистом. Услышав, треск ломающихся под весом коня, сухих сучьев, направился навстречу Орлику, напрямик. Я, рванув навстречу своему другу, совсем не глядел под ноги, за что и поплатился. Незаметил, тропинку, по которой ходят волки и другие животные, а тем более, незаметил ямы, в неё и угодил. Охотники рыли её для волков, попал, Я. Мой верный друг, заслышав мой крик, мигом, оказался рядом. Заслышав, над собой сердитое тарахтенье, своего друга, я поднял голову вверх. В дырку, проделаную моим, подением, заглядывала, голова моего друга. Сердито фыркнув, он развернулся и ушёл куда то. Через некоторое время, появились брат и Игорёк. Лёшка, подлез на четвереньках, к краю, заглянув в дырку, спросил;
-Боря, как ты ? не покалечился?
Да вроде, нет, только немного ободрался.
Дрючок, какой ни будь, опустите в яму, попробую вылезти. Через несколько минут, в яму опустилась здоровенная ветка, по сучкам которой я вылез. Лёшка, вытащив ветку, положил на край ямы, опершись на неё руками, заглянул поглубже, и присвиснул.
-Как же, тебя угораздило попасть сюда, и на кол не наколодься?
- Да, я, когда падал, старался зацепиться за край ямы, поэтому, не на колья упал, а, соскользнул по краю ямы и встал на ноги.
Вроде, всё обошлось благополучно, травм небыло, если бы не наш друг Орлик, он со злости, так хватанул меня зубами за плечо, что в штанах от боли мокро стало. Я, не выдержал, и заревел. А Орлик, стоял рядом, тыкался влажной мордой мне в шею, перебирая губами волосы, стараясь успокоить меня. Мы с ребятами, думали, что этим и обойдётся, а за укус Орлика, смогли бы, отмазаться. Но человек предполагает, а БОГ распологает. Наш верный товарищ, Орлик, придя, домой нас заложил. Когда мы приехали на Орлике, домой, набрав на троих, два горбовика грибов, нас встретил, отец. Орлик, подойдя к крыльцу на котором стоял отец, опустился на колени, и улёгся вместе с нами. Ребята, сразу соскочили с него, а так, как у меня болело плечо, я с него сполз. Папа, подойдя снимать с него горбовики с грибами, увидел подранные на коленях штаны и рубашку без пуговец спросил;
- Что это? На тебя, ни какой одежды, не напасёшься. Орлик встал, подошёл ко мне сзади и толкнул носом в спину. Неудержавшись на ногах, я упал на четвереньки. И тут, отец, увидел укус Орлика, и кровь, проступившую через рубашку, на месте укуса.
- А, Это что?
Пришлось рассказать, всё. Нагоняй, получили только за то, что ушли из дома без спроса. А, в остальном, прошло всё благополучно. За грибы ещё и поплагодарили. Таких приключений было довольно много, и везде с нами, на ровне, в них учавствовал и наш друг Орлик, скорее вытаскивал нас из непреятностей, спасая нашу шкуру.
Однажды, когда я учился во втором классе, произошёл такой случай. Утром нас отвезли в школу на машине, которая работала как вахта, и развозила рабочих с центральной усадьбы по делянкам. Школа находилась на центральной усадьбе, за пятнадцать километров от нашего маленького посёлка и когда была возможность, нас подвозили в школу и обратно на вахтовом автобусе, а иногда нас возили на лошадях. В этот день нас как обычно отвезли на машине и обратно забирали тоже машиной. Но второй класс, в этот день задержали на два часа после уроков. А так, как я во втором классе учился один, мне пришлось добираться пешком, за одним человеком никто машину не пошлёт. По таёжной дороге, километров десять я прошёл довольно быстро, оставалось пройти ещё треть. Начало темнеть и потянуло позёмкой, я прибавил шаг, насколько было возможно, но и ветер усиливался. Через некоторое время, разыгрался настоящий буран. Я чувствовал, что уже замерзаю, но, наклонив голову, продолжал шагать, шаг за шагом, наперекор снегу и ветру. Не раз, за дорогу пожалел, что не послушался отца и не остался ночевать у его друга, с сыном которого Сашей я учился в одном классе. Я уже видел рядом огни посёлка, но и последние силы покидали меня, я брёл как в тумане, по инерции, бессознательно. Я не помнил, как упал, и меня уже начало заносить снегом. Очнулся я от резкого запаха нашатыря, в ванне с водой, совсем голый, вначале, почувствовал боль в пальцах рук и ног, а после услышал голос;
-Слава Богу, очнулся, живой.
Меня вытащили из ванны, положили на кровать и начали растирать спиртом. Когда я уже сидел плотно закутанный в шерстяные кофты и шали, пил горячий чай с брусникой из пузатого самовара, мне рассказали, что со мной произошло после того, как я упал, от порыва ветра и меня занесло снегом. Когда начало темнеть папа, бабушка и няня, моя крёстная мать, сестра моего отца, – решили, что я остался ночевать в Сосновке на центральной усадьбе у их друзей. Лишь только один Орлик чувствовал, неладное, метался по конюшне и ржал, колотя копытами по стенам и двери конюшни. Отец, выйдя покурить в сени, услышал, как беснуется Орлик, тоже забеспокоился. Войдя в дом, он рассказал бабушке и крёстной, что конь беспокоится и вот, вот разнесёт сарай. Няня попросила отца;
-Коля, оденься, сходи, выпусти коня, и посмотри, куда он пойдёт, он чувствует, что- то случилось с Борькой. Но пока отец собирался, Орлик разбил дверь своего денника и поспешил мне на помощь. В это время, наша соседка тётя Вера собралась печь пироги, ей не хватило соли и она пошла к нам. Жила она напротив нашего дома, через улицу. Выйдя со двора, она увидела нашего коня раскапывающего сугроб посреди улицы и ржавшего призывно. Она решила его поймать и отвести к нам. Когда тётя Вера попыталась схватить его за недоуздок, Орлик дёрнул головой, и она упала в сугроб. Начав подниматься, обнаружила торчащие из сугроба детские ноги в валенках, об которые запнулась падая. Быстро раскопав сугроб, обнаружила спящего ребёнка, подняв меня на руки, быстро пошла к себе домой. Орлик, вначале побежал следом, но, дойдя до чужой калитки, вернулся домой и начал колотить копытом в дверь, вызывая членов нашей семьи на улицу. Тётя Вера войдя в дом, быстро раздела меня и пока её муж наливал воду в ванну, растирала моё тело особенно руки и ноги спиртом. Как только меня опустили в ванну с водой, Виктор, муж Веры направился к нам, сообщить, что я нахожусь у них. Отец с няней уже были одеты и собирались идти искать меня. Они уже поняли, что со мной случилось, что - то непредвиденное, как в комнату вошёл дядя Витя и объявил, что меня нашли. Няня сразу поспешила к ним, а отец пошёл ставить на место коня. Меня, конечно, спасли, выходили, только пальцы на руках и ногах остались обмороженными. Орлика же, стали почитать как героя, больше чем кого бы то нибыло, моя же любовь к нему была безгранична. Жаль только, уже летом пришлось с ним прочаться. Нам, как и некоторым реабелитированым разршили переехать в крупный населённый пункт, это был Улан – Удэ. Центр культуры и цевилизации, но здесь небыло места для нашего четвероногого друга, его с собой нельзя было взять, и нашего друга отдали людям, которые спасли меня. Нашим друзьям дяде Виктору и тёте Вере. У них было трое детей погодков, моих ровесников да к тому же приличное хозяйство и большое доброе сердце, как и у его жены и детей и они очень любили лошадей, особенно нашего Орлика. Больше я своего четвероногого друга не видел. У людей есть могилы, куда могут прийти и почтить память благодарные друзья и потомки, а у лошадей только память, память, увековеченная в трудах писателей скульпторов и художников. И в моём сердце осталась огромная любовь к Орлику и вообще к лошадям. В дальнейшей моей жизни эта любовь сыграла огромную роль.
Глава вторая
В центре цивилизации.
В Улан – Удэ переехали летом и нас поселили в деревянном бараке, в одном из самых криминальных и беспокойных районов. Бараки эти строили ещё пленные японцы, после первой мировой войны 1904 года. Наша семья состояла из семи человек, и нам выделили три однокомнатные квартиры. Отец сам их соединил в одну трёх комнатную квартиру. Получилось по комнате всем, самая большая нам троим братьям, мне, Лёшке и самому младшему брату Юре, средняя бабушке и крёстной, маленькая сестре Надежде. А себе отец, с матерью, отстояли дровяник, который занимали ранее жившие в наших комнатах люди. Туалет был на улице, и воду приходилось таскать в вёдрах на корамысле за полкилометра, из колонки, но всё равно это была уже не тайга. Вокруг нас были десятки школ, кинотеатров, театров, консерватории, заводы и фабрики, а самое главное—рядом миллионны людей. Школа была через две остановки, а автобусы ходили через каждые десять минут. А лес в нашем районе, был пусть и не такой как раньше, но всё же довольно густой и высокий. В километре, может быть больше, проходила дорога шириной метров двадцать и на протяжении всей длины была огрожена с обеих сторон забрами. По ней перегоняли скот на мясокомбинат, и не только из нашей республики, но и из Монголии и Китая. Тысячи голов коров, овец и лошадей прогоняли мимо нашего дома. Огромный мясокомбинат союзного значения всё это поглощал и перерабатывал. Когда я близко сошёлся и с дружился с местной детворой, они однажды прегласили пойти с ними покататься на овцах и начесать шерсти. А это происходило так, из проволоки согнутой по полам, делали двойной крючок и когда овцы, шли по дороге смерти (так мы назвали дорогу для прогона скота ведущую на мясокомбинат). Мы прыгали сверху и крючками надирали шерсть. И так до тех пор, пока сумка не наполнялась до верху. После этого перикидывали сумку с шерстью через забор и тикали сами, а кто задерживался, получал кнута от сопровождавших скот чабанов. Мы и на коровах и молодых бычках так же ходили кататься, а они бедные настолько были уставшие от дороги и предчувствия смерти, что почти не брыкались. Только однажды за всю историю наших проделок, пострадал один мальчик лет четырнадцати, и то из соседнего посёлка, прыгнул на большого быка и не наспину, а на голову, получив удар рогами в грудь, да ещё идущие следом животные немного потоптали, пока друзья вытаскивали его под нижними досками. Больше таких случаев не было ни до нас, ни при нас, ни после нас. И вот однажды, когда мы с братом пропалывали картшку, прибежал наш товарищ и сосед, наши квартиры были, напротив, в одном бараке Володя Макаров и позвал посмотреть на лошадей. Меньше чем за минуту мы добежали до прогона. Его брат Максим, младшая сестра Зина и другие ребята уже были здесь. Сидели на заборе, глядя на приближающийся табун лошадей, которому не было конца. Бедные животные, больше чем все прходившие здесь чувствовали, куда их гонят и поэтому продвигались медленно, только под напором позади идущих, тревожно ржали, прося их освободить, кидаясь грудью на забор, стараясь его поломать и вырваться на волю. У меня сердце сжалось от боли, глядя на них, меня словно кипятком обдало, в груди всё горело, в голове был красный кровавый туман, и я уже непомнил как начал ломать забор. Найденым обрезком ржавой трубы я выломал верхнюю жердь, две нижнии, третья, шаталась, но не поддавалась и тогда отбежав, призывно заржал. Уши у лошадей зашевелились, я ещё раз заржал и вот, наконец, чалый жеребец прыгнул на доску, она лопнула на две части как гнилая щепка, я ещё раз заржал, зовя их за собой, и со всех ног кинулся в лес. Чалый шёл за мной, а за ним устремились и остальные. Несколько километров я пробежал не чувствуя ног и лишь только когда мы выбежали на нашу любимую поляну, куда мы уходили играть, я остановился и упал на колени. Ноги меня уже недержали. Чалый, подошёл ко мне и обнюхал с ног до головы, потом толкнул носом в спину, словно хотел сказать;
- Вставай, уходим дальше,
Я встал и уже шагом повёл их в сторону сопок. В километрах пяти – шести от поляны была небольшая горная речка, которая не замерзала даже в самые лютые морозы, а за ней шли луга до самых гор. Я не знаю, скольких я мог спасти, позже кода я вернулся домой, ребята рассказали мне, что в проём ушло довольно много лошадей, но за мной к речке пришло шестнадцать голов, остальные разбежались по дороге. После того как лошади напились, я перешёл речку, Чалый и две гнедые кобылы шли следом. Я завёл их в огромную пещеру, где у нас хранились всякие детские сокровища. Так они остались там, жить и расплождаться. Но вернёмся к моим оставшимся друзья Володе, Зине Макаровым, а так же брату Лёшке и ещё одному другу Генадию который подошёл позже и начало представления пролпусти. Когда я увел коней, они были так поражены происходящим, что не сразу пришли в себя, а лишь только тогда, когда показались ревущие и матерящийся сопровождавшие лошадей табунщики. Как только увидели приближающихся табунщиков, они соскочили с забора и бросились бежать к автобусу, который приближался к остановке, благо она была рядом и в дальнейшем она не раз нас спасала. Парни успели заскочить в автобус, а Зина осталась. Вот на ней мужики и отыгрались. Но, сколько её не мучил табунщик, и не порол кнутом, она так и не сказала, кто сломал забор и выпустил лошадей. Маленькая девочка, молчала как Зоя Космодемьянская на допросе в гестапо. Она твердила одно;
- Шла мимо, увидела убегающих ребят, и что те сели в автобус и уехали, ребята чужие из другого района, и она их не знает.
В конце концов, её отпустили, и только тогда, когда вмешались, наши взрослые парни, да и что можно взять с девчонки семи лет. Когда я вечером вернулся домой, она с гордостью показывала красные рубцы от кнутов. На другой день, мы купили ей килограм шеколадных конфет и крем – соды за её стойкость. Лошадям купили сахара, кубиками и несколько булок хлеба, взяв с собой продуктов на целый день, ушли к лошадям. Бедные животные так были напуганы, что как только услышали наши голоса, спрятались в молодом сосняке. Лишь, после того как я позвал их несколько раз ржанием, вышел ко мне первым Чалый, а как только увидели, что мы его кормим, вышли остальные. К нашему приходу прибилось ещё двое, полутора – двух летних жеребчика. Чалый сразу стал старшим, хозяином в этом косяке, первый выходил и принимал угощение, а так же и уводил, прятал косяк, если ему казалось, что им угрожает опасность.
В пещеру они заходили редко, только тогда когда была непогода. Найти вход в неё, посторонний не смог бы, он весь зарос молодняком сосен и кустарником. Но проход был довольно просторный, лошади по одному поднимались по косогору и друг за дружкой заходили все, чувствовали себя в ней довольно свободно. Часто мы немогли приходить к ним, даже если они нас и ждали, и с радостью нас встречали. Только 2-3 раза в месяц по выходным и только когда разрешали родители, могли позволить себе навещать наших питомцев. Было ещё тепло, я и сам непонимаю, как мне взбрело в голову, сесть на велосипед и вместо школы, поехать к лошадям. Когда подъехал к пещёре, то лошадок своих не обнаружил. У меня, защемило сердце, поставив велосипед в пещеру, пошёл искать следы лошадей. Наконец, когда на коленях облазил почти всю округу, нашёл, еле заметные следы копыт. Определив, направление движение лошадей, направился на поиски своих питомцев. Часа через два, обнаружил более ясные следы, обрадовавшись, прибавил шаг, и вскоре перешёл на бег. В этих местах, ни я, ни мои друзья, ещё незаглядывали, и идя по следу лошадей, оставлял, отметины на деревьях и кустах. Наконец перейдя, через хребет, оказался в таком чудесном месте, что неверилось, что где -то рядом, с нашей цивилизацией, существует такая первозданная природа. С вершины хребта, я увидел наших лошадок, мирно пасущихся на закрытом со всех сторон от ветра, лугу. Я начал быстро спускаться, с горы, и когда до поляны, осталось метров пятьдесят, заржал. Жеребец, вздрогнул от неожиданности, но, узнав меня, покачал головой и тихо ответил. Наконец, я спустился на поляну, осмотрелся, из -за того, что местность была болотистая, трава была сочная, густая, и доходила почти до пояса. Прямо под сколой, бил родник. Встав на колени, я нагнулся, и припал к воде. А она, была так холодна, что зубы заломило. Утолив жажду, пошёл обследовать поляну, а жеребец ходил за мной и сердито фыркал. Наконец я понял его, уже смеркалось, а домой добираться было, далеко. Пешком, идти не хотелось, а уздечку, я, незахватил. Подойдя к жербцу, я отдал ему, пару карамелек и, ухватившись за гриву, запрыгнул на него. Чалый, закрутил головой и сирдито захрапел. Но всё же, направился, вначале, шагом, после перешёл на лёгкую рысь. Чалый, не пошёл вокруг горы, и через гору, не пошёл, а рванул в густые заросли, возле подошвы горы. Я еле успел пригнуться, к гриве, что б неободрать лицо. И во время, проскочив заросли, конь нырнул в небольшую пещеру. Вначале, я растерялся, и хотел остановить коня и спрыгнуть, но Чалый и не думал, останавливаться. Боясь разбить голову, об скалу, я продолжал лежать на холке коня. Через несколько минут, стало светло. Я приподнялся и огляделся, мы уже были на выходе, только где, я пока непонял. Наконец, мой друг вышел из пещеры и свернув на право, вновь ринулся в непроходимые заросли. А вот и наша пещера. Оказывается, в метрах стапятидесяти от нашей пещеры, была ещё одна, но в таких густых зарослях, что мы за всё время, неришились забираться в них. Поэтому мы и не знали ничего, о второй пещере. А, она, оказывается, существовала, да ещё и проходная. Спрыгнув с жеребца, я побежал уже в нашу пещеру, за велосипедом. А жеребец, негромко заржал, прощаясь со мной, и быстро исчез, в зарослях, направляясь к оставленным кобылам. Домой, я вернулся затемно, хоть и получил от папы нагоняй, но был доволен открытием. Немного позже, этим же вечером, собрав на улице своих друзей, я рассказал им о своём новом открытии. На выходной, мы уже всей нашей компанией, напрвились на розыски этого прохода. А сколько было таких открытий. Зимой, приходили по чаще, что бы подкормить, собирая хлеб, очистки и другие пещевые отходы, летом возили на велосипедах, зимой на санках. Но когда мне исполнилсь двенадцать, отправили к моему дяде и крёстной, к знаменитым чабанам Мальцевым в степь на всё лето. Слава богу! Что успел своих друзей обучить верховой езде и они сами, безменя, навещали наших питомцев. Чалый тоже к ним привык, особенно к Зине. Ох, сколько приключений, у нас было с этими новыми, четвероногими друзьями. Куда мы с ними только с ними не забирались, где мы только на них не путешествовали. И вот, теперь мы с братом их покидали, на всё лето.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗДРАВСТВУЙ СТЕПЬ !!!
Солнце било прямо в глаза, а за окнами класса всё было в кипящей пене цветения. Буйство красок, этой весной как никогда раньше, будоражело кровь, в голову нелезли ни дроби, ни правила правописания и другие знания и вот, наконец, наступили каникулы. Этим летом отец меня и моего брата Лёшку, десяти лет, отправлял в степь. В Джигинском районе есть ордена Ленина овцеводческий совхоз «Боргойский». В нём и работали, наши дядя и тётя, моя крёстная. И вот первый раз в жизни, нам дали сделать самостоятельный шаг, да ко всему на моё попечительство отдали младшего брата. Отец, наказав водителю автобуса, где остановиться в степи, мне рассказал, как добраться до летнего стойбища. Выехали в пять тридцать утра, несколько остановок было кратковременных и только в шахтёрском городке «Гусиноозёрске» задержались больше чем на полчаса, для того чтобы пассажиры могли сходить в столовую пообедать. Брат побоялся выходить из автобуса, а я сходил в столовую сам покушал и принёс обед брату, по дороге зашёл в буфет и набрал сладостей. На место прибыли часов в шесть вечера, жара стояла такая в степи, что даже через одежду чувствовалось, как печёт солнце. До стойбища, нужно было пройти километров десять, это напрямик по бездорожью, под палящим солнцем. Автобус ушел, и мы вынуждены были топать, что б не поджариться на месте. Красота, вокруг была неописуемая! Такого разнообразия красок, я не видел ни в городе, ни в тайге. Обилие цветов, вперемежку, с сочной зеленью, создавало такой калорит, разве что сравнимый, случшими персидскими коврами. В трёх километрах, как лезвие клинка, чуть заметная среди высокой травы, блестела речка. А у самого горизонта в синей дымке, высились горы, за зелено, голубыми вершинами, сверкала белоснежной
чистотой самая высокая вершина Саян. Но название её мы узнали позже. Она была видна не всегда, только в ясный безоблачный день, при полнейшей ясности и чистоте воздуха. Нам, не раз ещё придётся любоваться её красотой. А пока были вынуждены тащиться под полящими лучами солнца в сторону гор, увязая в траве по пояс, а где и по грудь. Наконец, когда мы уже потеряли счёт времени, перед нами во всей своей красоте открылась речка. Метров за сто, трава была уже такая густая, что мы уже еле передвигали ноги. Тяжёлые сумки, до того оттянули нам руки, что мы хотели их бросить, и вернуться за ними позже, как вдруг на другом берегу увидели пасущихся овец. Силы примбавилось и мы пошли искать брод. Речка была не широкой и не глубокой, в некоторых местах доходила до колен. Наконец мы нашли брод, сняв ботинки и закатав брюки, перешли речку. Прибавив шагу, почти бегом достигли отары. Мы надеялись, что возле овец увидим, кого ни будь из родных дядю или крёстную, но радость была преждевременной, нас встретили только собаки. Они оста6новили нас в метрах двадцати-- тридцати. От отары и почти сразу появился пастух. Это был паренёк, где то моего возраста и загоревший почти до черна, в шляпе типа сомбреро. Одет он был в голубую клетчатую рубашку с длинным рукавом, выгоревшую почти до бела, брюки галифе, так же потерявшие свой цвет, под плящими лучами солнца и офицерские хромовые сапоги. Для нас с братом, отвыкшим от сельской жизни, и привыкшим к лёгкой, гордской, непривычно было видеть его в этой одежде. Для нас, летом привычнее было носить шорты, сандалии, футболки, но не плотные брюки, рубашки с длинным рукавом и тем более сапоги. Как можно, было, в сорокоградусную жару носить такую одежду. Преимущество её оценили только после того, как сами сели в седло и обгорели до живого. Он легко с прыгнул с лошади, протянул нам руку и представился;
-Володя,-
и сверкнул белозубой улыбкой на цыганском загоревшем лице.
- Борис, - а это мой брат Лёшка,
-Я пожал его крепкую мозолистую руку.
- Курить есть - спросил он,
- Есть, - ответил я, решив шикануть, доставая пачку сигарет с фильром.
- Пойдём, покурим в тени,
-Володя разнуздал коня и обмотав повод вокруг шеи лошади, крепко привязал его к кольцу недоузка, хлопнул по крупу,
-Иди, пасись.
- Взял сумку, Лёши направился в тень под деревья. А гнедой покачал головой, словно понимая, что мы занимаемся не делом, направился к речке, где трава была сочнее. А мы уселись под густой листвой дерева, я достал сигареты, и мы закурили.
- Володя, а Мальцевых чабанов, ты знаешь?
- спросил я,
- Ну-у, да,
- он затянулся и выпустил колечко дыма.
-Это их отара, я у них пастухом работаю.
Володя, щелчком запустил окурок подальше, растянулся на траве.
- У них две отары, эта самая большая маточная, моя, я сам её пасу.
- Володя повернулся к Лёшке,
– А вторую откормочную, пасёт мой брат, ровесник твоему, такой же шкет.
- Он кивком головы указал на Лёшку. Несколько секунд молчали.
- А Вы, значит, и есть племяннички из столицы,
- Ну, да,
— ответил я, туша сигарету.
- А дом где?
- Мы с братом, посматривали, как солнце приближается к горизонту.
- Какой дом?
- Володя повернулся ко мне;
- Летом, живём в вагончиках, кочуем по степи с места на место, что б овцы траву под корень не выедали, а зимой живём в горах, в ущелье в бревёнчатых домах, а овцы в тёплых кошарах.
Лёша, придвинулся ближе к нам, спросил;
- А наш вагончик, далеко? до темна, доберёмся? надо успеть до вечера добраться.
Я начал приподниматься;
-Пора топать дальше,
- Да, нет,
- Володя рассмеялся,
- Ешё выкупаться успеем, пока овцы спокойно пасуться. Он снял рубашку, ловко стянул сапоги, снял брюки, трусы;
- Ну, чего стесняетесь братаны - горожане, быстро раздевайтесь как в бане и в воду. Здесь всё равно на десятки километров ни кого нет кроме нас, овец, собак и лошади.
Мы так же быстро разделись и с визгом бросились в воду. Гнедой приподнял голову, покачал ей призрительно фыркнув, как будто хотел сказать;
- Ну, с кем приходится работать, дети есть дети, что с них возьмёшь,
- Продолжая щипать траву.
Наплескавшись, вдоволь мы вылезли из воды и растянулись на траве, под солнцем обсыхать. Лёшка принёс сигареты и неуспели выкурить по одной, как уже обсохли. Володя, приподнялся первым, влез на высокое дерево, осмотрел отару, которая уже разбрелась, на довольно приличное растояние. И только собаки удерживали её, недавая ей окончательно разбежаться. Умные четвероногие помощники человека, контролировали не только всю отару, но и каждую овцу в отдельности, не давая ей уйти в сторону. Пока Володя спускался с дерева, мы успели уже одеться, и готовы были двигаться в путь. Однако, новый друг охладил в наш пыл.
- Вы не спешите братаны, хозяев всё равно нет дома.
Он начал потехоньку одеваться. Поймав коня, поправил седло, подтянул подпруги, подвел коня к нам.
- Крепите сумки к седлу, чего таскать их на себе, когда лошадь рядом.
Он помог нам привязать сумки, к седлу проверив, насколько надёжно они закреплены, обмотал повод вокруг шеи лошади, крепкко затянул узел.
- Тётя Гутя, уехала на отделение, а дядя Саша на центральную усадьбу в совхоз, а мне поручили Вас встретить, если приедете.
Ещё раз, проверив прочность крепления сумок по обе стороны седла, и повод на шее лошади повернулся к нам.
- Тётя Гутя, наверное, уже вернулась, отделение ближе, чем центральная усадьба.
Повернув голову лошади в сторону еле видневшегося вдали вагончика, хлопнув по крупу, сказал;
- Домой Малыш, домой, - И конь лёгкой рысью направился к стойбищу.
- Пусть вещи домой отнесёт, что б не беспокоились, а вы братаны, поможете отару загнать.
Мы тут же согласились. Вот так началось наше знакомство с сеьским хозяйством и местными лошадьми. А до этого только в тайге, в раннем детстве были с ним знакомы и то как убедились, поверхностно.
Глава четвёртая
Новые впечатления
После того как Малыш убежал, мы остались помогать нашему новому другу Володе пасти овец. С собаками мы уже познакомились и подружились. Словно почувствовав, что мы тоже их хозяева, собаки старались крутиться возле нас. А после того как угостили их остатками провизии, что нам дали на доргу, стали сразу закадычными друзьями. Направив отару в сторону стойбища, мы ещё раз искупались. И взяв одежду с собой, направились вслед за отарой. В основном за нас всю работу делали собаки. Завернув отбившихся в сторону овец, собаки подбегали к нам, заглядывая в лицо, словно спрашивая,
- Ну, как мы поработали,
- И мы с братом нахваливали их, поглаживая по голове и почёсывая за ушами. Особенно старались восточно-европейская овчарка Пальма и волкодав Кочубей. Было видно, что это их повседневный труд, только их за это никто не хвалил и не ласкал. А для нас и самих это доставляло радость. В городе собак мы видели только за заборами часных домов, да на предприятиях и магазинах привязанными на цепи. А здесь, на свободе, сразу десять собак и все разных пород. Большие собаки более солидные и степенные подходили лишь изредка, зато мелкие крутились под ногами как вьюны. Когда солнце скрылось за горизонтом, мы подогнали отару к загону. В вагончике уже горел свет. Мы настолько были увлечены беседой, с нашим новым другом, что незаметили, как пролетело время, и наступил вечер. В степи, солнце заходит поздно, и когда оно зашло за горизонт, я посмотрел на часы, было уже начало одинадцатого. К этому времени вернулся уже и дядя Саша с центральной усадьбы, он и вышел нас встречать. Мы поздаровались и вместе сним подошли к загону. Володя открыл уже ворота, стоял и запускал овец, пересчитывая их. Дядя Саша подойдя к нему, отпустил его домой;
- Молодец, Володя, езжай домой и дня два можешь отдохнуть, я сам попасу овец.
Закончив считать овец, дядя закрыл ворота загона и сказал;
- Ладно, всё в порядке, пошли ребята в дом, расскажите, как там отец с матерью живут.
Когда подошли к вагончику, к нам навстречу из темноты вышел конь монгольской породы, тёмно гнедой масти похожий на Володиного Малыша, только темнее. Когда вошли в вагончик, были поражены изобилием блюд на столе, особенно мясных. Как оказалось дядя с крёстной, с утра специально ездили на отделение и центральную усадьбу за продуктами. Детей своих у них небыло и я был у них за сына. Только когда они уехали работать чабанами в совхоз Боргойский, мы виделись раз в год, когда они приезжали, на несколько дней, в отпуск. Теперь они были рады, что мы приехали к ним на всё лето. В сковородках, жаровнях и кастрюлях, тушилось, жарилось, варилось несколько блюд из баранины. Дядя успел не только вернуться засветло, но и барашка молодого освежевать. Ужин был такой, что кроме этого вечера, мне больше нигода неприходилось подобного ни видеть, ни вкушать. Лето проходило не заметно. Утром, вставали, самое позднее, в четыре часа. А в половине пятого, выгоняли отару на пастбище. До обеда вместе с братом успевали облазить все, близлежащие горы, скалы, ущелья и пещеры. К обеду направляли отару к речке, где овцы напившись воды, устраивались на отдых, ждали, пока не спадёт жара. А мы шли обедать и тоже отдыхали часов до пяти вечера. Как только овцы начинали подниматься, мы седлали своих коней и спешили к нашим овечкам. Это первое лето в степи, благодаря нашим лошадям Моголу и Воронку, несмотря на все трудности чабанской жизни, было скрашено до сказачного. Мы настолько с ними сдружились, что друг без друга и в туалет не ходили. Как только в четыре утра мы выходили из вагончика, они уже спешили к нам и до одинадцати вечера мы сними не растовались. Мы с ними, обследовали все окрестности. Что может быть лучше, чем свобода, конь и ружьё. Казачьи гены, всё - таки проснулись, и небыло для меня ничего ближе и роднее, чем запах лошади, конского пота, оружейного масла и запах пороха. Стрелять метко мы с братом Лёшкой научились быстро и с оружием не растовались целыми днями. У Лёшки была двухстволка, вертикалка, а у меня, старое, одноствольное ружьё, шестнадцатого колибра. Зато ствол был, на двадцать сантиметров длиннее, чем у всего остального оружия, находящегося на складе, на центральной усадьбе. И убойная сила, и кучность были просто ошеломляющие. На пятьдесят шагов, из спичечного коробка, делал друшлаг, а за сто, из ведра, и не одна дробинка не пролетала мимо. С этим ружьём, я, как и с конём растовался только на ночь. Где мы только, снашими лошадьми не побывали, и в каких переделках неучавствовали. Частенько, попадали в такие переплёты, что только благодаря уму и преданности наших лошадей все наши приключения оканчивались благополучно. Одно приключение на солёном озере, стоит многого. Началось с того, что Володя в этот день уехал к старшей сестре, на день рожденье. Она была замужем и жила, отдельно, на отделении. А, к нам приехал с отделения, наш знакомый, Геннадий. Вот он и пригласил нас на солёное озеро, искупаться. До этого, мы с братом, только слышали, о легендах солёного ходиозера. Да охотники приходили сюда, во время сезона охоты, пострелять, по кабанам и лосям, приходившим сюда, по солонцевать. Когда мы подъехали к озеру, был полдень. Солнце припекало так, что казалось и скалы плавятся, а не только мы. Особенно, это ощущалось в близи озера. Я сам, первый, предложил искупаться, но я не знал что из себя предстовляет структура этого озера, и о плотности воды, тоже ничего не знал. Но знал Гена, и решил подшутить над нами. С одной стороны озера, был плоский берег, с другой крутая скала. Обрыв, начинался с высоты два – два с половиной метра и завершалось обрывом метров сорок. Вот Геннадий и предложил нам прыгнуть со скалы, да, ещё войти в воду, пробив газету. Да, откуда же было нам знать, что в этом солёном озере, плотность была такая, что руку можно было отбить, если кулаком ударить по газете, растелёной на воде, не повредив газеты. Хорошо, хоть я прыгнул с маленькой высоты. Да и руки успел сложить над головой ложечкой. Благодаря тому, что ладони были под острым углом, а пальцы, с силой прижаты друг к другу, я пробил газету, и чуть не свернув себе шею, вошёл в воду. И благо, что плотность была такая, что меня сразу вытолкнуло, на поверхность. Я лежал на поверхности, вверх лицом, почти не погружаясь в воду. В голове после удара, гудело как в поровозной топке, я немог пошевельнуться лишь только громко стонал. Генка сукин сын, вначале смеялся, но, видя, что я, лежу недвигаясь, послал брата, что б вытащил меня из воды, сам в воду лезть не захотел. Лёшку опередил, мой верный конь. Как молния, метнулся в воду, уцепился зубами за мою ногу, потащил меня к берегу. Благо глубина была небольшая. Так за ногу он меня и вытащил из воды, оттащив подальше от края берега. Выпустив мою ногу, начал тыкаться своей мордашкой мне в лицо, стараясь понять, в каком я состоянии. Ох, и недоволен он был моим поступком, храпел, фыркал и даже топал сердито ногой, недовольно косясь на Геннадия, считая его виновником Ч. П.. Гена, подошёл ко мне, начал растирать мне грудь, лицо, шею, стараясь меня привести в сознание. А Лешка, мой брат полез купаться, где били родники. Мало того, что вода там была леденная, ещё и в зарослях осоки, в грязи, отдыхало стадо диких кабанов. Несколько маток с паросятами и два кобана. И как только, Лёшка вылез в этих зарослях, возле свиней, поднялся визг, поднятый поросятами. Молодой кабан, кинулся на защиту своего потомства. Брат тоже струхнул, и кинулся к нам, а кобан за ним. Но на его биду, путь ему преградил Лёшкин Воронок. Он тоже услышал визг, поднятый порасятами и Лёшкой, кинулся ему на помощь. Как только кобан, оказался в достигаемости копыт, Воронка, как тут же получил такой удар, что, взлетев вверх, метра на три, приземлился в метрах двадцати от Воронка, а то и более. Больше мы, судьбу испытывать не стали, быстро, насколько это было возможным, оделись, рванули домой, подальше от этого озера. Это только одно, маленькое приключение, а, сколько их было. Но Генка, больше на нашей отаре, после этого случая, не появлялся. Как - то, мы с Лёшкой поехали, на охоту, и пока брат стрелял по перпёлкам, я забрался повыше, к небольшой рощице. Слез с коня, отпустил его пастись, а сам вошёл в лес. Мне повезло, что мой, друг, потащился за мной, вместо того, что бы пастись. Я шёл спокойно, ружьё нёс в правой руке, стволом в низ. Пробирясь, между кустами багульника, я не спеша, шёл на встречу своей судьбе, и незнаю чем бы она закончилась, если бы опять не вмешался мой друг. Я не думал ни в кого стрелять, просто в руке нёс ружьё, а палец по привычке ласкал спусковой крючок. Передо мной в кустах, отдыхала семья касулей, папа, мама, один годовалый козлёнок и один маленький. Ему было, месяца два, три. Папа и мама у них лежали рядышком, на траве, а дети играли. Маленький козлёнок, всё время наскакивал на брата, не давая ему передохнуть. Я до того увлёкся созерцанием семейной идиллией, что забыл о технике безопасности в лесу. Слава БОГУ, мой друг был на стрёме. Несводя глаз с косуль, я совершенно несмотрел подноги, я их передвигал просто инстиктивно. В правой руке, я держал своё ружьё, стволом вниз, палец лежел на спусковом крючке. Я краем глаза заметил, как мой друг, метнулся, ко мне и его копыто припечатало, что-то чёрное. Палец сам собой нажал на спусковой крючок, раздался выстрел, как только пыль улеглась неожиданная картина, предстала, перед моими галазами. Возле моей правой ноги была большая нора, а из неё торчало сплошное месиво из земли и мяса. Через несколько, секунд, услышав выстрел, прискакал Лёшка. Длинной палкой, Лёшка достал то, что осталось после выстрела. Эта была огромная, метра полтора, ядовитая змея, или то что отнеё осталось. Хорошо, что Могол ударом капыта переломил ей хребёт, иначе мне был бы каюк. А я, уже выстрелом добил её. Если бы она меня укусила, я бы не выжил, после укусов подобных змеюк, ни люди, ни животные не выживают. Тем более что в степи и помочь не кому, здесь в степи нет ни больниц, ни медпунктов. А один раз, баран (куцан), которого оставляют на лето для контрольного покрытия овец, после искусственного осеменения. Вот такой крсавец, у которого рога пошли расти по второму кругу, обиделся за свою овцу. А дело было за немногим, у овец, летом под хвостом, а у куцанов и валушков на пупках всегда сыро и мухи откладывают личинки. Личинки, разрастаясь, вгрызаются, делают большие раны и причиняют большое беспокойство животным, а те начинают быстро худеть, что нежелательно для чабанов. Поэтому пинцет, йод, дуст всегда находятся под рукой у пастуха. Пинцетом, вытаскивают личинки из ранок, рану заливают йодом и засыпают дустом. При обработке такой ранки я и пострадал. Поймал овцу, повалил её на землю, а когда начал вытаскивать личинки, овца начала орать. Ну, естественно баран услышал и кинулся ей на помощь. А я настолько был увлечён обработкой овцы, что не услышал, как этот противный куцан подскочил ко мне сзади. Я стоял, согнувшись над овцой, так в этой позе и полетел кувырком. Он так крепко поддал меня под пятую точку, что я взлетел над обрывом как бабочка. Не помню, как приземлился. Очнулся, часа через три, надо мной стоял мой верный Могол и тыкался, своей влажной мордочкой мне в лицо. Уцепившись за гриву свего верного друга, я попытался встать, но не тут то было. Всё тело пронзила нестерпимая боль. Полёт с трёх метровой высоты, кубарем, и удар об обломки скалы, дали о себе знать. Моголушка, видя, что я немогу встать, опустился на колени и аккуратно улегся ко мне спиной. Я перекинул ногу на спину, в седло, уцепился руками за гриву, Могол встал, настолько аккуратно, что я непочувствовал не молейшего дискомфорта. Он словно сам чувствовал мою боль, поэтому и шаг и рысь его были так легки, что я и незаметил как оказался дома. Вскоре я поправился, и мы опять с моим другом отправились на поиски приключений. А таких приключений было много. Лето, пролетало настолько быстро, что нам казалось неуспели приехать, и уже подходит время, уезжать. А езжать не хотелось, но приближались школьные дни, да и Чалый со своим косяком, наверное, уже заждался. С Чалым, я виделся лишь изредка, дома зимой, встречаться чаще нам мешали учёба, родители, да и прочие важные дела. А мой верный дружок и палочка выручалочка из всех моих неприятностей, всегда был рядом. Могол, по породе своей был больше тарпан, чем домашняя лошадь. Его мать Звезду вместе с её сестрой Карицей чистокровных тарпанов, привёл из Монголии мой дядя, Александр Мальцев, один из лучших чабанов Советского Союза. Совхоз Боргойский был лучшим овцеводческим совхозом в Союзе, а наш дядя, лучшим чабаном и имел провительственные награды. В Москве, есть ресторан под названием «Боргойский», где готовят блюда из мяса барашек этого совхоза. Наверное, только поэтому, что дядя был лучшим в те далёкие героические времена, ему позволялось иметь своих овец и содержать их в совхозной отаре. А так же неограничевали не в количестве крупно рогатого скота, ни в лошадях, которы содержались в основном в совхозной конюшне и это только потому, что он весь был занят разведением элитных овец. Каждый год чабаны и их рабочие ездили в Монголию за сеном, на машинах и лошадях. В одной из таких поездок дядя и привёл двух молодых кобылок тарпанов. Туда уехал на ардене, французком тяжеловозе, а вернулся ещё и с двумя пристяжными кобылами. От одной из них, Звезды родился мой Могол, а от другой Карицы Воронок. Пока мы неприехали, Могол и Воронок находились в совхозной конюшне. Где мой друг прославился довольно скверным характером. На второй день нашего приезда, дядя Саша съездил на отделение и привёл с собой двух коней. К его возвращению, мы только что подошли на обед, оставив отару отдыхать возле речки. Брат зашёл в вагончик, а я остался снаружи, возле крыльца завязывать шнурок на ботинке. Дядя подъехал, привязал своего коня, т. е. Малыша к коновязи, отвязал, от седла ворного и привязал рядом, под навесом, а гнедого спутал. Малыш и Вороной, начали, есть овёс, гнедой же, подошёл ко мне сзади и довольно прилично толкнул меня носом под зад. А так, как я согнувшись стоял на коленях, зделал кувырок через голову и сел на задницу. Гнедой громко зафыркал и покачал голвой, словно хотел сказать;
- Ну что ты такой неуклюжий, я же познакомиться хотел. Вот такое, было у нас первое знакомство умным и великим Моголом. Я поднялся, подошёл к нему;
- Ну что, мой друг, обижаешь маленьких, лучше давай с тобой дружить.
Гнедой тихонько фыркнув, ткнулся мордой мне в ладони, потом обнюхал с головы до ног. Ещё раз фыркнув, подтолкнул меня к двери вагончика и я его прекрасно понял. Зайдя, в вагончик, я направился на кухню, к мешку с сахаром и успел наполнить карман до того, как подошла крёсная. Взглянув на мои руки, она меня развернула к выходу и сказала;
-Быстро, мой руки, будем обедать.
Я заглянул в спальню, дядя с братом сидели и играли в шашки. Быстро выйдя из вагончика, сразу наткнулся на гнедого, он стоял, и ждал меня, словно зараннее, что я принесу ему лакомство. В приоткрытую дверь я спросил у дяди;
- Как новых коней зовут?
Он срубил оставшийся Лёшкины пешки на шахматной доске, ответил;
- Вороного - Воронком, а гнедого - Моголом,
- Дядя Саша вновь раставлял шашки.
Я быстро вышел, захлопнул дверь и сразу наткнулся на гнедого. Он словнознал, что я вынесу ему лакомство. Не успел спуститься со ступенек, как оказался в объятиях Моголаи и он сразу уцепился зубами за карман с сахаром.
- Могол подожди, я сам достану,
- Отвернув голову коня, достал несколько кусочков, корые тут же исчезли во рту у Могола. Скормив полкормана гнедому, подошёл к вороному и Малышу и отдал им остальное лакомство. С тех пор мы с Моголом уже не расставались. Характер был у него весёлый и шкодливый, что он только не вытворял с нами. Дядя Саша должен был их опробовать под седлом, после обеда, когда пойдёт на убыль жара. Но вышло совсем иначе. После обеда дядя уснул и когда овцы начали подниматься, мы с братом не стали будить дядю, и не стали брать на пастбище ни Малыша, ни тётину Лолиту, а решили взять Могола и Воронка. Воронку дали немного сахара и пряников, и он с большим удовольствием, дал надеть на себя уздечку, да и когда Лёшка сел на него неудовольствия не высказал. Я взял Воронка под удила, закинув повод ему на шею, конь стоял как вкопаный. Брат взялся левой рукой за гриву лошади, я его согнутую ногу, он оттолкнулся от земли и легко вскочил на спину лошади. Вороной даже не шелохнулся, только повернул голову назад, и Лёшка дал ему несколько кусочков сахара, похлопав по шее. Чуть только тронул брат вороного, тот сам пошёл к овцам, останавливаясь, поворачивая голову и получая очередную порцию сахара и хрумкая, шёл дальше, пока не глотал и снова поворачивал наглую вороную мордочку за очередной порцией. С Моголом дело обстояло хуже. Он уворачивался, хитрил, дурачился, все мои усилия, сводя на нет, превращая всё в игру. Сахар взял сразу, но уздечку надевать ни как не хотел, осбенно удила. В конце концов, я оставил это занятие и привязал повод к кольцам недоузка. Как только подводил его к крыльцу или к колесу брички, чтоб сесть, он вначале брал сахар, но как только я пытался сесть на него, он тут же отходил, и мне приходилось всё начинать сначала. Минут сорок я с ним промучился, в конце концов, мне это надоело, и я отпустил его. Зашёл в вагончик, попил холодной воды, положив в корман несколько пряников. Решил ехать на Малыше, оставив Могола, на то время, когда проснётся дядя Саша или приедет Володя. Но получилось всё иначе, как только я вышел из вагончика, Могол бросился ко мне, оттолкнув его наглую морду, я направился к Малышу. Могол шёл следом, сердито фыркая. Я подошёл к малышу, Могол попробовал загородить мне дорогу, оттолкнув его, протянул пряник, Малышу который тут же исчез у него во рту, проглотив, его он потянулся за следующим. Я отдал второй, тут уж Могол не выдержал, сердито захрапел, затарахтел как тактор, ухватив меня за руку, потянул в сторону. Малыш так же сердито захрапел и попытался добраться до Могола, но чумбур не дал ему это сделать. Я взял уздечку, на этот раз тарпанчик не сопротивлялся. Дал надеть уздечку, даже удила взя без сопротивления. Я дал ему пряник, он его съел, я дал второй и пока он его пережёвывал я на него сел. Повернув голову, Могол обнюхал мои ноги, но стоял не двигаясь, я дал ему ещё один и так пока не съел весь запас, с места не двинулся. Но за то когда доел последний, пошёл сам, лёгкой рысью. А она у него была просто божественна, покачивало как в лимузине. Это была полу рысь, полу иноходь. Я слегка ударил пятками по бокам, и он мгновенно перешёл на галоп. Рванул таки, таким аллюром, что меня чуть ветром не снесло с коня. Пришлось крепко прижать ноги к бокам лошади и правой рукой схватиться за гриву. На полном аллюре, Могол влетел в речку, поднимая мериады брызг. Могол был очень умным и сразу сообразил, что из-за его игры, я предпочёл Малыша, ему, а терять нового друга, который ему понравился и который кормил его сахаром и пряниками, он так же не хотел, как и возвращаться в совхозную конюшню, где кроме кнута ничего не получал.
Поэтому не только дал сесть на себя, на что способен он ради друга. И я его простил, соскочив с него в воду прямо в одежде, начал поливать его водой и он тут же удовлетворённо захрюкал. Насколько ум у него изворотливый был, а характер у него шкодливый и весёлый, мы убедились быстро, что он только не вытворял. Если ему хотелось попась на овсянно – гороховое поле, которое было в восьми километрах от стойбища, он так быстро гнал отару туда, что бедным овцам приходилось иногда преодолевать это расстояние голопом. Но на само поле, никогда не пускал. Через две недели, после того как я сел на Могола, дядя запрёг его в пару с Малышом, в упряжке он даже не дёрнулся, но и прыти своей не показал. Даже когда его запрягли одного, он трусил еле двигаясь. Когда я ездил на нём в упряжке, за водой на родник, у меня выходило два часа, а иногда и больше, и это на расстоянии всего десяти километров. Невозможно было его ничем подогнать, он не риагировал ни на палку, ни на кнут, какой он темп набирал от дома, таким и возвращался. Но зато под седлом он был безупречен, если Воронок просто работал, наравне с нами, был спокоен и добронрав, никогда и ни кому недоставлял хлопот и неприятностей, то Могол мой был полной противоположностью ему. Когда на поле, он быстро наедался зелёнки, а рядом не было ни собак, ни овец, ни лошадей, и нескем было ему поиграть, то он принимался за меня. Если я читал книгу или журнал и необращал на него внимания и нехотел с ним играть, Могол ходил вокруг меня кругами, стараясь мордой перевернуть меня, или поднять на ноги. А когда не получалось у него ни чего, он брал акуратно меня за лодыжку и тащил волоком, до тех пор, пока я не начинал ругаться. Тогда он, бросив ногу, отбегал метров на пять, шесть и ждал, когда я поднимусь и брошусь к нему. А как только я разозлёный вскакивал, бросался наутёк, оглядываясь, назад бегу ли я за ним. Если я останавливался, он разворачивался и направлялся ко мне, сердито всхрапывая и качая недовольно головой, и я опять за ним припускал. Поначалу бегать было тяжело, быстро выдыхался и уставал, но к концу лета я спокойно пробегал пять, шесть километров и более не отставая от него, а ему только этого и надо было. Но если он не мог меня заставить бегать за ним, он брал мою книгу или журнал и начинал трепать. Иногда, в наглую, вырывал его из рук. Тем самым, заставляя бегать за ним, чтоб вернуть похищенный предмет. В дальнейшей моей жизни, эта тренировка и закалка спасли мне жизнь во время получения обширного инфаркта, а так же помогла во время прохождения службы в армии. Воронока же, с его флегматичным характером интересовали только овечки, пугать их ему достовляло огромное удовольствие. Когда мы пасли овец в близи полей, с яровыми или озимыми культурами, и они порой старались попасть на поле чтоб полакамиться зелёнкой, вот тогда на их пути вставал Воронок. Он ложился в траву между полем и овцами, а так как трава возле полей никогда овцами не выедалась, была очень высокой и скрывала его от глаз овец полностью. Когда овцы подходили в плотную, к полю, он резко вставал и овцы в ужасе бежали от него, в ужасе, а он ещё километра три–четыре преследовал их, подпрыгивая, брыкаясь и дурачась. От его проделок, ни кому небыло вреда, только польза. Если он залезал в речку, вместе с нами купаться, то купался отдельно сам ни кому не приченяя вреда и немешая. В противовес ему, Могол старался не только сам залезть в речку купаться, ему и нас хотелось загнать в воду, даже тогда когда нам этого не хотелось. Или тогда, когда, накупавшись, мы уже обсыхали, этот гривастый товарищ подходил по реке, к самому короткому растоянию до нас и начинал бить ногами по воде, обдавая нас мириадами брызг. А если мы уходили обсыхать подальше от реки, и он не мог нас достать брызгами, он вываливался в грязи, подходил к нам, становился между мной и братом, и начинал отряхиваться, сбрасывая всю грязь и тину на нас. И нам с Лёшкой ничего неоставалось, как идти с ним купаться. И так пролетело всё лето, О каждом из наших четвероногих друзей, можно писать бесконечно и я ещё буду писать, лишь бы это востребовалось читателями. Но как всё хорошее быстро кончается, кончилось и это лето. И вот теперь приходилось раставаться. Утром мы оседлали своих лошадей, подвязали наши сумки к сёдлам и сели на коней. Могол с Воронком как будо - то чувствовали, что на этот раз везут нас на долгую разлуку. Всю дорогу они старались повернуть назад. Воронок совсем сник, даже шаловливый Могол приуныл, не козлил, и за ноги ни кусал, шёл с низко опущеной головой, еле передвигая ноги. Нас с братом сопровождали наша тётя и Володя, и они после того, как посадили нас в автобус, должны были забрать наших лошадей. Тётя Августа, моя крёстная мать всю дорогу удивлялась, что случилось с нашими лошадьми, не заболели-бы они с тоски и пообещала писать почаще, о том, как будут чувствовать себя наши четвероногие друзья. Коней привязали к столбу высоковольтной линии, электропередач, стояли с ними, в обнимку прощаясь. Всё лето, с Моголом мы не растовались ни на час. Поэтому Могол, вошёл в моё сердце на столько, что при расстовании я ревел белугой. И у милого моего Могола, тоже слёзы катились из глаз. Из двенадцати месяцев, девять, мы должны были провести в разлуке. Наконец подошёл наш автобус, попрощались, поцеловались, зашли в него и уселись возле окна и смотрели сквозь слёзы на своих коней, мысленно прощаясь снашими гривастыми друзьями. Наконец автобус тронулся, кони смотрели на нас, как автобус увозит их друзей, а мы махали им руками. Боже! что творилось с лошадьми, особенно буйствовал Могол, вставал на дыбы, кидался на столб, дёргая всем весом чумбур, стараясь его порвать. Через полчаса, за поворотом, скрылись и кони и речка, оставив нам лишь воспоминания, запах солнца, лошадиного пота, и степной травы. Домой добрались к вечеру, настолько уставшие, что еле передвигали ноги, не только от дороги, но и от нервного напряжения. За всю дорогу не разу не вышли из автобуса, ни в столовую не ходили, ни в туалет. Дома поели и сразу завалились спать. Утром, рано встав, мы с Лёшкой зашли за соседями, Максимом и Володей Макаровыми, разбудили их, я вернулся домой, забрал хлеб, капусту с морковкой и вернулся. Володя с Максимом уже были на улице и ждали меня. Лёшка сходил за Генкой, ещё одним нашим другом, и впятером, мы отправились навещать Чалого с его косяком. С собой из Боргоя, я привёзв подарок друзьям по кожанной уздечки, и теперь мы шли, повесив их на плечо, настоящии из кожи, с точёными удилами, а не верёвочный самопал. Кони уже напаслись, напились воды и стояли на другом берегу ручья, дремали на солнышке. Но, заслышав наши шаги, зафыркали, запрядали ушами, насторожились. А Чалый, выгнув шею, вышел вперёд. Наконец, мы вышли из молодой поросли сосняка на поляну и расмеялись увидя представшую нам картину. Кобылы испугано сбились в кружок, вокруг них бегало два молодых двух-трёх летних жеребца, а Чалый стоял впереди, выгнув шею и рыл ногой землю, вызывая невидимого противника на бой. И только когда мы вышли на поляну, он нас узнал, услышав наши голоса, успокоился совсем. Я призывно заржал, узнав мой голос, метнулся вправо, влево, одним прыжком перемахнул через ручей и в мгновение ока оказался возле меня радостно фыркая и похрюкивая . Обнюхал меня с ног до головы, сердито фыркнул, почуяв наверное запах другой лошади, оставшеся после лета, положил голову на моё плечо и облегчённо вздохнул. Обрадованый тем, что я всё-таки к нему вернулся. До самого вечера мы неуходили от лошадей, ходили с ними по склону горы от поляны, до поляны возвращаясь к роднику попить воды. Чалый, несколько раз подходил ко мне, обнюхивая и покусывая несильно, но чувствительно, радуясь что я снова с ним и никуда неухожу. Лишь только когда начало темнеть, мы попращались с лошадьми и пошли домой. Чалый нас провожал до самой тропы, и лишь только когда мы скрылись из глаз, услышали его топот, он возвращался к своему косяку. На следующие выходные, мы договорились идти к лошадям с ночёвкой. Вечером мы отпросились у родителей, сходить в поход надвое суток с ночёвкой. Папа согласился сразу с тем условием, что до выходных мы перепилим, переколем и сложим в поленницу две машины дров, т. е. Кубов двенадцать. Запас на зиму, в бараках у нас было печное отопление. Утором, об этом я сказал Максиму, он был на два года старше нас, и его помощь была необходима. К обеду он принёс пилу бензопилу \Дружба \ и канистру бензина, не знаю, где он, достал всё это, когда я спросил его об этом, он сказал;
- Без вопрсов, давай замёмся делом.
Вначале, попилили наши дрова, потом его, затем Генке и Мише. Пока мы втроём, т.е. я, Максим и Миша пилили их, наши младшие братья Лёшка, Володя и Миша кололи их, а самые младшие братишки и сестрёнки складывали их в поленницу. За два дня мы управились со своими дровами, и ещё заработали немного, помогая соседям. На выходные мы подготовились основательно, закупили продуктов себе и лошадям два мешка хлеба. В пятницу, утром, большой компанией из шестнадцати человек, мы пошли в гости к нашим любимцам, которые встретили нас весёлым ржанием. Особенно были благодарны за угощениею. Бегали за нами, по пятам, теребя нас за руки, карманы, за одежду. Два дня мы провели с ними как в сказке, объездили все окресности, только дома небыли, побоялись, что кто-нибудь нас увидит на лошадях, заложит в милицию, и мы можем их потерять. Всю зиму, по выходным, ходили к нашим четвероногим друзьям и как могли их подкармливали, собирая продукты почти по всему посёлку. Достали косы и как могли, накосили несколько больших стогов сена, завезли несколько тракторных тележек соломы. Некоторые из взрослых жителей посёлка Сосновка уже знали, что мы завели коней, иногда обращались к нам, чтоб мы помогли им с уборкой огродов, заготовкой дров. И мы помогали. Дядя Ваня, папин друг ещё с фронта, сделал документы на лошадей и мы воспряли духом. Дядя Ваня помог нам найти, телеги, сани и даже четыре казачьих седла. Мы помогали людям, - люди помогали нам. Сделали загоны и кормами помогали. Однажды уже под весну, нас вызвали в райисполком. В кабинете заведующей общим отделом, уже сидели представитель спорт. комитета, и представитель М. В. Д, по делам несовершеннолетних. Мы до того упали духом, что язык неповернулся, поздороваться. Мы незнали, зачем нас вызвали, но решили всем коллективом, что если вздумают забрать у нас лошадей, или узнать где они находятся, то лучше умрём или в тюрьму сядем, но лошадей не выдадим и не отдадим.
- Ну что ребята встали в дверях, проходите, будем знакомиться,
-Из - за стола встала красивая женщина, рукой пригласила нас присесть на стулья, стоящие возле её стола.
- Меня зовут Екатерина Ввладимировна, я заведующая общим отделом райисполкома, вы, наверное, догадываетесь, зачем мы вас вызвали,
Она, немного помолчала.
- Это Владимир Александрович, председатель спорт. Комитета, а это капитан милиции, старший инспектор по делам несовершеннолетних.
- она красивым жестом поправила волосы и повернулась к нам.
- Ребята о ваших лошадях мы знаем, - и что двое из вас ездят в степь работают пастухами, что б лошадей приобрести, это правда?
- Да, у родственников работаем, в вдвоём с братом, -инстиктивно ответил я.
- То, что вы людям помогаете, это хорошо, так и должны поступать настоящие патриоты, но вызвали вас по другому делу.
Она внимательно смотрела нам в глаза, а мы их неотводили. У меня голова шла кругом, это кто ж такое наплести мог. По глазам ребят я понял, что они сами ошарашены, подобным домыслом. Позже мы узнали, что наша маленькая Зиночка,- сестра Максима и Володи Макаровых, со своей подругой со своей подругой из Сосновки, на год старше её поймали двух коней, без нашего ведома и разъезжали по дорогам, пока их не остановила милиция. Вот им они и брякнули что лошади наши, и о том, что мы с братом ездим в степь, работать пастухами, чтоб купить себе лошадей. И на этих заработаных нами лошадях, мы и приехали из совхоза. А пока нас не было дома, девочки решили покататься. Ну а милиция сообщила в исполком и так далее. И теперь нам предлагали всё узаконить. При спорткомитете организовать конноспортивную секцию, набрать из наших двух посёлков группы по десять- пятнадцать человек, и несколько лошадей передать детскому дому, расположенному в трёх километрах от нашего посёлка. Нам объяснили, что лошади останутся нашей собственностью, но работать будут в детдоме. Для нас же лучше, если мы переведём лошадей на легальное, положение вдобавок их обеспечат кормами, сбруей и тёплой конюшней. Ко всему нам дают профессиональных тренеров по верховой езде. Дня три в неделю он будет заниматься с нами, остальное с ребятами из детдома. Мы согласились. На другой день пришли в спорткомитет, оформили все документы, центральную базу решили оставить на старом месте, в Соновке, только поставить там тёплую конюшню, закрытый тёплый манеж для занятий в зимнее время, и тем более, здесь, были лучшие условия содержания и выпаса. Нам закупили спортивные сёдла, уздечки и прочий инвентарь о котором мы представления неимели, да ещё красивую форму для занятий верховой ездой и начались учебные будни. Заниматься конным спортом стали ходить и другте ребята, но на своих лошадях Чалом, Конфетке, Стрелке, Орлике, Бриге и Туче ездили только мы, да и других они к себе не подпускали, даже конюхов. Так пролетела зима, и опять на всё лето приходилось прощаться с Чалым и с его компанией. Присматривать за ними согласились Володя Макаров и его сестра Зина. Наконец кончились занятия в школе, попрощались с нашими четвероногими друзьями, мы уезжали. Снова автобус, дорога и долгожданная остановка. Мы с братом вышли из автобуса и вдохнули вольный степной воздух, полной грудью, от которого закружилась голова. Минут пять мы стояли недвигаясь, пьянея от запаха трав, цветов, кустарников, распаренных летним солнцем. Наконец, придя немного в себя, мы взяли наши сумки в руки и сделали свой первый шаг, и неудержались, ноги сами, набрав скорость, понесли нас к летнему стойбищу. Сердце билось так, словно хотело выскочить из груди. Если в первый приезд, на дорогу до речки, ушло почти три часа, в этот раз около часа, но оно показалось нам одним мгновением. Перейдя речку, мы разделись, искупались, обсохнув, оделись, пошли к видневшемуся вдали вагончику.
И вот перед нашим взором открылась поляна стойбища. Перед тем как приехать сюда, мы с братом написали дяде, чтоб к нашему приезду привел наших коней и он привёл. В метрах ста от вагончика, паслись спутанными Могол и Воронок, под навесом в тени осёдланый, но с отпущенными подпругами, стоял Малыш. Когда до лошадей, оставалось метров около пятидесяти, Могол приподнял голову, я позвал его;
- Могол, Могол, Моголушка,
- уши у коня заходили взад-вперёд, и вдруг он поднялся на дыбы, заржал, сделал прыжок, другой, путы невыдержали, лопнули, и конь со всех ног припустил к нам на встречу. Следом за ним и Воронок поспешил. Могол не просто бежал, он на ходу выделывал такие кренделя и па, что ему мог-бы позавидовать любой танцор в балете. Он то брыкался, откидывая задние ноги так, что мог-бы и наездника достать верхом на лошади, то подпрыгивал всеми четырьмя ногами как козлёнок, и всё это на быстром аллюре. Подбежал, обнюхал и сразу уцепился зубами за сумку, потом за руку, наконец, ещё раз обнюхал, положил голову, мне на плечо, глубоко вздохнул и замер. Я стоял, поглаживая шею, перебирая гриву, нашёптывая ласковые слова. Могол, сотял не шелохнувшись, млея от ласки. Наконец и Воронок добравшись до нас, сразу полез в карман к Лёшке за лакомством, ласково похрюкивая. И я достал из кармана карамельки, припасёные для лошадей, протянул их Моголу, и они дружно захрустели угощением. Лёшка, распутал Воронка, скормив весь запас угощений. Мы подняли сумки и направились к вагончику. Лошади не хотели раставаться, всё время, то забегали вперед, загораживая дорогу, то зубами цеплялись за сумки и тянули назад, пытаясь нас остановить. Наконец добрались до вагончика, поднялись по ступенькам. Нас уже ждали, столы были накрыты, только крёсной с дядей небыло. Мы оставили сумки, и зашли на кухню. Лошади тыкались мордами, заглядывая в окна, и мы с братом набрали в карманы кускового сахара и вышли на улицу. Могол с Воронком сразу кинулись к нам. Неуспели скормить им сахар, появилась крёстная с полным ведром молока. Оказывается, она специально для нас ходила за молоком к коровам на пастбище. Обнялись, поцеловались, Могол и Воронок ходили вокруг нас, пофыркивая, возмущаясь, что прервали нашу, идилию. Почти сразу же приехал дядя Саша, он на машине ездил в совхоз, на центральную усадьбу. По взрослому поздоровался с нами за руку, обнял меня за плечи и сказал;
- Пойдём, сынок, посмотрим, надо сгрузить подарок, технику вам купил, что б домой нетянуло.
Мы подошли к машине, в кузове уже стоял водитель и отвязывал новенькмй мотоцикл [Восход.] Вообще, дядя зря потратил деньги, железяка, есть железяка, и ни какая техника не может заменить, гривастого, хвостастого, ушастого, четвероногого друга. Да притом, я его утопил через месяц, в грязевом вулкане, слава Богу, сам не погиб, спасибо Моголу, вытащил меня. Утром, когда я поехал кататься на мотоцикле, привязал своего любимчика на длинную верёвку, иначе он бегал со мной на перегонки. Иногда загораживая дорогу, старался лягнуть мотоцикл. Он вообще, сильно ревновал меня к этой железке, сердясь на то, что я больше уделяю время мотоциклу, чем ему. Даже если мотоцикл просто стоял возле вагончика, Могол старался уронить его на землю, или лягнуть, так что он с грохотом падал, а довольный Могол довольный убегал подальше как будто его там небыло. Он уже погнул бензобак, крылья, так как никакая рихтовка уже не помогала. Но мне, он прежнему был предан душой и телом. В это утро, я на мотоцикле, решил проведать овец, а лошадям дать отдохнуть. Могол первый почувствовал, что я в опасности, начал ржать и рваться, тётя немогла понять, что с ним происходит. Дядя, с утра уехал на отделение, за мёдом и боеприпасами к ружьям, те, что у него были мы с братом растреляли меньше чем за месяц. Лёшка на Воронке пас овец, на дальнем пастбище и я должен был отвезти ему обед, проверить всё ли у него в порядке, ну и должен был дать ему покататься, так мы с ним договорились. Дома ему в этом году неразрешали садиться на мотоцикл, был ещё маловат по возрасту. От дома отъехал нормально, вырвавшись на простор, набрал приличную скорость. Лишь на мгновение, отвлёкся, на тарбагана, и вот. Я, несправился с управлением мотоцикла, и попал в заподню. И всё, из – за моей, невнимательности и безолаберности. На полной скорости, влетел в грязевой вулкан. Этого добра по нашей степи, было раскидано множество, и вот в один из них я попал. А кто попадал в их жерла, уже никогда из него невыбирался, ни когда эта бездна не выпускала свою жертву, будь то человек или животное. Я сам был свидетелем гибели животных попавших в него, и ни какие наши усилия непомогали спасти их. Слава Богу! Что подо мной был мотцикл и при подении я отпустил ручки, и он лёг на бок, теперь я стоял на нём, и пучина нас медленно поглощала. Мне оставалось жить минуты, до того момента, как пучина поглотит меня окончательно. Поначалу из - за того, что мотоцикл лежал на боуук, и плоскость опоры была большой и в грязи я находился ниже пояса, попытался выбраться сам, даже на помощь не стал звать. Пытался выбраться из кратера, отталкиваясь от железяки, но ничего не получалось, чем больше шевелился, тем глубже увязал. Я понял, это конец, а жить хотелось, и тем более нежелал такой нелепой смерти. Я взревел, насколько это было возможно, теперь я звал на помощь, и как никогда больше в жизни, я её ждал, постепенно погружаясь в пучину безмолвия. Вообще то я внутренне не расщитовал, что кто-то откликнется на мой призыв, на десяток киллометров небыло ни одной живой души, зря орал только голос сорвал. Наконец позади, я услышал топот копыт, и ржание моего любимца. Теперь я испугался уже за него. Внутри всё похолодело, и о себе я сразу забыл. Повернув голову, я увидел, бешено скачущего Могола с развевающейся верёвкой. Мой друг, почуяв угрожающую мне опасность, выдернул штырь, за который был привязан и теперь со всех ног спешил ко мне на помощь. Я увяз уже по пояс, постепенно меня засасывало, несмотря на то, что мотоцикл подо мной этот процес замедлял, но я чувствовал, как меня тянет в низ. Могол перемахнул через меня и вулкан как птица, верёвка легла возле меня. После прыжка, он чуть замедлил ход, а мне хватило этого времени, что бы пару раз обмотать вокруг себя, а конь, задержавшийся в прыжке на секунды, рванул с такой силой, что я подумал, он разорвал меня пополам. Но он меня, всё – таки вытащил, вернее, выдернул из вулкана и остановился только тогда, когда до кратера было метров семьдесят-восемьдесят. Я был почти без сознания от боли, вся кожа от пояса была содрана почти до мяса, и небыло силы не пошевелиться, ни снять верёвку. Я лежал с закрытыми глазами и тихо стонал, а любимый друг, стоял, обнюхивая меня, ласково похрюкивая, шевеля губами по моему лицу, словно целуя. Когда прибежала крёстная, я лежал весь в грязи, отходя от шока и боли. Вначале думал, что она будет ругать меня, за утопленый мотоцикл, но тётя плакала и целовала то меня, за то, что жив, то могола за то, что спас меня. А он стоял, отфыркиваясь;
-Ну что, мол, за телячьи нежности, я сделал то, что должен был сделать.
После этого случая, у меня нет лучшего друга, чем лошадь. Мои друзья, родные, знакомые, не понимают моего отношения к лошадям. Я никогда и не кому нерассказывал, о своих приключениях и подвигах детства, даже отец и мать не знали этого. Впервые всё они узнают из этой книги. А так же, пусть узнают дети и взрослые и о другой стороне лошадей. Что это не только помощники в работе, службе в армии и в бою, но так-же равные по разуму друзья, лешённые лишь дара речи, речевого аппарата, но имеющие свой язык и я выучил его, и к тому же они хорошие телепаты. Надо лишь нам выучиться этому языку. Я рад, что в своё время они приняли меня как своего, как одного из них, я горжусь этим и останусь им до конца своей жизни, никогда, им неизменю. Бог! превыше всего, но после Бога, у казака на первом месте всегда была лошадь, и лишь без лошади казак был круглый сирота, так говорит древняя пословица.
Вечером, когда вернулся дядя Саша, ему рассказали обо всём, он молча вышел на улицу, взял мешок овса и высыпал его в кормушку, подвёл Могола, погладил пошее, похлопал по холке, сказал;
- Спасибо, сынок, за племянника, Могол, Великий Могол, кушай дорогой.
Могол всхрапнул;
- Ну, чего уж там,
И принялся уплетать овёс, тут - же подошли Воронок с Малышом и принялись ему усерно помогать в уничтожении фуража. Когда вернулся, сказал мне;
- Не переживай, сынок, мотоцикл другой купим, самое главное, что сам живой остался, а то чтобы мы сказали вашим родителям.
Он потёр лоб;
- Да и вообще об этом им нестоит говорить, иначе их больше к нам не пустят.
- После такой предстоящей угрозы, мы с братом, сразу же забыли о моём ЧП. Дядя, на другой день, утром, уехал в горы. Вернулся к вечеру со старым бурятом, дедом Бадмой, котрый осмотрел меня, довольно хмыкнул;
-Всё хорошо жить будет, заживёт, как на молодом олежке, бальзам немножко мазать будем, раны быстро затянутся.
-А конь молодец, однако, болота небоялся, друга спасал. Они вышли на улицу покурить, захватив, с собой пиво. Крестная натёрла меня привезёной дедом, с едким запахом, мазью. Вначале, немного пощипывало, но через несколько минут боль прошла, и я поднялся и сел к столу. Через открытое окно доносился голос деда Бадмы;
-Послушай, Саша, некаждый дома выращеный конь, решится на подобное, но что бы дикий тарпан бросился на выручку человеку, такого ещё небыло. Дед помолчал; -Он же, Саша, за зиму всех перекусал и перелягал, но никого к себе не подпустил, а его видно любит больше, чем человек человека.
-Великий конь, очень великий и душой благородный, береги его.
Дед поднялся;
-Пошли в дом Саша, хозяйка ждёт, однако.
Прошли на кухню, увидев меня за столом, дед остановился;
-Вот казак, ёшкин кот, уже поднялся, ты парень не прыгай, через три-четыре дня появится молодая кожа, потом встанешь, а пока лежи и не шевелись.
Он повернулся к тётке;
- А ты Гутя, мажь его два раза в день, рано утром и поздно вечером, через неделю поднимется.
Я поел и улёгся на кровать, а они ещё долго сидели, обсуждая лошадей, предстоящее осеменение, поготовку к окоту и предстоящий праздник день Чабана. Через неделю, как только я начал подниматься, утром рано дядя уехал на центральную усадьбу, и после обеда пригнал мне новый мотоцикл, ИЖ с коляской. Мы с братом быстро освоили его, а ещё через пару недель, я поехал на отделение за продуктыми, опять увлёгся, превысел скорость на перевале, а спуск был довольно крутой и извилистый. Я не удержал мотоцикл на дороге, сам успел спрыгнуть, хоть разбил в кровь колени, руки и лицо, но мотоцикл ушёл в пропасть. Первым меня нашёл чабан с соседней отары, он и до отделения меня довёз, звали его Николай, а фамилию его непомню. Он только приехал домой от соседа, стоял, возле лошади собираясь её распречь, разговаривая с женой. Услышал на перевале тарахтение мотоцикла, поднял голову и увидел падающий драндулет. Быстро подтянув уже опущенный черезседельник, вскочил в бричку и направил коня к тому месту, откуда упал мотоцикл. Меня нашёл живого, но ободранного, сидящего под сколой и ревущего не от боли, а от обиды, что второй раз не уберёг дядин подарок. Николай помог мне сесть в бричку, привёз к себе на стойбище. С женой промыли и обработали мои раны и ссадины, накормили обедом, отвёз меня на отделение, помог закупить продукты и с попутной машиной отправил меня домой, а сам остался на отделении решать свои вопросы. Приехав под вечер, домой, с продуктами я рассказал, что произошло и опять меня не ругали, радовались, что я вернулся домой живым. Дядя Саша сказал;
- Да не растраевайся так, они мне всё равно не нравились, покупали Вам, что – бы вы до осенни домой не сбежали, не уехали.
Мы с братом заверили их, что и так неудем, и на следующий год приедем, лишь бы родители отпустят.
Часть третья.
Глава пятая.
КАРИЙ
В августе рано утром, крёстная с дядей запрягли в бричку Малыша и уехали на центральную усадьбу совхоза. Вернулись домой после обеда, часам к четырём, к бричке наповоду, т. е. На толстой крепкой шёлковой верёвке был привязан огромный жеребец, вороной с рыжеватыми подпалинами под брюхом, в пахах, под мышками и немного на морде. Они привязали его к столбу, в обхват толщиной и вкопаному на два метра в глубину, очень коротко на эту же крепкую верёвку, прямо под солнцем. После того как дядя Саша и крёстная пообедали и отдохнули, собрались и уехали на отделение, к деду Бадме, договариваться на счёт объездки преобретёного жеребца. Нам же наказали, что - б к новому жеребцу и близко не подходили, убьёт или покалечит. Он и на самом деле внушал страх, от него исходила такая энергия, что за два десятка метров чувствуешь себя не уютно. Такую мощь и ярость, в своей жизни, я увижу всего лишь два раза. Через час, столб уже шатался, как больной зуб, хотя его до этого гусенечным трактором не могли выдернуть, когда дядя хотел его на зимник забрать под поилку. Овцы сгрудилисьв тесную кучу на берегу реки, собаки залезли под вагончик, разомлев как на сковородке или в духовке, такая стояла жара. Градусник, в тени под навесом, показывал выше сорока градусов, на солнце вообще было за пятьдесят. Воронок и Могол спрятались в зароде соломы, а бедный вороной жеребец, стоял на самом солнцепёке, он был весь мокрый и у него по всему телу выступила соль, такими кругами, что он был похож на чубарого. Наконец у меня не выдержали нервы, я вышел из вагончика. Глядя на него, у меня сердце сжалось от боли за этого красавца, почти целый день находиться на такой жаре, под полящим солнцем, да к тому - же непоеным, без воды, какое - же надо иметь здоровье, что бы неполучить тепловой или солнечный удар. Я взял ведро, набрал холоднойводы из фляги, оплетёной берёзовой корой, что б вода не нагревалась, и направился к жеребцу. Вороной начал метаться и вырываться, победив страх, я начал медленно подходить к нему с ведром воды, ласково разговаривая с ним. Может он, был поражён моей наглостью, что я полез к нему как к давнему другу, или он почувствовал моё восхещение им, или отсутствие опасности или голос мой его успокоил, но влруг, он встал, как вкопаный глядя в упор на меня. Лёшка вышел из вагончика и стоя за моей спиной, возмущался, что я нарушаю дядин запрет и рискую жизнью, но было поздно. Жеребец, словно удав загипнотезировал меня, и я уже ничего немог поделать. Я подошёл к нему вплотную, и протянул ведро с водой. Жеребец, прежде чем пить, обнюхал мою голову, руки, тело, ноги и ещё раз обнюхал моё лицо, опустил голову в ведро и начал жадно пить. Я потихоньку поставил ведро на землю, он неотрываясь продолжал пить. Я протянул руку, дотронулся до его шеи, он вздрогнул, поднял голову, покачал ей, резко фыркнул, словно хотел сказать;
- Не балуй парень, мне это не нравиться.
Но я ещё раз дотронулся, на этот раз он не обратил на меня ни кокого внимания, допил до конца воду, толкнул носом ведро подноги мне, вскинув голову глядя мне в лицо, словно хотел сказать;
-Ну что стоишь как пень, неси ещё я же не жеребёнок что б одним ведром напиться.
Принёс второе ведро, на этот раз я встал, совсем рядом, сначала гладил его шею, перебирая пальцами его шелковистую гриву, потом обнял за шею, жеребец даже не шевельнулся, только чуть придвинулся вплотную, прижавшись ко мне плечом и шеей. Выпив второе ведро, он опять попросил воды. Принёс третье ведро, он и его выпил, поддав носом, опрокинул его, отбросив его подальше, дав понять, что он напился, да ещё потёрся мокрой мордой, о рубашку, стал показывать языком и губами что хочет есть. Взяв ведро, я насыпал в кормушку овса, направился к жеребцу, он сразу затенцевал радуясь, что пойдёт кушать. Я пытался отвязать верёвку, но он так затянул узлы что я и на мелиметр немог их здвинуть. Лёшка сбегал в вагончик принёс нож, и мы перерезали верёвку, небоясь уже, что он вырвется и убежит, я взял его под узцы, и отвёл к кормушке. Он шёл за мной, подталкивая носом в спину, что б побыстрее передвигал ноги. Я понял это как знак дружбы и доверия. Привязав его к кольцу на кормушке, я взял щётку, потехоньку я начал его чистить, он невозмущался, благодарно хрумкая овсом. Почистив его полностью и убрав соляные пятна, я решил проэксперементировать, сесть на него. Я попросил Лёшку, что - бы он принёс тубаретку, Лёшка принёс, но не только тубаретку, но и булку хлеба, и полный карман сахара. Я поставил тубаретку рядом с жеребцом, это ему не понравилось, он обнюхал её, поднял голову и посмотрел мне в глаза, видно прочитав мои мысли, подтолкнув носом, отбросив, опрокинул её. Я вновь поставил её рядом, вороной покосился на неё, покачал головой продолжая, есть. Лёшка сперва давал ему хлеб, жеребец сразу, стал есть, а вот сахар сперва выплёвывал, но, наконец, почувствовал его вкус, с апетитом захрустел, благодарно качая головой и пофыркивая. Наконец я всё же решил сесть на него. Встал на тубаретку, опёрся рукой о холку, начал чистить спину, затем, увлёкшись лёг на него животом, стал чистить противоположный бок. Жеребец повернул ко мне голову, обнюхал мои ноги и тяжело вздохнул;
- Ну что с тобой поделаешь салага.
Понемногу он привык, и я, обнаглев совсем улёгся на него, он опять обнюхал меня и разрешил сесть на себя. При таком атлетическом телосложении и мощной мускулатуре, я весил сидя на нём не больше комара. Вначале, я чистил щёткой гриву, шею и круп, стал разбирать гриву, выбирая репухи, ёрзая на нём. Жеребец стоял спокойно, уплетая из кормушки овёс, а хлеб и сахар из рук моего брата. Лишь из редка, поворачивал голову, обнюхивал мои ноги. Постоянно убеждаясь, что на нём сижу я, а не кто-то другой. Лёшке позволял гладить морду, чесать за ушами и под гривой, но не более. Я попробовал несколько раз аккуратно слезть и вновь сесть на него. Наконец настолько обнаглел, что попробовал прыгать на нём, но эта моя борзость ему не понравилась. Он поднял голову, покачал ей и сердито зафыркал, говоря;
-Хватит борзеть, слишком много позволяешь себе, для первого раза.
Я его понял; но меня это не остановило, и я попросил брата принести из дома уздечку, одеть на него и поводить по поляне. Вначале Лёшка упирался, но как только я пообещал отдать ему свои новые часы, а так же первые десять выстрелов вечером. Взяв длинную верёвку, привязал её к недоузку, ещё раз попросил;
- Брат не рискуй, и так нам от дяди влетит, за то, что его запрет нарушили, к коню подошли.
Но я упёрся;
- Лёшка ты же видешь что он меня нетрогает, если и покалечит, всё возьму на себя.
- Ладно, тело твоё,
- сказал Лёшка;
- Но уздечку я всё же одену.
Он взял уздечку, висевшую на столбе под навесом возле кормушки, но как только приблизился жеребцу, вороной сатряс гловой и сердито захрапел, брату пришлось её повесить на место. Отвязав короткую верёвку от кормушки, привязал второй конец к кольцу недоузка, подал её мне, а, за длинную, повёл его на поляну, где паслись Могол и Ворнок. Круга три брат прошёл спокойным шагом, а мне уже надоело, сидеть бесплатным приложением жеребца и я попросил Лёшку пробежаться, да не вышло. Как только верёвка натягивалась, жеребец вместо того что - бы бежать за братом, дёргал головой в сторону, и Лёшка летел кувырком. И до того эта игра, жеребцу понравилась, что онего ещё раз пятнадцать повалял в траве. Наконец брату это надоело, он бросил верёвку;
- Да делайте, что хотите
- Я видел, что он уже чуть не плачет от обиды. Бросил ему пачку сигарет, он подобрал их, отойдя в сторонку, сел и закурил. Мой красавчик тоже понял, что переборщил в игре, подошёл к Лёшке, подтолкул носом в спину и потёрся мордой о плечо, предлагая ему мировую. Лёшка похлопал его по шее, дав ему понять, что он его простил и мир востановлен. На меня, сидящего сверху, он вообще не обращал внимания. Самое главное, я не мешал ему пастись. Сразу придя на поляну, вороной обнюхал наших лошадей привязаных тут-же, и отойдя в сторону начал щипать траву. На Могола и Воронка больше, он даже не взглянул, как будто их не существовало, в этом мире. Хотя наши друзья, смело приняли его, и не поджали хвосты, а с вызовом перенесли знакомство, но приняли, в свой коллектив, уступив своё старшенство. Может оттого, что он был выше их ростом, намного мощнее и сильнее их, или оттого, что он был жеребцом, с необузданым и диким нравом, или налитые кровью глаза, горящие дьявольским огнём, сделали его лидером. Пока мы с братом возились с жеребцом, приехал на бейдарке дядя Саша и привёз с собой старика бурята, деда Бадму, объезжать вороного. Сперва он на нас необратил внимания, распрёг своего коня, о чём - то оживлённо разговарвая с дедом, привязал к кормушке, задал овёс и лишь только тогда обраил внимание на одиноко стоящий столб, где был привязан новый, вороной жеребец. Слова послышались в наш адресс, и в сторону жеребца не самые приятные. Быстро обошёл вагончик и увидел такую картину, мирно пасущегося вороного и меня сидящегося верхом на нём, он потерял дар речи. Лишь, после того как с ним заговорил старый бурят, дядя Саша, немного пришёл в себя. Дедушка Бадма, был не просто хороший объезщик, но и прекрасный трернер лошадей, и чудесный лекарь, который дважды поднял меня на ноги, после моих приключений. Он так - же был, удивлён увидимым. Он стоял, приговаривая;
- Ай, какой молодец, умный, детей не тронул.
Дядя Саша направился к нам, но дед Бадма его остановил;
-Не подходи, к ним Саша, видишь, он уже чувствует себя здесь хозяином, он очертил границы своего маленького коллектива.
Дед достал кисет, набил трубку, душистом, табаком и закурил, а вороной почувствовав терпкий запапх табака, сердито фыркнул, и покасился на них.
-Осторожно Саша, если почувствует опасность, убьёт,
- остановил его старый Бадма, почувствовав, что дядя хочет направиться к нам.
-Видишь у него белки глаз красные, кровью налитые, очень серьёзный парень и как только позволил сесть на себя.
Дед выбил пепел из трубки, прикрыл глаза и поцокал языком;
-Наверное, сам Бог с ним, и ангел хранитель помгал, как к такому умному и хитрому жеребцу подход найти, ума не приложу,
- и дед снова полез за кисетом. Лёшка, поняв свою беспощность, бросил верёвку, и растянулся на траве рядом с жеребцом. Я сидел верхом, на вороном боясь спуститься, но боялся не коня, а предстоящего нагоняя, возможно порки. Дяде Саше хотелось нас обезопасить, да и зол был не на шутку, за наше самовольство. Он успел сделать только несколько шагов, по направлению к нашей компании, ругая нас, на чём свет стоит. Мы с Лёшкой боялись дядиного гнева больше чем ворного жеребца. Он словно почувствовал наш страх, и исходящую от дяди угрозу, повернулся к нему, закачал головой и начал рыть копытом землю. Раздражённо и сердито захрапев, направился в сторону дяди и деда Бадмы. Его прижатые уши и налитые кровью глаза, не сулили ничего хорошего, и тем пришлось спасться бегством в вагончике. Жеребец, не ограничился тем, что прогнал их и следом направился за ними, а я восседал на нём как поедитель. Могол и воронок пошли следом за нами по пятам. Вороной, обойдя вокруг вагончика, пошёл обследовать, остальную територию пастбища. Обойдя и обнюхав всё, что его интерисовало, и что было ему незнакомо, направился к кормушке. Набрав в рот овса, повернул голову ко мне, я понял, что он хотел сказать;
-Слазь, мол, дорогой, покатался и хватит, пора и честь знать.
Я соскочил с него, похлопал по шее и холке, и привязал его к кормушке. Он одобрительно фыркнул и принялся уплетать фураж. Из вагончика вышли дядя Саша с дедом Бадмой и направились к нам. Жеребец всхрапнул, сердито касясь на них, продолжая, есть овёс, не отрываясь о кормушки. Я подошёл к дяде, что бы извиниться, дед, взял меня за руку, глядя в глаза, спросил;
-Не побоишься, ещё раз сесть на него?
-Попробую –
я покосился на вороного. Он словно почувствовал что-то, в нашем разговоре, запрядал ушами всхрапнул. Мы с братом подошли к нему, жеребец обнюхал меня с ног до головы и вздохнул словно говоря;
-Ну что с вами людьми поделаешь,
опустил голову в кормушку, уплетая овёс. Я погладил шею, холку, круп, вороной не реагировал, левой рукой взялся за гриву, а правую положил на спину, и, оттолкнувшись от земли, плавно перенёс ногу через круп и плавно сел на него. Жеребец обнюхал мои ноги, опять вздохнул что неможет от меня избавиться, и уткнувшись в кормушку, продолжал есть как будто ничего не случилось. Дед Бадма, хлопал себя руками по ляжкам и восхищённо повторял;
-Ой, молодец, что за конь, что за умница, тебе Саша, на нём не ездить, он уже выбрал себе хозяина.
Дед уже немного успокоился;
-Детей он и так будет возить на себе, этот конь для одного хозяина, ты ведь Саша, сам знаешь, что есть такие лошади, одного хозяина выберут и только ему служат до конца жизни.
Так оно и вышло, на моём жеребце ездил только я, изредка он позволял сесть на себя брату, ещё реже крёстной. Дядю Сашу, он к себе вообще не подпускал. А если к нам кто-то приезжал, или проезжал или проходил мимо, а жеребец находился дома то ближе пятисот метров к стойбищу ни кого не подпускал. Многих дядиных друзей, любителей посидеть за рюмочкой спиртного, вообще отучил ездить к нам. Он ненавидел запах спиртного, чуть - ли не больше чем волков, собак и шакалов. Однажды, когда я приехал на следующее лето работать, в июле, был приглашён на день рождения, к своему другу Володе. Домой добрался на попутке, естественно от меня попахивало вином и перигаром. А так как у Володи, нашего друга и пастуха был праздник, вместо него отару пас мой брат Лёшка. Ему я должен был отвезти обед. Когда я подошёл к жеребцу, и мой четвероногий друг почувствовал исходящий от меня запах спиртного, так рассердился и захрапел, что я вздрогнул, но увернуться неуспел, он встал на дыбы и ударил передней левоц ногой так, что я полетел кувырком. Увернуться я не успел, или потому что выпил спиртного, или оттого, что не ожидал от него подобной реакции, и оказался на земле. Он нагнулся ко мне, ткнулся своей мягкой мордой в моё лицо, опять закрутил головой и сердито захрапел, осуждая меня за то, что я выпил спиртного. Удар пришёлся в правую сторону груди, не причинив большого вреда, а лежал я просто от неожиданости происходящего. Жеребец нагнулся, ко мне ещё раз и зубами попытался приподнять меня за грудки. Я оттолкнул его голову, поднялся сам и направился к пасущемуся рядом Моголу. Вороной, перегородил мне дорогу, показывая, что бы я сел на него, но я вновь обошёл его стороной и он опять перегородил мне дорогу, показывая головой на спину, на этот раз уши были прижаты к затылку, вороной опять сердился.
-Ладно, пошли,
– я положил руку своему другу на шею, и мы направились к коновязи. Надев уздечку и седло, зашёл в вагончик, взял рюкзак с обедом привязал его к седлу, перекинув повод на шею, сел в седло и направился в горы к отаре. Но напрасно я спешил, когда подъехал к отаре, Лёшка был не один, к нему с сестрой приехал друг и одногодок Саша. Они примиленько сидели втроём, и возле костра. Сестра Саши, Лена на год старше их обеих, и на год младше меня. Мы познакомились с ними в первый год нашего приезда, в начале августа. С тех пор, раз в неделю они приезжали к нам в гости. У нмх были свои лошади и когда они небыли заняты по хозяйству дома, им разрешали ездить к нам. Они вобще мотались, где хотели и всегда возили с собой оружие, Саша ездил с двухстволкой, Лена с мелкашкой тю ею с мелкоколиберной винтовкой. Стреляли оба безупречно. Лена, с пятидесяти, метров, сбивала что воробья, что спичечный коробок с одндго выстрела, но об этом в другой книге. А пока они сидели у костра и жарили на костре пару диких курочек, так что мой приезд был совсем не нужен. Вороной брата поочереди подходил то к Сашиному мерину, Васюте, то к Лениной кобыле Карине, выясняя свои отношения визгом. Но с приходом моего друга, уступил ему место, отойдя в сторону. Меня тут же усадили у костра, прося рассказать какую нибудь страшную историю. Ну, я им и рассказал, как меня сегодня отделал мой жеребец, из-за запаха спиртного. Взбучка, которую устроил мне мой друг, повлияла очень положительно. Я на долгое время забросил принятие спиртных, да и пивом баловался реже. А если когда и приходилось принять на грудь, то ездил только на Моголе, к его великой радости. Он на меня очень обижался из-за того, что я почти всё время уделял вороному жеребцу, а его почти забросил. А милый Могол, ради меня был готов на всё, лишь бы быть в месте. И ещё мой вороной жеребец нелюбил собак, особенно диких, а так же волков и шакалов. К своим собакам, он относился снисходительно, как к младшим членам семьи, котрых приходится терпеть, потому что они есть и от которых уже не избавиться. Если приезжал кто – то, по делам, или в гости, а они всегда приезжали со своими собаками, моего жеребца привязывали на короткую верёвку, к коновязи. Бывали случаи, когда чужие собаки, потеряв осторожность, попадали в поле достягаемости его копыт, в лучшем соучае отделывались ушибами и переломами, в худшем на всю жизнь становились инвалидами. Я опишу лишь два случая, когда жеребец спас свою собаку и когда он начал уважать своего кобеля Кочубея. В первый год, произошёл такой случай. Утром, почти все наши собаки, ушли с пастухом Володей пасти овец, осталась дома лишь одна небольшая собачёнка помесь болонки с пастушьей собакой. Часам к десяти приехал дядин товарищ, чабан Цыдержапов со своими собаками, два волкодава и помесь овчарки и охотничьей, самые задиристые и бестрашные. Он приехал просить дядю помочь ему в поиске овец, которые потерял его младший сын. Подъехав к стойбищу, спутал своего коня и отпустил пастись, а сам пошёл к вагончику, собаки последовали за ним. Жеребец стоял осёдланый, привязаный к коновязи, крёстная только что приехала на нём от коров, её мерин Гнедко, сбежал на гороховое поле, и ей пришлось седлать моего вороного. Когда Цыдержапов, начал подниматься по ступенькам, на встречу ему вышла крёстная. Из за неё выскочила наша, собачёнка, и бестрашно кинулась на собак соседа чабана, крутившихся у его ног. Они так быстро принялись её трепать, что никто неуспел им помешать, а я в это время чинил фрагменты забора для загона овец, в метрах пятидесяти, и естественно помешать им немог. Но, услышав её визг, поспешил на помощь, но неуспел. Собачёнка вывернулась из пасти волкодава, и кинулась под защиту жеребца и все три чужие собаки, последовали за ней. Обычно коней они небоялись, но неучли , что мой вороной, на других не похож был, и как только волкодав оказался перед ним, жеребец поднялся на дыбы и молниеносно нанёс удар передними ногам. Одна нога попала по черепу, а вторая по позвоночнику, кобель только вякнуть успел, перед тем как испустил дух. Второй собаке удары попади по рёбрам и бедру, даже я издали услышал хруст ломающихся костей. А третью бросившуеся на него собаку, загнал под вагончик, предварительно успев ей припечатать по крупу. Оборвал верёвку и кинулся на собаку, но та успела юркнуть под вагончик и там лёжа скулила. Я подбежал и схватил жеребца за оборваный конец верёвки и пока вёл его к кормушке, всё старался укусить меня за руку и бедро, за то, что не дал добить третью собаку, всю дорогу сердито фыркал, крутил головой и топал ногой, до того он был рассержен. Наша же шавка, почувствовав такую мощную поддержку, сама нападала и кусала волкодава с переломаными костями. С тех пор они были друзьями, до конца жизни, огромный вороной жеребец и маленькая бесстрашная собачёнка. Она вобще неотходила от него, когда он был дома, даже спала рядом с ним или под кормушкой, а если находились в поле, на пастбище, неоходила от него ни на шаг. Второй слуай слружил Кочубея и жеребца. В середине августа я этого же года я поехал на Гнедке за водой, дядя Саша уехал на своём Малыше на ферму за продуктами, порохом и картечью, Могол, захромал, а вороного привязали на верёвку, на пастбище не далеко от стойбища. Кочубей и половина наших собак, лежали под вагончиком, прячась от жары. К тёте, приехала её подруга с центральной усадьбы. Не одна, с ней прибежали и их собаки, две сучки и три кобелька, молодые глупые. Не видя наших собак, они почувствовали себя хозяевами положения. Пока крёстная обнималась со своей подругой Валентиной, чужие собаки окружили нашего жеребца, и подняли сумашедший лай. Слишком короткой верёвка была, что - бы жеребец мог добраться до них. Напомощь, ему метнулся из под вагончика, Кочубей, ему надоело гавканье чужих собак, да ещё на главу хозяйства. В доли секунды, две собаки с рваными ранами волялись в стороне, Кочубей, тут - же принялся за третью. Жеребец молча наблюдал за разборкой, а Кочубей пластал уже четвёртую собачёнку, рыжего кобелька. Пятый серый, кинулся на утёк, и забился под сеновал. Жербец с удовольствием досмотрел развязку, весело заржал, подзывая Кочубея, а когда тот подошёл, благодарно ткнулся ему мордой, в шею, и потёрся об неё. Кочубей несколько раз лизнул его в морду, после этого инциндента их водой нельзя было разлить, да и смерть их настигла в один день. А вот если в степи жеребец встречал волка, шакала или бродячую собаку, неуспокаивался до тех пор, пока не поймает и не забьёт до смерти, был не упровляем, он закусывал удила и любые усилия остановить его или повернуть были бесполезны, оставалось только крепче держаться в седле. Однажды, чабан нашей откормочной отары и отец наших друзей Володи и Толика,Виктор упустил своих коров , которые сбежали к нашим и паслись недолеко от нашего стойбища. Пришлось ему до коров, ехать верхом. Подъехав к ним, он оставил своего коня пастись в метрах двадцати, и начал доить корову. Карий болтался рядом, но, увидев, что к нашим коровам подъехал чужой человек, да ещё и доить пристроился, стремглав бросился к ним. Хорошо, что конь его был рядом, и дядя Витя, услышав топот несущегося к ним жеребца, и поняв по его виду, что эта встреча не несёт ему ничего хорошего вскочил на своего мерина и бросился, на утёк. И только после того, как крёстная поймала жеребца и привязала его к коновязи, на короткий ,чумбур, дядя Витя додоил своих коров и отогнал их на своё стойбище. Особенной его страстью была, охота, жеребец наш, вобще любил гоняться за любой живностью, зайцами, лисами, тарбаганами, сусликами и другими животными. Однажды он отчебучил такое, что вобще ни в какие рамки не входит.
Главашестая.
Карий и олежка.
В этот вечер отара сама развернулась и пошла домой засветло. Володя уехал домой пораньше, к ним должны были приехать гости, с отарой остались мы с Моголом и собаки. Наконец мне надоело тащиться за овцами, да и загон был в метрах пятистах, оставив отару на собак, мы с Моголом рванули к вагончику. Когда я въехал на стойбище, подошла крёстная и попросила съездить пригнать коров ;
-Лёшку я послала больше часа назад, но не его ни коров, да и жеребца давно нет.
-Хорошо,
- я развернул коня и лёгким намётом поскакал в ущелье, где паслись коровы. Не успел проехать и сто метров, как навстречу показался брат на своём воронке за ним коровы, две оленихи, а заканчивал эту ковалькаду сердито храпящий и слегка покусывающий то олених, то отстающих коров. Позже когда загнали отару и подоили коров, сели ужинать, Лёшка рассказал об эпизоде, свидетелем которого он стал.
-Я подъехал рано, спутал Воронка, отпустил пастись, а сам взобрался наутёс и закурил, усевшись на камень, сверху взглянул на коров и обомлел. Вместе с коровами паслись две оленихи с оленятами подростками и олень-самец.
Лёшка взъерошил волосы и продолжал;
-Я сидел и любовался его красотой и грацией. Минут через двадцать, подошёл Карий.
Он любил самостоятельно гонять коров домой, они его боялись, а ему достовляло удовольствие выстроить их в колонну и дрожащих от страха гнать домой. Но только кто-нибудь из них отставал или пытался увильнуть в сторону, тут - же зубы Карего вцеплялись в круп или загривок нарушителя, и порядок в группе востонавливался. Кстати Карим, вороного, назвал наш старый объезчик, дед Бадма. Когда мы ломали голову, как назвать нам вороного жеребца, один воронок у нас уже был. Вот тогда дед Бадма и сказал;
-Да какой - же он вороной, у него же подпалины рыжие в пахах, на животе, груди и морде, такая масть ребята, называется карей, так что он не Воронок, а Карька.
С тех пор жеребца и стали называть Карим. Да он и непротив был. Карий, подбежав и увидев чужаков начал возмущаться, громко фыркая и храпя начал рыть копытом землю. Он всячески старался напугать оленя, но тот оказался не робкого десятка и уступать незахотел, нагнув рогатую голову, ринулся в бой. Карий, увернулся от удара рогами вцепился зубами в холку противника. С разрезаной клыками карего холкой олежка, всё-таки вырвался из зубов жеребца и развернувшись вновь кинулся в драку. Карий опять увернулся от рогов и на этот раз вцепился зубами в круп, а олежка с рваными ранами на крупе опять вырвался из его зубов и ринулся в драку. На этот раз жеребец не уворачивался от удара, а развернулся задом и как только олень оказался, в достигаемости его копыт, с силой выкинул их. Удар пришёлся одним копытом точно в лоб, а другим в шею и бедный олежка, рухнул как подкошеный. Жеребец был настолько поражён бестрашием оленя, что несколько минут ходил вокруг поверженого противника, обнюхивая его, покачивая головой. Наконец тяжко вздохнув, пошёл собирать коров, обрачиваясь на лежащего, олежку. Было видно, ему самому было жаль такой концовки. Оленихи тоже пошли вслед за коровами на базу в таком составе они и пришли. Подъехал дядя и мы втроём, поехали смотреть, на оставшегося, на поле битвы оленя. Он лежал на боку, не шевелясь, лишь изредка дёргались ноги. Мы слезли с коней, и подошли к оленю, он видно немного отошёл. Услышав наши шаги, попытался приподнять голову, но уронил. Видно был ещё слаб, лишь глаза его смотрели на нас со страхом.
-Жить будет
- сказал дядя Саша
-но досталось ему крепко.
Я подошёл к нему, опустился на колени и положил руку ему на шею. Шкура оленя чуть дёрнулась, шея напряглась, я погладил его и рогатый красавец, тяжело вздохнув раслабился. Я гладил его рогатую голову, шею, почесал за ушами, ласково разговаривая с ним, приподнял его голову и положил себе на колени. Он смотрел прямо в глаза, не мигая, по щеке его скатилась слеза. Пока я с ним разговаривал, дядя Саша обработал его раны, убрал медикаменты в сидельную сумку;
-Всё, поехали, - хватит вам общаться, надо ещё отару загнать.
-Сказал дядя, подтянув подпруги сел на своего коня. Олежка неотводил от меня взгляда, я прижался лицом к его морде, и поцеловал в мокрый нос, олень фыркнул и тяжело вздохнул, я ещё раз его погладил и направился к своему коню. Могол обнюхал меня, презрительно фыркнув, цапнул меня за руку не больно, но чувствительно. Ревность проснулась и в Моголе. Когда я на него сел и тронулся, олень приподнял голову и трубными звуками, выражая своё несогласие в связи с нашим отъездом, ему очень не хотелось оставаться одному. Олежка поднял свою рогатую голову, вытянул передние ноги и попытался подняться. Со второго раза получилось, он стоял, пошатываясь, раставив широко ноги как новорождённый. Мы, повернули коней и поехали в сторону стойбища, я оглянулся олежка маленькими шашками шёл следом за нами. Когда до стойбища осталось метров сто, я ещё раз оглянулся назад, олежка от нас отстал, но немного, он уже окреп настолько, что шёл хоть и не быстро, но уже не шатался. Мы притормозили, олень почти подошёл к нам и остановился уставясь на нас».
-Ну Олежка,
- обратился я к нему;
- Пойдёшь с нами на баз,
- он покачал головой и опустив её, начал щипать траву.
-Ну, не хочешь, как хочешь,
- я развернул коня и мелкой рысью стал догонять, своих олених.
Когда я подъехал к стойбищу, овец уже загнали в загон, Карий подошёл к Моголу и начал его задирать. Я слез с коня, отогнал Карего, расседлал Могола и отпустил пастись. Сам же, насыпав ведро овса и взяв круг соли лизунца, направился на поляну к олежке. Могол подошёл к загону, где стояли овцы и коровы, а вокруг ходили оленихи с оленятами, которые немогли взять в толк, почему коров, с которыми они паслись весь день, запустили в загон и дали что-то вкусное в вёдрах, а их непускают. А пойло, так вкусно пахнущее им недают, а пришли все вместе. Могол, подойдя к ним, начал носом подталкивать их в сторону пасущегося невдалеке оленя, но увидев меня с идущего с ведром, направился следом, а за ним поплелись и оленихи. Подойдя к олежке, я положил перед ним кусок лизунца, за который он тут-же принялся, рядом насыпал полведра овса, а остальной рассыпал по дальше, на несколько кучек, подошедшим Моголу и оленихам. Олежка оторвался от лизунца, обнюхал олених и споконо принялся за овёс. Могол овёс есть не стал, отошёл в сторонку и улёгся на траве, напротив, гордый как будто это он им устроил всречу и накормил их. Я улёгся рядом, положив, голову, на его могучую грудь. Да такого умного и сообразительного коня я в жизни не встречал, за исключением моей любимой кобылы Бусинки. Так мы и лежали, с Моголом, наблюдая за оленьей, семейной идиллией. Пока меня не позвали ужинать. Поднявшись, отряхнул брюки, заправил рубашку, Могол приподнял голову, глядя мне в глаза, словно спрашивая;
-Ты куда брат собрался.
Нагнувшись над ним, я похлолпал его по шее сказал ;
-Охраняй их дружище,
И великий Могол, согласно фыркнув, остался лежать. Эта оленья семья, хоть и получила взбучку, от Карего, но осталась жить рядом с нами, не только летом, но и поздней осенью, ушла вслед за отарой на зимнее стойбище. Даже шкодили в месте, с нашими корвами. Коровы залезут на зелёнку, овсом и горохом полакомиться, и олени с ними. Поздней осенью и зимой, в ненастную погоду, они смело заходили в кошару к овцам из откормочной отары. Наши собаки, к ним привыкли и уже негоняли их, так -же привыкли кровы и лошади. Однажды чабан с нашей откормочной отары, Иван Семёнович, отец наших друзей Володи и Толика, решил по пьянке, полакомиться дичью, зарезать одну олениху, несмотря на то, что они оби были стельными, но неучёл нашу дружбу с их сыновьями. Самый младший Толик, прибежал и рассказал дяде Саше, как хозяину стойбища и старшему чабану. А тот так его отделал, что дядя Ваня неделю, немог встать с кровати. Уходя, дядя Саша предупредил его, ещё раз выкенет подобное получит пулю в лоб, подтвердив сказаное выстрелом. И когда пуля, впилась в сантиметре от головы в стенку, у дяди Вани вся охота отпала заниматься самодеятельностью.
Глава седьмая.
Битва с волками.
Опишу Вам случай дружбы и взаимовыручки существующий у животных. Это случилось на третий год нашего приезда в степь, когда мы с братом зимой, приехали поработать на окоте. Окот это когда овцы начинают ягниться. Однажды олежка, со своими подругами Дашей и Машей - так назвали олених- ушёл гулять далеко от стойбища. В обед я пригнал отару на водопой, лошади наши и коровы уже стояли у колоды, и пили, а оленей всё небыло, хотя до этого они никогда не опаздывали. Дядя Саша, крёстная с Лёшкой, раздавали корм в ясли и клетки маткам, которые уже оягнились. Воронок ходил по стойбищу, ища, чем - либо заняться или к кому-бы придраться. Как вдруг мы услышали рёв олежки просящий о помощи. Из-за утёса, показались трое оленей, бешено несущихся к отаре и прикрывающих собою молодых оленят, за ними попятам охватывая полукольцом, мчались десятка полтора крупных волков. Они так увлеклись погоней, что незаметили как влетели на територию зимника. Карий сорвался первым, заслышав рёв олежки, за ним следом рванул Кочубей со всей сворой наших собак, который сам был неординарной личностью, помесь волкодава с волком. Ростом он был с годовалого телёнка, скользкий как угрь, вёрткий как юла, да ещё шерсть была длиной и такой густой, , что собаки и волки которым удавалось в него вцепиться давились его шерстью не причинив ему ни кокого вреда. Дрался он с рождения, и к трём годам настолько овладел искуством боя, что в считаные минуты успевал убить двух – трёх волков а о собаках я уже и неговорю, кроме него ещё было тринадцать собак , хороших бойцов и к ним в придачу две комнатные забияки. И вот эта наша свора во главе с Карим рванула на помощь оленям. Карий подлетел к оленям во время, олежка увидев спешащих на помощь друзей и поняв что от погни всёравно не уйти, решил принять бой.. Резко развернувшись на 180 градусов , сразу –же поймал на рога ближащего волка , вспоров ему рогами грудь и откинув его в сторону. Второй вскочил ему на спину и зря. Рядом был уже Карий, его челюсти сомкнулись на шее волка, и рассверепевший жеребец поднял его как пушинку, оторвав от оленя, крутанул его, вокруг оси ломая хребёт, мёртвого откинул в сторону. Сделал прыжок в центр стаи и мгновенным ударом задних ног отправил на тот свет ещё одного волка, со сломанным позвоночником и раздробленным черепом. Третьему, разбил череп ударом передних ног, Карий задними ногами бил как снайпер, без промаха, один удар, одна жертва и всё это соправождалось его злобным рёвом. Самого крупного, видимо вожака, прикончил Кочубей, сбил с прыжка и в одно мгновение перерезал ему горло. Пальма задавила ещё одного, и остальная свора наших бойцов неотставала, более мелкие, набрасывались на врага толпой и рвали его по кускам, или добивали ещё живых подранков. А вот следующий крупный, был мой, я непомнил как это произошло. Когда начался бой, кровь прилила мне в голову, и я кинулся в свалку, вслед за своими чевероногими друзьями, хоть я и отстал, но и на мою долю, пусть один, но достался. Прыгнув на спину зверю, я опрокинул его, и он вцепился в мою вперёд вытянутую руку, но напрасно. Правой рукой, одним движением, я перерезал ему горло кинжалом. Раздался выстрел и ещё один наглец, закрутился волчком и упал мёртвым на землю. Второго подранка прикончил Кочубей. Третий выстрел прикончил ещё одного и лишь только после этого, остальные бросились бежать, но было уже поздно. Дядя Саша, сидел на моём Моголе и растреливал их из карабина. Слава богу, что я по приезду на водопой, неуспел карабин домой занести, а оставил пристёгнутым к седлу. Да, не будь у них прилива собачьей крови, они не были-бы так крупны и наглы. Волки при неудачной атаке, сразу убегают, да и к человеческому жилью так близко не подходят, где много собак и другой опасности. Двух подранков, из нападшей стаи, я прикончил сам, остальных добили Карий и собаки. Но пришёл в себя, только тогда, когда дядя Саша отобрал у меня кинжал, вывернул руку и ударил несколько раз по лицу, что б привести в сознание. Но и после того, как я пришёл в себя, чувствовал как горячо у меня в голове и тело сотрясает нервная дрожь, а перед глазами стоял крававый туман. Прожив, уже довольно долгую жизнь, я так и неувидел у людей, такой взаимовыручки и самоотдачи, когда человек бросается другому, на помощь, совершенно не думая о своей жизни и о последствиях, за некоторым исключением во время боевых действий. Дядя Саша, вечером, за ужином сказал;
-Если-бы ты, болбес, не кинулся в свалку, я не стал бы стрелять. Собаки с Карим, сами могли разобраться с ними.
- Я молчал опустив голову,
- Ну, а если на тебя кинулся –бы, не один волк, а два- три, когда ты первого резал,
-он покачал головой,
-Любой из них тебе самому мог глотку порвать, что я тогда сказал бы отцу твоему.
-Дядя Саша,
-Я немог от стыда поднять глаз,
- Больше подобное, не повториться.
Меня простили, да и подобные случаи неповторялись. С этого времени, олежка со своими оленихами, далеко от отар и стойбища неотходили. На ночь он заходил в кошару к откормочной отаре. Той зимой, когда мы защищали оленей, вскоре приехал наш старый друг, дед Бадма, и дядя Саша рассказал ему про схватку.
-Саша, сынок, я тебе уже говорил, что ваш крестник немного не такой как все, у него очень доброе сердце и сам дух покровитель животных помогает, ему.
Дед сел на крыльцо, закурил, потёр лицо ладонью,
- Ты думаешь, Саша, такой свирепый жеребец как Карий, просто так дал ему сесть на себя, и выиграли скачки на Сухарбане, почти без подготовки, нет.
Дед закрыл глаза, курил трубку думая о чем то своём, через несколько минут, он открыл глаза;
-Помнишь, я тебе говорил, что такую скорость развить обыкновенная лошадь не может, без посторонней силы, и выдержать сорок километров скачки, они оба, без неё немогли.
Дед выбил трубку;
- Ты видел, как у них горели глаза на финеше, они оба и Борис и Карий не запыхались и не устали, как другие, сам дух, покровитель животных помогал им.
Дед Бадма вычистил свою трубку и вновь наполнил её своим ароматным табаком.
-Ты помнишь Саша, летом мне рассказывал как вы ездили к олешке, после его драки с Карим, когда вы подъехали, он лежал почти не двигаясь, а после того как ваш крестник, взял его голову на колени и погладил, по ласкал, олень встал и пошёл. Он не сам, поднялся, парень ему помог, часть своей энергии передал и часть энергии духа,
- и дед замолчал, опять закурил.
Я наблюдал за ним, как он бегает с дикарями в косяке, он бежит как равный среди равных. Его мустанги принимают как равного себе, и бегает по два- три километра и неотстаёт от них. Для взрослого это почти невозможно, а для ребёнка тем более.
Он –же с ними стал такой – же выносливый и сильный, молодой жеребчик, ему помогает сам святой дух, покровитель животных. А насчёт последнего случая ятебе позже скажу, ты мне Саша, напиши его дату рождения и дай какую-нибуд его вещь, съезжу к далай Ламе, узнаю кем он был в предшествующих жизнях.
-Дед приподнялся, выбил трубку и спрятал её в кисет.
--Пошли Саша ужинать, Гутя уже заждалась,
-Погоди дед,
-дядя взял его заруку;
Ты помнишь, когда я тебе рассказывал о драке с волками, я тогда смотрел на него, на человека он был не похож. Рычал как зверь расверепевший, и такое чувство было, что у него шерсть дыбом стоит, хоть он в одежде был, в полушубке и глаза горели как у зверя, не человеческие были.
Ладно, потом разберёмся,
-дед Бадма взял под руку дядю,
Пошли, а то хозяйка сердиться будет.
И они вошли в дом. Мы с братом уже покушали и сидели, занимались каждый своим делом, брат заряжал патроны, а я читал роман- газету. Дед зашёл к нам, поздоровался, потрепал меня по голове;
-Правильно, читай сынок,- учись, человек многое должен знать и уметь, чтобы называться человеком.
Когда мы поужинали, нас уложили спать, а сами сидели, разговаривали на кухне. Утром встали рано, пошли проверять студентов, которых прислали из ветиринарных училищ, техникумов на окот. Вместе с дежурными раздали фураж, сено, напоили коней, задали им корм, привели в порядок и почистили сбрую и пошли на завтрак. После того как все позавтракали, привели себя в порядок и разошлись по своим рабочим местам, брат завёл дизель и накачал воды в колоды, я выпустил свою отару.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
НАШИ МУСТАНГИ
Как только затарахтел двигатель водокачки, у водопоя первыми были мустанги. Их косяк ночевал рядом с зимником, в скирде с соломой. Рядом с зимним стойбищем, были огромные зароды соломы и хитрые лошади с подветренной стороны выели узкий проход, а внутри было большое помещение, где мог разместиться косяк лошадей голов в тридцать, а то и больше, да ещё место осталось-бы. Вот в этом зароде они и ночевали. Иногда я приходил и приносил им сахар и прочие угощения, да и засыпал. И когда я сладко спал в этом зароде на соломенной подстилке, возле стенки, что –б лошади случайно на меня не наступили, то мои гривастые друзья окружали спящего меня на полу, кольцом. Рядом собирались жербята, самые смелые укладывались рядом, да ещё и голову свою старались положить на меня, за ними стояли кобылы и мерины, молодые жеребцы, а закрывал проход хозяин косяка, самый сильный жеребец серой масти по кличке Серёга. Однажды я задремал, а крёстная пришла за мной что-б отвёз обед на поле пастуху, но лошади даже близко её не подпустили, а когда она попробовала кричать, моя охрана начала громко храпеть и сердито фыркать, прогнав её совсем. Вечером получил хороший нагоняй от дяди, он мне сказал так;
-если нравиться с ними спать, то будь добр оставляй сообщение и предупреждай, где ты находишься, или совсем перебирайся к ним.
Однажы приехал директор нашего совхоза, Борис Павлович Хомутов, очень хороший руководитель, хороший спортсмен, боксёр и просто очень хооший человек. Вместе с ним приехали пятеро охотников, некоторых я знал. Они вылезли из Уазика и прошли в дом. Мы с Володей и Лёшкой пасли нашу отару в близи стойбища. Было два часа дня, Толик, брат Володи пригнал вторую, откормочную отару на водопой. А я, ушёл помогать студентам, по уходу за объягнившиеся матками, и маленькими ягнятами. Наши мустанги тоже пришли с откормочной отарой. Первыми напились и зашли в кошару к откормочной отаре. Там у них было своё место, эти лошади, доедали за овцами всё, что оставалось. Как только Борис Павлович с охотниками зашли в дом, я сразу отправился следом за ними. Крестная накрыла стол, а дядя Саша принёс из кладовой кусок сала, мерзлой рыбы для струганины и две бутылки столичной водки, для того что - б согрелись с мороза. Пока они, выпив, закусывали, у них развязался язык. Заговорили о наших мустангах, какой урон они приносят посевам, и не столько тем что едят, сколько когда заходят всем косяком и начинают валятся, на всходах. И о том, что с утра их ищут стобы отстрелять, но лошади как сквозь землю провалились.
-На отделении рассказывали Саня, что твой пацан с ними общается, надо его поспрашивать.
-Директор повернулся к дяде;
-Как ты думаешь, расскажет он, где со своими друзьями прячет их или нет?
Я потихоньку прошёл в свою комнату, сердце учащённо билось в груди, а в голове было горячо. Сняв со стены карабин наполнил магазин патронами и набрав полных два кармана в телогрейке, накинул её на плечи, прихватив пару самодельных гранат заткнув их за пояс, открыв окно выпрыгнул на улицу. Для себя я уже решил, что своих четвероногих друзей буду защищать до последнего патрона, жаль, что гранаты были последние. В УЛАН-УдЭ, где мы жили, был завод по переработке чермета, а при нём огромный склад, скорее двор, куда свозили весь не нужный металлолом. Здесь встречались экземпляры и времён Великой Отеччественной войны, вот из них мы и творили разные самопалы. Гранаты были сделаны из патронов противотанкового ружья. Я был настроен на то, что им вначале придётся убить меня, прежде чем прикоснуться к ним. Закинув карабин на плечо, потихоньку подошёл к двери и стал прислушиваься, о чём идёт разговор. Дядя отнекивался, что и духом не знает, что мы делаем помимо работы, а ему во время окота и без нас работы хватает, отдохнуть некогда. Но директор стоял на своём;
-Саша, ты нам мозги не компосируй, мы прекрасно знаем, что твои племянники с ними общаются. На танцы за осень и зиму они ни разу, на отделение, не приехали верхами на своих лошадях. Да ещё и меняют каждый раз на нового.
Барис Палыч помолчал, опять стал допекать дядю;
-Дед Бадма сказал, что твой племянник живёт среди них и охраняет их. Бадма сказал, что напрасно мы их ловим и сегодня зря едем, по другому, вопрос решать надо.
- Директор, разлил по последней рюмки, и опять обратился к дяде;
-Если у вас есть другое предложение, говорите, будем решать по мирному.
Дальше слушать не стал, во первых, нужно было спрятать лошадей, а во вторых уже замёрз. На улицу выскочил в телогрейке одетой на тонкую рубашёнку. Подбежав к кошаре, открыл дверь в тамбур, кони стояли и лежали, отдыхая, отогреваясь после пастьбы, и лишь маленькие жеребята беззабоно играли. Сняв с плеча карабин, поставив ео в угол, открыл двери овчарни и начал загонять туда лошадей. Взрослые лошади сразу стали заходить к овцам, а вот с маленькими жеребятами было сложнее, они приняли всё за игру и ни как не хотели идти за родителями. Бегали вокруг меня, козля и дурачась, наконец, я и их загнал. Взрослые были уже за центром кошары и молодёжь аккуратно между овец, начала пробираться к родителям. Подойдя к вожаку, подогнул ему ногу и дал команду лежать, жеребец лёг, но только я выпрямился, тут - же попытался встать. Я опять прилёг на него, уговаривая;
-Лежать, Орлик лежать, всем лежать, иначе вас перестреляют как курапаток. Поймите ребятки, они вас убьют, всех убьют, если не спрячитесь,
-Наконец или дошли до них моя тревога и необычное поведение, или слова мои поняли, начали ложиться и через минуту в кошаре, были видны только овцы. Но и овечки, словно предчувствуя неладное, столпились перед лошадьми так плотно, что и ногу негде было поставить. В кошаре против обыкновенного шума, гама и блеянья повисла зловещая тишина. Жеребята спрятались за клетки, в которых находились овцематки с новорожденными ягнятами и любопытные овцы тут - же обступили их обнюхивая. Получилось так, что лучше и непридумаешь, даже находясь рядом нельзя было разобрать, где овцы, а где лошади. Убедившись, что лошадей не видно, прикрыл дверь овчарни, закинул на плечо карабин, плотно закрыл дверь тамбура откормочной отары на задвижку, быстро рванул к зимовью. Открыв окно, забрался во внутрь, отдышался, и лёг, читать книгу. Наконец меня позвали, отложив книгу, надел полушубок, поняв, что придётся идти на улицу.
–Ну, что герой,
-Борис Павлович улыбался:
-Давай, показывай, где кони?
- Они встали из- за стола стали одеваться,
-хватит казаковать парень,
-директор вышел первым, захвотив ружьё. За ним и остальные охотники вышли, с оружием. Собаки, почуяв неладное, встали вокруг них кольцом оскалясь. Борис Павлович позвал и нас;
-Саня, вы тоже выходите, посмотрим в кошарах у вас, -да и собак убери, а то порвут.
Дядя Саша вышел первым, успокоил собак, следом вышли мы с крёстной и братом. Вся, подвыпившая компания, во главе с директором, направилась к маточной кошаре, я быстро метнулся за угол, открыв окно, заскочил в комнату, схватил корабин, загнал патрон в приёмник, положив карабин на плечо, пошёл следом за ними. Собаки шли рядом со мной, поскуливая, чувствуя надвигавшуюся опасность. В первой кошаре кроме Карего, никого небыло, пошли во вторую. Когда они вошли в тамбур, кровь в висках стучала уже не молоточками, а кувалдой, в глазах опяь стоял красный туман, сняв карабин с предохранителя, шагнул следом за ними. Вся группа стояла в дверях, громко переговариваясь. Даже овцы почувствовали исходящую от них угрозу и столпились ближе к центру, жалобно блея. Взяв корабин на изготовку готовый в любую секунду спустить курок, словно чувствуя неладное обернулся, дядя Саша посмотрел на меня, поднял большой палец в верх, показывая, что всё в порядке, махнул рукой, и я вышел. На улице, зайдя за угол кошары, прислонился к стенке, меня била нервная дрожь и при тридцати пяти градусном морозе, пот катился с меня как в парной. За стенкой, внутри кошары ругался директор, обозлённый, что и здесь они ненашли моих мустангов. Не подозревали они, насколько сами были близки от смерти. Позже, когда после этого случая, Борис Павлович спросил меня;
-неужели – бы ты стрелял в нас?
- я сказал;
-да.
-Хотел-бы я, что бы ты остался у меня работать сынок,
-директор улыбнулся. Это будет позже, а пока они выходили наружу, ругаясь за зря потраченое время. Я шёл к дому, впереди, и они невидели моего лица. Но его увидела моя крёстная;
-Боря, что случилось, почему ты белый как мел
- но я немог выговорить ни одного слова,
-Дай сюда свою, пукалку,
- крёстная отобрала карабин, еле разжав мои пальцы. Налила полный стакан водки, сказала;
-пей,
я махом опракинув взял огурец, кусок хлеба и ушёл в свою комнату. Наконец, почувствовал как тепло разлиается по всему телу, а вместе с ним пришло успокоение и покой. Через несколько минут, зашли дядя и вся остальная компания. Когда они вошли в дом и разделись крёстная их усадила за стол, а дядя Саша, извлёк ещё одну бутылку, столичной, стараясь их успокоить;
-Разлабтесь мужики, всё что ни делается всё во благо, всё по воле Божьей,
-разливая по рюмкам согревающий напиток.
-А ну казак выходи,
- позвал меня Борис Павлович,
-Расскажи, куда коней запрятал, кроме как на вашей зимовке следов конских нет ни где, мы весь район сегодня обшарили.
Я молчал как немой, неморгая глядя ему прямо в глаза. Ну, вот что партизан,
-директор показал на место рядом с собой;
-Я тебе жеребца лучшего отдал, из уважения к твоим дяде и тёте, они уважаемые люди, заслуженные чабаны, ординаносцы, а ты занимаешься вредительством, поля совхозные вытаптываешь со своими лошадьми.
-Да это раньше было,
-я волновался и спешил, боясь, что они уедут, не выслушав меня. В прошлом году не разу не заходили при мне, а на поле запускали откормочный гурт, вот их быки и коровы там повытаптывали. Директор разгладил усы;
-Ты моему слову, веришь Борис, и если веришь, я тебе одно скажу,
--он сидел вертел в руках вилку;
-если не хочешь со своими мустангами растаться следи за ними, и даже больше, сейчас я тебе дам расписку, что эти лошади принадлежат тебе, а завтра приедешь в контору к восьми утра, оформим документы о собственности на них в законнм порядке.
Охотники с дядей вышли на улицу курить, а директор остался со мной;
-Но платить парень за потраву, теперь будешь, из своего кормана.
Он опять немного помолчал и продолжил;
мне легче и дешевле будет ещё фураж и сено сюда для них завести, лишь – бы по полям с озимыми не шатались и яровые не выбевали.
От радости я обнял его и поцеловал в щёку, он отстранил меня;
-ладно, прекрати телячьи нежности,
-он налил мне грам. сто водки;
-выпей со мной, казак, за то, что так любишь лошадей, спасибо, я с Александром поговорю, что - б тебя отпускал на конезавод работать, там как раз для тебя работа найдётся, своих лошадей тоже можешь пригонять пасти вместе с остальными.
Зашли охотники с дядей, что-то горячо обсуждая, директор повернулся к ним;
-Всё Саша, парня твоего на конезавод, для практики, забираю. Глядишь, хорошего коневода для совхоза вырастим.
Но, дядя, заартачился:
-Не отдам, он мне здесь нужен.
-А, здесь и так много рабочих, больше чем на других отарах. Мы его и на курсы трактористов напрвим, не артачься, если тебе нужен ещё пастух, добавим.
И дядя уступил, согласился на предложение, директора.
Когда я сказал, охотникам, что теперь они не могут тронуть ни одну мою лошадь, да ко всему показал им документ, подтверждающий мою собственность на лошадей, у них рот открылся от удивления. Он их гонял, который год в поисках этих лошадей, а здесь, взял и отдал, пацану. По работе на конезаводе, я с Борисом Павловичем согласился, благо конезавод был рядом, всего в двадцати пяти километрах от нашего зимника по другую сторону хребта.
-Мне Бадма рассказывал, как ты с волками дрался из-за оленей, молодец.
Дядя Саша принёс карабин, выщелкнул патроны на стол; -Он, и вас чуть не перестрелял, благо я вовремя повернулся и закрыл вас собой.
Но Борис Павлович не поверил, а дядя, подойдя ко мне, поднял свитер и достал гранаты из-за пояса гранату. У охотников волосы на голове зашевелились. События настолько быстро разворачивались, что я не успел ни гранаты спрятать, ни карабин разрядить.
-А это зачем?
-директор задумался.
–Мы их испольуем для охоты, на рысь и медведя
- я опустил голову, с лицом красным как помидор стоял перед ним, а уши горели от стыда так, как будто кипятком ошпареные.
-Ладно, всё прошло.
- Директор поднялся, обнял меня за плечи,
--покажи, куда коней спрятал?-
Директор встал, встали и охотники;
-Пошли,
-Я одел, полушубок, папаху, вышел на улицу, вся компания последовала за мной. Мы зашли в откормочную кошару, когда все вошли в тамбур, открыл дверь овчарни, помимо овец во всей кошаре ни кого небыло видно. Я призывно заржал, посреди овчарни ответило детское ржание и жеребята, выйдя из-за клеток, где находились больные овцы, остановились в центре, а среди овец поднялся первым косячный жеребец Орлик, а затем и все остальные. Аккуратно переступая через овец, направились ко мне, облизывая губы прося лакомство, команду выполнили, роль с играли теперь просили вознагрождение. Директор лучшего овцеводческого совхоза в Советском Союзе, дважды герой труда, первая боксёрская перчатка республики Бурятия в полу тяжёлом весе, стоял онемев. Овцы расступились, пропуская лошадей, и Орлик со всей командой подошёл ко мне, начал тыкаться, в руки, достав несколько кусочков сахара, отдал ему. Жеребята тут же уцепились зубами за карманы, требуя свою долю угощения, а самые смелые вставали на дыбы, упираясь ногами в спину, стараясь дотянуться и стащить попаху, она была для них самой любимой игрушкой. Сзади меня стояли дядя Саша, директор, охотники, они настолько были поражены происходящим, что на первом этапе дар речи потеряли. И лишь, после того как я позва их к выходу, они сдвинулись с места, лошади тоже пошли за нами, к выходу из кошары.
-Ну, пацан, твою мать,
-такой спектакль придумать и вот слушают его и понимают как люди, да и не понять толи он полу- человек, полу лошадь, толи они полу люди, полу лошади.
- Директор, шёл поражённый случившимся, не находя слов для объяснения;
-Надо - ж такое придумать, кентавр хренов.
Лошади, выйдя из кошары, пошли к водопою, а мы в дом. Когда зашли на кухню, директор сказал водителю;
-Коля принеси из машины Н.З., магарыч казаку за представление поставим.
-Августа, накрывай ещё раз стол, гулять так, гулять! Повернувшись ко мне, попросил ручку и бумагу, написав расписку, ещё раз напомнил, чтоб я пораньше, с утра приехал в контору центральной усадьбы. На следующий день я оформил мустангов в свою собственность. Каждую неделю по три дня, ездил на конезавод работать в новой должности табунщика. Так пролетела зима, весна, наступало лето. Зима прошла, почти без падежа, ягнята, достаточно окрепли, настала пора перебираться на летние выпаса. В первый день перевезли свои вещи, собрали загоны для овец и на второй день с утра. направили отары на новое место жительства. Мустанги последовали за нами и обосновались в километрах трёх, на лесной поляне, на берегу горной речки. Как бы мы с ними не дружили, но всегда они чётко подчёркивали свою независимость, но и долеко от стойбища не уходили. В это лето, нас ждало ещё одно приключение и опять с участием наших четвероногих друзей. Как-то мой брат Лёшка, рано утром взял ружьё, оседлал своего верного Воронка и уехал в горы, вернулся уже после обеда, возбуждённый.
-Ты где был?
- спросил я его,
-С Толиком пасли их отару на скале,
- ответил он, усаживаясь за стол, уплетая с аппетитом содержимое кастрюли и сковородки. Когда он насытился, продолжил свой рассказ;
-Понимаешь братуха, я орлиное гнездо обнаружил, а в нём три орлёнка, размером с курицу.
Взрослых дома никого не было и он смело закурил продолжая свой рассказ;
-Мы с Толиком прикинули, от края скалы до гнезда, метров тридцать пять- сорок всего, так что можно их достать.
-Ты , что рехнулся?
- я даже разозлился;
-Тебе мало Олежки рядом живут, рысь под вагончиком живёт, медвежата, что тебе ещё надо и так, почти полный зоопарк суслики, мыши полевые, крысы, тарбаганчики, лисичка, кони, коровы, собаки, овец тьма, что тебе нехватает? -работы мало, - добавим.
-Лёшка опустил голову;
-Вам с Вованом хорошо, к вам девчонки приезжают, а нам с Толяном что делать? Зверюшки, все взрослые, каждый по своим делам разбежатся и всё, одни бараны с утра до вечера, то паси, то клетки ремонтируй.
-Но трогать орлят нельзя, мать убьёт, ты – же видел как барашек они таскают, даже собаки наши их боятся, волка, медведя, рысь гоняют, а орлов боятся,
- у меня кончилось терпение;
-всё, про орлов забудь, точка.
Всю неделю они от меня не отходили, всё канючили, и канючили, чтобы помог им с Толиком орлят достать. В конце концов, не выдержал и согласился;
-Ладно, готовьте верёвки, и патроны с картечью приготовьте, ты понял меня братуха?, орлица поймает, мало не покажется.
-Конечно, верёвки мы уже подготовили, а патроны у нас всегда готовы, а когда едем?
Глава девятая
ПРИКЛЮЧЕНИЕ С ОРЛАМИ.
-Послезавтра, завра у нас с Володей гости приедут.
- Я, отошёл к подъехавшему Володе.
-Ну что Борян, поехали? Девчонки уже заждались, они возле отары. А Карий, твой любимчик, уже туда притащился. Наших дам, дон Жуан развлекает. Докопался до овец, вконец, подлец бедных животных замучил и успокаиваться не хочет.
-Поехали,
- поймав Могола, оседлал и вернулся к брату. –
-Лёша, мы к отаре едем, а ты вечером заберёшь коров и мустангов пригонишь,
– добро братишка, валите,
- он принялся прикреплять укрошение на уздечку своего Воронка, а я вскочил в седло и застоявшийся мой друг, рванул с места галопом, вслед за Володей. В считаные минуты Могол обогнал их, и теперь уже Володе приходилось нас догонять. Километра через четыре, показалась отара и Карий, дурачившийся с куцаном, вожаком овец. Лариса моя подружка, дочь чабана с соседней отары, подзадоривала Карего, а тот и рад был стараться, лишь бы его хвалили. Эта дочь, забайкальских степей и гор, была настолько прекрасна, аж, дух захватывало. С вьющимися ниже пояса волосами, чёрными как крыло ворона, соболинными бровями, изогнутыми как крылья чайки, раскинутыми над двумя огромными, нежно голубыми, как воды Байкала, глазами. Высокого роста, с длинными и очень крепкими, незнающими устали ногами, с высокой, лебединной шеей и молочно-белой, почти прозрачной кожей, она была безумно красива, эта дитя природы. Да и ездила всегда лихо, без седла, вылитая амазонка. Её жеребец, по кличке Гром, вороной масти, помесь забайкальской, казачьей лошади с арабом, как только она него садилась, с места шёл голопом.
Когда я соскочил с лошади, Лариса подошла ко мне, закинув рукина на шею, прильнула к моим губам. Это понравилось мне, но не Карему, меня он делить ни с кем нехотел. Бросив барана, голопом кинулся к нашей компании, отстаивать свою собственность. Подбежав к нам, сердито захрапел, стараясь напугать мою подругу, поварачиваясь к ней задом, давая понять, что если не отойдёт от меня, будет её лягать. Лариса, засмеявшись, отошла всторон, а Карюха схватил меня, зубами за руку, и стиснул довольно прилично, давая понять что, ты моя собственность и делиться ни с кем не собираюсь. Отпустив руку, уцепился за кармант с сахаром, пришлось отдать всё, оставив лишь три кусочка Моголу. Слопав, сахар, Карий направился к отаре, допекать барашку. Пока жеребец не отошёл от нас, и не принялся за куцана, Валя, подруга Володи, близко к нам не подходил. Лишь после того, как убедилась, что Карий не вернётся она подошла к нам и сказала;
-Ну, как, можно переносить такого сумасброда? и выходки его терпеть,
-она скорчила презрительную гримасу. Я даже немного обился за него;
-Валя, тебе это, понять, не дано, Карий не просто рабочая лошадь, это мой лучший друг, или брат, называй это как хочешь, да и Могол тоже.
Она обиженно поджала губы;
-Ты всегда их ставишь выше всех, даже нас с Ларисой.
-Валюша, ты не обижайся, я его прекрасно понимаю, она с нежностью, посмотрела на своего четвероногого друга, а тот, поняв её мысли, одобрительно фыркнул.
-А, вы оба, два сапога пара, помешаные на лошадях, а по мне, делают они свою работу и ладно.
-Она, даже не взглянула на своего коня, который её добросовесно возил на себе, а теперь стоял и заинтересовано слушал, прядая ушами и недовольно пофыркивая. Так за разговорами мы и провели время с девушками, а овец ушли пасти, Карий, и собаки. Мы договорились о встрече на танцах, на отделении и на отаре у девчат. На следующее, утро, я помог Володе перегнать овец через речку и дорогу, киломеров за пять на склон лысой горы. Возвращаясь обратно, я уже видел, что гости приехали, но немного задержался, наставляя собак на работу и что - б за нами неубежали. В месте с родителями приехали, Лариса с братом и Валя, со своей младшей сестрой, Маришкой, шкодливой и задиристой, сорви головой. Рядом с ними уже стоял мой младший брат Лёшка, и, заливаясь соловьём, развлекал их. Володя первый поспешил на встеречу им, и пока я подъезжал к речке, он уже стоял и разговаривал с ребятами на другом берегу. Выбрав не глубокое место для прыжка, на самом узком перешейке, я разогнал Карего в галоп. Да видно напрасно, человек предполагает, а Бог распологает, и на этот раз, мой жеребчик съиграл со мной злую шутку. Доскакав до речки на полном аллюре, он резко остановился на самом краю обрывистого берега, и вместо прыжка взбрыкнул так, что я, сделав сальто в воздухе, приземлился, вернее, приводнился в речке, под противоположным берегом. Всё произошло так быстро, что я неуспел среагировать, и в следующую секунду я уже вскочил, оглушённый, весь в грязи, с лица, головы, плеч свисали водоросли. Вот так, проявил он свою ревность, слава Богу, что лицо в грязи было, и никто не видел, как я покраснел от стыда, да и слёз обиды невидно было, из—за воды и грязи. Друзья мои смеялись так, что даже крёстная с гостями вышли посмотреть, что случилось. А, Карий, как не в чём небывало, словно он не в чём невиновен, зашёл в реку. Напившись воды, перешёл на противоположный берег. Стоял паршивец, ухмыляясь и презрительно фыркая. Глаза его смеялись, он, словно хотел сказать мне;
-что, получил предатель, будешь знать, как друга на бабу менять.
Вот такую шутку он со мной сыграл, а на другой день, спас от неминуемой смерти. Поход наш за орлятами, чуть незакончился трагически. Утром, как всегда, я помог Володе отогнать подальше отару, а когда вернулся, ребята уже ждали меня с верёвкой и меховыми рукавицами, что бы орлята руки не покалечили. Как только поднялись на вершину, слезли с коней, отвязав верёвку от седла, я отпустил Карего, навсякий случай, если вдруг нас орлы застукают в гнезде. Ребята так же слезли с коней, Толик отвязал от седла телогрейки, а Лёша снял, и зарядил ружьё, и оба отпустили своих коней. Мы рисковали своей жизнью, но лошади, не должны были пострадать, из—за нашей шкоды. Взяв верёвку на плечо, я направился к обрыву. Карий, угадав мои мысли, перегородил дорогу, сердито фыркая и мотая головой.
-Отойди дружок,
Похлопав его по шее, оттолкнул в сторону;
-Вчера паразит, в речке искупал, перед друзьями опозорил, а сегодня беспокоишься за меня, отойди. Один конец верёвки я привязал к дереву, ко второму концу привязал ещё две врёвки, общая длина получилась более шестидесяти метров. Собрав её в кольца, я направился к краю обрыва. Карий, опять перегородил мне дорогу, но я его опять непослушал, обошёл его стороной, лёг на живот и подполз, к краю скалы. Внимательно осмотрел ущелье, орлицы нигде небыло, небыло её и в гнезде, зато там находились три довольно крупных орлёнка. Сбросил верёвку в низ, и она упала на корниз возле гнезда. Метров пять- шесть было лишних, отодвинувшись от края, встал и убавил её на глазок, покрепче обвязал вокруг дерева. Лёшка достал из рюкзака ещё одну, шёлковую, более тонкую, но крепкую. Я обмотал её вокруг себя, а Лёшка второй конец привязал так же к дереву. К ней я пивязал вторую телогрейку, а первую одел на себя, на случай если орлица нас застукает на месте преступления, да и об скалу что б меньше обдирался при подъёме. Толик с остатком верёвки подошёл к дереву, обошёл вокруг него, сделав кольцо, что б легче было стравливать и удерживать меня при спуске. Подойдя, к обрыву, я повернулся на восход, перекрестился и произнес молтву; -Боже, помоги, будь милостив,
-лёг на живот, перекинул ноги через край пропасти и начал потихоньку спускаться. Лёшка, стоял в метре от края скалы, Толик за деревом, потихоньку стравливали верёвку, а Карий метался вдоль обрыва и тревожно ржал, словно предчувствуя, что - то нехорошее. Я ухватился за толстую верёвку и начал потихоньку опускаться в низ, о себе недумал, боялся только за своего преданного друга Карего, как бы он не прыгнул за мной следом. Лёшка страховал меня, командуя Толику, сколько нужно стравить. Наконец я достиг уступа, отвязал тонкую верёвку от себя, развязал телогрейки, надел рукавицы, и приблизился к гнезду. Орлята поначалу, с любопытством наблюдали за мной, но как только, приблизился к гнезду, и нагнулся над ними, подняли крик. Посдив их в телогреки, и упаковав так, что б невыпали при подъёме и не задохнулись, привязал к тонкой верёвке, дал команду брату поднимать. Он вытащил их, и привязал к своему и Толика коням, сбросив верёвку мне обратно. Пока они привязывали орлят, в далике показалась орлица, видно материнское сердце тоже почуяло беду. У меня, всё тело покрылось холодным потом, и я уже не тонкую верёвку обвязал вокруг себя, а толстую, и что есть силы, заорал;
-Лёха тяни быстрее, она возвращается, промедлите, она убьёт меня.
Карий, отозвался на мой крик, и у меня мгновенно созрела мысль, я крикнул брату;
-Лёша, вяжи верёвку к седлу Карего, он вытащит.
Орлица была уже почти рядом, когда я услышал, как мой брат просит жербца;
-Тяни Карий, тяни, спаси его, ты же друг его, почти брат. И он потянул, медленно, но уверено я пополз вверх, но и мать орлят была уже в метрах сорока. Ясно слышался её тревожный клёкот, и я заорал благим матом;
-Быстрей Карий, быстрей ….
-- Раздался выстрел, и Карий, всё понял верно. Он, так ранул, верёвку, что я в несколько секунд, взлетел в верх. На самом краю обрыва, я зацепился штаниной за острый камень, и распорол не только правую сторону брюк, от бедра и до колена, но зацепил и ногу, да к тому же, об край обрыва ободрал и руки. Хорошо хоть рукавицы были на мне, а иначе бы я их полностью лишился. Толик, на ходу стрелял по орлице, и, слава Богу, ни разу не попал. Лёша, скакал на своём коне, держа моего жеребца, за уздечку, а я, тащился на верёвке, закрывая лицо руками от ушибов. Лишь, после того как удалились метров на пятьсот, Лёша остановил коней. Я лежал и стонал не всилах подняться. Мой верный Карий, ходил вокруг меня тыкаясь носом в лицо, грудь, под бока стараясь меня поднять. Лёшка слез с коня, подошёл ко мне и отвязал верёвку, которой я был привязан к коню, попытался меня поднять, получилось только посадить. Карий, ещё раз обошёл вокруг меня и поняв что я не встану, лёг на землю, спиной ко мне и я грудью навалился на его шею, а брат перекинул мою левую ногу через седло. Карий, мой верный Карий потехоньку встал, как будто на нём был ценнейший груз, стоял не шевелясь, ждя дольнейшей команды, кровь снова начила просачиваться через брюки, и Лёша подошёл, отрезал тонкую верёвку и перетянул мне ногу выше раны. Подъехал Толик, растрелявший весь свой боезопас, слез с коня, смотал верёвку спасшую мне жизнь, привязал её к седлу своего серого и потихоньку поехал домой. Орлица, потерявшая своих детей, металась над пустым гнездом, громко крича, и в этом крике слышалась боль, душераздерающая боль матери, потерявшей своих детей. У меня мороз пошёл по коже, от преступления совершённого нами. Как только подъехали к дому, Володя вышел нас встречать, помог мне слезть, с лошади. Вместе с Лёшкой, не в вели, а внесли в вагончик, сам я уже немог двигать ни руками, ни ногами. Толик, расседлал коней и отпустил их пастись. Серый мерин, Толика и Воронок, пошли на речку к овцам, а Карий ходил вокруг вагончика, заглядывая в окна стараясь меня расмотреь. Брат с Воодей раздели меня, и начали обрабатывать мои раны перикисью водорода, йодом и стрептоцидом. Толик вышел, напоил Карего и дал ему овса. Воду мой друг выпил, а овёс есть не стал, и лёг у порга вагончика. Толик, зайдя в сарай, достал рыбацкую сетку, сделал из неё большую клетку, ивыпустил в неё орлят. Достав из холодильника мясо, нарубил мелкими кусочками, накормил орлят. Обработав мои раны, Лёша с Толиком пошли к своим отарам, а Володя остался со мной. Вечером, от своих друзей, приехали дядя Саша с крёстной, и, увидев, лежащего у порога жеребца и нетронутый им овёс, в тазу, с разу поняли, в их отсутсвие, что - то произошло. И оба, обойдя подальше жеребца, невошли, а в летели в вагончик. Увидев меня всего в бинтах и йоде, спросили;
-что случилось?
- я, рассказал им всё.
-А что, с твоим жеребцом Карим случилось?
- спросила крёстная;
-тоже пострадал или заболел?
-Да нет, он был совершенно здоров,
- сказал Володя.
-Мы как Бориса в вагончик завели, он лёг возле ступенек и не встаёт.
Так продолжалось ещё дня три, пить, он воду пил, а есть, вобще отказался. Мой верный и преданый друг, так сильно пережевал, нашу драмму. На мне любые раны зарастали очень быстро, и на четвёртый день я уже вышел на улицу. Мой друг, лежал возле крыльца, поджав под себя ноги и уткнувшись носом в землю. Выйдя на крыльцо, глядя на Карего, сердце сжалось от жалости, настолько безрадостная картина предстала перед моим взором. Он даже на скрип двери не сриагировал, настолько был подавлен, нашей трагедией. Я спустился с крыльца, подшёл к нему, жеребец не шелохнулся. Присев рядом с ним, положил руку ему наспину и погладил по холке;
-Хватит Карюша грустить, живой я, живой, поранам с тобой делом заниматься и выходить из прострации,
-голос мой слека дрозжал. Тело жербца дёрнулось так, как будто его ударило током. Он поднял голову, долго смотрел мне в глаза, потянулся, обнюхал в начале лицо, голову, грудь и уцепился зубами за плечо. Как будто хотел на зубок убедиться, что перед ним не приведение, а я, живой и здоровый нахожусь рядом с ним. И только после того, как я его щёлкнул по носу, и довольно чувствительно, что бы он отпустил моё плечо. Карий громко фыркнув, встал на ноги поднял голову и громко заржал. Словно хотел оповестить мир, что его друг вернулся, живым и здоровым. А после этого началось светопредстовление. Мой любимчик, носился голопом по поляне перед вагончиком, то, взбрыкивая задом, то, вставая на дыбы и вертясь вокруг оси, радостно ржа. Так продолжалось больше, часа пока не пребежали Могол и остальные четвероногие члены семьи, посмотреть что случилось. Кроме Карего, моиму возвращению, были рады мой дорогой Могол и глава нашей псарни, Кочубей. Первый, на радостях прилично грызанул, пару раз, и пустился в пляс вслед за Карим. А Кочубей прыгнул на радостях на грудь, свалил на землю и принялся вылизывать. Наконец, мне удалось вывернуться из под Кочубея, и я быстро заскочил в вагончик, а родостная вакхоналия, продолжалась уже без меня. Поздно вечером, приехал дядя Саша с дедом Бадмой. И после того, как дед осмотрел меня, удовлетворённо по цокал языком, дал хороший подзатыльник, за то, что я без его разрешения вышел на улицу. Но вообщем состоянием моего здоровья, он остался, очень доволен. Раны настолько быстро стянулись и зарасли, что дальнейшее его лечение, уже нетребовалось. И дед через пару дней разрешил приступить к работе. На выходные, приехала Лариса со всей своей роднёй, они уже прослышали про наши приключения, и теперь приехали поглядеть на орлят, а заодно справиться о моём здоровье. После того как взрослые поздоровались и зашли в вагончик, я, Лариса, Володя, её сестра с братом и подружка, пошли осматривать наш зверинец. Два маленьких медвежонка, Кеша и Клаша, кубарем скатились из под навеса и бросились к нам за угощением. Этих медвежат мы подобрали в горах, перед весной, Их мать, убили охотники и мы с братом, и Володей подобрали их, истощёными до токой степени, что мы думали, они не выживут. Но, наверное, наша забота и ласка сделали своё дело, медвежата не только выжыли, но и выросли сильными, ласковыми, дружелюбными существами. Выкармливали их из соски, а на ночь, ложили спать рядом с собой, под доху. И они, до того привыкли к нам, что даже в самую большую жару, когда столбик термометра в тени, привышал сорок градусов , старались забраться к нам под шубу, т. е. доху. Доха, это такая шуба, которую во время сильных морозов, более сорока градусов, одевают поверх полушубков, шуб, и телогреек, второе имя дохи, тулуп. Именно она спасала нас, во врея жары и холодов. Именно она, была для медвежат любимым убежищем. В жару или холод, а тем более если они думали, что им угрожает какая то опасность, они искали убежище и защиту под дохой. После медвежат, подошли к орлятам, и стали со стороны наблюдать за их поведением. Два орлёнка, самых больших, были дружелюбными, но третий, самый маленький, был хуже дикой собаки. Если большие орлята, вместе с цыплятами и курями дружно рылись в земле, что- то, выискивая, то маленький злыдень, сидел в сторонке, высокомерно наблюдая за всем происходящим. Больших курей он не трогал, а петухов даже побаивался, но зато маленьких цыплят терорезировал во всю. Стоило цыплёнку оказаться рядом с ним, как он тут же наносил сверху удар в голову, и бедный цыплёнок падал лапкоми вверх, а орлёнок начинал его щипать со всех сторон. Так продолжалось до тех пор, пока повержиный не приходил в себя и не бросался на утёк. А гордый злюка, сидел в одиночестве, поджидая очередную жертву. Карий, то же со стороны наблюдал за происходящим, сердито фыркая и возмущённо крутя головой, словно хотел сказать;
-Ну, что ты большой балбес, маленьких обижаешь. Но это превосходство длилось не долго, пока мы обходили весь наш участок, наблюдая за нашими питомцами, прошло часа полтора. Когда мы вернулись, и присели понаблюдать, как играют рысята со щенками под вагончиком, услышали истошный крик. Когда прибежали на шум, нам предстала такя картина. Маленький задиристый орлёнок, верищал, стараясь отбиться от наседавших на него цыплят. Цыплятам, вероятнее всего надоело получать от него удары по голове, и они решили устроить ему взбучку. Цыплят было больше двух десятков, и если бы мы не вмешались, они заклевали бы его до смерти. На орлёнка, эта потасовка подействовала очень положительно, он больше цыплят не трогал, даже тогда когда вырос.
Лето пролетало незамено, наступал праздник, Сухарбан, совмещённый с днём чабана, предстояли большие скачки и нам с Володей, в этом году разрешили скакать в двух дестанциях, на сорок пять и на шестьдесят километров. А брат мой Лёшка и Толик скакали, на двадцать пять и тридцать километров, так как они оба были на два года нас моложе, нам с Володей было по шестнадцать, а им естественно по четырнадцать. На сорок пять километров, я учавствовал в двух забегах. В первом забеге, для чистокровных и чистопордных лошадей, я скакал на Карем. Во втором, для местных пород, на мустанге по кличке Чародей. Как и на первых моих скачках, моим тренингом и лошадей, занимался наш друг, дед Бадма. В первый раз он сам выбрал мне лошадь. Я собирался скакать на Мишке, огромном мерине с мощной мускулатурой, но дед только посмеялся надо мной. Я тебе, внучёк сам коня выберу, что б он был лучшим, иначе я не лучший объезщик и тренер лошадей в республике. Утром часов в пять, дед был уже возле нашего вагончика, я сидел на крыльце и курил. Дед увидя меня с сигаретой, сильно разозлился. Послушай щенок, если ты хочешь курить, забудь о скачках и вообще, о лошадях. Спорт и курево, несовместимы Боря, ты не смотри, что я трубку смолю, мне уже за восемьдесят, а я лучше выгляжу, чем многие тридцатилетние мужики. И только после того, когда я затушил сигарету и пообещал ему, что курить больше не буду, он, хмыкнув, предложил сесть в машину. В котрой уже сидел, мой друг Володя. Как только мы разместились, поудобнее, дед сообщил приятную новость, том, что едем на дальнии
Выпаса, в табуны, к диким лошадям, что б выбрать себе лошадей для скачек. Дорога была дальняя, и наш дед Бадма, имел полную возможность выгвориться. Жизнь, он прожил длинную, очень много повидал, бывал за рубежом в разных странах, исходил всю тайгу от Байкала и до Тихого океана. Как и мой прадед, он был одиночка, кроме верного коня, собаки, да карабина с кинжалом с ним ни кого и никогда небыло. Когда подходило время сбора трав или ягод, дед, никому несказав ни слова, исчезал и появлялся только тогда, когда сезон сбора заканчивался. У него столько было весёлых и занимателных историй, что казалось, им никогда не будет конца. Часам
к шести, наконец, добрались до пастбищ на альпийских лугах, несмотря на то, что находились на высоте, более двух тысяч метров, дышалось легко, и совсем не чувствовалось разряженности воздуха. А аромат трав был такой, что голова закружилась. Дед, подъехал почти к самым шалашам табунщиков, неуспели мы выйти из машины, как нас окружили, с десяток разных собак. От волкодавов до мелких дворняг, которыев так и старались уцепиться зубами за сапоги. Наконец подошёл молодой паренёк, с кнутом и собаки мигом исчезли. Первым подшёл к нему, дед и о чём- то оживлённо заговорил, паренёк, с ним явно соглашался, кивая головой. Поговорив с дедом, он подошёл к машине, и, открыв дверцу баском с хрипотцой, пригласил нас за стол;
-Вылазьте джигиты из консервной банки, собаки вас не тронут, пойдёмте в тенёк, под навес, я вас холодным кумысом угощу.
Мы с Володей быстро выпрыгнули из машины и представились;
-Борис, Володя, от кумыса неоткажемся, тем более от холодного,
- сказал мой друг;
-У нас уже давно всё в горле пересохло.
Когда мы подошли к навесу, наш дед уже сидел за столом, потягивая кумыс из литровой глинянной кружки. Беседуя с табунщиком лет сорока, загоревшим почти до черна. Разговр шёл о подготовке к зиме, о сохранении поголовья, предстоящих скачках. Лишь после того, когда мы выпили почти по литре кумыса, и отведали жаркого приоготовленого на углях, с ароматным свеже выпеченым хлебом, табунщик дядя Ваня, встал и пригласил нас в свой УАЗик. Как только мы уселись, Иван завёл машину, резко развернув её на месте, направил по узкой дороге вверх на пастбище. Часа через полтора, поднялись на верхнее пастбище. Остановив машину, табунщик вышел из неё и потянулся, расправляя мышцы и связки, задервеневшие от напряжения, подъем был не из лёгких. Минут через пять, лёгким галопом к нам не подъехал, а подлетел молодой паренёк, приблизительно нашего возраста, и доложил
табунщику:
-Батя, косяк к осмотру готов, пригнал лучших.
Развернув коня на задних ногах, так же лихо умчался к пасущимся в метрах ста лошадям.
-Серёга, мой сын помогает летом и зимой, а учиться негодник, как следует, нехочет,
-сказал он, с гордостью любуясь молодым наездником:
-хороший казак из него вырастет.
Старший табунщик совхозного конезавода, дядя Иван, пригласил нас подойти поближе и выбрать для скачек лошадей, по своему усмотрению. У нас с Вовчиком, глаза разбегались в разные стороны, от такого количества столь прекрасных лошадей. Первый раз в жизни, мы попали в святая святых нашего конезавода, на высокогорные пастбища, где содержались круглогодично косяки лучших лошадей республики. Мы даже забыли про время, как подошли, так и стояли с открытыми ртами, пока наш дед не дал нам подзатыльников, чтоб привести в чувство. Дядя Ваня тоже торопил нас, лошадей нужно было перегонять с базы на пастбище. Мне хотелось их всех забрать, но нужно было выбрать каждому по одной. Выбрал я, себе длинноногого жеребчика, с длинной лебединной шеей, уж слишком он себя показывал хорошо. Вороной масти с кудрявой гривой и хвостом, он не просто ходил, а двигался как на пружинах, грациозно, с изысканым благородством перестовляя ноги. Но дед Бадма рассмеявшись, забраковал мой выбор. На этом коне, сынок, перед девками хорошо кренделя выписывать, очень они на это падкие, и в цирке выступать, он сгодиться, а тебе нужен боевой конь, который под седлом может выдержать любую нагрузку. Меньше чем через месяц ты должен на нём скакать двадцать пять километров, и вы с конём должны прийти не последними, и по дороге не пасть. Я сам тебе выберу хорошего и выносливого скакуна. Долго дед ходил среди лощадей, наконец, нашёл ту, котороя ему была нужна. Он подошёл к дяде Ване и что - то ему сказал, табунщик одобриельно кивнул головой.
Дядя Ваня подозвал Сергея, и как только тот подъехал, подал ему аркан, попросил, чтоб он привёл Казачку.
-Губа не дура у деда,
-с улыбкой произнёс Сергей и умчался в косяк. Через полчаса притащил на аркане брыкающую, прыгыгающую и упирающуюся вороно-чалую, пузатую, кобылу. Мы с Вовчиком так и покатились со смеху, так несуразно она выглядела. Роста была небольшого, где- то метр пятьдесят тять или около этого, с широко раставленными ногами, широченной, глубокой грудью и необъятных размеров животом. Передние ноги так широко стояли друг от друга, что между ними, мог свободно уместиться любой из нас. Вдоль спины от гривы и до хвоста, по позвоночнику шёл широкий тёмный ремень, что бывает у очень выносливых лошадей. Между обоими краями нижней челюсти, мог вместиться не только мой огромный кулачище, но и ещё пару пальцев вошло, что говорило о превосходной дыхательной системе. При тоненьких точёных ножках, суставы были очень прочными, да и бабки, и мускулатура говорили о том, что эта кобыла, самой природой был создана для длительных пробегов. Лишь только её огромный живот сбивал нас с толку. Но дед Бадма нас успокоил;
-Не переживайте ребята, во всех наших косяках, лучше этой кобылы лошадей нет, ну а живот мы ей уберём, будет стройная, как балерина. Но, глядя на неё, с трудом верилось, что из неё получится хорошая, скаковая лошадь. Дед подошёл к табунщику, о чём - то с ним поговорил, и подойдя к нам скомандавал;
-В машину, быстро, надо до темна проехать серпантин, и спуститься в лощину.
Быстро допив последние глотки прохладног кумыса, сели в машину, которую дед, резко сорвал с места и направил в низ по серпантину. Солнце ещё не скрылось за горизонтом, а наша машина, уже мчалась по степи. Когда добрались до стойбища, была уже поздняя ночь. Как прекасны, летние ночи в степи, воздух наполнен ароматом трав, распаренные за день, под жарким степным солнцем, наслаждаясь, как и мы, наступившей ночной прохладой, отдавали свои ароматы ночным звёздам. От этого необыкновенного дурмана, голова шла кругом. От горизонта до горизонта, слышалось разноголосое треньканье кузнечиков, цыкад, перекликающийся с пением ночных пиц. И лишь изредка, прерывающийся ржанием жеребца, стерегущего свой табун. Звуки и голоса в ночном воздухе, слышны за многие километры, а звёзды, в этом огромном небе, быльи так ярки и близки, что казалось, протяни руку и дотронешься до них, и зазвенят они, как серебрянные колокольчики, под дугой у ямщика, оглашая ночную степь малиновым звоном. Но долго наслаждаться красотами природы нам не дали, загнали спать. Утром, независимо от того, как бы поздно не ложились, подъём был одинаков, в четыре часа. Быстро завтракали, собирали необходимые вещи, седлали коней. Если отар,у угоняли далеко от стойбища, брали небольшой сухпоёк и иногда брали оружие для защиты от диких животных. В зто утро, нас с Волдей рано не будили, дали выспаться часов до семи. А в семь разбудил, дед Бадма. Он ворвался в вагончик, как ураган, сдёрнул с нас одеяла;
-Хватит спать лежебоки, пора делом заниматься.
В его руках была мечта каждого пацана, плётка, из сыромятной кожи и с ручкой из ноги дикой козы. Некоторые из моих друзей, попробовали на себе её ласку и показывали на спине и месте, на котором сидят, последствия прикосновения неразлучной подруги деда. Но на деда Бадму никто не обижался, все знали, если получили взбучку, от деда, значит, получили заслужено, он никого и никогда зря необижал. Нас с Володей как ветром сдуло с краватей, через пятнадцать минут, мы уже стояли готвые к ратаботе, успев, заправить постель, умыться и позавтракать. Дед оглядел нас, что - то, довольно бурча себе по нос;
-Молодцы, а сейчас, начнём знакомство с нашими новыми лошадьми, готовить к скачкам будем, их и вас.
-Я видел, вы неплохо управляетесь с лошадьми, но скачки это спорт, а невыпендривание перед девочками, и учтите ребята, это очень жёсткий спорт. Если в конкуре вы выступаете по очереди, то в гладких, вас будет человек сорок пятьдесят, а то и больше. Каждый, захочет к финишу прийти первым, и неважно, как он будет вести с остальными, чисто или нет. С сегодняшнего дня начнем не только учиться правильно, скакать, но и как поступать в кретических ситуациях. Изучать будем все приёмы, применяемыемые на скачках, как не только обходить соперников, но и как выбрасывают из седла, и как уйти от этого, то есть все контр меры. Нужно не только заботиться о том, что бы прийти к финишу первым, но и самому не оказаться под капытами, других лошадей. Чтобы незагубить лошадей, заниматься будем с шести утра и до восьми, вечером, с, шести, и, до, восьми. Дед осмотрел нашу экипировку, покачал головой.
-Ваша задача, успеть их, до занятий напоить и накормить. И чтоб часок, отдохнули.
И началась муштра, дед гонял нас по зверски. Он жалел лошадей, но с нас снимал, три шкуры. Каждый наш промах, вознагрождался ударом его плётки, хоть мы и знали что это всё для нашего блага, но всё же было довольно больно, да и обидно. Полностью оценили учёбу, только во время скачек. Только во время первого заезда, я понял, насколько справедлива пословица,- тяжело в ученье,- легко в бою. Но об этом позже, а пока шла настоящая муштра. Дед Бадма, оттачивал каждое наше движение, каждый приём, каждую уловку, чтоб уйти от соперников целым и невридимым. Он обучал нас, как выбрасывать соперников из седла. И как самому, не оказаться, под копытами бешено мчавшихся лошадей. И как увернуться от нагайки, оттачивал всё до совершенства. И вот пришёл конец нашим мучениям. Вначале, забрали лошадей, на отдых, и мы занимались на своих рабочих. Две недели, мы не слазили с наших друзей, но вот настал наш черёд. Дед куда то уехал, а мы с Вовчиком наслаждались долгожданным отдыхом. Но самое главное целую неделю нас никто не трогал. Спали ели пили и купались. Наконец, когда до праздника осталось три дня, появился дед. Самая лучшая
новость, которую он привёз, это то, что нас с Володей обоих, допустили к скачкам. На следующий день, мы ещё раз потренеровались, подготовили коней, сбрую, одежду. И вот он, долгожданный день, когда мы стоим на старте. Кроме нас с Володей, ещё тридцать два всадника, дети чабанов, жителей нашего района и приглашённые гости с соседних районов, в общем, детвора с двенадцати до четырнадцати лет. Такого количества лошадей, под наездниками, я видел первый раз и немного подрастерялся. Но только до команды на старт, и лишь прозвучала эта команда, как тут же вернулось спокойствие.
Вернее перешло от моей четвероногой подруги Казачки, она с самого начала вела себя так, как будто эти скачки, были для неё самым обыденным и ежидневным делом. Постепенно её спокойствие и уверенность передались и мне. Особенно горячились и беспокойно вели себя чистокровки, немного беспокоились молодняк ахалтекинцы и арабы, а остальные стояли у стартовой черты спокойно, или слегка пепременаясь с ноги на ногу. Но как только раздался выстрел, все рванули вперёд.
Казачка, шла в первой групе, пятнадцатой.
Она себя вела так, как будто была на прогулке, даже на мою нагайку необращала внимания, которая вращалась вокруг неё как пропелер. Словно понимая, что эта вещь предназначена не для неё, а для соперников, что и было на самом деле. Несколько раз приближавшийся наездники, пытались дотянуться до моей ноги, чтобы выкинуть из седла, но нагайка с вшитой свенчаткой опускалась на протянутую руку, причиняя нестерпимую боль, а возможно и, ломая кости.
Но таков неписаный закон соревнваний, особенно скачек. Если не хочешь сам, оказаться под капытами мчавшийцся орды, будешь поступать с другими жёстко. Моя девочка, шла ровным аллюром, необращая внимания на остальных лошадей. Своим спокойствием и уверенностью придавая и мне бодрости и задора. После пяти – шести километров, первыми начали сдавать чистокровки, а за ними ахалтекинцы и арабы.
Со старта эти лошади, вырвавшись вперёд, и ушедшии от основной группы почти на километр, начали уставать. Когда прошли десяти километровую отметку, мы начли их доганять. Правильно говорил наш дед, что на таких лошадях, хорошо скакать на короткие дестанции и перед девками рисоваться, а на дальняк нужно брать полукровок. Но виноваты были не столько лошади, сколько их наездники.
Они просто загнали их, бедные животные были просто в мыльной пене. А моя девочка, и ещё несколь голов рядом со мной, попрежнему шли легко, непринуждённо, лишь чуть вспотев. После пятнадцати километровой отметки, было ещё несколько попыток выкинуть меня из седла, но моя верная подруга, казачья нагайка, была всегда на страже и отражала любые поползновения. А после того, как мой друг, Володя, который на своей лошади шёл рядом, показал любителям экстрима, свой пистолет, меня оставили в покое, и больше ко мне близко никто не приближался. Лишь после двадцати километровой отметки, моя умненькая девочка, чуть прибавила ход, поравнявшись с лидерами. Господи, только в старинных фильмах я видел скачки, но ни когда, даже же во сне, не мечтал, что сам, когда нибудь буду их участником. Наконец, до финиша осталось не больше километра, и Казачка, моя дорогая девочка, выдала, сделала такой рывок, что я от неожиданности чуть невылетел из седла. Глаза сами собой закрылись, открыть их было просто невозможно, от встречного ветра, даже рисницы загнулись во внутрь и побежали слёзы. Рядом, чуть сзади, слышался топот ещё двух лошадей. Я встал на стременах, что б облегчить девочке бег, низко нагнув голову, приоткрыл немного глаза. За мной, метрах в десяти, шёл мой друг Володя на своём жеребце, третьим, шёл молодой паренёк бурят, сын чабана из соседнего района. Под ним, был полукровный жеребец, вороной масти, полу англичанин, полу монгол. Далее, растянулись так же ребята из нашего райна. И вот последняя стометровка, и моя гривастая подружка уже летела стрелой, впечатление было такое, что её ноги земли не касаются. Моей заслуги, в этих скачках небыло, всё сделала Казачка, единственное, что я сделал, это облегчил ей финиш. И вот он финиш, моя лошадь, моя доргая Казачка, пришла первой. Вторым, пришёл Володя, на своём жеребце, а третьем, пришёл совсем неожидано для всех, на своём мустанге, Сергей, сын нашего старшего табунщика дяди Вани. Как он позже нам обяснил, что не расчитывал занять призовое место, просто решил испытать своего мустанга, и всё же он пришёл третьим, хотя его даже в первой десятке небыло. Да! Не конь у него был, а сказка, не хуже моей красавицы, но если только чуть- чуть. Сергей шёл пятнадцатым, а когда до финиша оставалось метров сто, он дал коню полную волю. Четвёртым пришёл, Эдик Бадмаев. Четыре призовых места, четверо стоим мы на подиуме, четыре приза. За первое место, я получил кавалериский карабин, который тут же забрал дядя Саша, Володя за второе место, получил казачью шашку, третье место кинжал, Серёга был ему очень рад. Четвёртое место, кожанное драгунское седло, мечта каждого, не только мальчишки, и за пятое, баран как утешительный приз. Это были мои первые скачки, и, первый приз. Самое больное и обидное в этих скачках, было то, что на маршруте пали две лошади, безмоглые детишки загнали их на смерть. На другое утро, дядя Саша отозвал меня в сторону и спросил;
-Что хочешь за приз? любое желание выполню.
На сегодня и завтра у вас выходной, а отару попасут Лёшка с толиком. Я, почесал в затылке, подумал;
-А можно мы, вдвоём, хоть на несколько дней съездим в горы, к Серёге, в племенной табун.
-Хорошо, только дедовского уазика не будет, так что придётся добираться на попутках или верхами.
Дядя взял уздечку и направился к Малышу;
-Ровно на неделю, и не дня более.
- Я от радости, чуть не прыгал, вскочив на своего Могола, с места голопом полетел к Володе сообщить радостную весть. Мой любимчик Тарпанушка, был на столько рад, что мы снова вместе, что три километра пролетел в считаные минуты. А когда я подъехал к Володе и соскочил с него, он попрежнему от меня не отставал. Прыгал вокруг меня, дурачился, пытаясь цапнуть зубами за руку или за мягкое место, на котором сидят. И пока я расказывал Володе о подарке дяди, Могол успел с десяток синяков оставить, но я на него необижался, меня и самого переполняла радость. В этот день мы сами пасли наши отары, а братьям предоставили выходной. Могол, от меня неотходил не на шаг, за день так достал, что я уже незнал, где можно от него укрыться, или как от него отделаться. Слава Богу, что овцы в этот день паслись спокойно. Когда вечером пригнали отару домой, то оказалось что наших лошадей призёров, забрал дед Бадма, на базу, в отделение, где он был полновластным хозяинм. Там ждали их прекрасный отдых, сбалансированое питание, массаж и тщтельный уход. А нас ждали, поездка в горы к нашему новому другу Сергею, настоящим мустангам. Рано утром, к нам на отару приехал автолавка, после нас машина должна ехать на отделение и водитель пообещал нас Володей подкинуть до гаража. Ну, а из гаража мы, попуткой, добрались до подъёма на альпийские луга. Дальше, почти десять километров по крутому склону, идти пешком. Наконец, к семи вечера, мы добрались до базы. Нас встретили только собаки, да пара чистокровных кобыл, с новорождёнными жеребятами, стояли в открытых денниках. Собаки подбежали к нам, обнюхали с ног до головы, почувствовав, знакомый уже запах, отбежали в сторону, глядя на нас просящими глазми. Мы прошли под навес, к столу, раскрыв свои рюкзаки, достали то, что осталось у нас от пищи, и отнесли собакам, в тазик, для их кормления. Пока угощение неположили в кормушку, собаки с места не двинулись. А как только Володя, отошёл от их тазика, собаки тут же бросились поглащать угощение. Мы нашли кумыс и налив в трёх литровый глиняный кувшин, уселись за стол наслаждаться напитком. К девяти часам вечера подъехал дядя Ваня, привязав коня, на длинную верёвку насыпал в кормушку овса, и только после этого подошёл к нам. Поздоровался за руку, справился о здоровье родственников, попросил помочь приготовить ужин. Пока мы готовили дрова, а мясо дядя Ваня, он всё о нас выспросил, где учимся, чем занимаемся в свободное от работы. Мы рассказали ему всё как на исповеди.
-Ну, ребята, если вы так лошадей любите, значит, и знать о них надо больше.
Мы согласились с ним. У нас с Серёгой, хорошая библиотека по лошадям есть, так что увас есть неделя, чтоб свои знания пополнить.
Так у нас с Володей, началась умственная муштра. Те знания, которые мы получили за эту неделю, у меня до сих пор в памяти остались. Кроме знаний, которые мы получили из той литератуы, дядя Ваня с Сергеем и их лошади продемонстрировали такое, что у меня и сейчас, сердце замирает. И вот сейчас, когда мне уже стукнуло шестьдесят, я, закрыв глаза, вижу их показателные выступления. Как бы мне хотелось, повторить все номера, те номера, которые показывали лошади дяди Вани. Но, одного желания мало, нужны знания тренинга, а у нас, его почти нет.
· Одно дело читать книги, другое дело, когда работаешь годами с опытным педагогом и тренером. А у нас, учителей, кроме деда Бадмы и дяди Вани, некого небыло, да и то только ограниченное время, и притом только летом. А остальное время, свои знания пополняли из книг. В первый вечер нашего прибытия, свои знания показывала, Ласточка. Довольно интересная кобыла, полукровка, англобудёновской породы. Начала своё выступление Ласточка с того, что походила перед нами на задних ногах, и, притом она всё это делала без наездника, мы с Володей и дядя Ваня сидели на скамейке, а Серёга привёл кобылу. Ласточка, была одной из двух кобыл, которые стояли после выжеребьёвки, на базе в денниках. Как только Серёга подвёл кобылу к нашей скамейке, обвязал уздечку вокруг шеи, достал из кармана несколько кусочков сахара и отдал ей, которым она тут же с аппититом сахрустела. Скушав, снова потянулась к нему, но Серёга слегка щёлкнув её по носу, сказал;
· -Хватит Ласточка, свечка девочка, свечка.
· Кобыла, сердито фыркнув и покрутив недовольно головой, встала легко на задние ноги. Всхрапнула довольно, ну что мол, хороша я. Все мы ей дружно захлопали, она опустилась на все четыре ноги, но тут же встала опять на задние ноги, несколько раз повернулась вокруг себя и опять опустилась на четыре ноги, глаза её смеялись, довольно всхрапнув, подошла к Сергею и уцепилась зубами, за карман с сахаром. Серёга, отдал ей три кусочка сахара, но, съев их, опять уцепилась за карман. Серёга, ещё раз дал ей сахар и достал большой пряник, такие пряники называют тульскими или печатными, а вот среагировать на её движение неуспел. Пряник вместе с кистью руки, оказался у неё во рту. Ласточка не укусила, но и не отпускала, до тех пор, пока неотдал ей пряник, который мгновенно съела, и попросила ещё. Сергей, оттолкнув её морду, разложил на скамейке четыре бумажки разных цветов. Красный, зелёный, синий, жёлтый, предложив ей выбирать.
-Ласточка, подай зелёный.
Кобыла ткнулсь носом в зелёную карточку и призрительно фыркнула, мол, сам возьми, и, потянулась за угощением. Но, мой друг, опять оттолкнув её, сказал;
-подай,
и мы видели, как она скрепя сердцем, аккуратно, взяла в зубы зелёный квадрат и подала Сергею, он с благодарностью потрепал её по шее. Встав со скамейки, он достал из под стола тазик и насыпал ей пару килограмм, ржаных пряников, которые она тут же принялась уплетать. Сергей повернулся к нам;
-Видили, братаны, как она работает, но, не все такие талантливые и усердные, большинство всё понимают, но очень ленивые и внаглую косят, и, нехотят работать. А этих двух, я отдельно держу, они у меня самые талантливые, будут делать всё что угодно, лишь бы неработать на манеже. Мы с ними нетолько цырковые номера делаем, цветные карты разбираем, но и счёт знаем, пока до пяти, да и азбуку начали изучать, вроде неплохо получается. Жаль, что время нет, ими заниматься, так время от времени занимаемся с ними, а лошадей, толковых можно подобрать много.
· За время нашего отдыха, он несколько раз вечерами показывал, всякие номера, Ласточка, да и вторая кобыла, и жеребец Серёги, выделывали такие номера, что даже в цырке никогда невидел. Они вставали на дыбы, то есть на задние ноги, совершая по три, четыре прыжка на двух ногах, опускались на четыре ноги, совершая прыжки вверх, отталкиваясь от земли сразу четырьмя ногами, козля по манежу. Володя, спросил, почему они их не продадут в цирк или сами с ними не выступают. Дядя Ваня, закурил, встал, взял со стола яблоки подошёл к лошадям отдал им лакомство, потрепал по холке, не снимая руки с шеи Ласточки, повернулся к нам.
-Ребята подойдите сюда, мы подошли, он положил руку мне на плечо, обними сынок её покрепче и скажи что чувствуешь.
Я сделал шаг к Ласточке, она повернула ко мне голову, обнюхала мою голову, лицо, руки, ноги, одобрительно фыркнула и стала тереться своей мордой, о моё плечо.
-Смотри ты, она его приняла, ай да Ласточка, ну Боряня,
- сказал дядя Ваня,
- возьми со стала, яблоки и угости девочку.
Я отошёл от кобылы, взял со стола три яблока и повернулся, что бы подойти к лошадям, но Ласточка была уже рядом. Эта умница, прекрасно поняла о чём речь, и не стала дожидаться пока ей принесут, и сама поспешила за угощением, стояла, глядя мне в лицо, нетерперливо похрапывая, словно говоря;
-что ты тянешь, тебе же сказали, отдай угощение, так не тяни, отдай.
И тут же протянутое яблоко, исчезло в её рту, которым она тутже аппетитно захрустела. Я решил проверить её понятливось.
-Хватит, Ластуська,
-сказал,
-надо и Белочке дать, она тоже хочет вкусненького, угощения.
Ласточка, Сразу закрутила головой, сердито завыркала, показывая языком и губами что яблоки нужно отдать ей. Повернув голову в сторону Белки, призрительно фыркнула, обойдется, мол, и без яблок. Я стоял поражёный её умом и интелектом. Эта девочка быстро раскусила меня, увидев, что я к ней не равнодушен, смотрю на её выступления раскрыв рот, стала вить из меня верёвки, как говорят в народе. Узнавала меня по шагам, призывно и жалобно ржала. Но как только видела, что я направляюсь к денникам, ложилась на пол, и начинала жалобно стонать. А как только я, открыв двери денника, входил, тут - же вскакивала и оттиснив меня круппом от прохода, выходила наружу, предваритетельно пропустив вперёд своего жерёбенка. Вот так, эта хитрюга, обманывала меня. И пусть попробует, кто нибудь сказать, что эта четвероногая красавица, по разуму уступает человеку. Дня через два, после того как мы познакомились поближе, она достала меня ночью, словно хотела испытать на привязанность и дружбу. До двенадцати ночи, мы сидели у костра, травили байки – страшилки, потом, выпив кумыса, легли спать. Но пока сидели, раз двадцать подходил к денникам с угощением. Эта вредина, после того как я с ней пообщался днём, на представлении, нехотела меня отпускать. Вот этой ночью, она меня и достала. Перед тем как лечь спать, мы подошли к лошадям, Сергей накормил своего жеребца, а мы с Володей накормили Ласточку и Белочку.
Но, непрошло и полчаса, как Ласточка начала ржать, я поднялся и подошёл к деннику, эта тёмно гнедая красавица, спать видно нехотела, а общаться с Белочкой и жеребцом ей видно не хотелось. Вот поэтому, она решила позвать меня. А как только я подошёл к денникам, начала просить лакомство. Взяв ведро, зачерпнул немного овса и насыпал им поровну. Как только, Ласточка, доела свою порцию, начала вновь тихо ржать. Но, почувствовав, что к ним, ни кто не собирается подходить, начала молотить задними ногами в дверь. Пришлось по новой вставать. На этот раз приготвил им блюдо вроде нашего винегрета. Зачерпнул полведра овса, нарезал яблок, положил пряников, овощей, получилось целое ведро. Вот такого лакомства, всем троим, досталось по ведру, да ещё, по навильнику сена дал. И слава Богу они успокоились, и дали нам спокойно доспать до утра. Но утром получил нагоняй по полной программе, от нашего друга Сергея. Как только утром встали, Сергей отозвал меня в сторону и тихо сказал;
-Боря, вы через несколько дней, уедете домой, в степь, а лошади останутся. Нам, ведь некогда будет с ними возиться, нам работать надо. Не надо им психику гробить, она у них нежная, тонкая. Сейчас, вы их балуете, они привыкнут, к тому, что их прихоти, выполняются по первому требованию, они к вам привяжутся, полюбят, а как уедете, представьте, как они себя будут чувствовать.
Я пообещал, что больше баловать их, не буду. После короткого завтрака, мы приступили к нашим занятиям с лошадьми по математике. Начали с простых действий до трёх, потом перешли к действиям до пяти. Но, нашу идилию, прервал приезд дяди Вани, отца Сергея. Он примчался на своём жеребце, чем - то, взволнованый и что- то, сказав Сергею, зашёл в вагончик, наш друг следом за ним. Через, несколько минут, Сергей вышел с рюкзаком. Быстро сложив в него продукты, коробку патронов, что - то ещё, крепко затянул узел. Оседлав своего мустанга, приторочил рюкзак и бурку к седлу. Зашёл в вагончик, вышел с каробином и телогрейкой, которую, вместе с альпийской верёвкой так – же, приторочил к передней луке седла. Попращавшись с нами за руку, сказал, что батя, всё объяснит сам, вскочил на своего мустанга и лёгким намётом направился к дальним пастбищам. Через полчаса, вышел дядя Ваня. Усевшись под навесом, с литровой кружкой кумыса, позвал нас. Мы с Володей подошли, сели напротив, дядя Ваня немного помолчал и тихо сказал;
-Ребята, вы необижайтесь, что с Серёгой разлучил, но у нас произошло Ч. П. Наш табунщик Николай, с элитног косяка, два дня назад, бросил лошадей на произвол судьбы и уехал к сестре на день рожденье. Эта сволочь, даже ни кого не предупредил. И пока его небыло, у нас угнали десяток лучших лошадей. Володя, ко мне на центральную базу, приезжал твой отец, я ему всё объяснил и он не против, что бы вы помогли в поиске лошадей, дяде твоему, Боря, он тоже сообщит, думаю, что он тоже будет не против, вашей помощи. Так что ребята, давайте, заправляйтесь, как следует, седлайте коней и поедем следом за Сергеем, ему, возможно, потребуется скоро наша помощь. Быстро заправились, тем, что было под рукой, наполнили рюкзаки продуктами, боекомплектом, взяли карабины, верёвки, охотничьи ножи. Оседлали коней, мне достался жеребец по кличке Каурый, а Володе тёмногнедой жеребчик по кличке Вихрь. Приторочили рюкзаки, верёвки, оружие к сёдлам и покинув базу, тронулись в путь. в переди на своём жеребце, ехал наш гостеприимный хозяин, дядя Ваня.
К вечеру, мы добрались до подножья альпийских лугов, где паслись косяки, лучших лошадей нашего конезавода. На пастбище мы не заехали, а расположились на небольшой полянке, в лесу. Пока я рассёдлывал лошадей, отведя в сторонку, привязал их на верёвки для пастьбы, дядя Ваня и Володя, развели костёр и приготовили ужин. А после того, как покушали, дядя Ваня прочитал нам небольшую лекцию о лошадях, точнее, о их интелекте, уме и вообще о таких способностях, которые ум человеческий принять не может. Он, уже больше тридцати лет, работает, самостоятельно с лошадьми. А до этого обучал его дед, после отец. И оба они прививали в нём не только любовь к лошади, но помогали понять, их умственные и интелектуальные способности. Здесь, у костра, дядя Ваня проверил наши карабины, объяснил, что стрелять будем в крйнем случае, что бы не повредить лошадей. А без боя, эти конокрады не сдадутся, в лучшем случае их ждёт смерть, в худшем, до конца жизни они будут прикованы к кровати. Выпив чая, мы улеглись спать. Как только, начало чуть сереть, я развёл костёр и приготовил завтрак, Володя оседлал лошадей. Дядя Ваня проверил тропу, и вернулся как раз во время, мы уже приступили к завтраку. После завтрака, сели на своих коней и напрвились на перерез угнанным лошадям.
ПОСЛЕСЛОВИЕ.
Сотни тысяч, а может миллионов лет существует человеческая цивилизация, и всё время рядом с человеком были его верные четвероногие друзья и помощники, лошади. Во все века, люди любили и холили своих верных друзей и помощников, а те отвечали им взаимностью и преданностью. В мирное время они, пахали землю, на охоте загоняли дичь, учавствовали в спортивных соревнованиях и играх, возили влюблённых на свидания, пасли скот. Учавствовали во всех войнах и спасая жизнь хозяина и друга, подставляли свою грудь под стрелы, копья, мечи и пули. Но нетолько этим помогали наши верные друзья. Во всём нашем быту, они были ближайшими помощниками и теоретически и практически они были членами семьи каждого коневладельца. Лишь немногие люди на земле знали и использовали умственные способности лошадей. В этой книге я насколько мог, рассказал читателям, о их смышлёности, уме привязанности, верности и дружбе. А какими лечебными свойствами они обладают. С детства у меня была стенокардия, т. е. Ешемическая болезнь сердца, и после работы на комсомольско-молодёжных стройках, приобрел годам к сорокапяти, остеохондроз, хронический бронхит, гастрит, несколько микроинфарктов и два обширных инфаркта. И только благодаря моим друзьям, лошадям, я избавился от них. От последствий инфарктов, после того как начал заниматься с лошадьми, на сердце неосталось и рубцов. Я очень любил, своих гривастых и хвостастых друзей, и они мне отвечали тем же, даже ценой собственной жизни. Как - то меня прихвотил радикулит, зароботанный на стройках века, иногда так скрючивало, что и импорные уколы не помогали. Боль была такая, что самому на себя хотелось руки наложить. Сдерживало только то, что мои лошади, если я уйду из жизни, пойдут на продажу, если не на мясо комбинат, поэтому я жил и терпел. В один из дней, когда началось обострение, я вспомнил, как моя бабушка возила меня на курорт Аршан, где лечение подобных заболеваний лечили и с помощью лошадей. Мой друг и напарник карачаевец, Акболат привёз для совместной работы, одной из них была, Ласточка, её я и попросил привести. Мои сыновья Николай и Володя, вынесли меня на руках и посадили на Ласточку, которую держала под узцы моя жена. Потихоньку, кобылу вывели за ворота, и повели за посёлок, сыновья поддерживали меня по бокам, чтоб я не свалился с кобылы. О! Насколько это было ужасное чувство, сидеть в таком положении на лошади, страдая от страшной боли и, рискуя каждую секунду, свалиться с лошади. После того как повод перекинули на шею и подали мне, Ласточка прибавила ход. Поначалу мне стало хуже, а когда кобыла перешла на рысь, я чуть не потерял сознание, но через минуту, боль вдруг отпустила, я и не заметил, как перешёл на галоп, так продолжалось более часа, домой я вернулся совершенно здоровым. Подъехав к дому, я легко соскочил с коня, сам, на радость вышедшим встречать меня, жене и детям. «Папик, как ты себя чувствуешь» спросила жена, ей неверелось, что я так быстро вылечился, раньше на это уходили недели. «Прекрасно, как новорождённый, спасибо Ласточке «я продемонстрировал им свою гибкость. Верите или нет, боли нет, и ничто не мешает, всё, больше ни каких уколов, да здравствуют ЛОШАДИ. С тех пор я забыл, что такое радикулит, и почти не слезал с лошадей. Каждое утро, за исключением нескольких дней, ездил верхом, без седла. Каждый год, занимаюсь лечением подобных заболеваний. Сотни и сотни людей с подобными заболеваниями прошли через мои руки. Но верхавая езда, необходима и людям с сидячим образом работы, бухгалтерам, компьютерщикам и другим. Когда человек, ведёт в основном сидячий образ жизни, его внутренние органы сердце, печень, почки, селезёнка, желудок отрафируются. Поэтому, им просто неоходимы занятия верховой ездой. Для сердечников, людей с нарушениями нервной системы и психики, так же жизнено необходима верховая езда, желательно шагом. Биополе лошади очень мощное, намного мощнее, чем у человека, и когда больной человек, садитсяна лошадь, её биополе поглащает биополе человека, а так как лошади практически всегда здоровы, и неожиданно обнаруженые болячки, начинает лечить своим биополем. Очень немного людей на земле, которые конкретно занимались умственными и психолгическими способностями лошаадей. Самый первый кто разобрался в способнастях лошадей. Был великий завоеватель Александр Македонский, его верный Буцефал, был не только боевым конём и делил с ним все тяжести походной и боевой жизни, но так же был членом верховной палаты сената. Этот, великий стратег, очень хорошо разбирался в умственных и интелектуальных способностях лошадей и по-своему их использовал. Он прекрасно понял, что лошади прекрасно понимают любой человеческий язык, и то, что лошади хорошие телепаты. Много раз он замечал, что стоило Александру подумать о чём то, Буцефал тут же выполнял желание хозяина , но так, как считал нужным сам, и любимый его друг, не разу не подвёл. А когда в мирное время, Буцефал был членом веховной полатты сената, не разу, непозволил хозяину принять решение сената, которое шло бы во вред самому Александру. Прожил великий Буцефал шестьдесят лет. Кроме великого полководца, изучнием умственных способностей лошадей, занимались и немецкие учёные Карл Кралль, Вильгельм фон Остен, доктор Шёнер, выдающийся русский биолог-генетик Николай Константинович Кольцов и другие великие учёные. Годами эти учёные занимались с лошадьми, начиная с начальной математики, где проходили складывание, вычитание, умножение и деление, простых чисел, и заканчивая высшей математикой, где лошади делали вычисления, и даже извлекали корни третьей и даже четвёртой степени из шести значных чисел. В изучении граматики, лошади не только неотстают от человека, но и превосходят его, и не только в одном каком то языке, а проходили прекрасно граматику двух, трёх языков доплнительно. Особенно отличились лошади вывезеные из России, орловский рысак по кличке Умный Ганс, два арабских жеребца Магомет, Цариф и другие. Выше указаные немецкие учёные, нетолько сами, занимались опытами с лошадьми, Но все опвтв проводились целых групп учёных и комисий от государственых университетов. Во многих опытах учавствовал и русский учёный генетик –биолог Николай Константинович Кольцов. Он, побывав в Германии, и учавствуя в опытах доктора Кралля в Эльберфельде писал; «Лошади мыслят, понимают слова человека, разумно отвечают на них, производят самые сложные математические вычесления, а в изучении языков и граматики намного превосходят человека. Среди написанных блюд выбирают свои любимые, точно угадывали парфюмерные запахи, а орловсккий рысак, Умный Гансик, за десятьсекун, сумел извлечь из числа 456976 корень четвёртой степени. Но ведь, при одной мысли об этом все мы испытываем чувство самого решительного протеста против подобного заключения. Однако, разбираясь глубже в сущности этого протеста, мы, пожалуй, придём к тому выводу, что этот протест чисто инстективный, мне лично думается, что самое трудное поверить тому, что лошадь может сложить 2 и 5. Если признать за нею способность обучиться простому сложению, то всё остальное уже менее странно. Были и другие лошади у немецких учёных даже маленький пони по кличке Гансик. Жаль что после этих знаменитых учёных, никто больше не занимался изучением умственных и интелектуальных способностей этих прекрасных животных. Мне часто привозили и привозят детей, совсем маленьких и возрастом от двенадцати до шестнадцати лет, больных, с заболеваниями опороно двигательного центра. У всех их без исключения, через несколько, недель или месяцев наступало улучшение. Особенно, хочу отметить, что самые лучшие результаты наступают тогда, когда начинают лечение в раннем возрасте. Ко мне привозили детей больных Д. Ц. П. Двух летнего возраста, это были просто куски мяса, без всякой реакции, но после десятка занятий, эти дети узнавали не только меня, но и своих лошадок. Для лечения подобных детей, я содержу специально лошадок с мощным биополем, спокойных, добонравных, и не пугливых. Это мои прекрасные помощники Вишенка, Ласточка, и другие. Они по своему характеру, няньки, им нравиться возиться с детьми, для них они просто дети, и не важно здоровые они или больные. Лечение всегда проходит бесплатно, только достаточно обеспеченым людям разрешалось оставлять небольшую сумму, которая так же шла для наших детей, в детскую конноспортивную школу. Остальное, мы пытаемся наверстать конными прогулками. Вы представте себе, когда в первый раз на лошадь садится бесформенное и беспомощное существо, перед инструктором, а два инструктора, один ведёт лошадь, а второй контролирует ситуацию с больным ребёнком, и обязательно присутствие родителей или медицинской сестры. Занятия по времени, начинаются с пятнадцати минут, и в зависимости от самочувствия больного, до тридцати минут и более. И разве неудевительно, что после третьего, четвёртого, иногда пятого дня лечения, больные дети, до этого сидевшие безучастно, вдруг закатывает истерику, вцепляется в гриву лошади, он нехочет покидать свою энергетическую маму, которая его лечит и любит. Да разве это не чудо. Да и кобыла так же против того, что б ребёнка у неё забирали, она начинает угрожающе храпеть, и рыть землю ногой, прося, что бы ребёнка оставили в покое, рядом с ней. Вот и приходится катать таких детей до тех пор, пока они
не устанут или им не надоест. И разве это не настоящее счастье, когда больные дети, после нескольких занятий начинают узнавать своих лошадок, среди остальных лошадей, тянут к ним руки, улыбаются. Да и лошадки, всегда узнают, своих, поциентов, начинают ласково похрюкивать, фыркать копать ногой землю, или переминаться с ноги на ногу. Ещё один случай расскажу из своей практики, для примера. Как- то раз, в начале августа, вместе с группой туристов, к нам приехал молодой мужчина, лет сорка пяти с больным ребёнком, лет пятнадцати, шестнадцати, да ещё и на коляске. Им обяснили, что маршрут сложный, с подъемами и спусками, проходит по очень крутому берегу горного озера, но отец стоял на своём. Он просил, что бы его сына отправили вместе с остальной группой. Можете его, последним поставить, только сзади посадите инструкора помощнее. На ребёнка было жако смотреть, в глазах его стояли слёзы, он немог полноценно разговаривать, но он прекрасно понял, что его из- за болезни нехотят пускать на маршрут вместе сгруппой. Уступая ему, я согласился отправить на маршрут вместе со всей группой. Плюс был один, что больной ребёнок в группе, будет считать равным всем, нравственно и физически.
А минуса было два, у ребёнка не работали ноги и руки плохо слушались, второй минус, он почти не разговаривал. Мой напарник Акболат был против их присутствия в групе, поэтому я сам пошёл пешком. Мы пропустили всю группу, оставили сзади только его отца и его друга. Я шёл сбоку, возле ноги ребёнка конролируя его посадку. Поездка, судя по его мимике, ему очень нравилась, он улыбался, оглядываясь назад, на отца, почти всё время отпускал переднею луку седла, поглаживая гриву своей лошадки. Всю дорогу, заставлял его крепче держаться за седло, но как только я отвлекался, обходя очередной колючий куст держидерева, ребёнок тут же брался за своё, бросал седло и гладил лошадь. Он даже на имя своё стал реагировать на середине пути, как только я громко говорил; «Валера», он тут же хватался за седло. Когда мы прошли три четверти пути, мне пришлось обходить большой колючий куст, неуспел отпустить ногу Валеры и сделать три шага, как он нагнулся к шее лошади и сполз в кусты. Инструктор, который сидел позади ребёнка, даже неуспел среагировать, так быстро всё произошло. Он только на секунду приподнял руки, чтоб совершить маневр, для того, что б объехать куст, как его подопечный нырнул под повод, наклоняясь к гриве лошади, пытаясь обнять её за шею, неудержался и непросто шлёпнулся, а сполз плано. Я бросился к нему, пытаясь перехватить во время падения, и услышал первые его чёткие слова;
-Ничего сибе чебурахнулся, славная лошадка.
У меня челюсть отвисла, от неожиданости. Я подскочил к нему, Валера уже стоял на своих ногах, придерживаясь за куст. Пошатываясь, попытался сделать первый шаг в сторону лошади, и сделал,
Потом второй, третий, отец его подскочил к нему, обнял и заплакал, приговаривая;
-Я знал, знал, что эта поездка нужна тебе, что она пойдет на пользу.
А я стоял как столб, поражённый случившимся, и повторял; -
Он же заговорил, заговорил же он, как это случилось.
А, лошадка Валеры, Ласточка, стояла, спокойно поглядывая на нас, красивые, чёрные глаза её улыбались и блистели влагой. Отец, отпустив Валеру, подошёл к лошади обнял её передние ноги и припал лицом;
-Спасибо, родная моя, большое спасибо, что сына вылечила.
Боже мой, да ради этого одного исцеления, можно и нужно жить, переносить морзы, дожди,снега, не спать ночами, лишь бы видеть счастливые лица больных детей, их родителей и знать что ты можешь приносить хоть какую то пользу людям. Не всё в жизни можно измерить деньгами. Счастье и радость, которую доставляют выздоравливающие дети и взрослые, счастливые лица родителей, чьи дети выздоровили, обрели здоровье, дороже этого момента ничего нет. Если б была возможность постоянно этим заниматься, для этого нужна земля, для школы и для подсобного хозяйства, что б можно было поставить несколько кемпенгов, где могли бы жить те, кто приезжает личиться, не тратя огромные деньги на гостинницы. Людей желающих лечиться гиппотерапией, т.е. верховой ездой ещё немало и нужно им помочь, пока есть ещё возможность, но скоро и её небудет. Обидно, за двадцать лет работы я так и не смог получить землю, не под крестьянское хозяйство, не под подсобное, а люди всё едут, им непонятно почему свёртываем так необходимую для больных людей работу. Но у меня уже здоровье даёт сбой, да и продолжать наше дело некому, дети мои работавшие со мной с начала девяностых, уже разочаровались в нашем деле, земли нет, дденег нет, одна высокая идея, но одной идеей сыт, не будешь, у них обеих жёны и дети, которых кормить надо. В наше время всегда прав и сыт только тот, у кого деньги, а без денег не только землю не купишь, но и не прокормишься, да и квартиру не приватезируешь. У нас на следующий год уже есть клиенты, с заболеваниями опорно-двигательного центра, летом буду их ждать. Две зимы подряд, в 1998, 1999 годах, были для меня не столько беспокойными в отношении пастьбы, сколько в отношении элементов лечения. Между нашими населёнными пунктами в долине Сукко, и городом курортом Анапой есть село Су- Псех, так вот из этого населённого пункта приехали два старичка с жёнами, да ещё с двумя молочными флягами. Как они мне объяснили, что оба болеют псориазом и им необходимо купаться в конской моче, так порекомендовали им врачи, больше им ничего непомагало. Я знал, что конская моча помагает при заболеваниях желудочно-кишечного тракта и других заболеваниях внутренних органов. Но сподобной болезнью я встретился впервые. У меня был хронический гастрит, в довольно запущеной форме икаждую весну и осень мучился при обострениях, Как только начал применять конскую мочу, я избавился от боли. А у дедов была сильная пегментация кожи, белые пятна по всему телу и довольно яркие. Я спросил его;
-Почему они необращаются к врачам,
-Да обращались, толку, ни какого, один из них и посоветовал попробовать такой вариант, народной медецины.
У одного из них ещё и жена болела подобной болезнью. Я предупредил его, что придётся всю ночь бегать от лошади к лошади, старики согласились. Объяснив им, как лошади готовяться к освобождению мочи, и технику безопасности, повёл их в конюшню. Набрать дедкам, нужно было четыре сорока литровых фляги, с трецати шести голов, часа за четыре. С восьми вечера и до двенадцати ночи, они с трудом набрали две фляги. Не буду вдаваться в подробности, как им бедным пришлось бегать от лошади к лошади, через всю конюшню, с ведром, а это сорок метров длинны, оставляю домыслить это занятие читателю, насколько у кого хватит фантазии. Я им посоветовал еще, и попить, они согласились. Так продолжалось с ноября до января. Два раза в неделю старички купались, пили, это народно лошадинное средство. И вот результат, к новому году, у наших Дедков, почти пропали пигментные пятна. Да и выглядели наши старички уже бодрыми и помолодевшими. Лошади, у которых моча используется для лечения, должны пастись на экологически чистых пастбищах. Они сами по себе питаются целебными травами, а не целебных трав не бывает, и желудок лошади, переваривает лишь процентов на шестьдесят, а остальные сорок процентов и плюс семена, просто-напросто запаривались на желудочном соке. И человеку, остаётся лишь принимать готовое зелье и выздоравливать. Но наши верные друзья лошади, это ещё и очень разумные, ревнивые и очень ранимые, разборчивые существа, с очень тонкой психикой. Для них, не существует серого цвета, только белый и чёрный, Если они любят то любят, если ненавидят, то ненавидят, для них есть друг и есть враг, компромисов для них несуществует. Если кто - то хочет, побольше, узнать о них, должен не только читаь о лошадях, но и суметь с ними подружиться. А кто хочет узнать об остальных, моих четвероногих друзьях, пишите мне, жду.
СЕРИЯ «ДРУЗЬЯ МОИ – ЛОШАДИ»
КНИГА ВТОРАЯ
ПОГОНЯ.
Как только, мы собрали, свои рюкзаки, с трёхсуточным запасом продуктов, взяв карабины и полный боекомплект, выехали на поиск угнанных лошадей. Пока мы заправлялись,
комплектовали рюкзаки, дежурный конюх по базе, подседлал нам жеребчиков. Мне достался, жербец по кличке Каурый, а Володе, тёмногнедой Вихрь. Приторочив, рюкзаки, верёвки, оружие к седлу, мы покинули базу, тронулись в путь. Впереди, на своём жеребце, ехал наш гостеприимный хозяин, дядя Ваня. Перед тем, как выехали с базы, дядя Ваня нас проинструктировал, как себя вести в дороге и при встрече с конокрадами. Стрелять, нужно прицельно, что б не повредить лошадей. К вечеру мы добрались до подножья гор, с альпийскими лугами. Вернее, к началу тропы, ведущей к альпийским лугам, где паслись косяки племенных лошадей, нашего конезавода. И, откуда, была угнана элита этих косяков, лучшие производители. На нижние пастбища, мы не пошли, а остановились на небольшой полянке. Разбили лагерь, и, пока я рассёдлывал лошадей, и отводил их в сторону, на пастбище, дядя Ваня и Володя приготовили ужин. Привязав на верёвку наших лошадей, подошёл к друзьям. После ужина, дядя Ваня, прочитал нам небольшую лекцию. Разговор, был об умственных и интеллектуальных способностях, лошадей и вообще о таких способностях, которые ум человеческий понять не может. Он был потомственным коневодом. Впервые с конем, маленький Ваня, познакомился, в восемь месяцев. Как только он сделал, первые шаги, отец посадил его на своего коня. Конь, принял его, обнюхав, ласково потрепал его за уши, и мальчику, это понравилось. С тех пор, любимые слова, у Вани, было лошадка, и Гром, имя папиного жеребца. Когда, ему было пять лет, дед, впервые взял его с собой, на дальные выпаса. Здесь, он впервые, близко познакомился с лошадьми. Не с теми, что были дома, а с настоящими, свободными мустангами, выращенными, хоть и под присмотром людей, но без их активного участия. С тех пор, он уже более тридцати лет, работает, самостоятельно. А до этого, вначале дед, а затем отец, передовали ему не только любовь к лошадям, но и свои опыт и знания. А после окончания школы, с золотой медалью, Темерязевская академия. После неё, он уже самостоятельно работал, в Боргойском совхозе, начиная младшего конюха и ветврача, и в данное время руководителем всего племенного конехозяйства. Здесь же у костра, дядя Ваня тщательно проверил наши карабины. Объяснив, как надо поступать при встрече с конокрадами, и, что стрелять будем только в крайнем случае, что бы неповредить лошадей. А, без боя они вероятно не сдадутся. В лучшем случае их ждёт смерть, в худшем, до конца жизни, будут прикованы к постели и они ни когда не смогут сесть на лошадей, а это для таких людей, хуже смерти. Допив чай, мы улеглись спать. Утром, как только начало сереть, я развёл костёр и приготовил завтрак. Володя, оседлал лошадей, а дядя Ваня, внимательно осмотрел тропу. Вернулся он, как раз во время, мы уже приступили к завтраку. Как только подзаправились, приторочили рюкзаки к сёдлам, сели на своих лошадей, и направились по ущелью на перерез, конокрадам. Не раз мы с братом Лёшкой, мотались, по разным горам и ущельям, но в такое ущелье попали впервые. Наши лошади, еле передвигались по крупным булыжникам, вверх по ущелью. Ох, если б, здесь были степные лошади, врядли они сделали хоть пару шагов, если вообще бы их заставили идти. Но наши верные лошадки, как горные козлики, по камешкам, медленно, но уверено, карабкались вверх, по крутому склону. А, вот нам, в сёдлах, приходилось не сладко. Во время их прыжков, по этим, будь они неладны, булыжникам, болтались в сёдлах, как мусор в проруби. То, оказывались на крупе, то на шеях своих лошадей. Наконец, к обеду, вышли на довольно большую поляну. И опять, я разводил костёр и готовил обед, Володя, занимался лошадьми, а, дядя Ваня, отпустил своего коня, на пастбище, пешком ушёл в горы, на разведку. Через полчаса, обед, у меня был готов. К возвращению дяди Вани, Володя даже успел вздремнуть. Наконец, вернулся дядя Ваня, кратко рассказал нам о проделанной работе.
-Обрадовать, вас ребята нечем, пока их подлецов, выловим, немало времени прйдёт. Не один день, они готовились, все пути, дороги изучили, всё предусмотрели, до мельчайших подробностей, сукины дети. Одного неучли, что от наших коней, ни кто неуходил, да и о том, что в вашем лице помощь будет, то же ни кто не рассчитывал. Теперь, легче будет искать. После того как пообедали, полчасика отдохнули, и вновь на коней. На этот раз, дорога была уже легче, двигались не по ущелью, а, по горной тропе. Наши кони, от радости, что закончились прыганья по камешкам, бежали с удвоенной скоростью. Несколько раз, натыкались на старые стоянки конокрадов. По их виду, можно было определить, что эти товарищи, почти месяц, околачивались, вокруг пастбища, выжидая удобного момента, что бы угнать наших лошадей. В начале, попадались сломанные ветки и помятая трава, довольно засохшая, но как только, стали приближаться к пастбищу, появились и более свежие следы. Наконец, дядя Ваня поднял свою руку, мы придержали своих лошадей, а он соскочил со своего жеребчика, привязал к сосенке, стал осторожно осматривать небольшую полянку, в молодом сосняке. Минут через пять, подошёл к нам. Вот эта их последняя стоянка, здесь они ждали момента, когда можно будет увести лошадей. Замаскировали стоянку, конечно хорошо, но нас то не проведёшь. Конокрадов, было четверо, лошади их, кованы горными подковами, так что ловить их придётся трудненько. Ни я, ни Володя, таких подков воочию невидели. Спросили у дяди Вани, как они выглядят? Он просто поднял переднюю ногу у своей лошади, подкова действительно была необычна. Она, закрывала полностью ступню лошади, лишь только маленькая дырочка, была по центру, для винтиляции стрелки. А по краям подковы, было пять острых шипов, похожих на альпенисткие, только толще и длиннее. С такими шипами, они могли лазать по любым скалам. А на моём и Володином жеребчиках, были обыкновенные подковы. Так что, нам с Володей, было неугнаться за ними. Надежда была, только на опытность и находчивость дяди Вани. А, наши лошади, словно чувствуя наше возбуждение, с места рванули так резво, что мы с Володей, от неожиданности, чуть из сёдел не вылетили. Наконец, поднялись к самому пастбищу. Наш начальник, и ведущий, дядя Ваня, пустил своего скакуна в намёт, мы не стали сдерживать своих жеребцов, рванули следом за ним. На полном аллюре, мы подлетели к вышедшим нас встречать конюхам, и дядя Ваня, на ходу, соскочив с жеребца, передал повод подбежавшему пареньку. Мы так же, лихо спрыгнули со своих лошадей, подошли к группе, с которой разговаривал дядя Ваня. Как только мы подошли, дядя Ваня нас представил. Высокий, крепко сложенный мужчина, пожал нам руки, и улыбнувшись спросил:
- стрелять умеете? Бойцы.
Мы подтвердили.
-Ладно, пойдём, чайку горячего выпьем. Ребята, возьмите у парней лошадей, и накормите овсом.
Сказал он своим помощникам.
– ЕС, начальник, двое парней, взяли наших лошадей, и повели к коновязи. Третий взял вёдра, и направился к фуражной. Передав, своих лошадей, мы поднялись в дом следом за дядей Ваней и Григорием, человеком который нас встретил первым, и спроил, умеем ли мы стрелять. Пока, мы пили крепкий, с овечьим молоком, чай, дядя Ваня расспрашивал Григория о предпринятых мерах.
- Где этот, балбес? Проморгавший коней. Опять домой сбежал?
Да, нет, Серёга твой помешал. Николай и вправду собрался домой, только собрал свои вещи, а тут Серега.
-Седлай, говорит, своего коня, поедем конокрадов догонять. Тот послал его подальше. Ну, Серёга, его прикладом и приложил, прямо с седла, да не слабо. Вон, зуб его воляется. Если ты козёл безрогий, сбежишь, найду всё равно пристрелю. Так что пришлось и Николаю ехать с Сергеем. –Да, неважный помощник, у нас будет. Дядя Ваня потёр подбородок, тяжко вздохнул. Пока отдыхали, мы и наши лошади, подъехали четверо охотников, бурят, и шестеро казаков, вооружённых карабинами. Поставив коней у коновязи, зашли в дом и после того как поздоровались, присоеденились к нам.
-Вот это, помощники, обрадовался дядя Ваня. Тепрь мы их в любом случае, достанем, чугреев. Дядя Саша, старший из вновь приехавшей, группы, бурят охотник, сказал: -Ты Ваня неволнуйся, здесь и половины людей нет. Мы всех, кто может держать ружьё, поставили на ноги. Больше пятидести человек обложили, все тропы и перевалы. Так что им, ни как не проскользнуть, ни в Китай, ни в Монголию. Всё равно возьмём их рано или поздно.
- Лучше раньше, что б лошадей не повредили, сказал дядя Ваня. Мы с Володей вышли покурить на улицу, при взрослых да ещё посторонних, курить, мы себе ни когда не позволяли. Минут через десять, вышли и остальные. И сразу направились к своим лошадям. Неуспели мы привести своих лошадей, в порядок, как подъехал ещё один участник, охоты на конокрадов. Он оказался посланцем группы следопытов, которые шли по следам банды угоншиков лошадей. Хоть, мы и стяли в сторонке, стараясь не путаться у взрослых под ногами, всё же, услышали, о чём шёл разговор, у наших новых друзей.
- Ваня, они направляются к монгольской границе, постараются там сбыть коней, сказал вновь прибывший. Наши, обложили все выходы к границе, пограничников тоже предупредили и наших, и монгольских. Монголы, сами на них охоту организовали, они их тоже замучили своими выходками. Не один десяток лошадей и них увели. И к нам и в Китай. Раньше, я думал что граница, как говориться закрыта на замок, и полностью не проходима. А получается, что отдельные элементы нашего общества в Монголию и Китай гуляют, как к себе домой. В дальнейшем, мне не раз придётся, с этим сталкиваться. И самому ходить в гости к монгольским и китайским друзьям, да и провозить под двойным дном телеги, подарки друзьям. Естественно привозя подарки и погранцам. Дядя Ваня, попросил всех зарядить карабины, и в дороге быть осторожными и очень внимательными, что бы самим не попасть в засаду. Наполнив магазины патронами, по одному загнав в ствол, и поставив карабины на предохранители, сев на лошадей, тронулись в путь. К вечеру добрались, до первого перевала. На этот раз, ужином занялись старшие товарищи наши. Володя и Степан управлялись с лошадьми, а меня и ещё троих, отпарвили пешими проверить тропу через перевал.
ПЕРВАЯ ЗАСАДА.
Как и предполагал дядя Ваня, засаду они всё таки на перевале нам устроили. Хорошо, что карабины были с собой, да и впереди шли опытные охотники. Если бы мы, пошли с Володей вдвоём, точно, на пули бы нарвались. Слава нашим охотникам, они каким то, зверинным чутьём, почувствовали засаду. Как только мы вышли к самому, перевалу, охотник Петро, который шёл впереди, поднял руку и остановил нас. Мы молча подошли к нему.
- Ребята, смотрите по следам, здесь на перевале, к ним присоеденились, ещё четверо. У лошадей новеньких подковы другие. Да – а, весёлая компания получается. Теперь точно, они без боя не сдадутся. Снимите карабины с предохранителей и смотрите в оба глаза, лучше в четыре. Бориска, ты едёшь последним, я согласился. Для меня, они были непререкаемые авторитеты. Осторожно, по таёжному, перекатываясь с пятки на носок, ступая след в след, мы двинулись вперёд. Вдруг, идущий впереди, Петро, упал на землю, мы за ним. Когда мы подползли, к нему. Он приложил палец к губам, и тихо прошептал:
-Тихо ребята, засада. Они думали, мы к ним строем, на лошадях, как слепые катята придём. Придурки, оставили в засаде, безмозглых дуболомов, курят так, что здесь чувствуется. В тайге, особенно здесь на высокогорье, запах табачный, распростроняется на километры. Поэтому запаху можно определить, что в засаде курящие, да к тому же, неопытные люди, и не охотники. Значит, стреляют так же, как и маскируются. Попробуем их без стрельбы взять, живьём. Сделаем, так ребята, передвигаемся, по-пластунски, тихо, как мыши. Только подойдём поближе, на сколько возможно, и определим, сколько там человек. А за тем решим, как их брать. Желательно не стрелять, выстрел слышен на десятки километров. Нельзя, спугнуть, тех, что ушли вперёд, иначе они затаятся. Уже, достаточно стемнело, но мы всё равно, продвигались, медленно, стараясь, что бы под нами, ни одна ветка, ни хруснула. А, вот противники наши, в сумерках нас не ждали, за что и поплатились. Как только, мы подобрались, в поле достигаемсти противника, Петро нас остановил.
- Всё ребята, дальше будем действовать так. Вы остаётесь здесь, я постараюсь подобраться как можно ближе, выясню, как там дела обстоят. Сколько там человек, и как ихможно снять без шума. С нашего места, видно было, два огонька от сигорет, но кроме курящих, могли быть ещё и некурящие. И что бы нам не попасть в просак, Петро ушёл на разведку. С собой он взял, аркан, наган, о котром мы не подозревали, три ножа и несколько мотков сыромятной кожи. Вернулся через час, может чуть больше, с довольной физиономией. Уходил по пластунски, а вернулся, во весь рост. Мы его спросили, когда пойдём брать конокрадов. Да их и брать, ненадо, я их тёпленьких, повязал. Они нас не ждали до рассвета, я к ним подкрался, послушал их детский лепет. Потом подождал, пока один из них, отойдёт отлить. Пока он стоял, ко мне спиной, я метнул нож, который попал ему рукояткой в затылок. Так, что тот мявкнуть неуспел. Я его связал, потом, подполз к их костру, а второй уже дрыхнет, ну я и его успокоил, и тоже связал. Теперь, можем возвращаться.
-Ну а как же связанные, мы их что, на себе потащим.
Я даже вспотел, Представив, как мы тащим двух здоровых мужиков, на себе.
-Да нет, ребята, я их привязал к дереву, до утра подождут, а утром, подъедем и заберём их.
-Да их же звери, сожрут, до утра, хоть они и были противниками, но всё они были, люди. Да и подключились, к конокрадам, только здесь в горах. Мы быстро подошли к нашей стоянке. Наши друзья, ещё не спали. Петро доложил, дяде Ване результаты разведки.
-Хорошо мужики, слава БОГУ, на двоих, меньше стало. Из оставшихся, восьмерых, шестерых точно знаю, это волки битые, они без боя не здадутся. Так что ребята, готовьтесь к стрельбе. Этих, зверей живыми выпускать нельзя. Если даже лошадей заберём, живыми и здоровыми, будем преследовать до тех, пор пока, ни одного из них живым не останется. Милиция, нам только спасибо скажет. По рации, я связался уже с нашей милицией, нам посоветовали, в живых не оставлять, ни кого. Всех их здесь, в тайге, оставить, до одного. Что бы уголовного дела, не возбуждать, ни по стрельбе, ни по краже. Нет приступников, нет приступления, нет проблем, и уголовного дела нет.
–Они же, всё же, люди. После таких слов, услышанных от дяди Вани, меня словно водой холодной облили.
-Эх Бориска, знал бы ты, сколько они людям горя принесли, начиная от драк и поножовчины, до угона крупнорогатого скота, овец и лошадей. В нашем, и соседних райнах, нет ни одного человека или хозяйства что б от них не постродали.
-Да неужели, они такие неуловимые? Что их с поличным, нельзя было взять.
- Нет, мой мальчик, их ловили, садили, только кто в этих делах учавствовал, потом исчезали кто бесследно, кто, на своих машинах разбился, в горах, у кого тормоза отказали, кто по пьянке погиб. Люди, боятся с ними связываться, все кроме вашего дяди. Когда Саня, то есть, ваш дядя, начал работать, в совхозе чабаном, они незная его столкнулись с ним в магазине. Саня получил зарплату, зашёл в магазин за продуктами. Неуспел мешки продуктами наполнить, как эта компания втроём, подвалили к нему, предложили поделиться деньгами. Раньше они не откого отпора не получали. Поэтому и сейчас, будучи в нетрезвом состоянии, они не ждали для себя неприятностей. Естественно, Саня послал их подальше. Жора их заводила, и вытащил выкидной нож, решил пугнуть. Ну и пугнул, неуспел и рта открыть, как его же нож, у него в заднице, и оказался. И остальных отделал так, что месяц, в больнице пришлось отлёживаться. Хорошо, что свидетелей было в магазине много, все были на стороне Александра, и уголовное дело закрыли. Следующий раз, одного из них, проучила ваша тётя. Так же, после получения зарплаты, она зашла в магазин, за продуктами. В очереди стояло человек двадцать пять покупателей. В нашем совхозе благодаря директору, к каждой зарплате, был завоз дефицытных продуктов и товаров во все магазины совхоза. Вот и на этот раз, к зарплате был завоз продуктов, и людей в магазине было много. О времени выдачи зарплаты, знала и компания Жорика. Не получавшая отпора, компания, ни когда не работавшая а жившая как и все паразиты, за счёт других, в это время просто наслаждалась жизнью. На этот раз из их компании пришёл, один человек лет тридцати пяти, по имени Витек. Он себе выбрал жертвой, чабана женщину бурятку, Цыдержапову, она жила одна с спятью детьми, муж погиб, на охоте, сорвавшись со скалы. Трое детей, учились зимой в интернате, а летом все пятером, работали с матерью, на отаре. Двое учились в институтах, дочь в медицинском, а самый старший сын, как и их отец, на зоотехника. Жорики, как в совхозе звали компанию местных, головорезов, прекрасно знали, кто, сколько зарабатывает и сколько получает, и кто более беззащитен. Но как по иронии судьбы, за этой женщиной, стояла твоя Гутя, твоя крёстная. И когда Витёк, начал требовать от бедной женщины что бы она на свои деньги, купила их компании несколько бутылок водки и закуску. Женщина отказалась, сказав, что у неё большая семья, и лишних денег, для алкашей и бездельников нет. Люди в очереди, а в ней находились в основном женщины и дети, начали возмущаться. Витёк, предложил всем заткнуться, если не хотят что бы их нашли с проломленным черепом. Гутя попросила его извениться, и уйти, по-хорошему. А ты, кто такая, чья будешь?
-Мальцева Сашку, знаешь, или ещё не приходилось встречаться. Знаю этого козла, он моему братку, шкуру попортил. Придёт, время и с ним разберёмся. Смотри, как он бы и тебе шкуру непопортил. Но Витек, опять переключился на бедную женщину. Ты что, коза не поняла, кто меня послал, если ты сейчас, не покупаешь шкуры овечьи считать, будешь, а не овец. Он сзади схватил, женщину за волосы, и хотел её тряхнуть, что побольше испугать. Как назло ни мужиков, ни милиции, в это время рядом небыло. И как только Витёк, схватил женщину за волосы, твоя крёстная взяла с прилавка большой нож, которым продавщица только что резала колбасу. Одной рукой, за плечо развернула его к себе, другой полоснула ножом по лицу. Кровь с него прыснула, как с поросёнка. Дико заорав, закрыв лицо руками, выскочил из магазина и бросился на утёк. Вот такие это стервецы. А ты их Боря, жалеешь, людьми называешь. Если мы их в лесу, здесь оставим вместе с их Жориком, всё общество освободим от этой мрази. Да, недумал я, что судьба мне такой экстровагантный случай подкинет. Выпив на ночь чайку, мы улеглись спать. Утром, только начало сереть, нас подняли, быстро, но плотно позавтракали и оседлав лошадей двинулись в путь. Минут через двадцать подъехали к тому месту где был привязаны, два конокрада. Оба были живы, хоть и еле ворочили языками, непонятно толи от холода, толи от страха. Они ведь прекрасно знали, что их ждёт, если попадуться. Когда уводишь лошадей в миоллионы долларов каждый, вышка стопроцентно, будет, если милиция возьмёт, а если мы возьмём, тоже вышка, только умирать придётся долго и больно. Петро слез со своего жеребца, отвязал от дерева, обеих и поставил на колени, перед
нашей группой, дядя Ваня слез с коня передал повод, охотнику буряту, которого все звали Серегой, вытащив большой охтничий нож, направился к связанной парочке. Ну что, джигиты, долго погуляли, пора ответ делжать. Стоило ли жить как шакалы, несколко дней, что бы умереть молодым и красивым. Оба конокрада, молчали. У парня, лет двадцати пяти, по щекам катились слёзы. Второй его товарищ, чуть по старше, молча стоял на коленях, и ждал своей участи. Они прекрасно, знали, что пощады не будет. Дядя Ваня, обошёл вокруг связанной парочки и встал перед ними.
-Что-то, ребята, я вас раньше не видел, давно вы разбоем занимаетесь?
-Нет, первый раз, раньше на стройке, работали. Я плотник, а Стёпа, каменьщик, довольно хороший. Мы Жорику, в карты проеграли, очень большую сумму, пытались отыграться на желание и опять проеграли. Вот Жора и сказал, что карточный долг священный, и его надо отрабатывать. У нас просто небыло другого выхода.
-Глупости, выход всегда есть, не на необитаемом острове живёте. Вокруг вас люди.
– Ладно, не травите душу, кончайте быстрей.
- Жора сказал, что вас ждёт, если попадётесь.
- Да, в лучшем случае, пристрелете, если нет, конями разорвёте, или деревьями, или на кол посадите.
– Вы готовы, принять, мученическую смерть, за Жорика.
-Ребята, лучше пристрелите, только что б долго не мучились.
– Что вы стараетесь, так быстро умереть?
-А, у нас что, выход другой есть?
-Есть, если вы говорите, правду.
-На что нам врать, перед смертью, кончайте уж.
Дядя Ваня, вытащил огромный охотничий нож, и зашёл им заспину. Молодой парень, опустил голову, прошептал:
-нехочу умирать, как всё глупо.
–Стёпа, если мы вас, живыми оставим, что будете делать?
-То, что вы скажите то и зделаем, у нас выхода, всё равно нет.
-Хорошо, если вы до этого ни где, незапачкались, оставим жить. Но для этого, вы должны, ребята сказать, куда ведут лошадей, кто, кроме Жоры учавствует, и через какой перевал пойдут. И если, знаете, кто покупатель?
-Ваня, до конца жизни, должниками твоими будем.
-В оставшейся, Жориной, банде, лишь мой младший брат Лёня, первый раз пошёл из-за воровской роматики. Жора ему мозги запудрил. Остальным терять нечего. Дядя Ваня развязал, им ремни, и велел седлать коней. Они на радостях, всё сделали так быстро, что мы и по сигорете выкурить неуспели. Как только, все сели на коней, легкой рысью, на сколько позволяла местность, тронулись в догонку, конокрадам. Теперь мы уже точно знали, сколько опасных человек, в банде, куда и каким путём поведут, лошадей, и где их встречать. Теперь нужно было, найти на место, для устойчивой связи по рации, и все сообщения передать пограничникам, группам которые ждут конокрадов на выходе. Наши лошади, чувствуя наше возбуждение, всё быстрее и быстрее увеличивали, ход.
- Ваня, -Степан уже настолько осмелел, что сам начал разговор, - Они, ещё одну засаду, решили устроить, у вороньего гнезда. Жора планировал зделать вторую засаду, если мы вас не сможем задержать, или вы сами нас раскусите и обойдёте стороной.
- А, что такое воронье гнездо? я в этих местах был впервые и совсем не знал, ни одного названия, местных достопремечательностей.
- Это самый крутой, и почти непроходимый проход, на этом перевале. А над ним, нависает скала, вершина похожа на гнездо птици. Если они там устроят засаду, нам их не взять, скорее они нас, как катяут слепых, перещёлкают, нам укрыться негде будет. Мы у них, как на открытой лодони будем. Хорошо хоть этих бедолаг, живыми взяли, и они предупредили, что ёщё одна засада будет. А то, неизвестно чем бы закончилось, наше приследование. Мы все ехали молча, после таких объяснений, разговаривать не кому нехотелось. Каждый, думал о том, что нас ждёт. Часа через два, он вдруг развеселился. Ну, ребятишки, есть у нас одно маленькое приемущество, если эти два товарища, сыграют на нашей стороне. Всю дорогу, он, что-то мурлыкал себе поднос, явно что-то обдумывая. Наконец, дана команда привал. Быстро отвели лошадей, привязали попастись и отдохнуть. Здесь же их расседлали. Пока двое охотников, готовили обед, дядя Ваня, отозвал в сторонку охотников и двух человек, которых захватил Петро. Я, сидел в сторонке, и слушал краем уха, то, что долетало от разговора, дяди Вани и охотников. План у дяди Вани, был прост. Он, сразу же предложил, Степану и второму пленнику Виктору, предти первыми к засаде и рассказать что мы, испугавшись их засады, повернули влево и пошли в обход, по дальнему перевалу. Что им даже стрелять не пришлось и мы здесь не появимся. Говорить надо так, что бы было правдоподоно. За ними следом пойдут, Петро и ещё три человека. Как только, они успокоятся и ослабят бдительность, их поможете взять. Желательно живыми и без стрельбы, что бы они не успели предупредить основную группу. Сделаете всё как надо, забудем о вашем участие, в банде, и домой вернётесь героями. Поможем, вам отмазать вашего брата, если он уже по уши не увяз в крови. Степан с Виктором с радостью согласились. Мало того, что прощают им соучастие в банде, доверяют ответственное задание, которое кроме них, выпонить ни кто не сможет, да и карточный долг платить не надо. Ребята с интузиазмом взялись за подготовку. Через полчаса, все были готовы к новому мероприятию. Первыми, в нашей колонне, встали Степан и Виктор, метров через десять, четверо охотников во главе с Петром. Через двадцать метров ещё один хотник, вместо нашего арьеграда. Который должен был, в случае, каких либо осложнений предупредить основную группу. Построив свой отряд, подбным образом, дядя Ваня, взяв с собой одного охотника, бурята, исчез. Самым настоящим образом. Только что был тут, отдавал приказания, и вот его уже нет. А мы, продолжали путь, указанный нам дядей Ваней. Вначале, мы с Володей, загорелись энтузиазмом, поучавствовать в столь интересном и опасном мероприятии. Но, быстро уже убедились, что самое интересное и опасное, проходит мимо нас. Главными действующими лицами были дядя Ваня, Петро и охотники, а нас просто берегли. К вечеру, добрались до перевала. Костёр, разводиь нам не разрешили, что б не выдать своего присутствия, пришлось обходиться тушонкой и консервами. Перед тем, как устроиться отдыхать, нас попарно распределили на дежурство. На этот раз, нас с Володей разъеденили. Я, дежурить свои два часа, должен был с Маратом, охотником осетином, а Володя, с Тимошей, тоже охотником лет сорока. Дед, Марата, приехал в Забайкалье ещё до революции. Он был хорошим охотником, честным и справедливым, и охотничье братство, сразу приняло его, под своё крыло. Отец Марата, Олег, да и сам Марат, тоже были охотниками. Все члены их семьи, всегда были готовы прийти на помощь, в трудную минуту, своим соседям и товарищам. Деда, тоже Марата, я знал, он часто приезжал летом к нам на пастбище, да и зимой, иногда заглядывал к нам, на зимник. И это несмотря на то, что ему было более ста лет. Первыми несли дежурство, Тимофей и Володя, следующими должны были нести, мы с Маратом. Когда все успокоились, начали шёпотом переговариваться, несмотря на сложный маршрут и сильную усталость, спать ни кто не хотел. Скорее не высокогорный прохладный воздух, а чувство близкой опасности, и переживание за своих товарищей, ушедших в перёд, не давало нам закрыть глаза. Но к утру всё же все уснули, да так крепко, что неслышали, как подошёл дядя Ваня и остальные, вперёд ушедшие наши товарищи. Проснулись оттого, что пахло дымом и вкусным запахом разогретой тушонки. Когда я открыл глаза, невдалике жарко пылал костёр, а в ведре булькало что- то вкусное. Возле костра, на сваленном сухостое, сидел дядя Ваня, трое охотников и Петро, нехватало ещё двоих, но как объяснил нам потом дядя Ваня, они ушли по следам банды, разведать дорогу.
ЗАСАДА на ВРОНЬЕМ ГНЕЗДЕ
Под сосной, напротив костра, сидели связанными два человека. Первым был, парнишка, лет восемнадцати, девятнадцати, вторым мужчина лет сорока, может чуть больше. Из-за того, что он был небрит, нельзя было точно определить его возраст. Но шрам, пересекавший его лицо, от левой брови через нос и до подбородка, мне напомнил рассказ дяди Вани, о встречи моей крёстной с одним из жориков, в совхозном магазине. После того как все позавтракали, дядя Ваня рассказал о ночном приключении. Как он и предполагал, не слыша выстрелов с первой засады, на вороньем гнезде, нас ни кто не ждал и на второй засаде. Когда наши охотники подошли к ним вплотную, на зтой засаде готовили ужин. Не раз спиртное губило людей, находящихся на острие лезвия ножа, игравших в прятки со смертью. Так и здесь, подвело товарищей жорика, оствшихся в засаде, на вороньем гнезде. Не слыша выстрелов с первой засады, решили, что беспокоиться нечего, и во время ужина хватили лишку. А когда к ним подъехали Степан с товарищем, объяснили что мы, обнаружив, их засаду, в бой вступать не стали, а развернулись и пошли в обход через дальний перевал. И добавили, что по следу идут, одни неопытные пацаны, с которыми управиться труда большого не составит. Обрадованные конокрады, раслабились добавив спиртного, сами, и Стёпе с Виктором пропустить по маленькой. Что бы не вызывать подозрений, ребята согласились с удовольствием. Среди четверых человек ждавших нас, на перевале, в засаде, был младший брат Степана, Костя. Но он так уже перебрал, что лежал как труп, невменяем. Из оставшихся троих бандитов самым опасным и опытным, был человек со шрамом, Витёк. Но и они были уже настолько пьяны, что непоняли, что произошло. Когда Степан с Виктором вырубили их прикладами по голове. Как только, Стёпа, управился с первым, Витьком, сразу же связал и брата на всякий случай. Закончив вязать бандитов, Степан подал сигнал, подъехали остальные участники ночной вылазки. Дядя Ваня тоже был уже рядом. Подойдя к связанным бандитам, дядя Ваня присвиснул, ну нечего себе, удача, сам Витек и сёма здесь. Вот такого подарка я от судьбы не ожидал. За Сёмой, я уже не первый год охочусь, не один раз, он взламывал мой дом и погреба. Да и у Серьгея, деньги забирал, со своей братвой, когда его в магазин за продуктами, с базы отправляли. Не считая, Витька и Жорика, это два самых опасных подонка, и не только в нашем районе. Ладно, ребята, забирайте всех коней, грузите вот этих два тела, да привяжите покрепче, что б дорогой неупали они нам живые нужны. Ну всё, готовы, езжайте быстрее до лагеря, а с этими двумя мы с Петром, потолкуем о жизни. Потолковали видно серьёзно на одежде дяди Вани и Петра виднелись капельки крови. Нас с Володей, разбирало любопытство, как умерли оставшихся два бандита, но спросить об этом мы так и неришились. Уже намного позже, через несколько лет, когда мы встретились с Володей в Улан-Удэ, он рассказал мне, что трупы тех двоих, нашли, вернее скелеты, или что от них осталось, посаженых на кольях. Стоило ли, вести такой паразетический образ жизни, что бы закончить свой жизненный путь, такой мучительной смертью, на колу. А пока, мы молча наблюдали за нашими товарищами, выполняя всё, что следовало нам делать, во время погони. Смотрели за лошадьми, готовили пищу нашим старшим товарищам, и постигали знания следопыта. Да эта погоня, за конокрадами многому нас научила. И как находить пищу в тайге, как разводить бездымный костёр, и как готовить пищу на костре и как её различать, съедобную, от несъедобной. Как выжить в экстремальных условиях. Как только позавтракали, дядя Ваня и Петро, подняли за шиворот Витька и увели с собой. О чём они с ним разговаривали, мы не слышали, вернулись они без него. Сразу же направились ко второму узнику, брату Степана, Косте. Петро шёл к нему, вытирая о тряпку кровь, с широкого и длинного, охотничьего, ножа:
- Ну что, щенок, воровской романтике захотелось, мы предоставим тебе это удовольствие. Это тебе не бабулек старых обирать, и детишек малолетних, попробуй теперь по взрослому, с нами, здоровыми взрослыми мужиками, хорошо вооружёнными поговорить на равных.
Костя сидел белый как мел, переводя испуганный взгляд, со Степана, на нож Петра. Стёпа был молодцом, он и бровью не повел, ни одним движением мышц лица не показал, что волнуется за брата. Когда Петро поднял зашиворот пленника и повернул в сторону куда увели Витька, стёпа сухо сказал:
- собаке и смерть собачья.
Костя, взглянув на брата, глухо произнёс:
- брат, ты что?
голос его прервался, толи от волнения, толи от страха.
- Ладно, ведите, дядя Ваня взял в руки аркан демонстративно проверил петлю, сказал:
- извини пацан, стрелять нельзя, что б твоих друзей не спугнуть. А их всех, ждёт конец один, из тайги они живыми не выйдут. Мы то поняли, что это розыгрыш, и этого пацана, просто хотят проучить, что б на всю жизнь запомнил, что такое хорошо, и что такое плохо. Но Костя, этого не знал, он просто понял, что в воровской романтике есть и очень неприятные моменты. И один из них уже наступил. Вдруг поднялся старый охотник, бурят, и остановил Петра рукой:
- стой, Петра, он же не барашка, что б ему как поганый Витка, голову резать, может он много греха, не делал. Дайте ему слово, он говорит, мы слушать, потом решим что делать, будем резать или он кровью искупит свою вину.
Пленник, с благодарностью взглянул на старого бурята и упал на колени. Толи, от пережитого волнения ноги его не держали, толи, настолько сильно было его раскаянье. Старый бурят сидел, невозмутимо покуривая, какую то араматную травку, в своей маленькой трубке и в его чистых как у младенца глазах, нельзя было ничего прочесть. Петро лезвием ножа, за подбородок, приподнял голову Кости, сурово глядя ему в глаза, спросил:
- ну что, сучёныш, наигрался в урку, или дальше будешь играть, ты не ребёнок, взрослый мужик, тебе работать надо и в армии служить, а не с пером за голинищем бегать, стариков и женщин грабить. Если и отпустим, не дай бог, вернуться к старому, найду, лично сам шкуру сдеру, как с овцы.
- Я всё понял, ребята, вину искуплю, кровью клянусь.
Дядя Ваня, неспеша, подошёл к нему, и развязал руки, а ноги он уже сам распутал.
- Пока закрепим за твоим братом, он будет твечать за тебя, если согласится. Брат твой, Степан со своим другом, по глупости вляпались, их силой заставили, в этом мероприятии учавствовать, и они наше доверие оправдали. А, ты сам к бандитам пришёл, воровской романтике тебе захотелось, так что, с тобой другой разговор будет.
- Брат, я не подведу, поручись за меня, ты же знаешь, я не в чём серьёзном не замешан. Костя с тоской смотрел, на брата.
- Посмотрим, - зделав паузу, сказал Степан,- пока седлай коня, но если вздумаешь подлянку сделать, своими руками кончу, вы и так у нас время много отбрали.
Дивно было смотреть, как изменились Степан и Виктор, после этой операции. Что значит, доверие, и освобождение от зависимости бандитов. Наконец, все наши кони были осёдланы, упакованы и мы тронулись в путь. От Кости мы узнали, что к ним присоеденились два брата, охотника и браконьера. Если взять всех браконьеров, в тайге на реках и озёрах, всех кто работал на Жорика, то их наберётся более тридцати человек. Через Жору, шёл браконьерский соболь, и другие шкуры ценных и просто шкур, а так же, красная и чёрная икра, омуль и другие ценные породы рыб. Если кто то, захотел сшить себе или жене шапку, муфту, или шубку, шли к Жоре, за не большой переплат он устраивал ваши дела. Разница оседала у него в кормане. Так же было и с рыбой и икрой, особенно во время поста. Если были празднинки или дни рождения, и требовалась хорошая рыба, опять шли к Жоре. У него всегда было всё о чём бы его не попросили. Как и где он доставал ни кого это не интересовало. А у милиции нехвотало людей и доказательств, что бы раз и навсегда, избавиться Жорика и его компании. Поэтому, он обнаглев, ни кого не боялся, но на этот раз, угнав коней, связался с государством и со всем обществом и пощады ни Жоре, ни кому из его компании уже небыло. Просто все незаметят, что жорики исчезли из их жизни, просто их не когда небыло, их просто не существовало. До самого вечера, мы не делали привалов, с одной стороны, мы из-за этих засад потеряли много время, с другой стороны, покончили с тремя опасными преступниками, и завладели информацией, о количестве, и пути следования конокрадов. С бандитами всё же легче было справиться, они хоть без боя не сдались бы, но стреляли, не так метко как браконьеры. Эти (друзья), особенно два брата были очень опасны. Они белку, со ста метров, из берданки дробинкой в глаз били, что б не повредить шкурку. Но встреча с ними была впереди, а с нами были ассы охоты, которые стреляли не хуже. До вечера приключений, не было дорога была монотонна. Перед самым вечером, дядя Ваня подозвал к себе двух охотников, Марата и деда бурята, о чём-то с ними перемолвились, и те, отъехав в сторонку, занялись приготовлением к охоте. Мы все думали, что палочка, которую возил с собой бурят охотник, служит для того, что бы на неё опираться при хотьбе. А оказалось что это лук для охоты. Дед взял свою палку, вынул из кармана бечовку, которая оказалась тетевой, быстро согнув через колено лук, натянул тетеву. Развязав мешок, достал однустрелу, и направил своего коня в сторону от тропы, за ним последовал и Марат. Наконец дана команда, привал. Боже, как нас вымотала эта дорога, если раньше делали привал на обед, то в этот раз обедать пришлось на ходу, консервами. И пятая точка, болела от постоянного сидения. Хорошо, что нам достались казачьи, сёдла, если бы были драгунские, да без овечьих шкур, после такого пробега, врядли мы смогли бы сидеть вечром. Пока мы рассёдлывал и коней, и отводили их на пастбище, ужин был готов. Сегодня, нас свежим мясом обеспечили Марат и дед. Как только мы поужинали, нас сразу же отправили спать, ссылаясь на то, что утром рано вставать. А мы были и не против. Как только наши головы коснулись, сёдел, мгновенно уснули. Проснулись, довольно рано, вставать не хотелось, болели мышцы на ногах, спине, и пятая точка опоры, на которой сидят. Но и слабость свою, показывать перед взрослыми нехотелось. Поэтому, сперва Володя, потом и я, вылезли из под бурок, и мелкой рысцой направились пасущимся лошадям. Проверили всех лошадей чтобы незапутались и вдоволь поели, день предстоял трудный, и наверное опять без привала. Отчего страдали не только мы, но и наши лошадки. После проверки лошадей, отвязали их и поочереди сводили к роднику на водопой. Пока мы управлялись, Петро и дед приготовили завтрак, на этот раз на завтрак, были приготовлены птицы. Такого ароматногои вкусного блюда, есть раньше не приходилось. Птицу выпотрашивали, убирали большие перья и начиняли всякими снодобьями. В начинку входили, черемша, дикий чеснок, листья лимонника, багульника, перец и ещё что-то. Самое интересное, что всё для завтрака, наши охотники добыли, без единого выстрела. После того как все позавтракали, была дана команда седлать лошадей. Было видно, что даже взрослые приступили к её выполнению, без особого энтузиазма. Но всё же коней оседлали и приторочив перемётные суммы и снаряжение, тронулись в путь. Мы с Володей, допекали деда и Марата, чтобы дали нам пострелять из лука и арбалета. Охотники, бещали нас научить этому искусству, но только после данной экспедиции. И слово своё сдержали, через две недели, после нашей прогулки, он приехали к нам на отару, и нетолько научили стрелять, но и помогли изготовить сие оружие. С которым, мы нерастовались несколько лет. А пока, попросили дорогой не шуметь и поменьше разговаривать и слушать тишину. Вскоре нам самим было не до болтовни. Часа через три, подъехал дядя Ваня, и попросил нас двоих и Марата, выехать вперёд и ехать в метрах пятидесяти в арьеграде. Марата, с нами послал, наверное, потому, что увидел, привязались мы к нему больше чем к остальным. Да и на самом деле, Марат, больше всех проводил с нами время. Рассказывал нам о повадках разных зверей и птиц, показывал, как ставить селки на зайца, которого здесь было очень много, на птиц их тоже было изобилие. Рассказывал, как охотятся на кабана, и медведя, на лис, оленей и лосей, и прочую мелкую дичь. Позже когда мы подросли, он приезжал к нам на зимник, и брал с собой на охоту. Дядя Саша, охоту не любил, он считал позорным стрелять по животным, когда пищи и так вдоволь. И удивительно, его дикие животные не боялись. На летнике под вагончиком, у нас жила дикая рысь, и всегда путешествовала следом за нами. Куда перетаскивали вагончик туда и рысь переходила. А когда мы осенью переберались на зимник и она с нами уходила. Марат, сразу запретил разговативать, мы с Володей, ехали друг за другом, а он в метрах десяти впереди нас. Нам опять, пришлость довольствоваться холодной тушёнкой с хлебом и на ходу, запивали родниковой водой. Ближе к вечеру, Марат остановился и поднял руку, мы поняли, что впереди опасность. Тихим, еле слышным шёпотом, он сказал, что появились свежие следы двух человек, едут впереди нас, на двух лошадях, коваными простыми подковами. Володю, отправил предупредить основную группу, а меня взял с собой. Минут через тридцать потянуло дымком и горевшим мясом. Мы слезли с коней, привязали их в молодом сосняке, что невидно было с тропы. Пешком мы подобрались почти в плотную, к группе из двух человек.
МОЯ ПЕРВАЯ КРОВЬ.
И первая награда.
Они нас не ждали, явно неслыша выстрелов из засад, они решили, что им бояться нечего. Если они и думали нас в лесу встретить, только не сейчас и не в такой обстановке. Подобравшись поближе, несколько минут послушали их болтовню и так же тихо вернулись назад. По их разговору было видно, что ребята уже немного поддали спиртного, и разговаривали довольно громко, не кого не боясь и не таясь. Боря, эти двое тоже с компании Жорика, в рукопашную с ними мы непойдём, нам дана команда живыми не брать, так зделаем. Стрелять будем наверняка, и тихо. Марат подошёл к своему коню и достал два каких то приспособления. Они были выточены из берёзы, как два целиндра, с боковыми дырочками, а сверху были оплетены ещё и берёзовой корой. Я в начале не понялдля чего это нужно, но Марат объяснил, что подобный вещи применяются на охоте, когда нужно подстрелить нескольких животных, не распугав их. Как позже выяснилось, это были глушители. Но выполненные, не из металла, а из крепкого дерева. Одев, глушители на карабины, мы тихо подползли к лагерю своих противников. Мне никогда ещё неприходилось стрелять в человека, и поэтому меня лихорадило и трясло. Страха небыло, просто сердце молотило так, как будто я пробежал стометровку, с полным рюкзаком. Марат, пальцем указал мне на мою цель и приложился щекой к прикладу. Я взял на мушку свою мишень. Как странно, живут люди, едят, пьют, рабоатют, любят и ссорятся. А вот, один выстрел и ничего нет. Эти двое перед нами сидели, бахвалились кто кого круче, кто кого на тот свет отправил, кто больше дел натворил и неведали что расплата уже пришла. Я и незаметил как нажал на курок, почувствовал сильную отдачу в плечо, и всё. Выстрела небыло, лишь только сухой щелчок бойка. Моя мишень удивлённо повернулась, в мою сторону и упала лицом вниз. Меня колотила мелкая дрожь. Тяжёлая рука легла мне на плечо, всё нормально, молодец парень. Если бы ни мы их, то они, точно нас уложили бы. Такие как эти люди пощады незнают. За каждым из них не один труп. В тайге с такими лучше не встречаться. Если бы были они нормальные охотники, с ними были бы собаки, мы без собак на охоту неходим. Да и давно нас нашли бы. Я встал, и молча, закинув карабин на плечо, пошёл назад, а Марат, пошёл к костру, возле которого, ещё несколько минут назад, сидели полупьяные наши противники. Это был мой первый целеноправленый выстрел, из засады в человека, на душе было гадко, пусть даже завалил бандита. В драках всякое бывало, и кастет и нож в ход пускаем, иногда и огнестрельное оружие, чаще всего самопалы. Но там лицом к лицу с противником, в пылу драки не обращаешь внимания, что у тебя в руках. Там в драке кто кого, кто быстрее и подготовленней тот и выигрывает, а слабый погибает. А сегодня пришлось убивать хладнокровно, из засады, это для неустоявшейся психики было черезчур. Подойдя к лошади, я отвязал его от сосны сел в седло и поехал навстречу своей группе. Дядя Ваня, по моему виду понял, что случилось, поэтому сам подошёл ко мне. Ну чего ты, Борюня, всё нормально, в нашей сетуации или мы их, или они нас, других вариантов нет и быть не может. Так что, успокойся сынок.
–Да я, всё прекрасно понимаю, всё равно, на душе противно. Это было моё первое серьёзное, боевое крещение. Друг мой, Вовка слегка завидовал мне, допекая расспросами. Володя, отстань, следующий раз сам пойдёшь, попробуешь, тогда поймёшь. Наконец подъехал Марат, доложил дяде Ване, что уже прибрался, и следов их присутствия даже орёл сверху не обнаружит. Он привёл с собой и двух коней, конокрадов. Дядя Ваня, о чём-то, переговорил с Маратом, взял за повод одного и передал мне:
- держи, Бориска это твой законный трофей, заслужил. Это была кобыла, темно гнедая, почти чёрная, с широким ремнём тёмных волос, от гривы и до хвоста, с высокой и длинной холкой. Когда мы вернулись домой, с этой кобылой, дядя Саша от радости, слов немог подобрать всё ходил вокруг неё и восхищённо цокал языком. А позже, Петро рассказал ему как она мне досталась. Я взял повод из рук дяди Вани и повёл её на пастбище, привязал рядом со своим жеребчиком. Как только я привёл кобылу, мой жеребчик, сразу полез к ней знакомиться, но видно девочка была серьёзная, сразу наваляла жербцу, задними ногами и ещё успев укусить за холку. Он обиделся, отошёл от неё, и стал жаловаться мне показывая головой на строптивую даму. Мы с моим жеребчиком за дорогу так сдружились, что каждое моё появление, доставляло ему удовольствие. Даже когда приходилось на ходу, принимать пищу, я умудрялся подкормить и своего друга. А мой друг Сивка Бурка вещий Каурка, как я его называл, платил мне тем же. Вообщим мы подходили друг, к другу, по всем параметрам. Так мне и пришлось, эту кобылу таскать за собой на привязи весь наш далёкий путь. я её назвал зведой Саян, а она, была непротив. После ужина, дядя Ваня опять собрал, охотников и провёл небольшое совещание. Нас с Володей не трогали, давая побольше поспать. Теперь с появлением пристяжных лошадей, как мы поняли, наша задача была таскать их за собой на привязи, а на привалах заботиться о питании всего поголовья. Больше, нас в разведку не отправляли, ходили только опытные охотники. Я думаю, из за моей, неодекватной реакции, наш бонус упал. На следующее утро, после короткого завтрака, Петро, Марат и ещё два охотника бурята ушли в перёд, мы тронулись лишь только через час. Дорга начала с ужаться и резко подниматься в верх. Очень было неудобно тащить за собой привязанных лошадей. За Володиным жеребцом, шёл то же жеребец, довольно добронравный, а вот моя кобылка, то Каурого, старалась укусить, то идущих сзади лошадей брыкнуть, то за какое нибудь деревце, верёвкой зацепиться. В конце концов, мне пришлось стать в групе последним. Хоршо что дядя Ваня, объявил привал. Сколь нехотелось, мне менять моего друга всё же пришлось. За исключением, аркана, топора и карабина, я оставил на седле моего друга, а сам пересел на кобылу. Она тут же, с гордо поднятой головой, начала показывать своё превосходство. После привала и обеда, вновь сели на своих коней и предложили свой путь. На этот раз, я сел на кобылу, котрая тут же начала звездить, показывая своим поведением, что она лучше всех, и выше всех по своему уровню. А мой верный друг, Каурый, безропотно нёс на себе всё наше хозяйство. Перед вечерним привалом, нас с Володей подозвал к себе, дядя Ваня: - Ну вот что, хлопцы, мы поедем, проверим тропы, а вы со Степаном, и его братом, займётесь заготовкой продуктов и ужином, с вами останется дед, слушать его беспрекословно. Мы с радостью согласились. Наконец выбрали хоршую поляну, с густой сочной травой для лошадей, и закрытой со всех сторон от посторонних глаз. Расседлали своих коней, привязали на верёвках на пастбище и занялись обустройством стоянки. После того, как подготовили место ночлега, дядя Ваня, Петро и остальные охотники, ушли на разведку тропы, а мы в четвером пошли на охоту. Вначале, шли свободно было такое впечатление, что кто то, специально очистил вдоль тропы все поляны от бурелома. Но и о дичи на таких полянах говорить не приходилось. Наконец, мы забрили в такие дебри, что я подумал, здесь и находится преисподня. Интересно, что можно здесь помать. Кроме огромных поваленных деревьев, ни кого не было видно. Ружей мы с собой не брали, так как стрелять всем категорически запретил дядя Ваня. Мальчики разговаривать только шёпотом, ступать с пятки на носок, смотрите, что б не одна ветка не хруснула, под ногами. Пока всем стоять, дед, вытащил из кармана, аккуратно свёрнутые петли и пошёл расставлять их, по торцам поваленных деревьев. Мы стояли замерев. Там вдоль тропы немного чувствовалось присутствие цивилизации, а здесь на этой поляне я почувствовал, что такое настоящая, глухая, непроходимая тайга, стало жутко. Мы стояли замерев, и ждали, когда нам подаст команду дед колотить палками по лежащим деревьям. Несмотря, на свой преклонный возраст, наш дедушка, расставляя свои петли, пархал над поваленными деревьями, как бабочка. Вдруг дед выпрямился, и быстро попятился назад. Мальчики нешевелитесь, от ёшкин кот. Здесь недавно ребята, был мишка, довольно большой, когти точил, совсем свежие следы, и дед перешёл на бурятский язык.
ВОЛОДИН ПОДВИГ.
СЕРИЯ «ДРУЗЬЯ МОИ – ЛОШАДИ»
КНИГА ТРЕТЬЯ
ГЕРЦОГИНЯ и САМУРАЙ.
Эта красавица меня поразила с первого взгляда, да и как могло быть иначе. Любовь, с первого глаза бывает, и не только между людьми, так и у нас было с ней. Это была великолепная девочка, золотисто рыжая по масти, ростом свыше метр восемьдесят, с очень тонкими точёными ногами, с сухой небольшой головой. Как она реагировала на моё появление! было поразительно, даже хозяин её был поражён. Как только я подошёл к свему другу цыгану, Володе, поздороваться, вначале внимания я на кобылу необратил. Ну, стотит, себе, длинноногая дылда, и стоит. Я, стоял, разговаривал, со своим другом, стоя спиной к лошади, необращая на кобылу, внимания, а это её разозлило. Да ещё как. Пока мы стояли с другом, разговаривая, Гера, так в дальнейшем я звал эту длинноногую красмавицу, тихо подошла сзади. Она, была рассержена, взбешена, и не просто, пренебрежительным отношением, к такой красавице. Потихоньку подкравшись сзади, аккуратно взяла зубами за рукав и с такой силой рванула к себе, что я неудержался на ногах, и если бы не её поддержка, упал на дорогу. Володя замахнулся на неё кнутом. Но хитрая девочка, спрятала голову за мою спину. Вот так м,ы с ней и познакомились. Стоило только Володе, отойти от нас, как Гера снова уцепилась за мой рукав. –Ну, ладно, девочка чего ты хочешь?
Кобыла, стояла и показывала языком, что хочет угощения. Я, давно уже необщался с лошадьми. А здесь, передо мной, стояла такая красавица. Теперь, я впервые, обратил на неё внимание. Стоял и рассматривал, её, как она была прекрасна! Ростом, была она под метр девяносто, стоя на солнце, она горела ярким золотом. С мощной грудью, и точёными тонкими ногами. Но все суставы были очень крепкими, да и копыта были чёрными, крепкими. Глаза были, чистыми и ясными, и очень умными, но губы, выдавали упрямый и скандальный характер. Но почувствовал, я это, на себе, немного позже. Зайдя в соседний магазин, я купил килограмм овсяных пряников, и направился к кобыле. Ох, как она обрадовалась, аж запрыгала. Герцогиня, так звали кобылу, доев пряники, вытерла губы об мою корниловку, и удовлетворёно захрюкала. Я, сразу заметил, что ей нравиться военная форма, на других людей в гражданской одежде, она вообще внимания необращала. А если кто и подходил из взрослых, складывала уши к затылку, предупреждая, что при дальнейшем приближении их ждёт наказание. А, вот детей, она нетрогала. Если маленькие дети подходили к ней, она обнюхивала их с ног до головы, а потом
стояла и переберала волосы, одежду губами. Володя мой друг, любил эксклюзивных лошадей, и эту красавицу, он привёз с Пятигорского конизавода, помесь ахалтекинской кобылы и жеребца будёновской породы. И дите получилось на славу, в полгода сбегала на ипподром, когда готовили лучших лошадей к скачкам. А какие результаты показывала, на полкруга обходя взрослых лошдей, уже на тренированных. Пока взрослые кони проходили круг это плугодовалое сокровище, делало два круга и более. Но звездой ей, стать мешала чистопородность, и её размеры. В полгода, она по росту, обогнала свою мать, даже сантиметров на пять выше. Но как она любила бегать, стоило ей только вырваться на скаковой круг, сразу начинала наризать круги. Если остальные лошади, после прохода почти выдахались, то наша маленькая красавица, проходила второй круг, третий, и шла далее. Поэтому, наверное, к полутора годам, грудь у неё была, просто огромна и постановка ног была такая, что можно было улечься, свернувшись калачеком. Да ростом, она превосходила своих сородичей. Её заброковали, она по параметрам не подходила, да и родсловная подвела. Володя выкупил её для себя как работник конезавода. А, когда из Пятигорска переезжал в Анапу, привёз её и с собой. Обыкновенно, лошадей в упряжке обучают с трёх лет, но она выглядела, такой мощной, что Володя, её запрёг в фаэтон в полтора года. Если для других лошадей, работа в фаэтоне была тяжеловатой, то Гера его вес почти не ощущала. Через день по службе, я опять был возле автовокзала, спешил в отделение мелиции, проскочил мимо Герцогини и Володи довольно быстро, необращая на них внимания. Я то, на них не обратил внимания, Володя тоже, меня не заметил, разговаривая с клиентом. За то кобыла заметила и заржала, но я слишком спешил, что бы останавливаться, проскочил быстро, не останавливаясь. Лишь, после того как освободился, я подошёл к Володе и Герцогине. Поздоровался с Володей за руку, необращая внимания на кобылу, и напрасно. Она успела незаметно подкрасться, её зубы тут же вцепилась в мой рукав. Хоть я и по энерции отдёрнул руку, но всё же, ущепнула меня довольно чувствительно. Володя замахнулся на неё, но я задержал его руку,
- Не надо Володя, я сам виноват, надо было сразу к ней подойти, поздороваться. Лошади, не прощают, когда их игнорируют люди, которые им понравились.
Ладно, редиска, будет ещё момент с тобой рассчитаться. Володя так взглянул на неё, что Герцогиня попятилась.
- Если ты, дылда длинноногая, кусаться будешь, продам армянам, они тебе мозги вправят.
Гера, тут же закрутила головой, возмущёно, громко фыркая.
Вот такое было унас первое знакомство. Теперь, я уже не пропускал не одного дня, если находился рядом что бы подойти к красавице кобыле, что бы угостить её каким либо лакомством. В конце концов, мы с Герцогиней так сдружились, что если я неприходил несколько дней, она так сердилась и возмущалась, что моей жене далеко было до неё, в этом отношении. Я, как то раз, попросил Володю, что бы дал прокатиться верхом. Володя согласился. На следующий день, я пришёл пораньше, прямо домой. Мне повезло, что в гостя у него находился его родственник, брат его жены Веры, Иван. Он, тоже прекрасно знал кобылу, с дня её рождения. До приезда в Анапу, в Пятигорске, он на конезаводе работал вместе с Володей. Володя работал конюхом, Иван жокеем, и скакал на отце и матери Геры. Поэтому, он прекрасно знал характер и родителей и Геры. Как только я завёл разговор, что бы сесть на кобылу, Иван, тут же возмутился,
-Вы что, два дурака, творите? Ладно, Борис не знает её, но ты то, Володя, с детства знаешь Герцогиню. Сколько раз, мы пробовали её бъездить, и что из этого получалось. Что ты забыл, как она калечит людей. Мало того, что из седла выкидывает, вдобавок, ещё и ногами пытается добить. Что неужели забыл, сколько пришлось с армянами разбираться. Да действительно, был такой случай. Однажды, два брата, армянина, что жили через два дома от Володи, упросили его покататься на Герцогине. Он вначале отнекивался, говорил им что она не поддается, дрессировке покалечит обеих, а ему отвечать придётся. Но ребята написали заявления, что за последствия, ответственность берут на себя, и знают что кобыла необъезженная, строптивая и жесткая. Седло одел Володя, и Гера, вначале непоняла, для чего ей одевают этот агрегат. Она привыкла к седёлке, когда её запрягают, в фаэтон. Поэтому вначале небратила внимания, на седло. Но как только, на неё вскочил наездник, последовал каскад мощных прыжков. Как только, наездник оказался на шее лошади, она ударила затылком. Удар был такой, что наездник перевернвшись черзголову, сделал сальто, и полетел с лошади через круп. Земли коснуться он неуспел, его настигли задние копыта кобылы. Удар был такой, что парень, перелетел через дорогу и окопался в кустах на противоположной стороне дороги. Все кинулись к нему, проверить жив он или нет. Жив то он был, но без сознания. Вызвали скорую помощь, и увезли в трамотологию. Через два часа, стал известен результат его отважной попытки объездить Герцогиню. Головой, кобыла разбила ему лицо, поломала челюсть, а ногами, три ребра и бедро, это те места куда пришлись удары копыт. Больше на неё, уже ни кто не отваживался, сесть верхом, хотя в упряжке она ходила превосходно. Армяне, несмотря на расписки, стрались обвинить Володю, что он, зная её характер, не предупредил их. Ему повезло, что всё проходило при свидетелях, за него вступились соседи и присутствующие при этой безумной попытки сломать, как говорили братья армяне, гордую красавицу кобылу. Всё закончилось провалом для гордых кавказцев. Вот поэтому Иван и не дал мне сесть на неё. Почти каждый день, когда я бывал в городе по службе, навещал эту гордую красавицу, принося ей всякие сладости, чему она была очень рада. Так прошло лето, осень приближалась зима, Володя однажды предложил мне: - Борис Николаевич, ну если она так тебе нравиться, и вы привязались дрг к другу, возьми себе на зиму, пусть поработает на казаков. Поговорив вечером с жиной, я согласился. Мы прекрасно знали, что такое, овцы, козы, крупнорогатый скот. У нашей семьи, было только дойного стада, более десяти голов, несчитая овечек. А вот лошадей, небыло. За исключением пастьбы и дойки они нам неудобств, недостовляли. И вот, появилась герцогиня. А появилась она так. Как я уже писал выше, за лето мы с Герцогиней, очень подружились, особенно ей нравилось, когда я целовал её в носик. Вначале, она фыркала, но позже привыкнув, сама подстовляла свою симпатичную мордашку, для поцелуя. И до того ей, понравились поцелуи, что если я уходил, не поцеловав свою красавицу, её зубы тут же, вцеплялись в мою руку, если она могла до неё достать. Вообще, прощаться она не любила. Не могла понять, как от такой красавицы и верного друга, можно, куда то уходить. И вот наступил день, когда, я её должен был забрать. Приехал рано утром, к Володе домой, Герцогиня уже стояла во дворе и ждала меня. Я зашёл во двор и кобыла весело заржала. Угостив её, карамелькой подошёл к Володе. Слушай дружище, как же я, её, поведу, мне с её энергией, и силой до следующего утра до дома не добраться. А пятнадць километров, вести эту бестию, очень не хотелось. Володя зашёл в сарай и вышел со спортивным седлом. Да ещё с призовым, это самое маленькое седло из спортивных. Давай попробуем, она к тебе лучше относиться, чем к другим. Даже ко мне относиться хуже чем к тебе, хоть я её и хозяин. Ладно, попробую на неё сесть, только ты один, её не удержишь. Позови ещё кого нибудь. Да я уже ходил по соседям, дома ни кого нет, все на роботе. Он кликнул жену, и объяснил что требуется, она согласилась. Мы вывели Геру, на улицу, и подвели к огромному булыжнику, с которого, я должен был сесть на кобылу. Пока шли, я подкармливал Герцогиню, карамельками. Подвели Геру прямо к булыжнику, я отдал последнюю конфету, а Володя перекинул повод на шею лошади. Встав на камень, я вставил левую ногу в стремя, и плавно опустился на кобылу. И эта, огромная красавица, слегка вздрогнула, возмущённая такой наглостью, но Володя с женой удерживали её от попытки встать на дыбы. Кобыла повернула голову, обнюхала мои ноги и возмущённо захрипела, что её лучший друг, как она считала, уселся на неё. Но брыкаться не стала, а пыталась вырвать повод у Володи и Веры. Видя, что она может наступить, на моих друзей, я сказал:
- Бросайте повод и пусть будет, что будет. Володя и Вера, быстро бросили повод и отскочили в сторону. И тут кобыла выдала такой прыжок, с места, что если бы я не сжимал ногами её бока и недержался за гриву, меня, наверное, постигла бы участь, наездника арменина. Но я удержался, а Гера после прыжка, перешла с места, в галоп. Я пригнулся к гриве, одной рукой, управлял кобылой, сдерживая её, а второй держался за гриву. Километров пять, пролетели за минуту, и лишь только когда она пошла в крутую гору, чуть замедлила ход. А я, немного выпрямился, отпустил гриву, похлопал её по шее и погладил похвалив. Она старалась, прибавлять ход, а я поглаживал её шею, подбадривая, кобылу. Наконец, мы взлетели на гору, и начался спуск, в населённый пункт. Вот здесь я понял, насколько умна, Герцогиня. Недаром ей, дали это имя. По населённому пункту, кобыла прошла лёгким намётом, вдоль дороги. Но как только миновали последние дома, она опять так рванула, что если бы я нестиснул ноги, и пригнувшись не ухватился бы за гриву, то вылетил бы из седла. Но слава Богу, удержался. Теперь Гера, развила такую скорость, что параллельно идущие машины, мелькали рядом с кобылой, как стоящие. А мне пришлось закрыть глаза, так как, ресницы загнулись во внутрь, и невозможно было их открыть. В течении нескольких секунд, я был дома. Закрыл глаза, за Варваровкой, открыл, стою, возле ворот дома. Не понимаю, как мы вложились, в поворот к нашему посёлку. Самое, интересное, кобыла дышала так, как будто эта бешеная скачка, была для неё просто лёгкой прогулкой. Я, от удивления, свалился с неё, а не спрыгнул, но был очень доволен. Дома меня уже встречали. Они услышали, бешеный топот, Герцогини и вышли нас встречать. Неудивительно, что кобыла всем понравилась, да и как она могла не понравиться, такая красавица, да ещё такой пробег сделала, за рекордно сказачное время, что книга Гинеса просто отдыхает. Неуспел я отдохнуть, как следует, как меня тут же отпаравили забирать из стада наш скот. То есть, наших коров и бычков, которые паслись, вместе со стадом жителей села Сукко, в километрах пяти от нашего посёлка.
БАРОН
Когда его привезли вместе с остальными лошадьми на продажу, на выбор мне дали трёх лошадей, двух кобыл и одного жеребца. Первым вышел из машины Барон, гнедой мерин высокого роста с человечески, добрыми и умными глазами. решил выбрать себе хозяина. Он не рванул в загон от людей, как делали другие лошади, немного постоял словно сомневаясь, и направился прямо ко мне. Обнюхав меня с ног до головы, начал тереться свей тёплой и ласковой мордой, об моё плечо, тихо похрапывая. Словно хотел сказать:
-Здравствуй друг, ты меня ждал, вот я и приехал. -Барошечка,- хороший мой,
- это имя сложилось само собой, я погладил его по красивой и сильной шее. И он пошёл на луг щипать траву так , как будто здесь и родился. Своими плавными, красивыми движениями и благородной осанкой, он действительно напоминал Барона. Да ещё его грустные глаза ,подёрнутые лёгкой поволокой с выделяющимися белками , будоражили душу. Следующею я выбрал высокую кобылу с лопоухими ушами из-за её наивных добрых глаз, по детски беззащитную, которую, даже жеребята пытались обидеть. Как только, я ласково заговорил с ней, кобыла, отделилась от косяка, направляясь ко мне. Подойдя, стала теребить мои руки, нежными, влажными губами, прося лакомство. Я, отдал ей кусочек сахара, она зашла ко мне за спину, и с аппетитом захрустела. Съев сахар, высунула голову из- за моей спины, прижав уши к затылку, начала поглядывать по сторонам, словно говоря:
-попробуйте теперь обидеть за такой спиной. Повернув голову лошади в сторону пасущегося Барона, хлопнул её по крупу, сказал:
- иди пасись.
Недовольно фыркнув не спеша, направилась на луг. Третьей лошади в этот день я так и не выбрал. Барон вообще был эксклюзив, он настолько привязался ко мне, что ходил за мной по пятам как привязанный. Куда бы я ни шёл, Барон шёл следом, что бы я не делал, его любопытная физиономия была тут как тут, всё ему было интересно, во всём ему хотелось участвовать. Когда приходила пора уезжать домой приходилось хитростью пробираться в машину, ложиться на пол за сиденье и так лежать пока машина не скроется за поворотом. И бедный Бароша всю ночь метался по базе, призывно ржал, проверяя и обнюхивая все уголки, стараясь найти мой след. Мало было таких лошадей, которым можно было доверить ребёнка любого возраста. Он сам выбрал себе работу и не кому не хотел её уступать. Ко взрослым он относился с подозрением, как только привозили группу туристов и начиналась посадка, Бароша тут же линял, спрячется и ждёт пока посадят взрослых. Но как только подводили к посадке детей, он первый подбегал готовый принять на себя ребёнка. Единственно когда он не хотел идти на маршрут, это когда видел в моих руках упряж. Бегал за мной, стараясь, сам засунуть голову в хомут, перегораживая дорогу к другим лошадям. Нам на конноспортивной базе, часто приходилось подкашивать зелёную траву, лошадям для подкормки витаминами. А для Бароши лучшего занятия и не было, он с удовольствием, бодрой рысью бежал до поля, где я его распрягал и пока я косил, он два – три часа пасся на люцерне. Если он отходил далеко в ннсторону, я сам шёл за ним, если он пасся рядом и видел что я воз уложил, и вилы воткнул в верх копны, подходил к оглоблям и громко фыркал возмущаясь что много наложил травы, но запрягать давался спокойно и тянул воз бодро, без остановок. На базе, после того как корм раздовали подходил к телеге и уже ни какими силами нельзя было отрвать его от зелёнки. Зимой тоже лучше его друга небыло, он всегда был готов подставить свою сильную спину под седло. Зима, это отдельная история. Отработав лето, лошади зимой отдыхали, каждое утро они выгонялись на пастбище, и тут редко какой конь, давался под седло. Да и выбирать надо было, такого коня, которого можно было отпускать, не боясь, что он убежит. Барон, для этого подходил больше всего, он не только не убегал, но и покоя не давал. Ходил и клянчил угощение, и пока в рюкзаке осталось хоть что - то съестное, Барон не успокаивался. Я не успевал штопать рюкзак, как бы я не прикрепил его, он всё равно его доставал. На обезд обекта, выезжали в 6 часов утра, в это утро Кямал захромал и я оседлал Барона. Объехав ближние поля, мы сним забрались на дальные пастбище, где были последние поля агрофирмы. В этот день, были магнитные бури и сердце у меня пошаливало уже, обехав последнее поле я почувствоал себя плохо, боль резанула вгруди, и я быстро достал нитроглицерин. Положив лекарство под язык быстро повернул коня, направил его домой. Но слишком далеко мы забрались от дома, километров за пятнадцать, здесь только в летнее время содержался совхозный скот, а в это время ни кто не появлялся, по нескольку недель. Одна только мысль была в голове, лишь бы здесь не упасть иначе пока меня найдут одни только кости останутся. До лета, здесь врядли кто появится, так что за полгода, хищники так обработают, что по частям врядли соберут, до июня можно было на помощ не надеятся Последня мысель была что - бы конь меня не бросил, пешком по морозу, а в данное время стояли крещенские морозы. Очнулся я только часа через два, и первая мысль была о коне, сбежал или остался, - от этого зависела моя жизнь. Я попытался подняться и повернул голову, как тут же в мою грудь, ткнулась тёплая морда моего коня. Только теперь, я обратил внимание, что лежу не возле лужи, где упал, а кто - то оттащил меня на высокое сухое место и прислонил к изгороди огорода. Но кроме моего коня вокруг ни кого небыло, небыло и следов человеческих, а нагруди на куртке небыло пуговиц. Значит, мой дорогой друг, верный и преданый Барон тащил меня за грудки с дороги и прислонил к забору, а теперь с радостным фырканьем и хрюканьем, тыкался в моё лицо. Вот такие они лошади, за доброту и ласку они платят вернотью и преданостью, а об их уме сообразительности и хитрости можно писать бесконечно. И даст Бог, я напишу не одну книгу, о моих друзьях, лошадях. Барошечка, до того был рад, что я жив, лишь в пресядку только неплесал. Когда я попытался встать, что бы сесть на него Барон толкнул меня головой в грудь, сердито фыркнуф:
-что, мол, дёргаешся, седи. Сам стал на колени, а потом улёгся спиной ко мне. И как только я сел на него, он плавно встал и быстрым шагом направился прямо домой. Прийдя домой, зашёл во двор, аккуратно опустился на колени и дал мне слезть с него. Конечно, лучше, наверное, было бы о каждой лошади, отдельную книгу написать, хотя каждая из них заслуживает целого романа, внесколько сот листов, Но я пишу не только художественную книгу, но также постараюсь коснуться, психологии лошади, их характера и индивидуальности.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Дея
Третьей лошади, в день когда их привезли я так и не выбрал, глаза разбегались. Был между двумя меринам, двумя жеребцами и четрьмя кобылами. Мне понравилась горбоносая двух летняя кобыла, чистокровной карачаевской породы. Тёмно гнедая, с узенькой белой проточиной по лбу до ноздрей и с белыми носочками на задних ногах. Впервые за пятьдесят лет своей жизни я встретил такую лошадь, о которых пишут в сказках, из ноздрей дым валит, изо рта пламя пышет. От неё исходила такая энергия, что ощущалась за десяток метров, а рядом находиться было просто неуютно. В первый день из новеньких под седло никого неставили, нетрогали и гнедую. Ребята карачаевцы, которые привезли их напродажу, сказали сразу что эта кобылка от знаменитого скакуна , с карачаевского конного завода. Табунщики прив5езли её только за то что ничего немогли сней сделать. Она была не упровляема, свободолюбива и ни зачто не хотела подчиняться человеку.Даже самые крутые объезщики лошадей от казались от неё. Весь день я неотходил от загона и не сводил с этой кобылы глаз. И она словно чувствуя моё восхищение, время от времени , выгнув шею дугой легкой рысцой проходила передомной,словно хотела сказать;- «Посмотри какая я красавица». Я от неё был просто без ума. И она это чувствовала, если я долго непоходил к загону был занят с туристами, кобыла подходила к изгороди сама сердито похрапывая, словно хотела сказать; «Ну что ты там долго возишся с двуногими я же лучше». Да, эта лошадь была женщиной с ног до головы, она чувствовала свою красоту, к тому же была очень ревнива и своенравна. Но свой характер она показала нам на следующий день. С утра как обычно в этот сезон туристов небыло, мы с моим другом и напарником Акбулатом и нашими рабочими, занялись знакомством с новым пополнением. Участие принимали так же обезщики из Карачаевска. Первые лошади по мимо обезженных смирились быстро,оставалась только последняя кобыла, гнедая двух летняя карачайка. Ёё поймать просто так неудалось, пришлось прибегнуть к аркану. Да и то пока накинули его кобыле на шею и привязали другой конец к столбу, она изрядно вымотала ребят. Меня из - за больного сердца к этой процедуре не подпускали. Такой энергии и ярости, я в жизни не видел ни когда. Лишь, после того как она сама себя удавила и рухнула на землю бессознания, к ней решили приблизиться. Быстро пока кобыла была неподвижна, отвязали конец аркана от столба и связали на голове недоуздок. И лишь после этого ослабили петлю на шее и сняли, растерев шею жгутом соломы востонавливая кровообращение. Пока она не пршла в себя полностью, успели надеть уздечку и хомут. Для того чтоб не повредила спину, седло одевать побоялись. И правильно сделали. Как только кобыла пришла всебя и встала на ноги. началось целое светопредставление. О ! это надо было видеть ……. Слов нехватит описать такой яростной схватки с людьми, арканом и хомутом. Кобыла то бросалась на людей и те, кто её держал, еле успевали уворачиваться от её передних и задних копыт, то начинала мотать их из стороны в сторону и семь здоровых, молодых мужика, болтались на аркане как блохи, на хвосте у собаки. Это было настоящее извержение вулкана. Поняв, что таким образом неможет избавиться от оркана и хомута перешла к другой тактике, она стала делатьсальто. Подпрыгнув до трёх метров в высоту, переворачивалась в воздухе ногами вверх, и билась спиной о землю, стараясь раздавить или збросить ненавистный хомут. А когда и этот споб не помог ей, стала падать головой в низ. Даже старые объезщики удивлялись,- «Такую сатану « - говорили они тоже видли впервые. Больше двух часов шла эта борьба, не на жизнь- а на смерть. И только после того, когда кобыла сама себя оглушила, падая с такой высоты головой об землю, немного устала, поняв, что от людей и хомута так просто неотделаешся стала успокаиваться. Я еле упросил ребят, что б они немного отдохнули, и дали мне поработать с кобылой на аркане. Еле упросил, они всё же боялись за меня. Когда я взял в одну руку конец аркана в другою длинный хлыст, и стал подходить к кобыле поближе , она обижено всхрапнула , косясь на меня лукавыми глазами словно говоря; « Ну как ты мог такое допустить, позволил обижать меня такую красивую. » Предаваться чувствам время не было, и, подавив жалость к ней, я дал команду трогаться, подгоняя её сзади хлыстом. Пока кобыла полностью не отдышалась и не отдохнула, необходимо было научить её, ходить, на поводу, подчинясь руке человека. Недовольная что недали ей отдохнуть, всё же смирилась, стала ходить и бегать по кругу туда куда я её направлял. Как только она усвоила этот урок, её привязали к дереву в холодке. Эта кобыла, нравилась мне всё больше и больше, я уже непредставлял своей жизни без неё и я решил еёкупить. Когда она отдохнула, решили приступить ко второму уроку. После её выкрутасов сесть верхом на неё ни кто неришился, боялись что убьёт. Поэтому, решили вначале приучить ходить в упряжке, а когда привыкнет к работе и людям, обучить работать под седлом. Но и это не удалось. В пару к ней, поставили сильного и опытного вороного, мерина Цигана. Несколько десятков метров Цыган её вёл, или скорее тащил, так как кобыла в упряжке выплясывала гопака. В конце концов, она поднялась на дыбы. Подняв на хомуте цыгана, и рухнула на него. Ребятам, которые управляли повозкой, пришлось обрезать постромки и ремень, связывающий кобылу с дышлом и хомутом Цыгана. Привязали её сзади, к телеге, чтобы не покалечила одного из лучших коней. И бедному цыгану одному пришлось тащить телегу, груженную травой, да вдобавок упирающуюся и беснующуюся кобылу. Несмотря на старания людей и на втором уроке победа была её и кобыла была довольна. Об этом говорила её довольная, лукавая физиономия с миндалевидным и косым разрезом глаз. И я внутренне был горд рад за неё, хотя это противоречило всем правилам и законам жизни. Больше в этот день её мы не трогали. Привязали в холодок, к дереву и я тайком принес ей травы, так как строптивым лошадям есть, и пить не дают, чтоб они ослабели, и было, безопасней, легче и удобней с ней работать. Сам, сел рядом, наблюдая и разговаривая с ней, ласковым голосом. Кобыла неспеша стала, есть, поглядывая на меня своими чёрными глазами. Посапывая, фыркая, как будто жалуясь, что с ней грубо и жестоко поступили. Во мне всё больше крепла уверенность купить только её. Напарник мой Акбулат, уже настаивал, чтоб я себе выбрал третью лошадь, так как ребятам, привёзшим лошадей, необходимо было уезжать домой. Выбор был неплохой, особенно хороша была вороная, стройная, подтянутая, спортивного типа кобыла, по имени Галка. Но в душе моей была только гнедая, а продавать мне её нехотели. На другой день, с утра решили попробовать её под седлом. С огромным трудом её оседлали, в пару ей оседлали Малыша ,очень умного и доброго конька-полукровку, помесь монгола с арабом. На счету у него был уже не один десяток обученых лошадей, в этом деле опытнее его ни кого не было. На Малыша сел Акбулат, самый опытный наездник и объезщик, гнедую, привязали копроновой верёвкой за недоуздок к седлу малыша. А на кобылу, сел мой племянник Олег, двадцати лет, который с трёх лет не слазит сконей. И которого, не смогла сбросить, ещё ни одна лошадь. Но не те, видно лошади попадались. Как только он орлом взлетел в седло, как тут же, последовал целый каскад разнообразных прыжков. Поняв, что таким способом от наездника неизбавиться, да ещё Малыш тащил её вперёд, не останавливаясь, недавая ей как следует взбрыкнуть, кобыла перешла к другой тактике. Я просто поражался, сколько в ней было ума, хитрости и изобретательности. Кобыла, упёрлась передними ногами в землю, стараясь, пятиться назад и как только малыш остановился, кобыла сделала бросок на него, взметнулась свечкой вверх и мгновенно со всего размаха, рухнула на землю, на бок. Всё произошло до того быстро, что Олег, не успел среагировать, не спрыгнуть с неё, не вытащить ноги из стремян. Олег под конём вскрикнул и побелел. Пока подняли кобылу и вытащили из под неё Олега, слова в адрес кобылы последовали не самые приятные. Осмотрев ногу, которая тут же распухла, убедились, что перелом всё же был, да вдобавок, его подташнивало. Видно при падении, ко всему ещё и головой об землю хорошо трахнулся, получив сотрясение мозга. Ребята, под руки отвели Олега в комнату, наложили шину и поставили укол против воспаления. А на кобылу сел Осман, двадцатисемилетний карачаевиц, объезщик со стажем. Но сколько он, на неё садился, столько и вылетал из седла. В конце концов, решили оставить кобылу в покое, так как, из неё не возможно было сделать, рабочую лошадь. Кобыла, победила человека, весь наш большой коллектив, одна против всех, и победила. В тайне, я был горд за неё, любуясь, этим самым прерасным, произведением, созданым Господом Богом. Но судьбу её, всё - таки, решали люди. И этой прекрасной, гордой, горской кобыле, предстояла незавидная роль, наполнителя колбасной массы. Те ребята, которые привезли лошадей, уже уехали, поэтому её судьбу, решал наш коллектив. Как матка, для потомства, гнедая была просто превосходна. Но, везти её в Карачаевск, чтобы поменять на обученную лошадь, слишком дорого и Акбулат с ребятами решили здать её на бойню. А, на вырученые деньги, прикупить другую лошадь, в кубанских станицах, где полно дешёвых лошадей. Я взглянул на кобылу, она стояла молча, не побеждёная, гордая, только в глазах её была, боль. Лошади прекрасно понимают человеческий язык, и она поняла, вынесеный ей приговор. По моему сердцу резанула боль, недолжно так быть на свете, иначе незачем, нам, называться людьми. И любил я её, уже больше всех, включая себя и родственников, кроме Бога. Бог наш создатель и он привыше всего. Но Бог есть любовь, любовь ко всему живому. Я понял, что лучше умру, но кобылу на бойню не отдам. Весь день, я ходил за Акбулатом, убеждая продать мне эту кобылу, но друг, был неумолим. И всёже, на другой день, к вечеру, когда я был готов встать перед ними, на колени, он преодолел себя. « Ой, Николаевич, Николаевич, ну что ты с ней будешь делать, она же покалечит тебя,» -сказал Акбулат, отмахиваясь от меня, как от назойливой мухи. Здоровые молодые парни, ничего немогли с ней зделать, а тебе куда, с твоим здоровьем, размажет по поляне и не почувствует. « Да ладно, самое главное она будет жить» - сказал я - « Буду везде за собой, на верёвочке таскать, да и здесь, сам, выводить буду». « Хрен с тобой, -забирай, -только потом, не жалуйся,» -тяжко вздохнул он. Акбулат, принёс документы, я отдал ему деньги, и повернулся к кобыле. Она стояла, прижав уши к затылку, внимательно наблюдая за нами и нашим разговором. «Ну что красавица – теперь ты моя, » - сказал я, направляясь к кобыле. Она вскинула голову, всхрапнула и фыркнула, глаза у неё заблестели, может, это были слёзы радости, что смерти избежала, а может, мне просто показалось. « Дея- Деечка, родная ты моя, ты будешь жить, никому тебя я не отдам, »-без страха я подошёл к ней , иобнял за шею. Кобыла, положила голову, мне на плечо и облегчённо вздохнула. Самое страшное, было уже позади. Через пять минут, я уже сгонял с неё, слепней, с груди, живота, сисек и выбирая с хвоста репухи. Дея, стояла, замерев, словно боясь спугнуть сон. С ней тоже сегодня, впервые, ласково разговаривали и прикосновения человека, не приченяли боль, а достовляли удоволтствие. Дея, прижимая уши к затылку, поворачиваясь, по сторонам, сердито всхрапывала. Словно говоря и предупреждая, - « он мой, и никому я его, не отдам. » Она действительно была похожа, на царицу Д е ю, царицу, с которой воевал Геракл, такая же красивая, независимая, гордая, готовая принять смерть, но не покариться. Д е я, моя красавица Д е я.
Глава третья
ПОД СЕДЛОМ
Так, началась дружба, между мной и гордой, горской красавицей Деей. То, что у неё, крутой характер, я понял сразу. Но самое интересное, что мне она, небольшие ошибки прощала, - в тоже время, недавала расслабиться и заставляла быть собраным. Мы, воспитывали друг друга. Но, как она реагировала на других людей,…… - даже, на сотрудников, котрые были с ней рядом, круглые сутки. Удивительно, это был зверь. Каждое утро, я, приезжал по раньше, на базу. Стараясь, побольше, накосить своей красавице, свежей, зелёной травы, и на поить. Или вывести её на пастбище. Других людей, она к себе близко, не подпускала близко .Как только слышала мой голос иливидела меня начинала волноваться тихо ржать. Я приносил ей, полные карманы лакомств, сухарики, сахар, конфеты-карамельки, лошади их предпочитают другим. Если все мои петомцы, – их, было уменя вместе с Деей, тринадцать, взрослых лошадей и жеребята, уплетали с удовольствием, то Дея, и врот их не брала . Эта горская красавица выращеная на высокогорных альпийских лугах , понятия неимела о лакомстве. Она не знала, что такое фураж, фрукты и тем более, пряники и конфеты. Лишь, спустя два месяца, она стала првыкать к нашим угощениям. В конце сентября, она, уже сама, требовала, что нибуть вкусненького. Как – то раз, я приехал из города, чуть живой от жары. В эту осень, начиная с августа, температура, стояла дикая. Столбик температуры, поднялся далеко за сорок. От этой невыносимой жары, страдали не только люди, но и всё живое. И вот, мои ребята не выдержали, отложили два маршрута и вместе с туристами пошли купаться на озеро. Положив документы в сейф, я вышел к своим товарищам. Мой друг, Акбулат, достал из холодильника бутылку пива и протянул мне:
-выпей Николаич холдненького, иначе в крутую сваришься. Взяв бутылочку жигулёвского, пива, прсел рядом со своим другом. Наш молодой инструктор, Дима Чабан, уже увёл группу туристов купаться, рядом крутились девочки инструктора. Валя Воронина, моя самая отчайная наездница подошла ко мне и села рядом: -Борис Николаевич, можно мы поедем лошадей покупаем.
-Езжайте, только лошадей купайте подальше от людей, ближе двадцати метров, постронних не подпускать.
-Хорошо, а вы поедете с нами купаться, ну поехали, а.
-Ладно, поехали, готовьте лошадей, я только переоденусь.
–Отлично, дядя Боречка, Алёна Циркунова, даже подпрыгнула на скамейке.
–А вам, какую лошадь поймать, Ласточку или Джейрана?
-Деечку, она вам не дасться, сам её зануздаю.
-Да вы что, дядя Боря, вы нам живой, нужны, дядя Акбулат уже пробовал без вас ребят на неё посадить, сколько садились, столько и вылетали.
–Давайте, лучше Ласточку поймаем, она давно уже без вас скучает.
-Но у меня дурной, казачий характер, чем больше меня уговаривают, тем упрямей я становлюсь. Одев плавки, взяв уздечку, я направился, к Дее. Моя красавица, стояла под деревом, в тени, отмахиваясь от овода, хвостом, ногами и руками. Увидев, что я иду в её сторону, Дея, заволновалась, призывно заржала, предчувствуя, что сейчас начнутся изменения в её судьбе. Смело, подойдя к ней, я быстро надел на неё уздечку. Декуська даже не дёрнулась, сама, просунув голову в узду, и сразу взяла удила. Отстегнув, чумбур, взяв правой рукой под узцы, повёл её к группе девочек, уже седящих на лошадях.
–Девочки, прошу вас внимательно меня слушать, идём строем, в колонне по одному и только шагом.
–Понятно, вам помочь сесть?
-Ненадо, сам сяду.
Подойдя к группе, приподнял кизиловую палку, сантиметров пятьдесят и толщиной сантиметра три. Дея, тут же громко фыркнул, я улыбнулся и ласково погладил её по шее.
–Не волнуйся, девочка, это не для тебя, это для инструкторов, вдруг они хулиганить будут по дороге. Девочка моя, опять сердито фыркнула, крутанув головой. Я засунул палку за пояс, Дея одобрительно всхрапнула и встала, встрой. Погладив её по холке и спине, сделал толчёк и опёршись руками на холку и спину, как на турнике, вышел напрямые руки, на базе все застыли в молчании. Дея, стояла не шелохнувшись. Я перенёс правую ногу через круп и плавно опустился на спину лошади. Красавица, моя даже не вздрогула, только повернулась и обнюхала мои ноги. Убедившись, что на ней сижу я, вздохнула, словно хотела сказать,
-Ну, что с тобой поделаешь, ты же друг, и жизнь мне спас.
Акбулат и все остальные на базе, вздохнули с облегчением. Дав команду трогаться, я слегка тронул кобылу пятками под бока и моя гордячка, чуть вздрогнув, тронулась вслед за остальной группой. Эта гордая, крсавица, непозволившая сесть на себя, ни одному человеку, шла так, словно под седлом она ходила с рождения.
© Copyright: Борис Мостовской, 2021
Свидетельство о публикации №221092300052
Свидетельство о публикации №221092300052
Рецензии
х! Как ты всё это напечатал? Так много и так трудно. Нужно за один присест. Тяжело.
Я буду читать понемногу. Сразу не осилю. По главам. Сегодня прочитала твою биографию.
Очень даже хорошая. Ты - умница.
Валентина Трыкина 30.09.2021 18:14 • Заявить о нарушении
Я буду читать понемногу. Сразу не осилю. По главам. Сегодня прочитала твою биографию.
Очень даже хорошая. Ты - умница.
Валентина Трыкина 30.09.2021 18:14 • Заявить о нарушении