Там-там-там-там

       Михаил Булгаков большую часть жизни (тридцать лет из сорока восьми) прожил в Киеве. Сей город вошел в состав Российского государства лишь в 1686 году, а до этого последовательно находился под монголо-татарами, Литвой и Польшей. Если в Киевской губернии (читай: Украине) проживало до восьмидесяти процентов малороссов и менее десяти процентов великороссов (русских), то в Киеве картина была совсем другая: свыше семидесяти процентов русских, остальные – поляки и евреи. Украинцев (малороссов) Краткий энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (издан в Санкт-Петербурге, 1907) не упоминает.

       Семья Булгаковых к высшему сословию Российской империи отношения не имела, хотя и была довольно обеспеченной. Две первые жены Михаила Афанасьевича были дворянками, а третья – принадлежала к формирующейся советской номенклатуре. Карьера, можно сказать, удалась.

       В годы перестройки из архивов Лубянки были извлечены и переданы советским литературоведам дневники Булгакова, писанные его рукой в 1921–1926 годах и изъятые у писателя чекистами. (После изучения документов в ОГПУ замглавы ведомства Ягода предлагал Молотову выслать М.А. из страны, но Сталин заступился). С тех пор дневников Булгаков не вел. Впоследствии ими занималась третья супруга – Елена Сергеевна. Она никаких легкомысленностей себе не позволяла, во всяком случае по «главному вопросу».

       Приведу отдельные пассажи из булгаковских записей.

       «В круглом зале, отделенном портьерой от Колонного зала, был треск машинок, свет люстр, где в белых матовых шарах горят электрические лампы. Калинин, картавящий и сутуловатый, выходил, что-то говорил. При ослепительном   свете вели киносъемку во всех направлениях. После первого заседания съезда железнодорожников был концерт. Танцевал Мордкин и балерина Кригер. Мордкин красив, кокетлив. Пели артисты Большого театра. Пел в числе других Викторов – еврей – драматический тенор с отвратительным, пронзительным, но громадным голосом» (16 апреля 1924 года).

       «Новый анекдот: будто по-китайски “еврей” – “там”. Там-там-там-там (на мотив “Интернационала”) означает “много евреев”» (9 августа 1924 года).

       «Сегодня в издательстве Френкеля, где пишет Любовь Евгеньевна на машинке, даже некий еврей служащий говорил, что брошюрки, затеянные Василевским (“Люди революции”), работа не того… Писать “Дзержинского” будет Блюмкин. Тот самый изумительный убийца (якобы) Мирбаха. Наглец» (16 августа 1924 года).

       «В парижской прессе началась бешеная кампания не только против большевиков московских и парижских, но и против французского премьера Эррио, который этих большевиков допустил в Париж. У меня нет никаких сомнений, что он еврей. Люба мне это подтвердила, сказав, что она лично разговаривала с людьми, лично знающими Эррио. Тогда все понятно…

       Москва после нескольких дней мороза тонет в оттепельной грязи. Мальчишки на улицах торгуют книгой Троцкого “Уроки Октября”. Блистательный трюк: в то время как в газетах печатаются резолюции с преданием Троцкого анафеме, Госиздат продал весь тираж. О, бессмертные еврейские головы… Публика, конечно, ни уха ни рыла не понимает в этой книге и ей глубоко все равно – Зиновьев ли, Троцкий ли, Иванов ли, Рабинович. Это “спор славян между собой” …

       В центре Москвы, начиная с Лубянки, Водоканал сверлил почву для испытания метрополитена. Это жизнь. Но метрополитен не будет построен, потому что для него нет никаких денег» (21 декабря 1924 года).

       «Василевский рассказывал о том, как Френкель, ныне московский издатель, в прошлом раввин (вероятно, и сейчас, только тайный), ехал в спальном международном вагоне из Санкт-Петербурга в Москву. Она один из крупных узлов, который кормит сейчас десятки евреев, работающих по книжному делу. У Френкеля плохонькое, но машинно-налаженное дело в самом центре Москвы, и оно вечно гудит, как улей. Во двор Кузнецкого переулка вбегают, из него убегают, собираются. Это рак в груди» (24 декабря 1924 года).

       «Политических новостей нет. Эти “Никитинские субботники” – затхлая, советская, рабская рвань, с густой примесью евреев. Не для дневника и не для опубликования: подавляет меня чувственно моя жена» (28 декабря 1924 года).

       «Завтра неизвестный мне еврей Каганский должен уплатить мне 300 рублей и векселя в счет “Белой гвардии”. Векселями этими можно подтереться. Впрочем, черт его знает. Интересно, привезут ли завтра деньги» (2 января 1925 года).

       «Есть сообщение из Киева, что вся работа союза швейников ввиду того, что в нем 80 процентов евреев, переводится постепенно на еврейский язык. Даже весело» (4 января 1925 года).

        Прокомментирую самое необходимое.      

       Любовь Евгеньевна, Люба – вторая жена Михаила Булгакова. Василевский Илья Маркович (псевдоним Не-Буква) – ее бывший муж, расстрелян в 1937 году.

       «Никитинские субботники» – литературный кружок, организованный Евдокией Никитиной (1895–1973). Здесь, в Газетном переулке, Булгаков читал свою фантастическую повесть «Роковые яйца».

       Захарий Леонтьевич Каганский (умер после Второй мировой войны) был супругом искусствоведа, члена правления Московского отделения союза художников Жанны Эдуардовны Каганской, урожденной Зайденшнур (1900–1977). Я недолгое время был соседом ее на Покровке, заходил в гости.

       По словам Жанны Эдуардовны, Захарий бежал от нее в Париж в том же 1925 году, и там, не разводясь с нею, женился на ее подруге. Он был, как и любой «честный предприниматель», мошенником. 300 рублей он Булгакову все же выплатил, но потом нажился на рукописях Михаила Афанасьевича. Однако, с другой стороны, без его участия лучшего, на мой взгляд, романа Булгакова «Белая гвардия» мы могли бы и не увидеть вообще.

23.09.2021