Глава 12. Московские потомки. Вярьвильские

По приезду в Москву, Мартышкины и Вярьвильские поселятся в большой квартире в доме № 1по Лопухинскому переулку, по соседству со своим  дядей Иван Ивановичем Горбуновм-Посадовым.

По рекомендации последнего и под руководством Бонч - Бруевича Давид Васильевич начнёт свою карьеру управляющего делами при Совете Народных комиссаров в Кремле. И, несмотря на голодные годы и материальные трудности, семья всё же будет находиться в относительном достатке, поскольку продолжится карьера Вярьвильского в Государственной центральной комиссии по упорядочению снабжения армии продовольствием (Цекомпродарм) и в Главном управлении по снабжению армии продовольствием (Главснабпродарм).

Начальником Главснабпродарма был А. Я. Вышинский - тот самый, Прокурор СССР конца 30-х годов, который прославится как организатор массовых репрессий, оправдывая их в своих теоретических трудах.

По долгу службы Давиду Васильевичу доведётся выступать перед В.И. Лениным и другими народными комиссарами, делать доклады о снабжении армии продовольствием и фуражом.

Девочки Соня и Катя станут переучиваться по новой программе в смешанной теперь школе с детьми наркомов, в том числе с сыновьями Льва Троцкого.
 
Однако, даже в таких семьях в годы военного коммунизма существовала большая нужда в продуктах питания. Поэтому Софья Давыдовна, очень желавшая учиться в университете, вынуждена будет в 1920 году по окончанию школы пойти на советскую службу. Её возьмут на работу в Народный комиссариат просвещения (НАРКОМПРОС), где помимо зарплаты будут выдавать и кое-что из продовольствия.
 
Тогда в ведении НАРКОМПРОСа находились учебные заведения всех типов, в т. ч. вузы; большинство научно-исследовательских учреждений и РАН; детские дома, колонии и коммуны; творческие объединения; киностудии и учреждения кинопроката; Госиздат, Российская книжная палата; музыкальные учреждения, театры, учреждения художественной самодеятельности, художественные музеи; клубы, парки культуры и отдыха, библиотеки, исторические, краеведческие и др...

Наркомом просвещения был А. В. Луначарский, а в состав Государственной комиссии по народному просвещению входила Н.К. Крупская.

Несмотря на то, что теперь содержали семью два человека: отец и дочь, прожиточных средств на отопление квартиры и на еду всё равно не хватало. Всё то, что удалось спасти от реквизиции и потерь, стали обменивать на продукты или продавать с рук, так как государство принимало только золотые и серебряные изделия, и то по очень низким ценам. Таким образом, например, ушли отрезы материи, припасённые ещё в Пензе на платья и бельё и др, дошла очередь и до ценных икон, которыми родители Лизу и Давида благословили на брак.
 
Елизавета Ивановна сняла серебряные ризы и отправилась на рынок. Мероприятие это было не законным, а потому опасным. На рынке она нашла скупщиков мужчину и женщину, которые предложили ей для совершения сделки зайти за крыльцо ближайшего дома. Там они на глазах женщины сосчитали деньги, как-то быстро сунули толстую стопку ей в руки, и, забравши ризы, быстро перемешались с толпой. Когда Лиза посмотрела на деньги у себя в руках, то обнаружила «куклу» из нарезанных газетных листов: настоящей денежной купюрой была лишь та, что лежала сверху. Таким образом, вместо нескольких десятков тысяч рублей за семейную реликвию она выручила всего лишь 25 рублей.

После окончания гражданской войны и демобилизации армии Вярьвильский будет заниматься сельхозналогами. Из Наркомпрода в Наркомфин он перейдёт по совету бывшего соратника по пензенской Думе Петра Ксенофонтовича Соколова.

Когда-то Давид Васильевич, в бытность заместителем головы Пензы, порекомендовал этого  интеллигентного и деликатного человека, знакомого с журналистикой и уже тогда имевшего опыт в области городского и земельного дела на должность думского секретаря. И вот теперь, спустя более десятка лет, уже в Москве П.К. Соколов отвечает Д.В. Вярьвильскому той же любезностью.

Вярьвильские дружили с  семьёй Петра Ксенофонтовича ещё в Пензе. Они не редко встречались за обедом в доме Мартышкиных на Дворянской улице. Соколов приходил со своей женой Ольгой Николаевной и сыном, которого Давид находил немного странным. В Москве семья Соколовых поселилась на Никитском бульваре, что было не недалеко от дома Вярьвильских на Покровке в Лопухинском переулке. Здесь семья занимала три комнаты. В одной из комнат жили супруги Давид и Лиза, две другие занимали дочери Софья и Катя. Продолжая пензенскую традицию и здесь в Москве, первое время Соколовы и Вярьвильские продолжали ходить по-соседски друг к другу в гости.

Летом 1924 года заведующий Московской плановой комиссией при МОССОВЕТе, узнав о том, что Д.В. Вярьвильский был городским общественным деятелем до революции и, следовательно, знаком с теми проблемами, которые решались на тот момент Московской плановой  комиссией,  предложил перейти к ним на работу в качестве консультанта по финансовым вопросам.

Давид Васильевич с радостью примет это предложение, так как работа эта будет ему интересна и близка. Его непосредственным руководителем, начальником плановой комиссии и одновременно заместителем председателя Моссовета будет Н.П. Брюханов, который оставит о себе наилучшее впечатление по воспоминаниям Д.В. Вярьвильского.

ЭПОХА НЭПА

Наконец, на смену военному коммунизму пришла эпоха Новой экономической политики, и разрушенное долгими войнами хозяйство начало потихоньку восстанавливаться.

Москвичи, разъехавшиеся на время войны и революции, стали возвращаться в свои оставленные квартиры. Вернулись и бывшие жильцы квартиры, в которую вселились Мартышкины. Прежние хозяева возбудили судебный иск о выселении новых жильцов и возвращении их мебели. Иск они проиграли, но мебель Вярьвильские им вернули.

Вновь был разрешён мелкий частный бизнес и торговля. Благодаря этому  увеличились нормы выдачи хлеба, стали улучшаться бытовые условия горожан, оживились рынки.
Одни москвичи снова получили возможность что-то продавать, а другие – что-то покупать. Торговать начали все и даже те, кто прежде этим никогда не занимался – у людей появилась возможность выйти, наконец, на достойный уровень существования.
Соблазнилась такими возможностями и Лиза. Она, как и её двоюродные брат и сёстры в Пензе, начала печь пирожки. Только в отличие от своих, менее везучих, родственников, которые пирожки сдавали государственному предприятию, ей удаётся торговать ими на ближайшем к дому рынке.

Хлопот, конечно, это занятие доставляло Елизавете Ивановне много. Вставала она рано утром, чтобы испечь очередную партию и в любую погоду бежала их продавать. Но зато у мужа и дочек теперь всегда был вкусный завтрак, да ещё и дополнительное денежное подспорье семье.

Однажды Лиза не смогла продать все свежеиспечённые пирожки, и вечером за дело взялся муж - работник МОССОВЕТа Давид Вярьвильский.

Взяв корзину с пирожками, Давид Васильевич встал на сквере против Большого театра. Как раз в это время шла публика слушать оперу, и пирожки разошлись мгновенно. Не прошло и часа, как довольный хозяин дома на трамвае вернулся к семье с выручкой.

Давид с Лизой начинают ходить в театры, на выставки, обсуждать игру актёров и футуристов.
Популярны и модны в то время были выступления футуристов: В. Маяковского, Д. Бурлюка, Северянина, Хлебникова и др. На их литературные вечера ходила, главным образом, молодёжь. Они, в угоду времени, пропагандировали переоценку ценностей, развенчивали произведения А.С. Пушкина, Льва Толстого и других классиков. В это время царствовала мода декадентства, кубизма и всяких эксцентрических трюков, вплоть до чтения неприличных стихов и хождения голыми.
 
С футуристами семьи купцов Мартышкиных были знакомы ещё до революции, когда жили в Пензе. В Пензенском художественном училище до начала Первой мировой войны учились такие известные представители этого авангардного течения, как скандальный художник Владимир Бурлюк – брат основателя футуризма в России Давида Бурлюка, художник раннего авангарда Аристарх Лентулов, конструктивист Владимир Татлин. Какое-то время под Пензой в с. Кичкилейка подпитывался вдохновением поэт-футурист и авиатор Василий Каменский. Строительством первых аэропланов и монопланов в то время в Пензе увлекались, помимо В.Каменского, К.К. Цеге – инженер, жена которого Л.Н. Цеге была хозяйкой футуристического салона на Поповке. В этой компании пензенских авиаторов был и Алексей Евгеньевич Яковлев – инженер, архитектор Народного дома  в модном тогда смешанном стиле модерна и конструктивизма, нового дома Вярьвильских на улице Московской и частый гость усадьбы Мартышкиных на ул. Дворянской.
 
В конце 1920-х годов Владимир Маяковский уже был сильно увлечён дочерью А.Е. Яковлева Татьяной, с которой они познакомились в Париже. Он делал Татьяне Алексеевне предложение руки и сердца, но дальнейшая судьба поставила точку в этих отношениях замужеством Татьяны Яковлевой и выстрелом Владимира Маяковского.  От их пылкого романа остались лишь стихи В. Маяковского из письма к возлюбленной: "Я всё равно тебя когда-нибудь возьму, одну или вдвоём с Парижем!"  и легенда о корзинах с великолепными цветами, которые Татьяне несколько раз в неделю на протяжении долгих лет доставлял по поручению поэта посыльный.

В то же время Давид и Лиза вспоминали, каким событием был приезд футуристов в марте 1914 года в Пензу, и какой шок охватил местную публику от выступления Владимира Маяковского и Давида Бурлюка и их прогулки по Пензе с раскрашенными лицами, в «галстуковых рубашках и рубашковых галстуках».

Московская публика конца 20-х по-разному принимала выступающих футуристов: часть им аплодировала, некоторые слушали молча, а другие, не выдерживая, свистели и шикали. Но в газетах писали о них много, в основном, статьи были скандальными, и поэтому публика забивала залы из любопытства.

Как же это всё напоминает культурные виртуальные тенденции нового времени, теперь уже периода «обратной» перестройки!
 
Популярным у московской молодёжи в то время был и театр бывшего пензяка, режиссера Всеволода Мейерхольда. В 1930 году в этом театре  была поставлена сатирическая пьеса с цирком и фейерверком Владимира Маяковского «Баня». Премьера закончилась полным провалом, что тоже приблизило В. Маяковского к трагическому жизненному финалу.

Но Вярьвильские авангарду всё же предпочитали классическое направление. Вот как вспоминает Давид Вярьвильский один из таких семейных походов в Большой театр на оперу «Садко»: «Помню, как ко мне на службу на Кузнецком мосту однажды к вечеру перед концом работы пришла Софочка. В руках у неё был свёрток: «Это я тебе, папа, принесла горшочек каши, она хорошо завёрнута и сейчас ещё тёплая. Ты ведь не обедал? Покушай скорее,  и пойдём в театр, а то опоздаем», – сказала мне дочка.
Времени у нас было мало, и я, не раскрывая каши, поспешил в театр. Была зима, театр не отапливался, публика не раздевалась, и мы вскоре уже сидели в своих шубах, шапках в амфитеатре на креслах. Места хорошие, театр весь освещён, но холодно, как снаружи. Перед началом спектакля, уже сидя на своём месте, я раскрыл принесённый Софочкой  горшочек с кашей и тут же, не стесняясь, поел».

Несмотря на холод, залы были всегда забиты до отказа. Дирижёры руководили оркестрами во фраках - им было даже жарко от активных движений, и только по окончанию отделения они накидывали на себя доху, которая лежала на стуле рядом с пюпитром.

Концерты, в основном, проходили в консерватории, которая тоже не отапливалась. Особенно было огромной удачей достать билеты на Фёдора Шаляпина, который выступал тоже во фраке перед одетой по зимнему публикой. Да ещё его постоянно вызывали на бис, и он пел гораздо дольше, чем это было предусмотрено программой.
Любовь Давида Васильевича Вярьвильского к театру, искусству перейдет к старшей дочери Софье, а затем к внучке Людмиле, которая станет академиком Российской академии художеств.
 
Софья во времена НЭПа продолжит свои занятия танцем, которые начинала ещё в Пензе в школе Быстрениной. В Москве она станет посещать новаторскую школу гармонической пластики и танца Людми;лы Никола;евны Алексе;евой, традиции которой живут и в наше время.

Младшая же дочка Катерина по окончанию семи классов средней школы и чертёжных курсов, устроилась чертёжником на завод, изготавливающий бумагу.   
 

В ГОДЫ "ЕЖОВЩИНЫ" И МАССОВЫХ РЕПРЕССИЙ

Работая в МОССОВЕТе, в первоначальный период социалистического строительства Давид Васильевич Вярьвильский участвует в работе по планированию городского хозяйства, занимается благоустройством Москвы, в том числе строительством  ЦПКО им. М. Горького; развитием городского транспорта: первого московского метрополитена им. Когановича и увеличением протяжённости трамвайных линий.
Но вот весной 1931 года во всех  советских учреждениях приступили к «чистке аппарата». Позднее это массовое мероприятие получит название «Ежовщина».

Проходила чистка особыми комиссиями, в составе членов коммунистической партии, с привлечением рабочих московских фабрик и заводов, а также комсомольцев и молодёжи – первых выпускников советских ВУЗов. Целью «ежовой чистки» была замена прежнего аппарата с дореволюционными профессионалами на профессионалов уже советского времени со знанием основ «Научного коммунизма».
 
Не миновала такая «чистка» и московскую областную плановую комиссию. Своё отношение к действию властей Давид Вярьвильский опишет так: «Так несправедливо оценили на деле нашу услугу государству, к которому мы относились с полной лояльностью и отдавали делу свои знания и силы на восстановление государственного хозяйства, пострадавшего в период революции и сопутствующей ей интервенции зарубежных государств».

Терзаясь несправедливостью, Давид Васильевич обращается за оценкой происходящего к человеку, мнение которого ему было особенно дорого – своему бывшему начальнику Н.П. Брюханову, а ныне заместителю Народного Комиссара снабжения СССР. Он знал Вярьвильского и по годам службы в Красной Армии, и по работе в МОСОБЛПЛАНе, председателем которого был до начала «чистки».
 
Николай Павлович сочувственно расспросил Давида Васильевича о процедуре чистки, посмотрел резолюцию комиссии по снятию Вярьвильского с должности, и по воспоминаниям последнего, сказал примерно следующее: «Я прочёл этот документ и должен сказать, что он составлен в крайне неумных выражениях. Вы, тов. Вярьвильский, опротестуйте это решение, и комиссия решение пересмотрит.

Здесь ещё упомянуто, что в финансовой секции был задержан отзыв на одно из ходатайств об ассигновании средств по бюджету. Это совершенно не вина финсекции. Вообще этот вопрос не подлежал передаче в Облплан, и здесь никакой вашей вины не было.

Перед началом «чистки» в Облплане, когда меня перевели на работу в Народный Комиссариат торговли я, было, хотел перевести и Вас на работу из Облплана в Комитет торговли, но я не сделал этого, так как мне сказали, что это вызвало бы большую репрессию по отношению к Вам.
 
Я знаю Вас как хорошего работника, и сняли Вас с плановой работы незаслуженно. Поэтому, по сдаче вашей работы в Облплане, я рекомендую Вам придти ко мне, и я предоставлю Вам надлежащую работу».

Тогда Д.В. Вярьвильский от этого предложения уважаемого им человека отказался. Он устал от высоких постов и принял решение отступить подальше в тень: «Я остался очень удовлетворённым приёмом у Н.П. Брюханова, которого я высоко ценю как замечательного работника в течение всей его деятельности и близкого соратника тов. В.И. Ленина в период революции 1917г.

Я очень благодарен Н.П. Брюханову за его хорошее обо мне мнение, за предложение по предоставлению мне работы под его руководством.
Я ему сказал, что мне при увольнении из Облплана будет выдано выходное пособие и предоставлен месячный отпуск, и я хотел бы отдохнуть и успокоить свои нервы, значительно расстроенные результатом несправедливой «чистки» Облплана. Мне не хотелось бы в дальнейшем  снова работать в комитете, так как я решил уйти на работу другого характера» (Д. Вярьвильский, рукопись «Мои жизненные воспоминания»).

Это решение было для Вярьвильского самым правильным, хотя сам он об этом никогда не узнает, - в 1938 году Николая Павловича Брюханова, к тому времени персонального пенсионера союзного значения, расстреляют как врага народа. А вместе с ним расстреляют его сына и брата.
 
Отпуск по своему увольнению Давид Васильевич проведёт замечательно, съездив по путёвкам с семьёй в Евпаторию.

Отдохнув с семьёй от очень напряжённых событий, Давид Вярьвильский устроится на работу на Московский завод шарикоподшипников в плановый отдел. Заводу, раннее принадлежавшему шведам, предстояло серьёзное перепрофилирование  с учётом технических потребностей советской техники, в том числе и военной. Давид Вярьвильский с присущим ему воодушевлением и знанием дела возьмётся и за эту работу.

Но в конце тридцатых годов в советскую страну придёт новое напастье –
поиск «врагов народа». Усердные партийцы, в стремлении услужить уже сильной к тому времени власти Сталина, следуя его призывам, начнут гонение на специалистов ленинской гвардии. Наступит эпоха доносов и интриг, которая приведёт к невиданному до сих пор и необоснованному самоистреблению и «перевоспитанию» народа, уже советского. Страна сделает гигантский рывок в индустриализации страны за счёт экономического планирования, жёсткой дисциплины и дармовой рабочей силы, выращенной ГУЛАГом. Свои пять лет лагерей получит и Давид Васильевич Вярьвильский. На заводе, изготавливающем шарикоподшипники для военной техники выявят брак.


ДАЛЕЕ:http://proza.ru/2021/04/24/555

К СОДЕРЖАНИЮ: http://proza.ru/avtor/79379102895&book=5#5