Митрохины выборы

– Я вчерась глянул в окно, авродя и Степаныч промелькнул, а можа и показалось. А ноня, вона гля, Аксинья, идёть Степаныч прямиком к нам! Пойду стрену. Ить какой молодец, никада мимо не проедить, всягда стариков уважить!
    Митроха вскочил с лавки и засеменил в сени, но Степаныч уже стоял на пороге и вовсю улыбался своей добродушной улыбкой, ожидая подходившего  Митроху.
– Ну, дед, вижу молодцом выглядишь, а бабушка как?
– Дык вона на печки ляжить, прихворнула чавой-та. Дело-то осень, похолодало, вот и простыла идей-то. Я уж ей самогонкой натёр спину, хряжки, накрыл тулупом, ишо от деда маво осталси, большой такой тулуп, здоровай. Ляжи, грю, потей. Хотел внутря налить, не берёть, дура. Грю, лучей будя, а она, так пройдёть, не нада.  Вона, вишь, выглядываить! Ничаво, пропотеить хорошенькя, и всё пройдёть! Не впярвой! Ну а ты чаво приехал, навродя в отпуске уже был, опять кудый-то проездом?
– Да вот решил заглянуть, проведать вас. Как вы тут? Живы, здоровы? Баба Василиха тоже неважно себя чувствует, я ей лекарство привез. Может и вам чего надо? Да, сходи к бабушке, она тебе от простуды чего-нибудь даст, таблетки.
– Ды, ничаво ей не нада, так пройдёть. Прогреется как следай и всё как рукой сниметь. Я ей ишо попробую внутря налить самогонки-та,  первейшая лекарства, а она дура не понимаить. Ладно, слыхал я выборы там у вас  в городах-та, власть всё выбираете, а толку никакова. Всё как было, так и катится. Куды тока, не знаю.  У нас ить в деревне молодежи-то совсем не осталось, одне старики доживають, итить тваю мать! Даже посля войны такого не была. К чему придём – не знаю, ничаво хорошева не вижу.
      Вот мы в колхозе тожа помню голосовали, а как-жа. Отчетно-выборное собрание кажнай год, председателя оставляли али другова избирали. Даа!  А штоба все на собрание пришли, апосля собрания по трояку давали, эт тока тому, хто пришёл, и просидел до конца. Ну мужики, канешна, опосля в лавку, сображали на троих, и за магазином на травке устраивались, обмывали это дело. И нихто не ругалси, не наказывал за это. Знали – выборы, дело государственное, народное. Дажа выходной давали, хотя выходной в колхозе летом эт редкость, работы невпроворот. Что, как говорица,  потопаишь, то и полопаишь. Дааа.. А ишо, как уборочная али посевная начиналась, то обязательно эт дело обмывалось. Дааа...
  Собирались мужики, все, хто пахал и сеял, перед посевной где-нить в посадках, так жа, на травке, и им с полевого стана привозили закуску, а от правления колхоза выпить, по четвёрке на нос, во, понял, и тока посля этой гулянки приступали к посевной.  И ить нихто  не  отлынивал, пахали как нада. Урожаи тады были знашь какии, колхоз гремел, твою мать, на весь район! Вот тах-та, а ты как думал.
   А в уборочную, уже посля уборки так жа собирались, опять жа в посадках али на полевом стане, и в торжественной обстановке опять гуляли, по четвёрке на нос. Мужикам – водки, а бабам – красненькова. Иих,  и красота была, все довольны, все смеюца! А щас, твою мать, никакой радости, да и людей-то не увидишь на улицах. Одни старики, как тени, прошмыгнут и всё. Пензию получат, в лавку сбегают, и вся радость. Ребятёнка на улице если увидишь, как зверя невиданова,  а раней в кажном доме человек по восемь было, во! И выживали, и работали, твою мать! Веселей намного была, хучь и бедно жили. Мы же Людьми были, понимашь, людьми, человеками. А щас – звери, всё в сибе, закрылись и всё..  Ты представляишь, в деревнях жалезные двери стали ставить с запорами. Эт када  такое было, мать вашу!
      Дед не на шутку разошелся и даже вскочил с лавки, у печки и запрыгал перед гостем. Затем сел снова на лавку и зашмыгал носом, заплакал:
– Вот ты скажи мне, за што ж это мы воевали, кровь свою проливали,людей сколь положили, полсвета прошли, чтоба там, в их же логове, немчуру клятую добить! Они же нас без войны взяли, голыми руками, твою мать!!!
   Дед уже вовсю зарыдал.
– Землю, землю, матушку нашу, по частям продавать сталиии, господи!
      Бабка испуганно выглянула из-за занавески на печке и снова скрылась, Степаныч прижал деда к себе, обнял и, гладя по спине как ребенка, успокаивал. Дед наконец притих, как-то обмяк весь, сник и, не глядя на гостя, снова присел на лавку, только зашмыгал носом.
– Иииих, твою мать, иде же вы мои друзья-однополчане!!!
      Степаныч тихонько вышел, прикрыл дверь и долго стоял, задумавшись и глядя куда то вдаль.  Дааа! А ведь прав Митроха, ох как прав!!!
 Степаныч

Елена Тюняева
Какой жизненный, трогательный рассказ! Даже вместе с дедом всплакнула, вспомнилось былое... Владимир, вы талантливый писатель! Спасибо большое за рассказ!

Александр Виноградов
Вообще, рад, что снова мы встретимся с Митрохой, с рассказами и очерками о русском быте!