предзима

Снова эта унылая предзима.
Нахохлившиеся торговки под окнами, похожие на драпающих от зимы в восемьсот двенадцатом году французов - платки, шарфы, пуховики на три кофты, и в этом ворохе великолепные торчащие сопливые сизые носы - громкости не убавляют, но звучат тоскливой перекличкой чаек, изредка разбавляясь вороньим карканьем с ночи греющихся горячительным дворников.
Начинающийся с утра грустный полусвет за окном, когда непонятно - то ли нырять обратно в теплую одеялью норку, то ли делать кофе и включать иллюминацию по полной.
Вечное унылое шарканье по палой листве под окнами утром еще иногда разбавляется несмелыми звонкими детскими голосами недистанционных пока школьников и взрыкиваниями спешащих на работу трудяг. Но уже к обеду оно сменяется тоскливым шебуршанием одевшего по такому поводу носки хипстерья с их извечными моккачино в сизых лапках и несмелыми типа рассуждениями о Бегбедерах, современном искусстве и прочих Тыкверах.
Фонари, которые еще не, но были бы уже актуальными с часов десяти утра.
Пугливые ЗОЖники на побережье, тревожно всматривающиеся в каждый встречный неясный силуэт в поисках ножа или пустой бутылки в руке. Шарахающиеся от них официанты, призраками шарашащиеся между столиками прибрежных кафешек. Великолепно плюющие на них всех оптом и в розницу отбитые по самою маковку романтичные парочки на волнорезах, стоящие в живописных позах и всматривающиеся в туманный горизонт, который в это время года можно в тумане представить в метре от себя, руку протяни.
Притихште коты, шныряющие под ногами и пытающиеся закатиться мохнатыми шариками к тебе под одеяло в поисках хоть какого-то тепла.
Перегавкивание сумеречных собачников во дворе удивительно унисонирует о стонами так рано разбуженных и выгнанных на работу трамваев.
Тоска, короче, зеленая. Надо идти бухать. Причем с утра.