Глава 24

Где-то через неделю после этого состоялись учения 4-й Отдельной Уральской армии ПВО. В учениях были задействованы все уральские части ПВО. Проводились эти учения в условиях, наиболее приближенных к боевым. Продолжались учения трое суток.
К нам на КП приехали проверяющие из штаба армии. Боевую готовность нашего узла связи проверял начальник связи армии лично.
Так уж получилось, что в тот день, когда проверялась подготовка нашей роты, начальником смены радиобюро заступил я, сменив отдежурившего свою суточную смену Николая. Не знаю почему, но в тот день у меня все спорилось и получалось. Связь во всех сетях была отличной, все радиограммы передавались и принимались в срок и без ошибок. Мы даже по времени опередили телеграфистов. Я не знаю почему, но, увидев на месте начальника смены военнослужащего срочной службы, проверяющий дал вводную: "Убит дежурный по радиосвязи". По боевому расписанию в этом случае обязанности ДРСа выполнял начальник смены радиобюро. С этими обязанностями я тоже справился. Тогда хитрый проверяющий подкинул еще одну вводную: "Убит дежурный по связи". На какое-то мгновение все растерялись. По боевому расписанию, в случае гибели ДС его обязанности брал на себя ДРС, но дежурными по связи ходили старшие офицеры в звании майора, а тут солдат, пусть и из старослужащих. Не знаю, что тогда на меня нашло, но я почувствовал прилив какой-то озорной решительности и, пока офицеры соображали, пересел на место дежурного по связи. По громкоговорящей связи я объявил всем подразделениям узла связи и КП, что принял обязанности дежурного по связи на себя, и приказал всем отделениям доложить о состоянии связи на линиях и в сетях. Ровно через десять секунд стали поступать доклады. Связь в этот день работала отлично. Выслушав последний доклад, я собрался доложить о состоянии связи проверяющему, но тот и сам все слышал по громкоговорящей. Он просто махнул рукой и дал отбой своим вводным, после чего я вернулся на место начальника смены.
На следующий день учения закончились. Я все ждал последствий своей выходки, хотя по боевому расписанию я и сделал все правильно. А где-то через неделю меня вызвал к себе наш ротный и приказал составить список наиболее отличившихся на учениях солдат нашей роты, что я с удовольствием сделал. А еще через несколько дней перед строем на утреннем разводе на дежурство (я снова заступал на дежурство) командующий корпусом зачитал приказ по итогам учений.
Приказ был довольно длинный. Я расскажу только о той его части, которая коснулась непосредственно нашего узла связи в разделе поощрений. Начальнику узла связи, начальнику штаба и замполиту объявлялась благодарность за высокую военную и политическую подготовку личного состава. Врио командира роты радиобюро старшему лейтенанту Майорову присваивалось внеочередное воинское звание капитана, и с него снимались все ранее наложенные взыскания. Затем в приказе шла такая фраза: "За отличное выполнение служебного долга в условиях, приближенных к боевым, предоставить краткосрочный отпуск на родину, сроком на десять суток, не считая дороги, следующим военнослужащим срочной службы…" Далее следовал перечень фамилий этих военнослужащих. Из нашей роты в него вошли почти все те, чьи фамилии я написал ротному. Были в том списке Николай, Саня Самсонюк, еще пара толковых ребят из нашего призыва, а также Леха Кириллов. Разве мог я его не включить в тот список, объяснив тогда Майорову, что без тыла мы никуда, а каптер и есть тот тыл. Майоров посмеялся, но из списка Леху не вычеркнул. Да, в тот список я включил ещё и Женьку Одинокова, но, видно, в штабе решили, что черпаку в отпуск еще рано, и присвоили Женьке звание ефрейтора. Я все время ждал, что в этом списке прозвучит и моя фамилия, но этого так и не случилось. Приказ был зачитан, все собирались по команде идти на дежурство и по местам службы, но тут вновь прозвучала команда: "Корпус! Смирно!" Мне было приказано выйти из строя, что я и сделал, соблюдая все требования строевого устава.
Я стоял лицом к строю, а командующий корпусом зачитывал еще один приказ, но уже командующего 4-й отдельной армией ПВО. Согласно этому приказу я награждался "Почетной грамотой" командующего армией, а моим родителям направлялось "Благодарственное письмо". Конечно, по армейскому табелю о рангах это поощрение было выше отпуска, а вот по сути...
Но я с бодрым видом гаркнул на весь плац: "Служу Советскому Союзу! " - затем по команде встал в строй. На этом развод и закончился.
Весь день меня поздравляли прапорщики и офицеры. Даже прапорщик Вася Залупа, встретив меня в столовой, полез с поздравлениями. А вот сослуживцы, особенно получившие отпуск, стыдливо прятали от меня глаза. Полдня я это терпел, а после обеда собрал всех в курилке и объяснил им, что все в порядке, никаких обид с моей стороны быть не может, так как они тут совсем ни при чем. На следующий день, сверкая новыми погонами, капитан Майоров рассказал мне, что моя фамилия была первой в списке на отпуск, который он подал в штаб. Но оказалось, что приказ о моем поощрении уже пришел из штаба армии, а за одно и то же два раза не награждают, как и не наказывают.
Дней через десять я получил письмо от родителей. С какой гордостью описывал отец, как их с матерью вызвали в республиканский военкомат и военком в чине генерала вручил им "Благодарственное письмо" и долго благодарил за воспитание сына! Если честно, то я до сих пор так и не понял, чего такого геройского я совершил. А если уж совсем честно, то занял место дежурного по связи я чисто из хулиганских побуждений.
Я знал, что де-юре все делаю правильно и наказать меня не могут, да и очень мне хотелось посмотреть на выражение лиц наших офицеров. А вышло вон как.
Эти грамота и благодарственное письмо долго хранились у меня в альбоме, но во время переезда из Молдавии в Россию они где-то затерялись.
Теперь капитан Майоров при встрече стал здороваться со мной за руку. Да и отношение ко мне других офицеров изменилось.
Назначенный писарем вместо ушедшего на дембель Женьки Попова молодой солдатик потом рассказал мне, что после моей выходки на учениях командир сначала ругал меня последними словами. Но потом, когда во время "разбора полетов" начальник связи армии начал хвалить руководство части за такую высокую подготовку специалистов, командир резко изменил свое отношение к моим действиям. Больше всего высокопоставленному проверяющему понравилось не то, что солдат принял на себя обязанности старшего офицера, а то, что справился с ними. Конечно, все это не могло не радовать, но на дежурства мне теперь больше месяца придется ходить через сутки. Николаю и Сане объявили отпуск. Экзамен на допуск у Женьки Одинокова был только после Нового года. Решили так: первым в отпуск едет Самсонюк - а мы с Николаем дежурим, по возвращении Санька в отпуск уезжает Николай - а мы дежурим с Самсонюком, меняя друг друга. Правда, на этот "отпускной" период меня приказом командира роты освободили не только от нарядов, но и от занятий. Да и какие занятия? Классность у меня была высшая, а политзанятия я мог и сам проводить, так как окончил школу комсомольского актива.
Леха намеревался уехать в отпуск сразу же, как объявили приказ. Но тут заартачился старшина нашей роты прапорщик Кочкин. Он заявил Лехе, что пока тот не подберет себе преемника из салаг учебного взвода и не обучит его хотя бы азам каптерского дела, ни в какой отпуск не поедет. Старшину поддержал и новоиспеченный капитан Майоров. Была в деле подбора будущего каптера одна трудность. Леха попал в каптеры исключительно из-за своего каллиграфического почерка. Среди новобранцев никого с такими данными не наблюдалось. Солдата, подающего надежды стать высококлассным специалистом, никто в каптенармусы бы не отдал, а такие придурки, как Щипаныч, не подходили в силу своей ограниченности. Договорились так, что в свободное от моего дежурства время мы с Лехой будем беседовать с кандидатами в его преемники, а список претендентов Майоров приказал составить начальнику учебного взвода лейтенанту Горшенину. Таких набралось десять человек.
Сначала мы с Лехой решили просто поговорить с каждым из их. После этих разговоров трое претендентов сразу отсеялись, так как по своему умственному развитию стояли на уровне нашего свинаря. К остальным было решено повнимательнее присмотреться. А так как каждый день я заниматься отбором кандидатов не мог, то Леха хотел уже просто бросить жребий и поскорее уехать в отпуск. Но я его быстренько от этой затеи отговорил. Я просто спросил у торопыги Лехи, хотел бы он встретить Новый год дома? Конечно, каптер хотел. Тогда я ему посоветовал не гнать лошадей и немного потянуть время, а в отпуск уехать числа двадцать четвёртого декабря. Тогда он на законных основаниях на Новый год будет дома. Что и было сделано. Кстати, с преемником мы определились через пару дней. Наступала пятница, банный день для всего личного состава срочной службы. Самый дурной день для старшины и каптера. Нужно было получить на складе белье, причем проследить, чтобы кладовщик не подсунул порванные майки, трусы или портянки. А после бани собрать все грязное белье, рассортировать, посчитать, чтобы количество полученного на складе совпадало с собранным, затем сдать собранное снова на склад, чтобы оттуда его отвезли в прачечную. Кстати, если среди собранного белья оказывалось порванное, то его тоже пытались сдать на склад так, чтобы кладовщик не заметил. Такое нашему каптеру удавалось. На этот день за каптером закрепляли трех молодых бойцов из учебного взвода.
Вот тут мы с Лехой и решили задействовать всех оставшихся кандидатов, дав каждому из них свое задание. Получать бельё Леха пошел с четырьмя "соискателями". Объяснив, что и как, на что в первую очередь обращать внимание, и пообещав "задрочить салагу на спортплощадке, если в полученном белье окажется хоть одна дырочка", каптер поручил одному получать трусы, второму - майки, третьему - полотенца, четвертому же достались портянки. Да, в связи с тем, что бельё постепенно приходило в негодность, при каждой смене белья выдавалось несколько совершенно новых комплектов. Каждый каптер старался получить таких комплектов как можно больше. Отправив молодых на задание, мы с каптером и старшиной Кочкиным наблюдали за происходящим. Когда последний из испытуемых вернулся с полученным бельем, все белье было погружено в специальную тележку, которую молодые отвезли в роту. Закрывшись в каптерке, мы стали проверять выполнение задания. Порванных маек не оказалось, но и новых было всего две штуки. С трусами было и вовсе плохо. Мало того, что новых трусов не было совсем, так еще и трое старых оказались порванными. С полотенцами все было нормально. А вот увидев портянки, мы сначала не поверили своим глазам. Все портянки были новые! Нетерпеливый Леха сразу же решил бежать докладывать старшине, что нашел себе замену, но я снова посоветовал ему не спешить и никому пока ничего не докладывать. Построив кандидатов в каптеры, Леха приказал принявшему порванные трусы бежать пять кругов вокруг спортплощадки, затем двадцать раз отжаться. Остальных отпустил перекурить. Собрав и пересчитав после бани грязное белье, мы вновь отправили молодых на склад, теперь уже сдавать бельё.
Причем сдавать трусы мы поручили тому солдатику, который получал портянки, всунув те порванные трусы, которые кладовщик всучил утром наказанному бойцу. Других "соискателей" мы тоже не оставили без порванных вещей. Первым спалился на полотенцах любитель бегать вокруг стадиона. Из двух порванных маек кладовщик нашел только одну. Так же было и с портянками. А вот трусы кладовщик принял, ничего не заметив. Вопрос с Лехиным преемником был решен.
Правда, я снова посоветовал Лехе пока никому об этом не докладывать, а, отказавшись от "любителя спорта", тянуть время с остальными. Иначе Леха мог отправиться в отпуск раньше и дембельский год встречать в части, а не в кругу родных и друзей. Леха так и поступил. Двадцать третьего декабря он доложил старшине Кочкину, что замену подготовил. Следующий день ушел на передачу дел, а двадцать пятого декабря Лешка, получив отпускные документы, поспешил в аэропорт города Челябинска и через пару часов улетел домой, сэкономив себе трое суток, которые бы он провел в поезде. Все дело в том, что отпуска объявляли на десять суток, не считая дороги. А так как проездные документы выписывали на поезд, то и время в дороге рассчитывалось исходя из того, сколько находился в пути пассажирский поезд. Но можно было, заплатив в кассе разницу между железнодорожным и авиабилетом, провести эти дни дома и не трястись в пассажирском поезде, который к тому же, как плохой кобель, останавливается у каждого столба. Обычно все отпускники так и делали.
Не все гладко выходило с отпуском и у моего друга и земляка Николая Трайстора. Он хотел ехать в отпуск вместе с Симой, чтобы познакомить родителей со своей невестой, но Симу не отпускали с работы раньше Нового года. Но, немного подумав, мы опять нашли выход из ситуации.
Так как на дежурство начальниками смены ходили только я, Николай и Саня Самсонюк, то отпустить в отпуск сразу двоих из нашей троицы было невозможно. Решили так, что первый в отпуск едет Саня и делает все возможное, чтобы затянуть отпуск, на что тот с радостью и согласился. А затянуть отпуск можно было только одним способом — заболеть. Так часто делали те отпускники, у родителей которых были знакомые в военных госпиталях по месту жительства. Они брали в госпитале справку о каком-нибудь ОРВИ, предоставляли ее в военкомат, где по прибытии домой должен был встать на учет каждый отпускник. В военкомате делали отметку в документах отпускника и сообщали в часть о задержке с возвращением из отпуска в связи с болезнью последнего. У Саниных родителей такие знакомые были, и в часть он вернулся только третьего января следующего, 1976 года, чем очень выручил Николая с Симой. Да и сам Саня Самсонюк был очень доволен затянувшейся поездкой на родину.
Что же касается меня, то мне оставалось только радоваться за друзей и больше месяца через день заступать на суточное дежурство. Но кто же знал, что та моя дурацкая выходка с принятием на себя обязанностей дежурного по связи будет иметь такое продолжение. Ведь в тот момент я не думал ни о каких поощрениях. Просто в очередной раз дала о себе знать авантюрная черта моего характера. Я до сих пор не знаю, зачем я тогда так сделал.
Но что вышло, то вышло. Я помогал своим друзьям, а сам все же иногда думал, что почетная грамота от командующего армией - это, конечно, хорошо, хоть отпуск был бы лучше.
Вопрос с отпусками друзей был решен. Оставалось решить вопрос с отпуском Симы. Как служащей советской армии ей был положен отпуск, и по графику он должен был быть весной. Но весной мы с Николаем уходили на дембель. Тогда же Николай с Симой и хотели пожениться. А тут появилась такая возможность познакомить родственников с невестой. Нужно было что-то делать. Конечно, будь в части наш друг Эдик Азизов, он бы решил этот вопрос за десять минут, но увы - Эдик уже почти месяц служил у себя на родине. Пока мы придумывали варианты решения, Сима решила вопрос сама, причем довольно просто. Она пошла к начальнику телефонного отделения капитану Преображенскому и объяснила ему ситуацию. Конечно, тому не хотелось отпускать такого классного и опытного специалиста, как Сима, но раз так складывалась ситуация, то он поставил Симе два условия. Первое - он отпустит ее в двухнедельный отпуск после Нового года, но только за свой счет. И второе - до отпуска Сима должна была подготовить хорошего специалиста из девушки, которая написала рапорт и через пару дней должна была приступить к службе. С первым условием никаких проблем не было: телефонистки неплохо зарабатывали, жила Сима с родителями, а билеты в то время стоили недорого. А вот подготовить хорошего специалиста из совершенно не знакомого тебе человека… Но выхода не было, и Сима согласилась.
Каптер готовил себе замену и почти все время проводил со своим салажонком, который оказался нам с Николаем почти земляком. Он был из Тирасполя. Николай все свободное время проводил с Симой. А я ходил на дежурства, а в свободное время начал оформлять дембельский альбом. Тут пришло письмо от Эдика. Он рассказывал о своей новой службе, о том, как его встретили родственники. А главное, родственники нашли Эдику невесту, которая ему очень понравилась. По странному стечению обстоятельств ее тоже звали Галя. Конечно же, Эдик интересовался, продолжаем ли мы встречаться с девушками. Также спрашивал про реакцию Галочки на известие о его переводе. В общем, у Эдика все было хорошо. В тот же день я написал Эдику ответ, где рассказал о всех событиях после его отъезда. Письмо получилось длинным и заняло четыре листа из тетради по политзанятиям.
PS. Командующий 19 корпусом ПВО генерал майор артиллерии ОСЬМАЧКО Григорий Иванович.
Именно он вручал мне Грамоту от командующего Армией.