И замкнулся времени круг

Раздольна степь очарованьем сна,
Как символ одичавшей антитезы.
Бродили этой степью племена
В век поздней бронзы — раннего железа.

С их тяжкой долей разом век тут брел,
Неся где радости свои, а где печали.
И соплеменников своих,
                всех тех, кто в мир иной ушел,
Они в ее просторах на кострах своих сжигали.

Тысячелетья канули. Иною стала жизнь.
Хоть степь, как и тогда, опять дика. Горят леса.
                А мир живет  лишь жаждой зрелища и хлеба.
А мегаполисы ввысь тянут этажи,
Чтоб силой денег покорить, похоже, небо.

И в одичанье джунглей каменных, их мысли, словно дважды два, просты —
Людей в надежде счастья гонит вдаль опять судьба лихая.
И за собой сжигая памяти мосты,
Они вновь в мир иной ушедших соплеменников сжигают.

Под властью грустных цифр и обнуленье дней лихих,
Под новостей печальных неумолчный грай вороний…
А пепел тот, оставшийся от них,
Они опять в этой степи хоронят.
…
Вот времени, наручниками на руках, замкнулся круг.
Нет повести печальнее на свете – Шекспира фраза горькая припомнилась сегодня мне, мой друг.


На ветер села была стоянка древних людей. Эпохи поздней бронзы и раннего железа. Ныне в ходе поступательного  движения времени, полностью смятенной. 
Там находили в разрытых котлованах строительного песка наконечники стрел. Элементы конской сбруи. Керамику.
Я тоже часто  бродил в тех местах, с мыслью, что мне будет сопутствовать тут в поисках моих удача.  Но удача меня, к сожалению, тут ничем не баловала.

Во время одной из таких прогулок по этим местам,  в свежем раскопе, сделанном экскаваторным ковшом в песке, я  обнаружил тотчас же рассыпавшийся в моих руках ветхий  горшок, наполненный таким же песком, только чуть более темного цвета и в нем  зубик ребенка лет 7-8.
Те племена, кочевавшие здесь, своих соплеменников, ушедших в мир иной, сжигали на кострах, а пепел их затем  хоронили в глиняной посуде незамысловатого вида.
…
Сегодня это ритуал вступил в новую фазу.
На сельском кладбище села впервые похоронен таким вот образом мой дядя Кирилл Семенович, ушедший в мир иной во время нынешней чумы.
Вечный  труженик, он всю свою сознательную жизнь прожил в селе. И умер бы здесь. Да жизнь и старость погнали его вслед за детьми в город.
Похоронен он рядом с женой, теткой моей Зоей Макаровной, такой же вечной труженицей, там же в городе и умершей, незадолго до чумы, но в отличие от мужа похороненной к счастью и привычно в гробе.