58 Семь поколений Ленинград - Шейкины

 
Ленинград встретил промозглой дождливой погодой.
После жаркого Ташкентского лета, где Алексей блаженствовал меньше недели назад, ветреная, холодная осень Северо-Запада России заметно напрягала. Впереди до прибытия офицера к месту службы оставалось меньше суток свободного времени.
Алексей решил разыскать старшую сестру Лизы Зинаиду, которая жила здесь с мужем и тремя детьми. Он без труда разыскал деревянный застеклённый теремок адресного бюро в углу зала ожидания Московского вокзала около переговорно-телеграфного пункта. Отстояв небольшую очередь, передал в окошко запрос, где написал фамилию сестры девичью и по мужу, имя, отчество, год и место рождения, – Смирнова-Шейкина Зинаида Ивановна. 1917 года рождения. Родилась в Торжке Калининской области.

Девушка в будочке сразу стала куда-то звонить. Через полминуты протягивает квитанцию с адресом: улица Степана Халтурина дом 6, квартира 12 и номер телефона. Алексей протянул рубль чтобы оплатить услугу и получил на сдачу пригоршню монеток, что было очень кстати.
Справка стоила пятнадцать копеек, а теперь предстояло воспользоваться диковинкой того времени телефоном-автоматом. До войны они были в Ленинграде, но у студентов необходимости в них не было.  В Германии приходилось видеть эти платные телефоны, но пользоваться тоже надобности не было. А сейчас дома в Ленинграде состоялась первая проба этой чудо-техники. Каждый разговор, как и адресная справка, стоил пятиалтынный*. Так иногда называли на дореволюционный манер пятнадцатикопеечную монету. Алексей, слегка волнуясь, набрал номер…
На звонок ответил приветливый подростковый голос:
«Здравствуйте! Квартира Шейкиных слушает!»
Представившись и отрекомендовавшись Алексей продолжил разговор.
«Здравствуй! Зинаида Ивановна и Борис Михайлович здесь живут?»
«Да, но сейчас мама с папой на работе и прибудут на обед через сорок минут!»
Такая точность и военная терминология из детских уст поразила Алексея. В разговорном обиходе обычно звучат другие весьма приблизительные временные отрезки – «через час», «четверть часа», «после обеда», «к вечеру»...
Молодой фронтовик в подробностях ещё не знал, какие круги ада пришлось пройти ленинградским детям в блокаду. Поэтому поколение людей, которое девятьсот дней и ночей просыпалось и отходило ко сну под щелчки метронома, по секундам отсчитывавшего их жизнь, очень трепетно относилось ко времени.
Потом Юрий, это был старший сын Шейкиных, справившись, где находится гость, уточнил, что он видит перед собой около телефонной будки, затем подробно объяснил маршрут следования к их жилью. Причём, учёл все ориентиры, которые встретятся по пути. Фронтовик без промедления двинулся к цели по точному азимуту...
Громоздкий багаж и моросящий дождь не располагали к свободным прогулкам, хотя бывшему студенту очень хотелось пройтись по местам, где весело бурлила довоенная рабфаковская юность.
Алексей без труда нашёл нужный подъезд в огромном доме дореволюционной постройки. Пройдя сквозь массивные двери, он оказался на лестнице с широкими ступенями, полого уходящими вверх. Оказалось, что его уже ждали. Как только хлопнула входная дверь, на лестничной клетке послышался детский гомон, и навстречу гостю выбежали подростки – мальчик с девочкой. Это были племянники-погодки Тамара с Юрой. Они приветливо и бесцеремонно подхватили бесформенную упаковку с дынями и осторожно потащили в квартиру. На входе их уже ждали сами Борис Михайлович и Зинаида Ивановна с худеньким младшим сыном Эдиком, который родился в самом начале блокады.
Круглолицый, с ярко-рыжими вьющимися волосами Борис, сразу же был вынужден отправиться на работу. Его обеденный перерыв подошёл к концу, а опоздания категорически исключались. Глава семьи занимал крупную должность в объединении Ленэнерго, которое размещалось в пяти минутах ходьбы от квартиры, на краю Марсова Поля.
У Зины в запасе было ещё несколько минут, которые она подарила гостю. Алексей поразился её сходством с Лизой. Нет, она не была точной копией, но еле уловимые черты, осанка, жесты, выговор и голос указывали на бесспорное родство сестёр. Подошло время, и хозяйка без суеты распрощалась до вечера, оставив гостя на попечении детей. Чтобы они разделили с гостем обеденную трапезу.
Тамара с братьями привычно накрыла на стол и все они степенно, в тишине отдали должное щам, геркулесовой каше и сладкому чаю из душистых полевых трав. Потом так же все сообща, включая и Эдика, убрали со стола, вымыли  и вытерли посуду, поместив её в шкаф.
После обеда Алексей стал разбирать свою ручную кладь. Ребятишки с интересом наблюдали, готовые при необходимости прийти на подхват. Большое беспокойство вызывали дыни и огромная гроздь винограда. Завёрнутые в верблюжье одеяло дыни, почти не повредились. Винограду повезло меньше. Алексей попросил ребятишек убрать в тёмное прохладное место две целые дыни, и стал вырезать начальное пятнышко гнили у повреждённой. По кухне распространился ни с чем несравнимый медовый аромат. Увидев вожделенные глаза ребятишек, он хотел тут же угостить неведомым для них лакомством, но Тамара, по взрослому взглянув в глаза дяде, отказалась:
«Они же до вечера не испортятся? Тогда соберёмся все вместе и попробуем!»
Мальчишки безропотно, не то чтобы подчинились, а дали понять, что так принято. Половина винограда начала портиться, и кое-где была видна плесень. Алексей тщательно выбрал повреждённые ягоды и хотел выбросить, но Тамара возразила:
«Зачем выбрасывать добро? Я вымою, почищу и потом мы сварим компот!»
В поведении детей явно примечалось пережитое блокадное прошлое. В быту они были нормальными, шумными ребятишками, но в их общении не было даже намёка на шутливые капризы. Они чутко улавливали тон собеседника, и сразу принимали его при разговоре, мгновенно переходя на серьёзный лад. Попробовали бы они мнить себя умнее взрослых или требовать себе какие-то выдуманные права, когда круглосуточный, монотонный, надоедливый звук метронома означал спокойствие и безопасность. Стоило ему прекратиться, в наступившей паузе поголовно все прекращали общение на полуслове и с замиранием сердца ждали сообщение по радио. Глубоко спавшие люди мгновенно просыпались и без следов дремоты приникали к репродукторам, в ожидании судьбоносного предписания своих действий. Даже неразумные младенцы прекращали плач, словно боялись нарушить наступившую тишину.
Общаясь с племянниками, Алексей как будто окунулся в собственное детство. В большой семье Шейкиных царили те же законы общения, когда любое серьёзное слово или предложение старших внимательно выслушивалось детьми, и становилось рекомендацией к собственному осмысленному безоговорочному применению. Глупых вопросов просто не возникало. Все ребятишки самостоятельно пользовались собственным разумом. В общении никто не предупреждал что, мол, теперь пойдёт серьёзный разговор. От мала, до велика, сами чутко по выражению глаз и интонации речи получали негласную команду: «Шутки в сторону!» Мгновенно исчезали ирония или естественное дурашливое поведение. Таким образом, в нормальных семьях обыденно, без занудных, словоблудных нотаций, или покрикиваний воспитывалось родительским примером очередное поколение потомков, главной задачей которых ставилась цель – стать Человеком, любящим своих родных и близких, который без напыщенных фраз готов выступить на защиту своей Родины.