Янтарьцева комната 4 глава

   Алёна жила вот уже восемь лет с бабушкой и дедом. Мать, пьяница и шлюшка, на юг мотанула после развода с отцом. Отец страдал, не спал ночами, стихи ей посвящал, любил её, стерву. Но потом забылось как-то, создал новую семью. Она учительница химии, вдова, - мужа, милиционера, убили. Ещё одному жизнь дали, мальчик родился, Владиком назвали. Ушёл к ней жить. Алёна тогда с матерью осталась, такого навидалась в своём малолетнем возрасте - пьянки материнские, драки, визги избиваемой матери. Красивая мать была у Алёнки, бегали мужики за ней - к ней, да в зону. Так и застала однажды Алёна мать с таким вот, вернувшимся, за процессом любви. Испугалась девчушка, юркнула в кроватку, свернулась клубочком, заплакала громко, всхлипывая. С ума бы девчушка сошла, если бы мать прав родительских не лишили.

Увезла бабушка Алёнку к себе. Так и живёт у бабушки, вот уж восемь лет с восемьдесят шестого года. А сейчас уже зимой восемнадцать стукнет. Девахой стала, скажу я вам: статная, красивая, как Аксинья в "Тихом Доне", на обеих щеках ямочки, сами щёчки пухленькие, всегда румяные, глаза блестят, а самое замечательное, что на правой стороне лба большая круглая родинка - это с ума всех сводит при первом на неё взгляде. Были парни у Алёнки в жизни, много было, почти всех любила.

 Зимой девяносто третьего подцепил её, шестнадцатилетнюю, когда в километровой очереди за хлебом стояла (спасибо Горбачёву с Ельциным за наше счастливое детство), один такой более-менее ничего на лицо и фигуру. Лёхой звали, уж двадцать три годика за плечами, женатый был, что смешное самое, и сидел уже три года с восемнадцати лет за драку по пьянке и хулиганство. В феврале познакомились, а в марте уже свершилось: прямо у неё дома, в комнате Алёнкиной... Алёна услышала - в темноте сидели - треск ширинки расстёгиваемой. Испугалась по-страшному. "Ты что, Лёша, бабушка в соседней комнате, не надо". Не слушал он её, ласково целовал и всё кругом расстёгивал. Алёна плакала, в темноте вытирала слёзы, боялась носом швыркать, - сдерживалась. Кончилось когда всё, выгнала его. Пришёл он на следующий день. Посидели. В общем, через неделю перестал он к ней ходить. Со злости высказал он ей о себе правду, что сидел и женатый. Плюнули друг на друга - разошлись.

   Лето девяносто третьего прошло у Алёны спокойно. Всё забываться стало, и вроде бы всё, что было, то было, но в сентябре, как учёба началась в последнем одиннадцатом классе, слух сволочь одна пустила, своя же девка, подруга, одноклассница. Парням из класса на "огоньке" рассказала, что Алёнка-то всё, не девочка больше - пользуйтесь, дескать. И пошло - угрозы, нахальные ухмылки, кулаки, синяки - это если артачишься. Эх, Алёнка ты, драться надо было, огрызаться, биться за себя. Не смогла ты этого, шестерых удовлетворила. Ревела ты, верю, знаю, с горя "Тетрадь откровений" всю исписала, свет был не мил. Привязываться начали, на улице, как на грязь, смотрели дворовые, смеялись. Все девки в классе знали - кто сочувствовал, кто ехидно лыбился.

   Осень девяносто третьего была адом для Алёнки. Счастье Алёнкино - подруга была в то время, хорошая девчушка, татарочка, Марьям. По вечерам гуляли, изливалась Алёнка, чуть не плача, - легче на душе становилось. До гроба благодарна будет ей Алёнка - отдушину такую в ней Алёнка находила, так сразу легче становилось... Так вот и шли дни, осень - на декабрь, а перед Новым годом, 29 декабря 1993 года - не забудет этой даты она, - на вечере предновогоднем... Стояла с подружкой той самой, в угол забившись, - кругом музыка, шум, танцы в разгаре, - говорили по мелочи. А уже в одиннадцатом подошёл к ним парень, выпивший славно, и что ведь создал в сморщившейся душе Алёнки - любовь такую, какой не бвло никогда ещё в жизни её. Володька это был... Стояли, говорили до полночи почти, пока разгонять не стали. Ещё там запылала любовь в сердце Алёнкином. У пьяного выспросили всё о нём: учится, оказывается, в этой же школе, в десятом только, на год младше, живёт от Алёнки в трёхстах метрах, дом назвал и квартиру, в гости пригласил спьяну-то, имя назвал: "Владимиром зовут меня". Проводил он домой их, попрощались. Прийти Володька пообещал завтра к Алёнке, квартиру спросил, с серьёзным видом зазубривал: "двадцать семь, двадцать семь, не забыть бы как" - "Забудешь всё равно" - "Да ты чё - не забуду". Не пришёл, конечно же. Сама Алёнка пошла к нему. Позвонила, замок заскрежетал, открылась дверь - он стоял... О, как радость растеклась по её телу...

-Выйди,- попросила она радостно, махнув на себя рукой.
Недоумённо смотрел он на неё, вышел, и как, господи, неделикатно спросил:
-Ты кто такая?
Улыбнулась Алёнка.
-Забыл уж... Вчера на дискотеке познакомились мы. Прийти ты обешал сегодня...
-Ах да, помню...что-то...
-Ничего ты не помнишь. Одевайся, погуляем пойдём. - Вышел он

   Разговаривая по мелочам, километров пять намотали по "пятёрке". На шестнадцатое небо от счастья взлетела Алёнка. В двенадцатом проводил он её до подъезда. Попрощались. Завтра прийти пообещал.

-Да приду - трезвый сегодня... В девять жди.
-Приходи. Обязательно. Я ждать буду.

   Пришёл он на следующий день, а ушёл уже с тремя тысячами. Понял он, что влюблена она в него. Да и как не понять-то - блестят глаза, смотрит на него, не отрываясь, под ручку берёт и жмётся сама и его прижимает. Улыбался Володька, гладил её по голове, говорил ей, что красивая ты, мол, давай дружить. Закрутил, заласкал душу Алёнкину, слёзно выжатую - до безумия влюбилась. По вечерам каким нетерпением ждала она его! И приходил если, счастью Алёнкиному не ставь меру - нет меры такой величины. Но приходил он к ней в неделю не больше трёх раз - до Алёнки ли ему, когда пьют где-то.

   Сама ходила Алёнка вначале к нему, но ни разу дома его не оказывалось. "Пьёт, гуляет", - теснилось в голове. Январь, как собачонка верная, пробегала за ним. Потом поняла - без толку. Лучше дома ждать его - должен прийти, если где поблизости и не сильно пьяный. Раз в неделю, два, три - но приходил. Стояли на лестницах (домой бабушка водить его запретила по той причине, что "пьяница какой-то и табачином несёть"), разговаривали. Если не тошнило Володьку и голова не болела, лез он к ней. И как, господи, она рада была этому. Ощутить на талии, бёдрах, грудях его руки любимые, его губы на щёчках, шейке...- это счастье! Всё зависело от степени опьянения: если сильно - вообще не лез, слегка совсем - обнимая, целовал, гладил всё кругом, до сокровенного добираясь, а если рюмки четыре-пять было выпито на желудок голодный - было так, что Алёнку передёргивало от счстья и удовольствия. Как он нежно целовал, гладил, всё кругом одновременно расстёгивая... Ведь в подъезде, прямо на лестницах, а если пойдёт кто? Но под страхом таким даже разрешала всё делать, кроме единственного, последнего, а как хотелось... Обезумела Алёнка, сама презерватив купила, ждала... Всё было тогда, когда он ночевал у неё, обнажённая ведь лежала.., но не смог он..