Полынь слаще мёда

Посвящается нашей мамочке Доломановой
Екатерине Сергеевне

   Зима постепенно отступила и мартовское  солнышко пробивалось через толстостенное стекло в палату, где лежала роженица.
   Катя родила двойню. Обе — девочки. Обе— здоровые. Их рождение было в страшные годы Великой Отечественной войны.
   Несмотря на то, что отца девочек уже не было в живых и роженица знала это, знала, что он погиб в ноябре 1944 года, она радовалась рождению новых жизней.
   Как только Катя смогла чуть-чуть приподняться, ей захотелось громко закричать, чтобы весь мир услышал о том, что её Саша не погиб , он продолжает жить: вместо одной '— он приобрёл две жизни и эти частички его самого будут жить и знать, кто был их отец. Это был боевой офицер Красной  Армии-— герой, как и каждый из тех, кто защищал свою Родину, землю , народ, своих родных и ещё не родившихся детей  своих любимых.
   У неё  не хватило голоса и она почти шёпотом произносила те слова, которые были адресованы ему, её  Саше.
   В палате она была одна. В ту мартовскую ночь никто из рожениц не поступал.
   Катя лежала на кровати спиной к двери и так была увлечена "посланием" своему любимому, что не услышала как вошёл врач Владимир Алексеевич. Он замер и молча наблюдал  за ней. Простояв так несколько минут, попробовал пошутить:
   — С кем ты тут перешёптываешься? Никак ещё третьего ребёнка родила?
   Катя, как бы очнувшись от неизвестного ей состояния, спокойно ответила:
   — Да, у нас есть третий. Это отец моих девочек. Я разговаривала с ним.
   Вначале Владимир Алексеевич невольно подумал, что у новоиспечённой мамочки послеродовой психоз. На войне, да и в обычной жизни, такие случаи известны и не редко.
    Доктор присел на стульчике рядом с кроватью и стал расспрашивать роженицу о её самочувствии. Она посмотрела на него своими огромными красивыми глазами, улыбнулась и поблагодарила его за роды,  за внимание и большую ответственность.
    Катя вполне адекватно отвечала на все вопросы и Владимир Алексеевич успокоился, радуясь тому, что с ней и с детками всё в порядке.
    — Отдыхай! Я ещё  зайду. У меня к тебе серьёзный разговор.
    Катя не придала значения его словам и снова обратилась к любимому ; уже не шёпотом, а более уверенно выговаривая адресованные ему слова.
    На следующий день доктор зашёл в палату и спросил роженицу:
    — Ну как , готова к серьёзному разговору?
    — Готова, товарищ командир! Слушаю Вас!
    — Молодец, что не теряешь чувства юмора даже в такой ситуации.
    — С начала войны — это самая .благоприятная ситуация, — ответила Катя.
    — Ну а теперь к делу, — уверенным голосом произнёс доктор.
    Катя только тогда поняла о чём будет идти речь.
    — Не волнуйся, ну есть небольшие нюансы. Твоя старшенькая, как показалось мне после доступного обследования, не совсем здорова. Пока ничего конкретного не могу сказать. Ты сама с этим не справишься. Буду просить тебя отдать её мне. Я уверен, что разберусь с её состоянием. В будущем воститаю достойной   своих родителей,  дам ей хорошее образование.
    "Владимир Алексеевич говорил с таким чувством, с каким ребёнок выпрашивает дорогую игрушку, смотрит своими безвинными  глазами и обещает, что он её не сломает, — вспоминала позже Катя.
    — Да что Вы, доктор! Бог с Вами! Как это можно отдать своего родного дитя? Да хотя бы и тройня родилась, я бы ни за что никого не отдала!
    Катя тяжело вздохнула, как будто ей не хватало воздуха.
    — Я Вас прошу, давайте к этому вопросу не будем больше возвращаться. Думаю, что Вы меня поймёте
     — Вижу, что ты настроена категорично и понимаю, что не изменишь  своего решения. Обещаю,, что больше не буду тебя травмировать, а себя тешить напрасной надеждой .
    Доктор поклонился и вышел.
    Наблюдательная женщина заметила, как он мельком смахнул  слезу.
Через некоторое время Владимир Алексеевич зашёл в палату повеселевшим и спросил:
   — Ну быть крестным отцом твоей девочке ты же мне не откажешь?
   — Нет, не откажу. Буду очень рада.
    Катя знала, что в семье доктора нет детей. В разговоре с ней он как-то обмолвился о том, что и надежды нет. Они с  женой  прожили двенадцать лет, а радости стать родителями так и не испытали.
Владимир Алексеевич очень любил свою жену и они с ней надеялись на любой счастливый для них случай. Однако, несмотря на тяжёлое военное время, никто из его рожениц не отказывался от своих детей и не оставлял их в родильном доме.
    Доктор радовался за всех деток, появляющихся на свет.
"Это ведь тоже счастье", — говорил он.
    Когда девочек приносили кормить, Катя вглядывалась в личики каждой, стараясь уловить в них знакомые родные черты. Находя их, она радовалась.
    Пришло время выписки. Катю и деток благополучно доставили домой, где их ждало большое семейство: её родители, две сестрички и их трое деток, тоже девочек, и пятнадцатилетний брат Гавриил.
     Шла война и о её исходе в глухой деревеньке мало что было известно, кроме убийственных похоронок, которые тяжким грузом оседали в сердцах их получателей.
    Несмотря на беды, вся семья и жители всей деревни радовались появлению новых жителей.
    Однако, рядом с радостью нередко шествует и беда. Одна из новорождённых девочек, та, что родилась первой, перестала брать грудь и практически не пила и воду. Кск только не пыталась Катя накормить её,— безрезультатно. Так продолжалось целую неделю, казавшуюся вечностью. Девочка перестала и спать: лежала как кукла с открытыми глазками. Больница была далеко и время было опасным. Отчаявшись, Катя, по совету своей мамы, понесла её  в церковь Там служил тогда священником бывший военный фельдшер. Он осмотрел девочку, а затем целый час молился. Катя, заливаясь слезами, сама вспоминала молитвы, которые с раннего детства знала наизусть.
      Священник   успокаивал Катю:
    — Девочка  должна уснуть и может спать до следующего утра. В моей практике это не первый случай. Будем надеяться, что он станет последним. Ты сама медработник и грамотный,  справишься. Главное —  надо верить, а вера — это главное оружие не только на войне, но и в мирской жизни.
    Священник проводил Катю и дал ей "памятку", что надо делать.
    Бедное сердечко Кати, оно готово было выскочить из груди. Она поблагодарила его и нежно прижала к себе малышку, как бы передавая ей свою силу и энергию — энергию жизни.
    Только вышли за пределы храма, малышка заснула и спала всю дорогу.
    Дома Катя ни на минуту не отходила от неё. Сёстры  предлагали ей прилечь хоть на часок, обещали смотреть за ней постоянно.
     Да куда там!
    — Я на фронте привыкла сутками не спать, — отнекивалась она. - Не волнуйтесь, завтра посплю, а сегодня буду наслаждаться как спит ребёнок.
    Рядом тихо спала сестричка. Её розовые щёчки дарили надежду второй половинке.
    На утро малышка проснулась уже другим существом. Она пыталась активно двигаться, поворачивая голову в сторону рядом лежащей сестрички.
    Ребенок стал есть и пить. В дом вернулась радость. Мамочку с детками опекала вся семья.
    Вскоре девочек крестили. Крестным отцом старшенькой стал Владимир Алексееаич, врач, который принимал роды, а крестными ; родные сёстры — Анна и  Надежда.
    Трудно было трём вдовам и морально, и материально, но это был тот кулак, который сплотил ещё больше дружную семью. А рождение двойняшек спасало её от горестных событий и тяжёлых утрат.
 Тогда и государство заботилось о детях войны.
    Как-то  к вечеру Надежда внесла в дом огромный букет полыни. Обе новорожденные девочки проявили живой интерес к новому запаху: потянулись к нему головками.
    — А вот мы вас сегодня выкупаем в водичке с замечательным ароматом, интерес к которому, как  я поняла, проявили и вы, — весело произнесла Надежда.
    — Я тоже заметила, как они отреагировали на запах, — поддержала её Аня.
    Катя не возражала, чтобы её двойняшек выкупать в ванночке с полезным отваром.
    Надежда принялась к подготовке процедуры купания. Отец наблюдал  как она аккуратно перебрала каждую веточку, тщательно вымыла траву чистой колодезной водой и отправила в кипящую воду.
   — А давайте продигустируем отвар, — предложила Надежда. -Этот божественный напиток — слаще мёда! — радостно заявила Аня.
    Все трое обнялись и стали вместе готовиться к церемонии купания.
    В семье и раньше отвар полыни использовали не только при купании детей, но и взрослых.
Трудное было время, однако люди жили надеждами в ожидании конца войны. Помогали друг другу, чем могли. Порой делились последним. В семье часто вспоминали весну  1945 года.
   Как-то мама Кати, Ирина Григорьевна, увидела как соседская девочка шестнадцати лет еле передвигалась с ведром воды. Внимательная женщина попросила старшую дочь Аню пойти и узнать, не заболела ли она. Выяснилось, что у семьи закончились продукты и они уже несколько дней практически ничего не ели.
    Ирина Григорьевна распорядилась, чтобы им отнесли ведро муки и ведро картошки.
    — Мама, а что иы сами будем есть? У нас на всю семью, одиннадцать человек, осталось  еды меньше, чем мы отдали,— поинтересовалась Аня.
    — Будет день, будет и пища,— улыбаясь ответила Ирина Григорьевна.
    На утро следующего дня у их дома остановилась подвода. Мужчина, управлявший упряжкой, громко произнёс:
    — Катерина, принимай подарунки!
   Катя выбежала во двор и увидела два полных под завязку мешка.
    — В одном – мука, а в другом– картошка. Это от крестного  дивчаткам. А здесь – ведро кукурузной крупы и бидончик с молоком — от меня и моей семьи. О вас мне рассказал ваш доктор и нам с женой захотелось поучаствовать в добром деле.
    Мужчина ловко взял один мешок и занёс его в  дом.
    — Ба! Да у вас здесь целый муравейник! Знал бы, привёз больше. А нам хватит. Немцы уже сюда не сунутся. Они получили сполна. Шахтёры показали им, чего стоит наша земля! Те, кто улетел, никогда не забудут!
    Катя и вся семья поблагодарили мужчину за такую шедрость.
— Куда больше! Для нас это целое состояние.
Она заплакала и, подойдя к своей маме, обняла её  и сказала:
   — Мамочка, а ты была права, когда говорила, что будет день и будет пища.
    Когда человек, доставивший семье продукты уехал, глава семьи, Сергей Федорович, наведался к соседям и поделился с ними крупой и молоком.
В ночь на 9 мая с единственной уцелевшей на здании школы радиоточки, прозвучало сообщение....
 Как лучшая в мире музыка прозвучало выстраданное и долгожданное слово "ПОБЕДА! "
     В деревне трудно было найти семью, в которую не приходили бы похоронки или сообщения о без вести пропавших...

    Через год  брат Кати устроился на работу на шахту. Ему тогда исполнилось шестнадцать лет. Рук рабочих не хватало, а он, рослый и красивый парень , с копной кудрявых чёрных волос на голове, приглянулся начальнику шахты.
    — Давай, сынок, трудись, помогай семье. Ты один там трудоспособный мужик. Придёт время, пойдёшь в забой, там больше будешь зарабатывать. А пока — здесь на поверхности. Я тебя не обижу. Знаю всю вашу семью — трудяги! Будешь хорошо работать, премию будем платить.
    Шахтёрам давали специальные пайки и бесплатно кормили в столовой. Всегда давали вкусную выпечку. Гавриил съедал только первое, остальную еду нёс домой. Когда друзья приглашали его в клуб или на речку, он отнекивался.
    — Что ты  всегда так торопишься домой? Может быть там у тебя  невеста завелась?
    — Да, конечно, завелась! И не одна, а целых две, — с лукавой  улыбкой отзывался Гавриил.
   — Негодник! Эгоист! А как же я?! У него аж две, а у меня  — ни одной! — сокрушался самый близкий друг Иван. — Познакомь хоть с одной.
    — Да почему  с одной, я познакомлюсь тебя с обеими.
    Вскоре знакомство состоялось. Когда Иван увидел "невест"(им было по два года), сказал:
   — Теперь я понимаю почему ты так рвался домой.
     Он брал их на руки и носился с ними по двору. "Невестам" это очень нравилось, а Иван смеялся до слёз от их разговоров: каждая старалась что-то  сказать своим языком, о смысле которого он только догадывался.
    С тех пор Иван стал частым гостем в семье друга. Сам он женился очень поздно. Его сердце поразила мама двойняшек. Но Катя и слышать ничего не хотела ни о каком ухаживании, тем более — о замужестве. Она до конца жизни была верна своему Саше.

ЭПИЛОГ

Шли годы. Подрастали дети. А родители все ждали своих сыновей, а их дочери мужей и братьев, надеясь на чудо.
    Через пять лет Сергей Федорович решился на отчаянный шаг: принял решение перевезти семью на свою родину — совхоз, который находился в двадцати пяти километрах от их деревеньки.
    Мы с сестричкой-двойняшкой до сих пор помним, как плакала наша бабушка, когда большой грузовик вёз всех нас со скромным скарбом в неизвестность.
   Детей разместили на сене и держали, чтобы они  не свалились. Местность была неровной. Грузовик ехал медленно. За ним ковыляли корова и коза. Рядом бежала собака-овчарка. Пёс оглядывался, как будто понимал, что навсегда прощается с привычными буграм и лугами.
    Дедушка остановил лошадь, слез с подводы, погладил собаку и быстро вернулся к упряжке. Пес проводил его понимающим  взглядом.
      На подводе  он вёз нашу бабушку Ирину. Он уложил её на пуховую перину и подушки, укрыл шалью, подаренной её родителями на их свадьбу.
    Увидев убогую заваленку, бабушка залилась горькими слезами:
    — Куда же ты, маханюка, привёз нас?
    Дедушка шмыгнул носом и ничего не ответил. А нечего ему было сказать. Разве мог он упрекнуть её в том, что она каждое утро, едва забрезжет рассвет, выходила на дорогу, вглялываясь вдаль — не идут ли её  сыновья и зятья домой.