Мятущийся Гучков

                Филип Гучков был в семидесятые годы довольно известным в Харькове художником. Эта характеристика или определение нуждается в уточнении. Гучков не был членом союза художников и нигде официально не выставлялся. Причиной, как водится, являлись его напряжённые отношения с соц. реализмом. Тем не менее, люди, интересующиеся живописью, знали его куда лучше заслуженных деятелей искусств и академиков. Он показывал свои картины на квартирах бескорыстных и, как правило, безденежных любителей искусств или в своей мастерской, темноватом подвале, который полулегально снимал за гроши. Картины его, очень часто это были портреты друзей, расходились за бесценок и оседали у поклонников. Сам Гучков, если и не бедствовал, то жил очень скромно. Время от времени с ним проводили профилактические беседы сотрудники известного учереждения, но дальше бесед притеснения не заходили, ибо Гучков в диссиденты не стремился и старался от политики держаться подальше. Советская эпоха, однако, отличалась почти, или даже совсем, параноидальным отношением к данному вопросу. В политику попадало всё что угодно. Например, православная вера, которая ныне в России становится почти эквивалентом программы КПСС, в те достославные времена вела едва ли не катакомбное существование. Многие интеллигенты, задыхающиеся в мертвенном пространстве советской идеологии, искали глоток свежего воздуха в церкви. Гучков тоже был из их числа. Он писал картины на религиозные темы и освоил иконопись. Иконы у него получались изрядно модернизированные, но не настолько, чтобы церковь от них отказывалась. Чаще он их дарил, но всё же каким-то источником дохода они являлись.

                Неожиданно Филипа одолел бес сомнения. Ему показалось, что он злонамеренно атаковал его откуда-то извне, хотя мотивы для своих атак бес находил в обстоятельствах жизни и реакции Филипа на эти обстоятельства. Во-первых, умерла младшая сестра, к которой Филип был очень привязан. Она истаяла у него на глазах от лейкоза. Родители Филипа, небогатые представители инженерного сословия, ничем не могли помочь дочке. Она наблюдалась и лечилась в харьковском институте мед.радиологии. Филип навещал её едва ли не каждый день и перезнакомился со многими врачами и медсёстрами. Умерла она аккурат после Чернобыльской катастрофы, когда в харьковский институт мед.радиологии хлынул поток облучённых. Так что в переполненном стационаре Филип кроме своей сестры видел ещё и кучу других приговорённых всех возрастов от грудных детей до стариков. Его способность адекватно реагировать дошла до черты, за которой все чувства онемели, и когда сестра скончалась, он первое время вообще ничего не понимал. Недели через две его сознание начало оттаивать и он ощутил боль, вместе с которой или воспользовавшись которой, его атковал означенный бес. Картина живой, осязаемой трагедии мира затмила его религиозные представления и чувства, сделала их чем-то ненастоящим, тенью реальности. Он заскучал и заметался. Мысленно он разговаривал с умершей сестрой, утешал родителей и всё глубже придвигался к черте отчаяния и депрессии. Разговоры со знакомыми священнниками не помогали. Их дежурные утешения только ухудшали его состояние и усиливали сомнения в вере. Причастие тоже не помогало. Церковь больше не казалась местом обитания Духа, а напоминала внешне и по ощущению аляповатый и безвкусный его суррогат. Иной раз Филип и сам ужасался своим мыслям.
 
                Неожиданно пришло избавление. Когда он однажды лёг спать и ворочался в постели, его вдруг накрыла волна, пришедшая неизвестно откуда, и словно ласкавшая и утешавшая его. Он притих в постели, стараясь ничего не пропустить и вобрать в себя эту добрую весть. Наутро состояние его изменилось. Депрессия отступила и его окутала пелена покоя. Позже он несколько раз пытался проанализировать что же случилось. Но никакого объяснения не находил. Обстоятельства не изменились, трагедии - и его собственную, и тех людей, которые погибали от облучения и которых он видел в отделении, никто не отменил, и, тем не менее, что-то произошло. На всё перечисленное он больше не реагировал отчаянием. Кто-то обещал или показал, что не всё так безнадёжно, есть выход. А какой выход и где он – словами не объяснишь. Только душа почувствовала, согласилась и успокоилась.