Хамалиен

Погружение и выход из анабиоза нельзя назвать чем-то странным или непостижимым, и, тем не менее, множество людей до сих пор боится «заморозки». Поскольку миллионы землян так ни разу и не побывали в космосе, особенно выходцы из бедных стран, попытаюсь объяснить, каково это. Что обычно делают, когда хотят вздремнуть? Ложатся, закрывают глаза, постепенно погружаются в сон и, собственно, засыпают. Бодрствующее сознание как бы переходит в другой режим и возвращается обратно после пробуждения.

У анабиоза всего два отличия от вышеописанной картины. Во-первых, ложишься не в домашнюю постель, а в специальный герметичный саркофаг – капсулу. Во-вторых, перехода сознания в иной режим как такового нет; технически, нет и пробуждения. Анабиоз - это не совсем сон, скорее полусон. Вы закрываете глаза и, как обычно, начинаете засыпать, однако, этот процесс так и не доходит до конца. В итоге вас выдёргивают из незавершённого засыпания. Так бывает и дома, когда вы уже почти заснули и вдруг что-то прерывает этот процесс - громкий звук за окном, чьё-то прикосновение, некстати включившийся робот-пылесос…

Начало и конец засыпания на космическом корабле разнесены во времени и пространстве. В капсулу ложишься на орбите Земли, а выходишь из неё через несколько лет в соседнем галактическом рукаве, хотя субъективно прошёл всего миг. Дома, если кондиционер барахлит, можно озябнуть во сне. В капсуле озябнешь по-любому. Здесь сон и холод - одно и то же. Первое невозможно без второго.
Также не у всех укладывается в сознании сам факт преодоления бездн пространства и времени. Разум и чувства, если можно так выразиться, замерзают наравне с соматическими реакциями. Чего не ощущаешь напрямую, того вроде как не существует. Только глянув в иллюминатор, понимаешь, что ты не в Солнечной системе и тут тебе не старушка Земля.

Поэтому перелёт и не напрягает. Анабиоз обращает субъективное время в ноль. Каким лёг в саркофаг, таким и вышел. Биологический возраст остаётся прежним.
Корпорация Вейланд-Ютани разработала и запатентовала технологию безопасного анабиоза, тем самым открыв человечеству дорогу к звёздам. Десятки тысяч экзопланет, на которые пялились в телескопы, стали доступны земным астронавтам.
Совершив сей прорыв, корпорация, само собой, принялась стричь с него бабло, полностью монополизировав разработку, постройку и оснащение звездолётов, а также планетарных жилых комплексов. Даже один корабль - чертовски дорогая штукенция, а человечеству, чтобы полноценно шагнуть к звёздам, понадобились тысячи. Не каждый может позволить себе роскошь обзавестись собственным звездолётом. За редким исключением, корпорация сдаёт корабли в аренду. Система оплаты у Вейланд-Ютани довольно гибкая, принимаются не только наличные, но и определённая доля всего, что открыто или добыто в других мирах. Помимо этого, корпорация вкладывается в оснащение и снабжение колоний, а затем наживается на поставках и вывозе ресурсов. Нередко организует свои собственные экспедиции, засекреченные по самое немогу. И постепенно цепкие щупальца жадных дельцов опутывают всю галактику…
Я служу бортинженером на звездолёте WU-344/3823 «Ангара», построенном по корпоративной лицензии на российской верфи в кратере Курчатов на обратной стороне Луны. По контракту нам дозволена своя серийная номенклатура и мы можем давать звездолётам русские названия. Для корабля бортинженер - то же самое, что для человека доктор. Пациент жалуется на недомогание - врач его обследует, ставит диагноз, прописывает лечение. Я занимаюсь тем же самым, только мой пациент изначально облеплен и опутан датчиками, напрямую подключенными к «мамуле» - бортовой нейросети.

Любая корпорация старается минимизировать человеческий фактор. Неуклонный технический прогресс позволяет почти в любой сфере деятельности ограничиваться одними машинами. Ремонт и профилактику звездолёта полностью осуществляют роботы – под управлением «мамули» и собственных автономных программ. Люди - механики, электрики, сантехники и прочие - на наших кораблях отсутствуют. У кого-то, говорят, они есть – кому не жалко тратить на них деньги. Встречаются они в основном в колониях - надо же людям как-то зарабатывать, - а вот космофлот с самого начала решил от них отказаться. Да что там механики и электрики, в корпорации до сих пор ведутся дебаты, включать ли в экипаж на обязательной основе офицера по безопасности. Сейчас, в начале XXII века, повальное сокращение штатов не затронуло лишь пилотов, штурманов и бортинженеров. Машины хороши в труде, но не в контроле за качеством труда и не в принятии решений о целесообразном его приложении. И пускай тело у звездолёта электронно-механическое, без человеческих мозгов ему пока не обойтись. Так что мы четверо - минимальная объективная необходимость на случай трудноразрешимой форсмажорной ситуации, требующей принятия ответственных решений. В таких ситуациях «мамуля» выводит нас из анабиоза и отступает на второй план.

Когда я улёгся в саркофаг на лунной орбите, я рассчитывал открыть глаза в конечной точке полёта. Приятный сексапильный голос давал обратный отсчёт, под него я провалился в дрёму, чувствуя, как тело охватывает холодок. Всё как обычно. Однако, выбравшись из криокапсулы и дрожа всем телом, я сразу понял, что что-то не так. Вместо мягкого света мигало красное аварийное освещение, по ушам бил прерывистый вой сирены. Обычно, пока экипаж в анабиозе, корабль идёт на повышенном ускорении. Перед побудкой оно снижается до приемлемого. На сей раз «мамуля» вытащила нас из объятий Морфея ещё до окончания торможения, на что мой желудок отозвался болезненными спазмами.

Дрожа, пошатываясь и цедя сквозь зубы ругательства, я проковылял к шкафчику, чтобы одеться.

- «Мамуля»! - прохрипел я, с трудом ворочая пересохшим языком. - Какого дьявола!

- Простите, Иван Данилович, - виноватым голосом ответила нейросеть. – Время поджимало. Пришлось прибегнуть к экстренному торможению. Потерпите, скоро всё нормализуется.

Рядом со мною хрипели и шатались мои товарищи, чьи внутренности ощущали себя подобно моим. Постепенно, правда, и впрямь становилось легче.

- Причина экстренного торможения? – недовольно потребовал капитан, он же наш первый пилот.

- На аварийной частоте получен сигнал бедствия, Алексей Петрович. Источник был почти по курсу, и я поступила согласно предписанию космического устава. В данный момент мы находимся возле судна WU-277/2408 «Китеж», которое дрейфует в пространстве с отключенным двигателем и системой жизнеобеспечения. На запросы не отвечает.

Штурман поспешил в командный отсек. Мы последовали за ним.

- Двести семьдесят седьмая - самая скверная модель, - ворчал он на ходу. - От неё, помнится, все плевались, из-за чего корпорация быстро сняла её с производства, а готовые экземпляры раздала в аренду странам третьего мира.

- Не знал, что Россия их тоже эксплуатирует, - вздохнул старпом, он же второй пилот.

Я воздержался от замечаний. Как по мне, со стапелей Вейланд-Ютани, в том числе и российских, сходят корабли трёх типов: посредственные, скверные и отвратительные. Триста сорок четвёртая модель, хоть и не на много, лучше двести семьдесят седьмой. Это я вам заявляю, как бортинженер. Корпорация, при её-то возможностях, с необъяснимым упорством, будто нарочно, клепает совершеннейший хлам. Вроде как, мол, раз вы всю дорогу спите, значит для вас сгодится любое корыто. К фешенебельным яхтам, разумеется, сказанное не относится, там всё по высшему классу, да и боевые звездолёты в целом довольно сносны. Речь только о нас, простых космических трудягах. Сказать, что мы летаем на вёдрах с гайками, значит ничего не сказать.

К тому времени, как мы дошли до командного отсека, предусмотрительная «мамуля» вывела на главный экран картинку с дрейфующим «Китежем». Капитан попросил увеличить изображение и мы застыли в немом изумлении. Судно выглядело так, словно побывало в бою. В борту зияли пробоины, одни сопла были сожжены, другие искорёжены. Отделяемый посадочный модуль отсутствовал. Возможно, команда спаслась, но где она сейчас? Космос велик, отыскать в нём крошечный модуль невозможно.

- Вторичное сканирование показывает отсутствие на борту признаков жизни, - доложила «мамуля».

Наше удивление можно было понять. Корпорация производит в первую очередь ковчеги для транспортировки колонистов и грузов на пригодные для освоения экзопланеты. Других кораблей в космосе практически нет, разве что летающие баржи с ценными ресурсами, так что сражаться здесь попросту не с кем. Как же тогда «Китеж» получил такие повреждения? Кто и чем их нанёс, а самое главное - зачем? Экзопланет в галактике тысячи, на всех хватит. Это не то, из-за чего корпорации готовы сражаться. Да и чем? Летающий контейнер, набитый замороженными колонистами, не оснащён никаким оружия. У нашего капитана даже табельного пистолета нет.

За исключением боевых звездолётов, корабельные борта не укрепляют дополнительной бронёй ради экономии массы и топлива. Ни одного серьёзного боестолкновения наши корыта не выдержат, да и не с кем в космосе, повторяю, сражаться. Инопланетные братья по разуму так и остались уделом ненаучной фантастики. Ни одной разумной расы нам ещё не попалось. Ходят, правда, слухи, на уровне городских страшилок, будто правление Вейланд-Ютани располагает надёжным свидетельством существования инопланетян, только серьёзные люди в это не верят. Слишком уж фантастично и бездоказательно. Какие-то примитивные существа на некоторых экзопланетах встречаются, а вот более-менее высокоорганизованных никто до сих пор не встречал. Есть у людей скверная привычка - обвинять корпорации во всех смертных грехах. Что далеко ходить, наш штурман - большой любитель почесать языком на эту тему…

Однако у нас перед глазами находился корабль, который явно побывал в переделке. Даже у штурмана все слова застряли на губах, настолько его проняла увиденная картина! Раз ковчеги Вейланд-Ютани не идеальны, иногда полёты заканчиваются плачевно, но, чтобы так…

- «Мамуля», - обратился я к нейросети, - ты давно обновляла базу по пропавшим без вести?

- Перед вылетом, Иван Данилович, как полагается по протоколу, - ответила та и живенько прошерстила свои цифровые закрома. – Только «Китежа» в базе нет. В ней вообще отсутствуют двести семьдесят седьмые. Как справедливо заметил Борис Васильевич, их в основном сплавили третьему миру, а корпорация, скажем так, не придаёт большого значения судьбам экспедиций из слаборазвитых стран…

Обычно я избегаю высказываться в духе подобных предубеждений. Вдруг Вейланд-Ютани скрытно мониторит лояльность сотрудников? Не хватало ещё испортить себе резюме.

- Вероятнее всего бедствие, в чём бы оно ни заключалось, произошло с «Китежем» недавно, - толерантно заключил я. - На Земле ещё ни о чём не знают. Предполагать можно что угодно, проще самим во всём разобраться.

- А как же люди? - спохватился старпом. – «Китеж» ведь куда-то вёз колонистов, как и мы. «Мамуля», можешь определить, цел ли груз?

Замороженные тела потенциальных колонистов язык не поворачивается называть пассажирами. Космоплаватели - народ циничный. Если что-то лежит бесчувственно, как чурбан, для нас это груз.

- Не могу, Валериан Яковлевич, - печально отозвалась нейросеть, идеально копируя человеческие интонации. - Мои сенсоры и приборы не настолько совершенны.

- Придётся пойти и самим взглянуть, - решил капитан, подкручивая кончик уса. Из нас он один не сбривал растительность на лице, полагая, что так ему идёт, и ни у кого не хватало смелости признаться ему, что не идёт вообще. Особенно донкихотские усы.

- Я не пойду! - сразу же заявил штурман, принимая воинственный вид.

- Вам никто и не предлагает, - угрюмо процедил капитан и поморщился. Он терпел упрямого, своенравного и языкастого штурмана исключительно потому, что тот был хорошим специалистом в своём деле. Да и в своих выходках штурман всегда знал меру, старался не доводить капитана до белого каления. В целом, команда у нас сложилась неплохая, бывало и хуже, намного хуже. На некоторых кораблях доходит до драк и поножовщины. Кто-то «случайно» выходил в открытый космос в неисправном скафандре, а то и вовсе без него. У кого-то «внезапно» ломались криокапсулы… В сотнях и тысячах световых лет от Земли, где нет органов надзора и правосудия, всякое случается. Та ещё у нас работёнка…

- Надо бы нам врача разбудить, - быстро предложил я, пока штурман не начал огрызаться. (За ним водился такой грешок.) - Живые или мёртвые - это по медицинской части.

- Вот и займитесь, - распорядился капитан. – «Мамуля», отыщи врача по списку среди груза и разморозь. Иван Данилович его сейчас встретит…

По штату экипажам не полагаются врачи. Корпорация старается максимально экономить на персонале. В медотсеке у нас стоит продвинутая конструкция, с помощью которой «мамуля» может провести любую диагностику и любую операцию, вплоть до самой сложной. Предполагается, что нам этого хватит. Доктор летел с остальным грузом на экзопланету Стрелец-56. Космический устав разрешал капитану в экстренных ситуациях временно рекрутировать любого специалиста из числа колонистов.

С доктором мы немного пообщались перед заморозкой. Мне он показался отличным мужиком, с которым точно не будет проблем.

Из командного отсека на носу корабля я проследовал в его центральную часть. Если называть вещи своими именами, «Ангара» действительно была здоровенным летающим контейнером, как и любое другое подобное корыто. Грузовой отсек заполняли саркофаги, закреплённые специальными расчалками. Целые гроздья висящих капсул. На Стрелец-56 отправилась ровно тысяча желающих - специалистов в самых различных областях.

Найти среди гроздьев нужный саркофаг оказалось легко – вместо зелёного индикатора на нём горел жёлтый. Когда он начнёт мигать, крышка откроется автоматически.

Через гарнитуру беспроводной связи, торчащую за ухом, я слышал переговоры наших с «мамулей». Старпом распорядился запустить автоматическую кухню и сообразить чего-нибудь пожрать. И это, пожалуй, была самая дельная мысль за сегодня! По инструкции, ложиться в анабиоз следует натощак. Всякий раз выходя из саркофага, я чувствую зверский голод.

Обычно выход из анабиоза занимает несколько минут, которые требуются организму, чтобы прогреться и восстановить основные физиологические реакции. Я смотрел на человека сквозь прозрачную крышку, отмечая, как под кожей там и сям прокатываются волны мышечных микросокращений, или, как за веками подрагивают глазные яблоки. В животе настойчиво урчало.

Наконец человек пошевелился, а индикатор замигал. Крышка открылась.

- Доброе утро, док! Просыпайтесь, у нас экстренная ситуация!

До этого я никогда вот так не наблюдал чей-то выход из анабиоза и потому глазел, не стесняясь. Док, видно, почувствовал это и недовольно засопел. Я перешёл на шутливый тон.

- Ну простите, док, простите. Была мысль отправить к вам сногсшибательную красотку, но таковой в команде не нашлось. Все решили, что вместо неё сгожусь я.

- Твои остроты, Ванюша, остались такими же плоскими, - тихо пожаловался док. Несмотря на относительно недавнее знакомство, он говорил со мной так, будто мы были не разлей вода с самого детства. Я помог сорокапятилетнему мужчине выбраться из саркофага и мы вместе поковыляли к выходу из грузового отсека.

- Битый небитого везёт, - нашёлся я. – Тоже плоско? «Мамуля» чересчур резко врубила торможение, вот мои остроты и сплющило. Прежде-то они были выпуклыми…

Док фыркнул и повис у меня на плече. Вначале мы заглянули в раздевалку, где я выдал доку повседневный комбинезон – стандартную космическую униформу. Потом я проводил дока в кают-компанию и ввёл в курс дела. За несколько шагов до цели мы ощутили запах еды, на который наши тела отозвались как должно - рот наполнился слюной, а в животе заурчало с утроенной силой.

На «Ангаре» кают-компания совмещена с камбузом. Предназначение камбуза чисто символическое. В космосе никто ничего не готовит. Провиант загружается на борт в виде сублимированных порошков и гелей. Автоматическая кухня смешивает их в разной консистенции и за счёт этого имитирует натуральные продукты. Как нетрудно догадаться, имитирует весьма паршиво.

Мы с доком взяли по подносу, разделённому на несколько ячеек, и сунули в агрегат. Тот загудел и шмякнул в одну ячейку ком чего-то тёмного, похожего на пюреобразный бифштекс, в другую ячейку шмякнулся ком, похожий на картофельное пюре, и в третью ячейку плюхнулось нечто ядовито-зелёное, вроде салатного смузи. Боковая панель выдала имитацию поджаренных тостов, а соседняя - стаканчик жиденького кофе. Вот такая у нас космическая еда…

Команда уже расселась за круглым столом и вовсю набивала животы. Капитан и старпом равнодушно отправляли в рот ложку за ложкой, у штурмана на лице застыло страдальческое выражение, но и он от них не отставал.

- Пойдёте втроём, - сказал капитан, указав ложкой на дока, меня и старпома. - Вначале убедитесь, не осталось ли на борту «Китежа» выживших. Если таковые найдутся, заберём их с собой. Неважно, куда они направлялись, дальше они полетят на Стрелец-56. «Мамуля», можешь хотя бы предположить, куда ведёт траектория «Китежа»?

- Никак нет, Алексей Петрович. Корпорация сдавала слаборазвитым странам сотни подобных судов. За информацией нужно обращаться в головной офис Вейланд-Ютани…

- Или в бортжурнал самого «Китежа», - вставил штурман.

- Отлично, - кивнул капитан. - Тогда заодно прихватите и бортжурнал…

- А если в живых никого не осталось? - подал голос док.

Капитан шумно вздохнул.
- Тогда отбуксируем «Китеж» к ближайшей звезде и похороним по космическому обычаю. «Мамуль», что у нас поблизости?

- Оранжево-белый субгигант на последней стадии, Алексей Петрович. В два с половиной раза горячее Солнца. Чуть больше светового года…

Похоронный обычай в космосе так же прост, как и на море. Человеческие или корабельные останки пускают по траектории, упирающейся в какую-нибудь звезду, и те бесследно сгорают в её короне. Тащить корабль на буксире до самого Стрельца-56 не имело смысла, а с Земли за ним никто не полетит - слишком затратно. Корпорации проще списать корыто и забыть о его существовании.
После еды мы сунули подносы в утилизатор. Вся посуда у нас одноразовая, ничего не нужно мыть.

Каждый занялся своим делом. Я проверил скафандры, отложил три штуки, добавил к ним баллоны с воздухом, свежие аккумуляторные батареи, ракетные ранцы и пояса с инструментом. Всё это хозяйство я перенёс в раздевалку.

Мы с доком и старпомом переоделись и прошли к посадочному модулю. Подвести «Ангару» вплотную к «Китежу» мы не могли - это запрещалось правилами безопасности. Да и зачем? Есть же отделяемый модуль. Большинство современных кораблей, тем более ковчеги, рождается и умирает в космосе. С планеты такая махина, особенно загруженная под завязку, просто не взлетит. Подобные суда комплектуются одним, а то и не одним отделяемым модулем.

Старпом сел за штурвал и запустил проверку систем. По её окончании «мамуля» разомкнула гидравлические стопоры, мы отделились от корабельной туши и заскользили навстречу изуродованному корыту. Сам факт встречи с повреждённым кораблём никого из нас не поразил, в космосе всякое бывает. Нас поражал именно характер повреждений. Особенно зловеще они выглядели вблизи. Одни пробоины имели рваные края, вывернутые наружу, и наверняка были проделаны взрывом. Но что и как там могло взорваться? А другие пробоины и вовсе были чем-то проплавлены. Я никак не мог понять, чем именно. Плазменной горелкой? Мощным лазером?

Субгигант в световом годе от нас давал столько же света, сколько Солнце на орбите Сатурна, так что мы могли хорошо разглядеть все повреждения. Я смотрел и чувствовал, как внизу живота собирается тугой комок.

Часть двигателей практически отсутствовала. Как будто их что-то выворотило из корпуса. Удивительно, как от этого не сдетонировали топливные баки… Командный отсек выглядел не лучше. Иллюминаторы отсутствовали, внутри царил разгром.
Мы несколько раз облетели вокруг «Китежа».

- Вот! - старпом наконец нашёл пробоину метра два в поперечнике, с относительно ровными краями. - Через неё и войдём. Здесь и до командного отсека рукой подать, и до грузового.

Он аккуратно развернул модуль брюхом к пробоине, более-менее совместив ту с нижним люком. Клацнули магнитные якоря.

Перед тем, как покинуть модуль, мы проверили связь. Капитан с «мамулей» подтвердили, что слышат нас хорошо. Я разгерметизировал круглый нижний люк поворотом вентиля. Воздух, наполнявший предбанник, как мы его называли - некое подобие шлюзовой камеры, - мгновенно улетучился наружу. Старпом откинул тяжёлую крышку и первым нырнул в проём. За ним последовал док, я шёл замыкающим.
Внутри «Китежа» наши фонари осветили типичное корабельное убранство. Не все арендаторы переделывают внутренности по-своему. Но здесь я так и не смог определить, в каком отсеке мы очутились. Он выглядел так, словно пережил небольшую войну. Те обломки, которые не унесло через пробоину, ещё плавали в невесомости; переборки украшали вмятины от пуль. Возможно, это была жилая каюта и тот, кто в ней находился, палил во все стороны из автоматического оружия.
Гермодверь деформировало и заклинило. Мы кое-как протиснулись через зазор и выбрались на палубу. Там царила точно такая же разруха и даже хуже. Экипаж словно задался целью привести судно в максимально плачевное, неремонтопригодное состояние.

Кое-что ещё встретило нас на палубе - человеческие останки. Тела в рваных комбинезонах, изуродованные, разодранные на части, скованные космическим холодом. Точно порезвился дикий зверь или обезумевший кровожадный маньяк.

- Бунт на корабле? - предположил капитан, которому мы транслировали картинку. - Массовый психоз?

- Да полно вам, какой бунт? - док указал на проплывшую мимо него половину тела, за которой волочилась гирлянда кишок. - Вы хоть представляете, какое усилие для этого нужно приложить?

- Вы на что намекаете, Иннокентий Павлович? - не понял капитан.

Док вздохнул и махнул рукой, чуть не выронив герметичный контейнер для сбора материалов.

- Ни на что я не намекаю… Всего лишь высказываю обоснованные сомнения. Оглянитесь вокруг, здесь явно потрудилась некая сила, природу которой я затрудняюсь определить. Люди не при чём, они - жертвы.

- Я целиком и полностью согласен, - встрял штурман. – Поэтому предлагаю поскорее убраться отсюда и пусть этот Летучий Голландец дрейфует себе дальше.

- Доберитесь до командного отсека, - не слушая его, распорядился капитан. - Заберите бортжурнал и чёрный ящик.

- Тогда разделимся, - предложил старпом.

- Плохая идея, - тут же отозвался штурман. - Вы же не собираетесь в одиночку бродить по зловещей развалине? Рехнуться можно!

- А иначе мы застрянем надолго. - Старпом уже всё решил. - Я иду в командный отсек. Вы, Иннокентий Павлович, посмотрите, что с грузом. А вы, Иван Данилович, попробуйте наладить энергоснабжение. Встретимся здесь же…

Все ковчеги Вейланд-Ютани устроены более-менее одинаково. Я без труда нашёл главный технический отсек, но не смог протестировать ни основной, ни резервный генераторы, потому что отрубились оба. И даже если б они не были повреждены… Давайте будем честны. За исключением судов премиум-класса, корпорация делает свои корабли тяп-ляп, абы как. Если делать лучше, корабли будут стоить дороже, компании придётся задрать арендную плату и тогда она не впарит желающим столько летающих гробов, сколько предусмотрено в её бизнес-планах.

Пока я плыл в невесомости по палубам «Китежа», сердце у меня обливалось кровью. Электрические и информационные кабели были протянуты как попало, без какой-либо защиты. Повредить их мог и ребёнок, не особо стараясь. А здешний экипаж прям постарался. Не берусь сосчитать, в скольких местах пули, взрывы и возгорания повредили проводку. Без капитальной замены всех коммуникаций нечего и думать о том, чтобы оживить ковчег.

Когда мы вернулись в точку сбора, нам нечем было похвастаться.

- Корабль мёртв, - доложил я. - Окончательно и бесповоротно.

- Ни бортжурнала, ни чёрного ящика, - мрачно сообщил старпом. - Приборную панель будто облили сильнодействующей кислотой. Ничего не сохранилось, кроме отдельных оплавленных кусков…

При упоминании о кислоте у меня в голове забрезжила какая-то едва осязаемая мысль, которая тотчас улетучилась, потому что заговорил док.

- Криокапсулы пусты, все до единой. Экипаж поднял из анабиоза и зачем-то вооружил всех пассажиров… - Его голос осёкся. - Все полегли в мясорубке… Грузовой отсек, нижние палубы… завалены трупами… кого в космос не унесло…

- Что вы обо всём этом думаете? - спросил капитан.

- Ясно же, надо немедленно уносить ноги! – мгновено отозвался штурман, хотя вопрос был адресован не ему. - Дело пахнет чем-то очень и очень скверным.

- Саботаж? Нелегальная транспортировка крупных хищников? - Это единственное, что мне с ходу пришло на ум. - Кто-то из экипажа промышлял чем-то незаконным, был разоблачён и решил не оставлять свидетелей, а процесс вышел из-под контроля? Если тут повсюду что-то стреляло, что-то взрывалось, бушевал пожар и лилась кислота… Ну, тогда не знаю. Можно, конечно, протянуть километры кабелей, запитать основные системы напрямую от нашего генератора и затем всё тщательно исследовать, но нужно ли это? У нас свой график и если мы от него отстанем, руководство Вейланд-Ютани нас по головке не погладит.

- По пути в грузовой отсек я нашёл кое-что ещё, - проговорил док, судорожно вздохнув. - Замёрзшие органические субстанции неизвестного происхождения…

Он тряхнул контейнером.
- Я взял образцы. Но и это ещё не всё. Также было вот что.

Док приоткрыл контейнер и извлёк наружу нечто, что я сперва принял за тонкую шёлковую тряпицу, скованную космическим холодом. Мы подплыли поближе, чтобы рассмотреть находку. Это оказалась не тряпица, а лоскут чьей-то кожи, тонкой и гладкой, почти прозрачной, без единого волоска.

- Мать моя женщина! - охнул штурман. - Поднесите-ка поближе к объективу. Это то, о чём я думаю?

- Если ты думаешь, Боренька, о содранной с кого-то коже, то да, это кожа живого существа. А вот человека или нет, пока сказать не могу.

Док убрал находку в контейнер.

- Вообще-то я тоже кое-что нашёл, - нехотя признался старпом и разжал кулак. - По командному отсеку плавала рука… Одна рука, без тела. В кулаке была зажата нашивка и я решил её позаимствовать. Нашивка явно с парадного кителя. Вот…

Он показал нам бархатистый прямоугольник с изображением ракеты, красного флага, жёлтой звезды и россыпи иероглифов.

- Китайцы? - удивился я.

- Скорее вьетнамцы, - поправила «мамуля». - Теперь мы знаем, что «Китеж» перевозил вьетнамцев.

- О, это всё объясняет! - саркастически воскликнул штурман. - Только у вьетнамцев хватило бы наглости наплевать на устав и набить гражданское корыто оружием…

- Просто везти оружие - это полбеды, - справедливо заметил капитан. – Что-то здесь заставило людей направить оружие друг на друга.

Я снова ощутил тяжесть внизу живота.
- А точно друг против друга? Может здесь был кто-то ещё?

- Что вы имеете в виду? - осведомился капитан.

Я не знал, что ответить и неопределённо пожал плечами.

- Значит больше вам там делать нечего, - пришёл к выводу капитан. - Возвращайтесь…

- Да-да, проваливайте оттуда! - рявкнул штурман.

- «Мамуля», зааркань эту пташку.

- Будет сделано, Алексей Петрович.

- А вы, Борис Васильевич, рассчитайте курс на субгигант.

Капитан раздал приказы, мы вернулись в посадочный модуль и задраили люк. Автоматика наполнила предбанник воздухом.

- Неплохо бы лабораторию расконсервировать, - предложил док.

- Будете изучать находки? - спросил старпом.

- Только не я, Валерьянушка.

Невзирая на шапочное знакомство перед стартом, док обращался ко всем, кроме капитана, на «ты», и называл всех ласково. Одному старпому это не нравилось.

- Я вам что, пузырёк успокоительных капель? - сердито прорычал он. - Что за фамильярность? Соблюдайте субординацию!

- Капли - это валерьянка, а ты - Валерьянушка, - ответил док с таким бесхитростным выражением лица, что на него невозможно было обижаться. В такие моменты он был похож на бесконечно доброго сказочного Айболита.

- В одиночку мне исследовательскую работу не осилить, - добавил док. - Придётся будить биологов.

К Стрельцу-56 летело немало учёных - по двум причинам. Во-первых, основание колонии и начало хозяйственной деятельности на экзопланетах невозможны без строгих научных методов, тщательное применение которых кто-то должен контролировать. И во-вторых, экспедиция имела двойную цель. Помимо колонизации Вейланд-Ютани хотела провести ряд экспериментов. Существование землеподобных экзопланет было доказано ещё в прошлом веке, но лишь недавно спектральный анализ Стрельца-56 показал достаточно высокий процент кислорода в атмосфере. Забрось туда фитопланктон, высади геномодифицированную растительность и через пятьдесят-сто лет там можно будет ходить без дыхательных масок. Достаточно заманчивые условия, чтобы захотеть вложиться в это дело. В корпорациях не дураки сидят.
Однако, мало просто завести растительность, ей ведь требуются питательная почва и вода, нужны микроорганизмы, минералы и много чего ещё. Поэтому в числе колонистов летят физики, химики, биологи и много других специалистов, которые будут исследовать атмосферу, воду и почву, чтобы узнать, чего в них с избытком, а чего не хватает, и как эту нехватку восполнить. Помимо колонистов в грузовом отсеке, наши трюмы набиты едва ли не всей таблицей Менделеева. Ещё мы везём споры и семена растений, грибов и водорослей, кое-каких червей, моллюсков, насекомых и даже пресмыкающихся. Учёные будут проверять переносимость местных условий не только на себе, но и на подопытных образцах. В порыве энтузиазма они хотели взять ещё собак и обезьян, но тут уже взбрыкнули организации по защите животных. Насчёт червей и насекомых никто не возражал, а вот на высших позвоночных наложили вето.

В сравнении с высшими позвоночными, у пресмыкающихся замедленный метаболизм. Именно поэтому на них и пал выбор. Главным любимцем Танюхи и Серёги - молодых спецов-биологов – был хамелеон Кузька. Спецы не сомневались, что пониженное содержание кислорода в атмосфере Стрельца-56 не помешает Кузьке время от времени ползать на открытом воздухе. Кузька, по их словам, сделался совсем ручным - насколько может быть ручной рептилия. Перед заморозкой Танюха с ним почти не расставалась. Держала его вроде домашнего питомца и даже в саркофаг взяла с собой.

В ходе подготовки к полёту мы - экипаж и колонисты - какое-то время жили вместе и успели более-менее друг друга узнать. Танюха – обалденная девчонка, нам она сразу понравилась. И на вид красотка, и вдобавок умничка, и характер золотой. Мы очень быстро стали звать её Танечкой и Танюшей. Серёге это, понятно, не понравилось. У них с Танькой шуры-муры, вот он и ревнует её отчаянно, буквально ко всем, даже к Кузьке, смотрит на всех исподлобья и всегда недовольно бурчит. Нам он тоже не приглянулся, мы до сих пор недоумеваем - что Танюха в нём нашла?
Ребят понять можно, они ещё молодые. Диссертации настрочить успели, а кровь-то всё равно бурлит, из-за этого оба импульсивные, плохо осознают последствия некоторых действий. Вот, например, уставом строжайше запрещено крутить шашни, пока колония не заработает в полную силу. Достаточно кому-нибудь стукануть на Серёгу, и он всю оставшуюся жизнь будет занимался селекцией огурцов в нечерноземье. Путь в космос (и к любимой Татьяне) ему закроют навсегда…

Когда мы вернулись на «Ангару», избавились от скафандров и привели себя в порядок, биологи уже сидели в кают-компании и уплетали за обе щеки фиолетово-розовое пюре, какую-то экстравагантную смесь, какую только им удавалось получать из кухонного агрегата посредством одновременного нажатия определённых клавиш. Откуда они узнали эту комбинацию, ума не приложу. В мануале агрегата о ней ни слова. Похоже, в любой технике Вейланд-Ютани присутствуют подобные баги, которые в руках грамотных умельцев превращаются в фичи.

Танюшечка одновременно кормила хамелеона размороженными тараканами. Кузька невозмутимо сидел на столе, лениво вращал глазами в разные стороны, то и дело выстреливал языком и отправлял в пасть вяло копошащееся насекомое. Зрелище было одновременно завораживающим и омерзительным, но только не для Танечки - она сюсюкала с Кузькой как с котёнком или щеночком.

Увидев нас, Серёга сразу нахохлился, а мы сделали вид, будто не замечаем его в упор. Поверьте, большего подобные типы не заслуживают.

- Везёт твоему Кузьке, Танюша, - заговорил я с красоткой после дежурных приветствий. - Гляди, какой довольный сидит. Тебе бы так же Борис Василича покормить. Тогда и у него бы настроение улучшилось, а то с самого утра мучается приступами хронического пессимизма.

Танечка заулыбалась, поглаживая Кузю.
- Чего сразу я-то? Я биолог, а биологи хроническими болезнями не занимаются. Пускай Иннокентий Павлович вашего штурмана с ложечки кормит. Правда, Кузенька? Да? Что, Кузенька? Кто хочет мамочку увести к чужому дядьке? Кто?

Штурман сидел с кислой миной, а я, пока смотрел на фиолетово-розовое пюре, почему-то вспомнил об увиденном на «Китеже», после чего хорошее настроение как языком слизало.

- Я так и не понял, из-за чего весь сыр-бор, - недовольно пробурчал Серёга. - Можете нормально объяснить?

Капитан принялся вводить его в курс дела относительно «Китежа», а меня «мамуля» неожиданно вызвала на первую техническую палубу.

Палубами эти шахты и тоннели называют чисто условно. Скорее это разветвлённая система магистральных и соединительных коллекторов под каждой из палуб - между ними. В отличие от старых моделей, где коммуникации, как на «Китеже», проложены где и как попало, на «Ангаре» все трубопроводы, кабели и воздуховоды убраны в коллекторы. Пространство там довольно узкое и тесное, протискиваться нужно бочком, сгорбившись. А кое-где и вовсе на четвереньках.

Как раз в такой коллектор меня и загнала «мамуля». Я полз враскоряку по узкой и тёмной норе, кляня корпорацию самыми последними словами – про себя, конечно, не вслух. Попутно я отмечал своё местоположение и прикидывал, куда свернуть дальше, чтобы попасть в нужную точку. Из головы никак не выходил Летучий Голландец, или, скорее, Летучий Вьетнамец.

- Далеко ещё, «мамуль»? - прошипел я, стукнувшись макушкой о кронштейн, к которому крепились хомутами разнокалиберные трубы и пучки кабелей. Мне казалось, я прополз несколько километров, что, конечно же, было не так.

- За следующим поворотом, Иван Данилович.

Единственное освещение на технических палубах - жалкие полосочки светодиодов, которые включаются при твоём приближении и света дают самую малость. Очутившись перед распределительной коробкой, я определил неисправность не столько на вид, сколько по запаху. Пахло горелой изоляцией и сельским сортиром. Снаружи коробку покрывали потёки дурнопахнущей жидкости, причём совсем свежие. Проще говоря, кто-то обоссал распределительную коробку, отчего замкнуло и сожгло контакты.
Неудивительно, что «мамуля» не смогла идентифицировать неисправность и позвала меня - в её технической базе порча контактов посредством мочеиспускания наверняка отсутствует. Кому из программистов и составителей ремонтных алгоритмов пришло бы в голову, что на распредкоробку кто-то помочится? Никто бы так и не поступил, не заведись у нас один очень нехороший паразит.

Дурнопахнущая жидкость была мочой пискарианской крысы. Помните, я говорил, что иногда на экзопланетах встречают небольших животных? Пискарианские крысы – одни из таких. Метя территорию, твари гадят где попало. Их не заботит, как испражнения повлияют на технику, на конструкционные и отделочные материалы. Проблема в том, что до этой минуты я не предполагал, что на «Ангаре» завелись пискарианские крысы. Корабль же практически новый!

- «Мамуль», - произнёс я упавшим голосом. - Направь сюда монтажного робота и пусть заменит распредкоробку. И на будущее запомни, пожалуйста: во всех подобных случаях действуй точно так же.

- Хорошо, Иван Данилович…

Подумать только, два происшествия подряд. Сперва Летучий Вьетнамец, теперь это… Штурман узнает, замучит зловещими пророчествами. На дворе двадцать второй век, а он суеверен, как деревенская бабка.

На данный момент известно всего два опасных космических паразита: касимовский грибок и пискарианские крысы. Их легко заполучить, но вот избавиться практически невозможно. По преданию, Касим - сын богатого исламского шейха, - любил вести праздную жизнь и путешествовать по галактике на собственой яхте. В первую очередь его привлекали газопылевые туманности всех типов, цветов и размеров, потому что со стороны они выглядят потрясающе, но только со стороны. Вблизи всё иначе - несколько парсек ионизированных частиц, среди которых ничего не видно, потому что барахлят приборы от смертельного избытка радиации. Этого полуграмотный Касим не знал и его пакистанский экипаж, воспитанный на теории плоской Земли, тоже.

Радиация - это такая штука, которая либо убивает живой организм, либо превращает в живучего мутанта. Учёные до сих пор спорят, какой организм на яхте послужил предтечей касимовского грибка. Возможно, это была плесень на хлебной лепёшке, или шершавый нарост на пятках касимовских наложниц, или экзема на причиндалах самого Касима… Главное, паразит выжил и мутировал среди буйства космической радиации. Сам Касим, его сирийские, пуштунские, курдские и турецкие наложницы, плюс пакистанская команда не выжили, а вот грибок таки сумел. Он действует следующим образом. Занесённые на борт споры прорастают в отделочных материалах кают и палуб, соприкасающихся с внешними бортами. Грибной мицелий пробивается сквозь обшивку наружу, чтобы поглощать высокоэнергетические частицы космических излучений. Плотность металла в обшивке значения не имеет, грибок разъедает любой сплав и даже сверхпрочное покрытие из углеродных нанотрубок. Происходит сплошная непрекращающаяся разгерметизация корпуса. Вывести грибок невозможно, он стоек к любым ядам и септикам. Система очистки воздуха не фильтрует его споры, так что, если грибок завёлся, он неизбежно попадает в лёгкие команды. Человеческое тело к нему резистентно, мы служим лишь переносчиками, распространяя паразита с одного корабля на другой.

Если бы при облёте «Китежа» мы заметили гифы и карпофоры касимовского грибка на наружной обшивке, мы бы к нему не приблизились, невзирая на сигнал бедствия.
Пискарианские крысы - тоже паразит. Как следует из названия, их впервые обнаружил и описал некто по фамилии Пискар, в самую первую волну космической экспансии, когда бортовые журналы многими велись из рук вон плохо и в них заносили не всю информацию. Проникнув на борт, эти существа сразу прячутся в трюмах и на технических палубах. Грызут всё подряд, потому что у них непрерывно режутся зубы. А кроме того везде гадят, воруют припасы и расходуют драгоценный воздух. Как и на касимовский грибок, на них не действуют ядохимикаты, которые разрешается применять в замкнутой среде с искусственной вентиляцией. Не помогает даже полная или частичная разгерметизация судна - твари способны впадать в некое подобие гибернации и месяцами выживать в вакууме. Грибок и крысы идеально приспособились к нашим кораблям, потому и считаются самыми вредными и опасными. Оба паразита почему-то предпочитают именно корабли, не выбираются оттуда на планетарные колонии или орбитальные станции. Насчёт грибка не знаю, а по поводу крыс я слышал, что они ловят кайф при ускорении.

Злой и грязный, потирая шишку на голове, я заявился в медотсек.

- Думал, ты будешь в лаборатории, - сказал я доку, подставляя шишку для осмотра.

- Вытурили меня оттуда, Ванюша, - со вздохом пожаловался док и намазал чем-то макушку, что сразу начало жечь. - Молодёжь поблагодарила за взятые образцы, сурово отчитала за их мизерность и заявила, что обойдётся без посторонних.

- Не выдумывайте, док, - не поверил я. - Танечка не могла такого сказать, она девушка добрая и отзывчивая.

- А она ничего и не говорила. Со мной Серёжа говорил, а Танечка вовсю хозяйничала в изолированном боксе.

Согласно уставу, любую непонятную дрянь, найденную в космосе, надлежит сразу же помещать в герметично изолированный бокс - во избежание возможного заражения. Значит, Танюша на несколько дней заперлась в прозрачном ящике наедине с образцами и будет над ними колдовать, проводить опыты… Кстати, эти правила были введены как раз после касимовского грибка, когда стало ясно, что космос и впрямь порождает монстров, никакая это не фантастика.

Я поблагодарил дока за оказанную помощь и пригласил в командный отсек.

- У нас завелись пискарианские крысы, - объявил я прямо с порога.

Все огорошенно вытаращились на меня.

- Вы уверены? - беспокойно заёрзал старпом.

- Уверен, Валериан Яковлевич. Разве что Кузька тайком сбегал на техническую палубу, чтобы облегчиться и пометить территорию.

- Кузя сейчас в лаборатории с ребятами, - сказал капитан. - На время исследования образцов там карантинная блокировка, ни войти, ни выйти.

Я многозначительно развёл руками, показывая, что раз так, значит и рассуждать больше не о чем.

Капитан, старпом, штурман, док - все были людьми опытными и хорошо понимали, что это такое, пискарианские крысы. Теперь только успевай проводить ремонтные работы. И хоть производить их придётся не нам, а роботам, контроль-то всё равно за нами.

- За что ж нам такая невезуха? - простонал штурман. - С самого начала полёт не задался. То «Китеж», теперь вот крысы… А ведь я был против быстрой и поверхностной проверки, помните? Я предупреждал! Что стоило подождать ещё недельку? Пусть бы корпорация сплавила это корыто с крысами в Африку, или мексиканцам, а мы бы взяли «тридцатку» - надёжную и проверенную модель. Рядом с нами как раз стоял «Эльбрус»…

- Стоять-то стоял, да в аварийном состоянии, - возразил я. - Поэтому нам и впарили «Ангару».

- Не зря аренда сущие копейки стоила, - поддержал штурмана старпом. - А вы на цену позарились, ничего видеть не хотели. У нас носовая обшивка в любой момент вот-вот по швам разойдётся, на соплях держится.

Мне не понравились наезды на мой корабль и я подколол суеверного штурмана.
- Если уж называть вещи своими именами, вы не напророчили беду, а скорее накаркали, провидец хренов. Себя вините, а «Ангару» не трожьте. Корабль шикарный. Из всех ковчегов - самый лучший на сегодняшний день.

Капитан взмахом руки прервал нашу дружескую перепалку.
- «Мамуль», знаешь средство против пискарианских крыс?

- Пока ничего не изобрели, Алексей Петрович. Генетики пытаются вывести специальную породу корабельных сторожевых собак, но пока что крысы сами выводят все опытные образцы…

Иногда нейросеть забавно каламбурит, причём не специально. Так действуют её алгоритмы, призванные добиваться максимальной похожести на человека.

- Да-да, конечно, пытаются они, - разворчался штурман. - Тут не собаки нужны, а обыкновенные роботы, которые пролезут где угодно. Присобачил к каждому разрядник, всего и делов! А тупое и ленивое дурачьё в Вейланд-Ютани вообще извилинами не шевелит.

- А ты сделай рацпредложение, Боренька, - сказал ему док. - Оформи патентную заявку… Глядишь, ещё и деньжищ отвалят.

- Ага, отвалят, - язвительно ответил штурман. - Потом догонят и навалят ещё. Не у них ведь крысы завелись, им-то что? Сдался им какой-то штурман-плебей. Они, небось, рацпредложения только от профсоюза изобретателей рассматривают. Если какую идею со стороны возьмут, профсоюз их потом засудит. Оно им надо?

- Будем решать задачи в порядке поступления, - повысил голос капитан. - Сперва захороним «Китеж», потом будем разбираться с крысами.

Штурман боязливо оглянулся.
- А не могли крысы пробраться к нам… ну… оттуда?

Мы прекрасно поняли, что он имеет в виду Летучего Вьетнамца.

- Скажешь тоже! - усмехнулся я. - В челноке их не было. Вряд ли они способны проползти через открытый космос по буксировочному тросу. Если они находились на «Китеже», значит пребывали в гибернационной спячке. Тогда как они нас почуяли?

- Я с вами согласен, Иван Данилович, - сказал старпом. - Бедным вьетнамцам и так досталось, незачем валить на них ещё и вину за пискарианских крыс.

Штурман задумался.
- Вообще-то вы оба правы. Я давно подозревал, что ковчеги Вейланд-Ютани кишат крысами. Но разве правлению есть до этого дело? Ему главное бабло лопатой грести.

Разговор принимал откровенно антикорпоративный характер. Капитану это не понравилось. Он насупил брови и строго произнёс:
- Послушайте-ка, вам за сочинительство жалование не платят. Займитесь каждый своим делом. Надоели уже…

Слишком частой критики корпорации капитан, как важный винтик в её транспортном механизме, не терпел. В нашем капитане корпоративная верность удачно сочеталась со здравым смыслом. Я не сомневался, что каждая фраза штурмана и старпома будет занесена в бортжурнал, и поэтому помалкивал. Лишь бы не запороть резюме.

Я отправился выполнять распоряжение капитана, только вот дел у меня особых не было. Усевшись за рабочий дисплей, я раз за разом гонял диагностику всех узлов и систем. На «Ангаре» всё было в порядке и работало как часы. В экран я почти не глядел, не мог перестать думать о крысах. Все мои друзья так или иначе связаны с космофлотом; они-то, помнится, и рассказывали мне о паразитах. Крысы не только живучи, ещё они умны, хитры и чертовски злопамятны. Если их не трогать, они будут вредить по минимуму - просто потому, что жизнь паразита без этого невозможна. Но если попытаться их вытравить, если начать их убивать, то лучше убить всех сразу (а это нереально, ведь мы не представляем, сколько у нас на борту особей). В противном случае крысы превратятся в настоящее бедствие. Начнут назло портить всё подряд. В одном стареньком ковчеге крысы перегрызли кабели, питающие криокапсулы пассажиров. Люди проснулись и не смогли выбраться из саркофагов – крышки-то небьющиеся, да и механизма ручного открывания изнутри нет. Поскольку бортовой компьютер не получил из грузового отсека никаких данных, команда не сразу обнаружила сей досадный факт. В итоге пассажиры банально задохнулись… Тогда и вошло в обиход выражение «летающий гроб». Вейланд-Ютани спустила тот случай на тормозах, но с тех пор саркофаги доработали, механизм ручного открывания имеется как снаружи, так и изнутри…

Через пару дней поступили первые новости. Биологи разблокировали лабораторию и пригласили нас в гости. Точнее, Серёга пригласил. Танечка сразу же убежала к себе - принять душ, отдохнуть и повозиться с любимым Кузькой. Встретивший нас Серёга выглядел, против обыкновения, оживлённым и восторженным. Первым делом бросился пожимать руку доку.

- Благодарю вас от лица всей науки, Иннокентий Павлович, и поздравляю с невероятным открытием!

Смущённый док ничего не понимал.
- Что ты, Серёженька, что ты. Какое открытие, какой вклад?

Биолог подцепил пинцетом лоскуток кожи, маринующийся в чашке Петри.
- Перед нами абсолютно и стопроцентно внеземной, экзобиологический материал. Кожа живого существа, вы это верно подметили, но это существо не принадлежит ни к одному из известных видов. Кардинальные отличия заложены в самой структуре аминокислот.

Штурман схватился за голову.
- Час от часу не легче! Для полного счастья нам только инопланетян не хватало!

- Ш-ш, не перебивайте, - шикнул на него старпом и поинтересовался у Серёги:
- Получается, вьетнамцы где-то нашли пришельца и содрали с него кожу?

- Надеюсь, они его не съели, - неудачно пошутил я. - Слышал, азиаты с голодухи жрут всё подряд. Это бы всё объяснило - чужеродный белок обладает патогенными свойствами, вызывая нечто вроде бешенства. Под его воздействием вьетнамцы и порешили друг друга…

Капитан задохнулся от возмущения.
- Иван Данилович! Давайте только без этих расистских штучек. Люди ведь погибли, проявите уважение…

- Никто ни с кого кожу не сдирал, - поправил нас Серёга. - Внеземной организм подвержен линьке, вот и сбросил старую шкуру, когда подрос.

- Надо как можно скорее избавиться от «Китежа», - заключил штурман. - Вдруг там остались ещё эти… внеземные организмы. Мы тут навыдумывали всякого, а дело-то простое. Вьетнамцы не в себя палили, они пытались угрохать ксеноморфов.

Мы испуганно переглянулись, вспомнив растерзанные человеческие останки.

- Этого мы точно не знаем, - не очень убедительно произнёс капитан.

Серёга, напротив, был воодушевлён.
- Судя по геному, существо удивительное! Уникальное!

Он показал какую-то абракадабру на рабочем мониторе:
- Вот модель его ДНК. Взгляните на теломеры - они не укорачиваются после деления!

Мы непонимающе хлопали глазами и доку пришлось нам объяснить:
- Теломеры - это концевые участки ДНК, не участвующие в кодировании белков. После каждого деления клетки они укорачиваются и когда их не остаётся вовсе, клетка перестаёт делиться и погибает. Поэтому бессмертия не существует…

- Но у этого существа теломеры не укорачиваются! - радостно возвестил Серёга. - Так что, теоретически, оно может жить неограниченно долго.

Пискарианские крысы сразу показались мне незначительной ерундой. Вот, оказывается, каких существ может преподнести наивному человечеству космос…

- Но в данном случае я заговорил о теломерах по другой причине, - признался Серёга. - Стабильность теломер означает, что это животное можно успешно клонировать! Из принесённого вами материала мы извлекли образец ДНК. Правда, материал оказался слегка повреждён, но мы заменили дефектные аллели приблизительно похожими, взятыми у Кузьки, напечатали на генопринтере полноценную ДНК и сейчас в нашем инкубаторе развивается зародыш. Развивается, надо сказать, с удивительной скоростью.

Штурман вытаращился на Серёгу и витиевато выругался.
- Ах вы дебилы-переростки! Тварь, возможно, в одиночку выкосила вооружённый до зубов вьетнамский экипаж, а вы решили её клонировать? А мозги себе вы клонировать не забыли?

- Борис Васильевич! - возмутился капитан.

Серёга побледнел, его лицо пошло пунцовыми пятнами.
- Да как вы смеете?

Подобно всем напористым и дерзким, наших биологов распирало от молодецкого задора и энтузиазма. Не удивительно, что бывалый и суеверный штурман не разделял ни того, ни другого. И в данной ситуации лично я был полностью на его стороне.

- Ты, Серёга, - сказал я биологу, - вроде умный малый, учёный и всё такое, но иногда гляжу я на тебя и диву даюсь. В науках вы, молодёжь, может и разбираетесь, а вот жизни не знаете совсем. Из-за этого и тупите чаще, чем следовало бы. Там, где сперва надо подумать, а потом что-то делать, вы поступаете наоборот. Непуганые вы какие-то, совершенно не умеете просчитывать риски.

Я не брюзжал. Только совсем зелёные, неоперившиеся юнцы бросаются очертя голову куда попало. Например, колонизировать экзопланеты. Это не выдумка, так гласит статистика: восемьдесят процентов всех колонистов - люди до тридцати лет. Нужно ли напоминать, что смертность в колониях – чудовищная? Я до сих пор не понимаю, чего людей туда несёт. Манят перспективы начать всё с чистого листа на новом месте? Хочется вырваться из нашего тесного мирка навстречу неизвестности, где всё зависит только от тебя, а не от давящей на тебя системы?..

Зато люди постарше проявляют разумную осторожность и предпочитают сидеть дома. Потому что слишком часто то с одной, то с другой колонией пропадает связь - навсегда.

Вот и сейчас, похоже, одни мы видели то, что упорно не видел или не хотел видеть Серёга. Он обиженно надул губы, подошёл к прозрачному боксу и постучал по небьющемуся стеклу.

- Сразу из инкубатора мы поместим ксеноморфа сюда. Что в этом такого? Как он отсюда выберется? Может вьетнамцев он и выкосил, но мы-то, в отличие от них, подготовлены и оснащены. У нас есть, чем сдержать и усмирить существо. Мы сможем избавиться от него в любое время, дурацкое дело нехитрое. Но мы просто обязаны его изучить. Ксеноморф слишком ценен для науки, чтобы отказываться от такого шанса. Сначала изучим, а там видно будет.

Старпом тяжко вздохнул и пробормотал:
- Будто нам пискарианских крыс мало…

Серёга то ли не расслышал, то ли не понял.
- Каких крыс?

- Завелись у нас пискарианские крысы, Серёженька, - пояснил док. - В пока неустановленных количествах…

- Ну, допустим, с количеством-то всё ясно, - перебил его штурман. - Крысы поодиночке не заводятся. Обычно на борт проникает сразу целый выводок и пошло-поехало!

Я подвёл итог:
- Так что сунул бы ты зародыш вместе со всеми образцами в муфельную печь, Серёга, и дело с концом.

Старпом, штурман и док согласно закивали. Как к последнему средству биолог прибег к власти и авторитету капитана.

- Алексей Петрович?

Лицо капитана застыло в непроницаемой маске.

- Видите ли, какое дело… - Он помолчал, подыскивая слова – всё-таки работал с нами уже долго, по-своему любил и уважал, старался не давить авторитетом, если можно было воззвать к гласу разума.

- Наша экспедиция, помимо основной, транспортной функции, несёт ещё и дополнительную, научно-исследовательскую. Этот пункт особенно подчёркнут в контракте, который мы все подписали. И раз представитель науки на чём-то настаивает, мы обязаны, по мере возможности, идти ему навстречу.

- А что бы этому представителю науки самому не побывать на «Китеже»? - огрызнулся штурман. – Своими глазами взглянуть, что там устроил ксеноморф и что в результате осталось от вьетнамцев?

Капитан подошёл и осмотрел прозрачный бокс.

- Вам же объяснили, Борис Васильевич, что существо будет сидеть в этой штуке и выбраться из неё не сможет. Лично у меня нареканий к безопасности нет. И если уж быть до конца объективным, то, судя по интенсивности стрельбы, взрывов и всего остального, вьетнамцы сами себе нанесли урон похлеще любого ксеноморфа. Мы даже не знаем, как выглядят взрослые ксеноморфы, вьетнамцы не удосужились их заснять. Существо может оказаться вполне безобидным, вроде Кузьки…

- Только не говорите после этого, что я вас не предупреждал…

- Стоп! - Я поспешил заткнуть штурмана, пока он снова не накаркал. - Лучше даже не начинайте! А ты, Серёга, не празднуй победу раньше времени. Наука наукой, но ты теперь не просто учёный, ты ещё и временно рекрутированный член команды. Это прописано в ТВОЁМ контракте. И раз ты, к вящей радости, биолог, так будь любезен состряпать нам какое-нибудь средство против пискарианских крыс. Одна голова - хорошо, а у вас с Танюшкой их две. Вот и постарайтесь.

- Хорошо, я подумаю, - сдавшись, буркнул Серёга и на этом мы разошлись.
Ах, если бы мы тогда настояли на своём!

Пару дней от наших биологов не было ни слуху, ни духу. Они торчали в лаборатории круглосуточно, поесть выходили ночью, когда мы спали.
На дежурстве я тупо пялился в монитор, на который был выведен инвентарный список нашего груза. Пытался что-нибудь найти, что можно было бы использовать против чёртовых крыс. «Мамуля» уже трижды направляла роботов на технические палубы и один раз на склад провианта.

Дежурство в командном отсеке и трапезы в кают-компании проходили в атмосфере гнетущей тишины. Говорить никому не хотелось, мы словно ощущали, как над нами сгущается нечто мрачное и зловещее, суля неизбежные неприятности.

Однажды штурман как бы невзначай осведомился:
- Извиняюсь, конечно, но мне вот что интересно. Если вдруг запахнет жареным, у нас найдётся, чем себя защитить?

После этого вроде бы невинного вопроса настроение у нас окончательно испортилось. Мы не вьетнамцы, устав не нарушаем, оружия на борту не держим. Да и не очень-то оно вьетнамцам помогло…

Биологи до такой степени погрузились в свои изыскания, что даже про Кузьку забыли. Хамелеон одиноко бродил по палубам и как неприкаянный тыкался то в один отсек, то в другой. Сжалившийся док подкармливал его тараканами и вообще присматривал за тем, чтобы Кузька случайно не забрался куда не надо и не попался на глаза всеядным крысам.

Неожиданно нас всех вызвали в лабораторию. Первое, что бросилось в глаза, это раздвижная перегородка, разделявшая прозрачный бокс на две половины. В одной сидела живая пискарианская крыса – существо величиной с кошку, остромордое и покрытое чем-то средним, между шерстью, иголками и чешуёй. Сальные железы непрерывно смазывали этот покров склизлыми выделениями, благодаря которым крысы не застревали даже в самых узких и тесных уголках технических палуб, среди переплетения труб и кабелей. Очевидцы утверждали, например, что бить крысу ножом бесполезно - лезвие скользит по чешуйкам, не причиняя твари никакого вреда. Гибкий хвост служил крысам пятой хватательной конечностью, как у гиббона. Ползая в невесомости по трюму или ещё где-то, крыса хватается за что-нибудь хвостом наравне с лапами…

А вот то, что сидело во второй половине бокса, описать сложно. Закруглённая морда, на которой не было видно ни глаз, ни ушей, ни носа, одни только зубы. Молотообразная голова, глянцево-гладкая блестящая кожа, напоминавшая насекомий хитин, четыре когтистые конечности, длинный хвост… Когда челюсти размыкались, изнутри, подобно поршню, выдвигались другие, поменьше.

- Это ещё что такое? - завопил штурман.

- Познакомьтесь, это ксеноморф! - гордо представила существо Татьяна. У них с Серёгой лихорадочно блестели глаза, вокруг которых залегли тёмные круги. Всё это время оба биолога почти не спали, выглядели усталыми, зато довольными.

- Красавец, не правда ли?

- Как вы крысу изловили? - удивился я.

- Подбросили приманку с транквилизатором, - ответил Серёга. – «Мамуля» нам помогла…

- Мамуля! - произнёс я с упрёком.

- Извините, Иван Данилович. Мы договорились не портить вам сюрприз.

- На будущее, мы в космосе, «мамуль». Тут лучше без сюрпризов. О’кей?

- О’кей, Иван Данилович.

Мы сгрудились возле бокса. Что бы там Танюша ни говорила, красавцем ксеноморф не был. Глядя на него, я снова ощутил тугой ком в животе. От ксеноморфа веяло угрозой, какую совершенно не хотелось иметь у себя на корабле в уйме световых лет от Земли. Даже у капитана на лице читались сомнения, а мы и вовсе взирали на кошмарную тварь со смесью ужаса и отвращения. Каждый в тот момент думал: что же вы, мать вашу, натворили?

Ксеноморф не обращал на нас никакого внимания. Съёжившись в углу, он часто-часто дышал и с каждым вздохом вроде бы становился чуточку больше. Натянувшаяся кожа лопнула сразу в нескольких местах. Зверь зашевелился и принялся срывать старую кожу, где зубами, а где когтями. Мы сразу узнали «тряпицу» - такую же док нашёл на «Китеже».

- Вот так наш малыш линяет, - сказала Танечка.

Зрелище было отвратительным. Склизлая плоть ксеноморфа напоминала личинку насекомого.

Серёга открыл автоматическую перемычку посреди бокса.
- Смотрите, что будет теперь. Ксеноморф рекордно быстро растёт, ему постоянно требуются жратва.

- Это не первая крыса, которую мы ему скармливаем, - добавила Танечка. - У существа поразительный метаболизм!

Кузька заполз на потолок и оттуда уставился одним глазом на нас, а другим на опасного ксеноморфа.

Внеземное создание поднялось на задних лапах, встало во весь рост и повело мордой из стороны в сторону. Оно определённо почуяло крысу, потому что с его зубов обильно закапала слюна. Крыса тоже увидела ксеноморфа, зашипела и заверещала, но не от страха - страх этим существам неведом. Пискарианская крыса приготовилась драться. Вот главная причина, по которой провалилась идея с геномодифицированными собаками - крысы отчаянно дерутся, у них острые зубы, отменная реакция, с ними лучше не связываться.

Вот и сейчас крыса набросилась на ксеноморфа первой, зная, что её чешую трудно прокусить. Но реакция ксеноморфа оказалась ещё быстрее, а зубы - острее. Мы только успели услышать щелчок челюстей, как крысиная голова взорвалась кровавым фонтаном. Хлестнув хвостом, ксеноморф набросился на паразита и принялся жадно его пожирать.

Увиденное проняло даже Кузьку, который испуганно замер и слился с потолком.
Я смотрел на биологов и видел, что они, похоже, действительно не понимают, какого джинна выпустили из бутылки.

- Так что вы там говорили про крыс? - В серёгином голосе звучали победные нотки. - Дайте нам время приручить это создание и в нашем распоряжении будет идеальное средство против космических паразитов. Запустим его в трюм или на технические палубы и хана всем крысам!

Танечка, взвизгнув, повисла у него на шее. Оба радовались как дети, будто и впрямь совершили невероятный научный прорыв. Никто из нас подобной радости не разделял. Мы пытались понять, как нам относиться к инопланетной страхолюдине и как это нам аукнется.

Обратно в командный отсек мы вернулись в подавленном настроении, оставив голубков обниматься. Капитан велел им хорошенько отдохнуть, а то видок, мол, не очень. По нему было видно, что он рад научным успехам и, заодно, шансу избавиться от крыс.

- «Мамуль», - обратился я к нейросети. - Есть у нас какой-нибудь погрузчик, чтобы при необходимости поднять чёртов бокс и вышвырнуть в открытый космос?

- Конечно, Иван Данилович! - отозвалась «мамуля». - Десятый номер, думаю, будет в самый раз. У двенадцатого грузоподъёмность выше на несколько тонн, только он по габаритам ни на палубу, ни в отсек не пройдёт.

- Отлично. Тогда держи погрузчик наготове. Просто на всякий случай…

Штурман, раскрыл было рот, чтобы что-то сказать, но промолчал и не издал ни звука до следующего утра, то есть до начала трагедии.

Капитанский наказ отдыхать биологи восприняли буквально и сразу же удалились в отведённые им каюты. Оба на самом деле вымотались до предела. Кроме них всё случившееся наблюдала только «мамуля», чьи видеорегистраторы понатыканы на каждом шагу.

Сладкая парочка продрыхла остаток дня и почти всю ночь. Рано утром они быстро позавтракали и вернулись в лабораторию. Поначалу всё шло нормально, биологи делали какие-то записи, болтали о будущем на Стрельце-56… Постепенно шаловливые серёгины руки забрались внутрь танькиного комбинезона и стянули его с упругого девичьего тела. Танюша в долгу не осталась, раздела Серёгу и дело закончилось тем, что строжайше запрещено космическим уставом. Закончилось пылко, страстно и бурно. Какое-то время голубки целовались и ласкали друг друга, после чего нарушили устав во второй раз, но теперь уже неторопливо и нежно, с чувством.
Разумеется, все, включая капитана, прекрасно знали, что эти двое мутят друг с другом. Подобное утаить сложно. Однако наш капитан решил уподобиться обезьяне Ганди и сделать вид, будто ничего не замечает. Ведь скоро мы окажемся на Стрельце-56, а там пускай колониальное руководство разбирается с голубками. Без лишней необходимости наш капитан не нарушал священного правила – живи сам и дай жить другому. У Серёги с Таней всё было по обоюдному согласию, а раз так, то и нечего посторонним соваться в их отношения.

Тогда-то всё и произошло. Влезая обратно в комбинезон, Танечка случайно обратила внимание на прозрачный бокс – тот был пуст. И мы, позже пересматривая запись, тоже не сразу это заметили. Но с нами-то всё понятно, а вот со стороны биологов это было непростительной оплошностью. Бокс был пуст с самого начала. Точнее, так только казалось.

Танюша озадаченно подошла к прозрачной конструкции, зачем-то постучала по ней и прижалась лицом к небьющемуся стеклу - словно так можно было разглядеть ксеноморфа, который вдруг исчез. Серёга вообще стоял столбом, не зная, что предпринять. Тогда Танечка приложила палец к дактилоскопическому замку и через специальный тамбур вошла внутрь бокса.

Всё случилось быстро. Уже в следующее мгновение прозрачные стенки бокса окрасились красным. Стало почти невозможно разглядеть, что происходит внутри. Было видно, как там что-то бьётся и трепыхается, всего несколько секунд. Серёга по-прежнему бестолково таращился на бокс и топтался возле него, ничего не предпринимая. Никто не готовил учёных к экстренным ситуациям, даже тех, кого отправляли на экзопланеты. Серёга натурально растерялся. Происшествие явно выходило за рамки.

К счастью, нейросеть распознала кровь и врубила тревогу. Мы со штурманом примчались первыми - наши каюты располагались ближе всех. За нами в лабораторию влетели док и остальные. Изнутри бокса не доносилось ни шороха, ни звука, а он, напоминаю, стоял открытым. При виде обилия крови мы, честно говоря, тоже оробели. Добиться вразумительного ответа от Серёги мы не могли.

- Да приди ты уже в себя, размазня несчастная! - встряхнул его штурман.

- Перестань, Боренька, он в шоке. - Док мягко отстранил штурмана. - Я отведу его в медотсек и дам успокоительного.

- «Мамуль», выведи на дисплей запись с регистратора, - попросил старпом. - Так будет быстрее…

Мы столпились перед экраном и стали невольными зрителями любовных утех наших голубков, завершившихся сценой, которая ничего не объясняла, зато пробирала до мурашек.
Или всё-таки объясняла?

Капитан стоял бледный, как полотно. За всю его службу в космофлоте не произошло ни одного несчастного случая и вот на тебе. Его лоб перечеркнула глубокая складка. Никому в такой ситуации не позавидуешь. Запись о происшествии попадёт в бортжурнал и по возвращении на Землю нам не миновать служебного расследования. На борту капитан отвечает за любое дерьмо. Когда ему разрешат продлить лицензию и снова выйти в космос, сказать трудно. Весы Фемиды - самая ненадёжная и непредсказуемая вещь во вселенной, они с равной вероятностью могут качнуться в любую сторону. Накосячили временно рекрутированные пассажиры, а последствия расхлёбывать - капитану.

Я осторожно приблизился к тамбуру и заглянул внутрь бокса. Оттуда тянуло тошнотворным запахом крови и внутренностей. Ксеноморфа нигде не было видно.

- Так, давайте всё же попытаемся понять, что здесь случилось, - деловым голосом предложил капитан. - Что мы видим на записи?

Штурман, обычно такой говорливый, на сей раз как воды в рот набрал. Пришлось отвечать мне.

- С самого начала мы видим пустой бокс. Однако пустота не могла растерзать Танюху в клочья. У воздуха нет зубов…

- Вы о чём? - уставился на меня старпом.

- А вы вспомните, чьи гены наши корифеи пересадили в инопланетную ДНК.

Я скорчил рожу, пытаясь сымитировать хамелеона Кузьку. Вышло так себе, но меня все поняли. Такого потока витиеватых трёхэтажных ругательств никто на моей памяти ещё не извергал.

- Ну прекрасно, прекрасно! – стонал штурман. - Инопланетная тварь с генами хамелеона!

Я снял со стены огнетушитель, сорвал пломбу и направил газовую струю внутрь бокса. Газ равномерно заполнил весь объём прозрачной конструкции. Если бы внутри кто-то находился, мы бы увидели его силуэт. На всякий случай я окатил из огнетушителя всю лабораторию.

Штурман разгадал мой манёвр.

- Эти идиоты ещё и бокс оставили открытым! Теперь ксеноморф может разгуливать где угодно! Невидимый инопланетный хамелеон, способный сливаться с любой поверхностью! Да он же нас всех… как щенков, во сне…

Штурман до того разошёлся, что впервые обратился к капитану на «ты».
- Как хочешь, Петрович, но в следующий раз, если доживём, возьмём хотя бы дробовик. Плевать мне на устав! Вьетнамцы, вон, плюют и ничего. Раз в космосе такое творится, надо в арсенале что-то иметь, а то кукуй теперь с голыми руками…

- Существо пока совсем молоденькое, - прикинул я. - Вряд ли оно будет свободно разгуливать по кораблю. Скорее забьётся в укромное место, чтобы подкормиться и подрасти. Раз он с такой лёгкостью справился с пискарианской крысой, искать его, думаю, стоит на технических палубах или в трюме - там больше шансов добыть еду.

- А вот я совсем не уверен, что его стоит искать, - возразил штурман. - Ну найдём мы его и что? В гляделки с ним играть? У нас же против него ничего нет.

Я неопределённо махнул рукой за спину, имея в виду «Китеж».
- У нас нет, а у вьетнамцев навалом.

Штурман притих и задумался.

- Ну, это на крайний случай, - сказал капитан. - Пока обойдёмся подручными средствами. Что предложите, Иван Данилович?

Я прикинул в уме.
- Могу посоветовать пневмомолот. Также можно слегка покорпеть над разрядником и плазменной горелкой. Больше, увы, предложить нечего.

- Хорошо бы иметь какой-нибудь тепловизор, - задумчиво проговорил старпом. - Пусть существо сливается с любой поверхностью, в инфракрасном-то свете его должно быть видно.

- Нет у нас тепловизоров, Валериан Яковлевич, - встряла «мамуля». - Но я могу пропатчить драйвера регистраторов и перевести их в ИК-диапазон. Только переустанавливать драйвера вам придётся вручную, самим…

Капитан немного воодушевился.
- Вот и отлично, всем дело нашлось. Валериан Яковлевич, вы с «мамулей» занимайтесь драйверами, а вы, Иван Данилович, колдуйте над разрядником и горелкой.

На этом мы разошлись. Я расконсервировал мастерскую, достал и проверил пневмомолотки, нашёл упаковку новых дюбель-гвоздей. Пока торчал в мастерской, прислушивался к каждому шороху и вглядывался в каждый угол - не прячется ли там ксеноморф, сливаясь с поверхностью.

Не успел я взяться за разрядник с горелкой, как док сообщил по внутренней связи, что дал биологу снотворное и тот благополучно дрыхнет. Я решил быстренько его проведать, чтобы потом уже не отвлекаться. Другие, видимо, решили так же, вот и собрались все у медотсека одновременно. В дверях возникла небольшая заминка.

- Осторожно, Иван Данилович, вы мне по ноге задели, - недовольно упрекнул меня капитан. - Не спешите, и так успеете.

Я не помнил, чтобы задевал его ногой, но на всякий случай извинился. Мы вошли и огляделись. Скрючившийся Серёга спал на койке в позе эмбриона. Его опутывали провода и трубки. Энцефалограмма и кардиограмма показывали нормальные ритмы.
Меня так и подмывало растормошить его и спросить, что он теперь думает о своём дурацком эксперименте, но я сдержался. У Серёги и так впереди рефлексия и самокопание, он ещё проклянет тот час, когда придумал взять недостающие аллели у Кузьки и клонировать ксеноморфа. Привычка рассматривать любую жизнь сквозь розовые очки помешала им с Танюшей сообразить очевидное - свойства хамелеона передадутся с генами чужому существу.

- Ерунда, переживёт, - грубовато высказался штурман, будто угадав мои мысли. - Таньку жалко. Такой молодой была, жить бы ещё и жить… Готов поспорить, это Серёга её с понталыку сбил, а влюблённая девка пошла у него на поводу.

- Боюсь, - вздохнул док, - придётся вам его обратно на Землю везти. Не вкусит Серёженька прелестей внеземной колониальной жизни…

- Это да, - с жалостью подтвердил старпом. - За несанкционированный эксперимент, повлекший за собой гибель человека, Серёге грозит суд и пожизненный запрет на любые научные изыскания. Все университеты, лаборатории и корпорации навсегда внесут его в чёрный список и закроют перед ним двери.

- Даже сортиры мыть не возьмут, - добавил штурман.

К вечеру я управился с разрядником и горелкой. Приделал к каждому по длинной прямой штанге, позволявшей сохранять между нами и ксеноморфом безопасную, как мне казалось, дистанцию. Вот и всё «усовершенствование».

Вернувшись к себе в каюту, я упал в койку и уснул как убитый. А среди ночи нас снова поднял сигнал тревоги.

На этот раз к месту трагедии ближе оказались капитан и старпом. Они-то и прибежали первыми в медотсек. Мы с доком и штурманом - следом. Серёга… Вместо Серёги на койке алело сплошное кровавое месиво. А рядом валялась ещё одна «тряпица», на сей раз значительно больше - ксеноморф снова подрос и полинял.

Никто не спрашивал, что случилось - и так было ясно, что люди понравились ксеноморфу больше крыс.

- «Мамуля», запись! - потребовал капитан.

На сей раз ситуация была понятнее. Перед уходом док приглушил в медотсеке свет. Нейросеть перемотала запись до того момента, когда воздух над головой спавшего Серёги дрогнул и принял очертания ксеноморфа. Существо реально сливалось с любой поверхностью не хуже хамелеона. Полезный навык прекрасно усвоился инопланетным организмом и даже превзошёл оригинал.

Получается, когда мы навещали Серёгу, ксеноморф тоже был в медотсеке - сидел тихонько на потолке, выжидал. Но как он туда пробрался? Ведь пока мы все толпой не ввалились, медотсек был закрыт…

Ксеноморф медленно сполз по стене на койку со спящим биологом и приступил к трапезе. Послышались звуки рвущейся плоти, разгрызаемых костей и хрящей. Хищная тварь пожирала человека и одновременно линяла, сбрасывала старую шкуру. Клянусь, выглядело это ужасно мерзко. Док потом сказал, что Серёга умер мгновенно, во сне.

Капитан изо всех сил старался не терять самообладания.
- «Мамуля», почему ты сразу не подняла тревогу? Назови причину задержки? Ксеноморф же его всего успел сожрать…

- Не понимаю, Алексей Петрович, - обиженно проговорила нейросеть. – Я как-то нарушила протокол? Вы можете связаться с разработчиком…

Мне пришлось встать на её защиту.
- Нестандартные явления требуют дополнительного времени на распознавание. В прошлый раз «мамуля» не тормозила, потому что видела только кровь, без сцены людоедства. Поведение ксеноморфа не входит в категорию простых и понятных явлений. Или вы думаете, обучающие алгоритмы для нейросетей учитывают, что ксеноморфы у нас на борту будут кого-то жрать? Давайте скажем спасибо, что «мамуля» от увиденного вообще не зависла… На её месте затормозил бы любой ИИ, а наша «мамуля» даже не самая продвинутая. Она старается, как может.

- Но как тварь попала в медотсек? - Капитан озвучил интересовавший всех вопрос. – «Мамуля», ты это хоть заметила?

- Алексей Петрович, посторонние в медотсек не заходили.

- Тогда я ничего не понимаю!

А вот я, кажется, догадался.
- Помните, когда мы ломились сюда толпой, вы мне сделали замечание, будто я вас задел ногой? Но я точно помню, что не задевал. Между нами сохранялась дистанция. Если вы вдруг не заметили, я всегда стараюсь сохранять дистанцию – есть у меня такая привычка… Значит вас задел кто-то другой.

- Ксеноморф, - мрачно заключил старпом. - Он прошмыгнул в отсек вместе с нами, а потом затаился. Подождал, когда мы уйдём и…

- А вдруг он до сих пор здесь? - всполошился штурман и принялся испуганно озираться. - Эта тварь может сидеть рядом, мы её не заметим.

Я взял огнетушитель и повторил вчерашнюю процедуру. Ни на стенах, ни на потолке никто не сидел.

Капитан не переставал сердиться.
- Что с тепловидением, «мамуля»? Почему не распознаёшь картинку?

- Простите, Алексей Петрович?

Не в силах спорить с тормозной нейросетью, капитан плюнул.

- Покажи медотсек в ИК-диапазоне, - попросил я.

На мониторе возникла соответствующая картинка. Но сколько мы в неё ни вглядывались, видели только себя.

Док постучал каждого по плечу и указал на открытую дверь.

- Ну конечно, - сразу поник штурман, - ксеноморфа давно след простыл. Мы вошли, а он выскользнул.

Пора было переходить на особый протокол безопасности. Строго говоря, сделать это нужно было ещё тогда, когда биологи приступили к клонированию существа. Капитан непозволительно промедлил и хорошо это осознавал.

- Ну вот что, - заговорил он. - Объявляю чрезвычайную ситуацию. Поодиночке больше не ходим. Держимся вместе. «Мамуля», непрерывно мониторь судно в ИК-диапазоне и сообщай о местоположении ксеноморфа.

- Запускаю процесс мониторирования, - тотчас отозвалась нейросеть.

Это сожрёт львиную долю её аналитических ресурсов, после чего она начнёт тормозить больше прежнего. Но другого выхода не было.

В медотсеке нам больше нечего было делать. Туда прикатил робот-уборщик, чтобы навести марафет, а мы перешли в командный отсек. На экранах мелькали кадры с технических палуб и трюма. Ксеноморфа мы нигде не видели, зато видели возросшую активность пискарианских крыс. Что было неудивительно - любой замельтешит, когда по его угодьям начнёт бродит инопланетный хищник, для которого вы всего лишь еда. Ксеноморф, похоже, приступил к сокращению крысиной популяции без нашего ведома. И приручать не потребовалось…

- Плохо дело, - снова помрачнел старпом. - Я как-то летал на корабле, где одна зловредная крыса приноровилась каждую ночь, после отбоя, гадить на главный монитор. Засечь её никак не удавалось, бестия была неуловима. Помню, не успеешь оглянуться, а монитор уже в зловонных потёках. Вахтенные с ног сбились. Каждую ночь приходилось командный отсек драить. А всё из-за того, что пилот однажды плеснул на крысу горячим кофе. А тварь запомнила и затаила обиду, представляете! Я это к тому, что пискарианские крысы - страшно мстительные звери. Если они решат, что ксеноморф - наших рук дело, то превратят наш полёт в сущий ад.

- Что значит «решат»? - не понял капитан. - Они что, разумны? Умеют договариваться между собой, анализировать обстановку, делать выводы?

- Не знаю, чего они умеют, а чего нет, - махнул рукой старпом. – Говорю, как есть.

- Сомневаюсь, что крысам сейчас есть до нас дело, - сказал я. - Обоняние у них лучше нашего. Они должны чуять, что ксеноморф - чужой. С нами его никак не увяжешь, смердит он не по-нашенски. Вы знаете, я терпеть не могу крыс, но в данном случае, думаю, нам их опасаться не стоит. Наоборот, можно ими воспользоваться. Звери они не робкого десятка, наверняка попытаются задавить ксеноморфа числом. Это его отвлечёт, даст нам шанс подобраться к нему и прикончить.

- Точно, точно! - сразу воодушевился штурман. - Хватит с нас жертвенной роли, пора выходить на охоту, загнать дичь и разделаться с ней!

Он с заискивающим видом поглядел на капитана.
- Алексей Петрович, надо бы… это… ещё разок на «Китеж» наведаться. Вьетнамцам-то оружие уже без надобности, а нам бы пригодилось. Хоть пару стволов прихватить, а?

Ещё вчера капитан с негодованием отверг бы подобную инициативу, но не сегодня.
- Только стрелковое оружие, - напомнил он. - Никаких гранат, никакой взрывчатки, никаких зажигательных смесей!

- Не одного же его посылать, - сказал старпом. - Давайте ещё кого-нибудь выведем из анабиоза. Просто на всякий случай…

На это капитан решительно возразил:
- Нет, больше никого будить не будем. Мы экипаж, нам и проблему решать, а остальные всего лишь летят до Стрельца-56. Их проблемы начнутся на экзопланете.

- Тогда как быть?

- Пока Борис Васильевич будет добывать нам оружие, мы можем изолировать ксеноморфа в каком-нибудь конкретном месте. Сейчас он ползает по техническим палубам, но скоро он там перестанет помещаться, если продолжит расти с такой же скоростью. Тогда количество путей в жилую зону для него существенно сократится и это нас в какой-то мере обезопасит. Мы сможем загнать монстра с помощью разрядника и плазменной горелки в грузовой шлюз, где и запечатаем.

На словах идея выглядела великолепно, но я помнил несчастных вьетнамцев, которых было гораздо больше, которые вооружены были намного лучше, и, тем не менее, покончили с ксеноморфами лишь ценой собственной жизни. Я боялся того же самого здесь, у нас…

- Да что я, дитя малое? - обиделся штурман. – Один не управлюсь? В армии, слава богу, служил, с оружием обращаться умею.

- Ну, раз в армии служили, тогда ступайте, - разрешил капитан.

Штурман отдал честь.
- Не беспокойтесь, Алексей Петрович, проверну всё в лучшем виде.

- Не сглазьте, - сказал я. - Сколько раз повторять?

Мы с доком проводили штурмана и помогли облачиться в скафандр. Возле трапа я сунул ему в руку пневмомолот.
- Держите, в мастерской ещё есть.

Штурман посмотрел на инструмент и невесело усмехнулся.
- Бороздим галактику, а ничего страшнее пневмомолотка в арсенале не имеем. Даже стыдно перед инопланетянами… Но всё равно спасибо. Если что, любую тварь нашпигую дюбель-гвоздями!

С этими словами штурман вошёл в челнок и отчалил, а мы с доком вернулись в командный отсек. Нейросетевое мониторирование так и застопорилось где-то на десяти процентах. Поскольку ксеноморф не был виден, «мамуля» так и сканировала в ИК-диапазоне. Не сразу я сообразил, что её алгоритмы распознавания писались для видимого спектра. Даже если поставить неподвижного чужого перед регистратором, в ИК-диапазоне «мамуля» скорее всего его не идентифицирует. Нужна была капитальная перепрошивка.

Я раздумывал, как бы поделикатнее сказать об этом капитану, а до тех пор присоединился к остальным у главного экрана, на котором наш модуль скользил к буксируемому «Китежу». Управляя челноком, штурман вполголоса напевал что-то бодрое, будто участвовал в подобных вылазках каждый день.

Внезапно мы услышали в коммуникаторе, как что-то упало. Раздался громкий треск. Зашуршали помехи.

- Крыса! - закричал штурман. – «Мамуля», ты совсем нахрен ослепла? У меня на борту пискарианская крыса! Я только что её видел, она где-то там. Ах ты тварь! Ну погоди, я тебе сейчас задам!

Послышались кашляющие звуки пневмомолота, звон впивающихся в металл дюбель-гвоздей, а потом связь оборвалась.

- «Мамуля»! - подскочил капитан. - Что со связью? Исправь немедленно!

- Пытаюсь, Алексей Петрович. Модуль не отвечает…

- Вызывай его непрерывно!

На экране вектор движения модуля сперва отклонился в одну сторону, затем в другую. Челнок начал рыскать туда-сюда, точно потерял управление.

- «Мамуль», увеличь картинку, - приказал старпом.

Модуль уже почти подошёл к «Китежу», когда штурман решил зачем-то устроить болтанку.

- Что он делает? - проревел капитан.

- Модуль неуправляем, - сообразил я. - За штурвалом никого нет.

Меня охватило нехорошее предчувствие.
- Как это может быть?

Капитан хотел что-то сказать, но в это время левый ходовой двигатель модуля ярко вспыхнул и заглох. Из него повалил густой дым.

- А может вовсе не крыса проникла на борт, а ксеноморф? - предположил я. - Мерзко и подло об этом говорить, но это стало бы идеальным решением нашей проблемы…

Договорить я не успел, потому что случилось ожидаемое. Двигаясь вдоль корпуса «Китежа», неуправляемый челнок несколько раз чиркнул по его борту и где-то возле кормы ярко взорвался. Автоматика попыталась отфильтровать и сгладить вспышку, но через мгновение внешние регистраторы сгорели. Мы всё равно едва не потеряли зрение, потому что оставались ещё обзорные иллюминаторы, через которые было видно, как нас со всех сторон охватывает ослепительное пламя.

На старых посадочных модулях стояли движки на химическом топливе. Взорвись такой рядом со звездолётом – оставил бы пятнышко копоти. Но корпорации этого показалось мало и для «Ангары» был разработан более мощный и вместительный челнок, оснащённый, соответственно, ядерным двигателем. Я не знаю, что там произошло у штурмана с пискарианской крысой, вот только ядерная установка взорвалась. А что бывает, когда маленькая атомная бомба вспыхивает рядом с баками звездолёта, заполненными термоядерным топливом? Правильно, она служит запалом. Обычно топливо стабильно - кулоновское отталкивание не позволяет ядрам тяжёлого водорода самопроизвольно соединяться. Атомный же взрыв превращает вещество в раскалённую плазму, в которой кулоновские силы нивелируются. Водород вступает в спонтанную реакцию и происходит термоядерный взрыв.

Одним словом, топливные баки «Китежа» сдетонировали. Позади нас вспыхнуло миниатюрное солнце. Двигайся мы на субсветовой скорости с повышенным ускорением, нам бы удалось спастись. Плазменный фронт лизнул бы нас легонько и до Стрельца-56 мы бы спокойно дотянули, сохранив груз. Но когда тащишь на буксире летающий гроб, приходится ползти еле-еле, так что плазменная волна хлестнула по нам в полную силу.

За долю секунды, перед тем, как исчезнуть в огне, «Ангара» развалилась на части. Содержимое наших собственных баков включилось в реакцию и устроило второй взрыв. Двигатели, трюмы и грузовой отсек с колонистами исчезли в огне.

До сих пор не понимаю, как уцелели командный и жилой отсеки. Всю носовую часть оплавило и отшвырнуло прочь. Без постоянного ускорения исчезло тяготение. Ослеплённые и дезориентированные, мы барахтались в невесомости, а вокруг нас всё крутилось кувырком. Нас швыряло то на переборку, то на приборную панель, то на разбитые мониторы. Не хочу даже думать, какую дозу радиации мы схватили.

Я ошалело сучил руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, и наконец мне это удалось. Освещение сдохло, вместо него включились аварийные лампы, которых должно было хватить на несколько часов. «Мамуля» тоже сдохла – от мощной электромагнитной вспышки, генерируемой атомными и термоядерными взрывами.
Ничего не работало. Носовая часть потеряла герметичность. К счастью, в каждую гермодверь встроен болометрический предохранительный механизм, реагирующий на резкие перепады давления. Так что нас наглухо запечатало, в вакуум, как вьетнамцы, мы не вылетели.

Мы, четверо выживших, совсем пали духом. Сознание с трудом верило, что всё кончено. Такой внезапный и такой глупый крах экспедиции! Штурман всё-таки сглазил…

Постепенно профессиональная подготовка взяла верх над эмоциями. Воздух, оставшийся в носовой части, это весь доступный нам запас воздуха. Еды и воды практически нет. Если не уляжемся в криокапсулы, нам конец. Но перед этим нужно было послать сигнал бедствия. Пройдут годы, возможно, десятилетия, прежде, чем нас отыщут и спасут. Без двигателей, просто по инерции, наш полёт к оранжево-белому субгиганту растянется на века. Это давало шанс на спасение прежде, чем мы исчезнем в его короне…

В двух словах я высказал всё это товарищам, хотя те и сами прекрасно всё понимали.

- Отправляйте сигнал бедствия, Иван Данилович, - распорядился капитан и взглянул на дока. - Вы, Иннокентий Павлович, останьтесь, а мы с Валерианом Яковлевичем проверим саркофаги.

- Ни о чём не забыли? - хмуро поинтересовался я. - Нам здорово повезёт, если ксеноморф находился в челноке или в сгоревших частях корабля, но так же очевидно, что везение - это не про нас. Я как-то не хочу, чтобы меня во сне сожрала инопланетная тварь…

- Мы обязательно проверим, нет ли где ксеноморфа, - пообещал капитан.

- Я сложил разрядники и горелки в своей каюте, - сказал я. - Пожалуйста, зайдите и возьмите.

Капитан кивнул и они со старпомом уплыли. Мы с доком занялись узлом связи. Универсальную отвёртку я всегда ношу в кармане. Всего и делов - отвернуть крышку, разбить стеклянное окошко и нажать красную кнопку, после чего устройство само отправит в пространство сигнал бедствия.

- Как думаешь, Ванюшенька, что произошло? - заговорил док.

- Либо крыса повредила контрольные схемы, - ответил я, - либо штурман вогнал дюбель-гвоздь не туда, что-то замкнуло и ядерная установка шарахнула. Чем сложнее техника, док, тем меньше в ней «защиты от дурака», а надо бы наоборот.

- А не могло быть так, что ксеноморф и впрямь пробрался в челнок?

- Хотелось бы в это верить, док, - честно признался я, - но хэппи-энд бывает только в сказках. Раз мы выжили, я не сомневаюсь, что и тварь тоже жива. Она где-то здесь, док, задницей чую.

По поводу моей задницы доку нечего было сказать. Мы молча плавали в невесомости и ждали товарищей, а те всё не возвращались. Чтобы не терять время зря, я включил гарнитуру связи в режим диктофона. Толку от неё всё равно не было - связь регулировалась «мамулей» и, соответственно, сдохла вместе с ней. Поэтому я решил надиктовать эту короткую историю - изложение событий от своего лица. Так сказать, по следам пережитых впечатлений. Док проявил понимание и не мешал мне, не встревал и не поправлял, если я где-то что-то преувеличивал или наоборот, недосказывал.

Я дошёл до передачи сигнала, а наших всё не было. Где-то они конкретно застряли.

- Может, пойдём и посмотрим? - предложил док.

Как ни мучили меня дурные предчувствия, как ни хотелось остаться, а ждать дольше было нельзя.

Мы выплыли на палубу и сразу заподозрили неладное. В невесомости одиноко летала плазменная горелка и еле фурычила. Кто бы ей ни воспользовался, он даже не успел выкрутить пламя на полную мощность. Из моей каюты торчал разрядник, приварившийся контактами к металлическому краю двери. Очевидно, им хотели в кого-то ткнуть, но с непривычки промахнулись.

Подлетев поближе, мы уже знали, что увидим. Вентиляция не работала, воздух стоял неподвижно и в нём плавали кровавые комки и ошмётки – очевидно, всё, что осталось от капитана и старпома.

Рядом плавала очередная сброшенная шкура ксеноморфа. Её размеры свидетельствовали о том, что тварь вымахала поистине огромной. И она по-прежнему была где-то рядом. Как я и говорил, хэппи-энды бывают только в сказках…

Док изо всех сил делал вид, что держится, но по нему было видно, насколько ему плохо - отнюдь не из-за невесомости. Я и сам боялся до тошноты. Нас осталось всего двое против отлично приспособленного космического монстра, который вдобавок невидим – пока не начинает убивать.

Мы заглянули в каюту и увидели то, чего никак не ожидали увидеть. Это был капитан, располовиненный надвое. Точнее… Я уже не уверен, могу ли называть эту штуку «капитаном». Из него торчали провода и трубки, откуда сочилась молочно-белая жидкость.

- Андроид! – изумлённо воскликнул док. – Я думал, их ещё не выпускают. Корпорация утверждает, будто данная технология всё ещё на стадии тестирования…

Услышав его, синтет растянул губы и исторг булькающий смех. Из его рта выплеснулась молочно-белая жижа и взмыла в воздух идеально ровными шариками.

- В действительности, док, Вейланд-Ютани с самого начала включала андроидов во все космические экипажи. Космофлот кишит андроидами. Корпорация уже давно знает о существовании чужих, не представляю, откуда. Эта информация засекречена. Наша задача – любой ценой доставить целую и относительно невредимую особь ксеноморфа на Землю. Пока что это никому не удалось… Вот и мне… тоже… Я был обязан помешать вам избавиться от ксеноморфа любой ценой. Кто ж знал… что всё так обернётся… Но вы ещё можете сорвать джек-пот, парни. Просто заприте где-нибудь существо и пошлите сигнал Вейланд-Ютани. Корпорация не поскупится на награду…

Я почувствовал себя преданным и оскорблённым до глубины души. Капитан на судне – царь и бог. Тот, кого все уважают, кому беспрекословно подчиняются. Его авторитет непререкаем. Что должен чувствовать член экипажа, узнав, что им командует корпоративная кукла? Помимо изуродованного синтета в каюте плавал пневмомолоток. Я подплыл и взял его, стараясь не вымазаться в крови и белёсой жиже. А потом выпустил в тупую андроидскую башку дюжину дюбель-гвоздей.

- Покомандуй мне ещё тут, кукла тупорылая! Ксеноморф, видите ли, важнее людей. Вот же урод.

В раскуроченной башке у синтета искрило и дымило. Он немного подрыгался и затих.

- Док, - сказал я, - мы не с пустыми руками. Давай обыщем остальные отсеки и вручную задраим двери. После чего запрёмся в анабиозном отсеке. Где бы тварь ни пряталась, она нас не достанет, если только у неё нет болгарки с алмазным диском. А потом, когда всё окончательно отрубится, космический холод её прикончит. Нам бы только в саркофаги лечь…

Так мы и поступили, замуровали все каюты и отсеки, а последним анабиозный - изнутри.

- Всё ведь будет хорошо, Ванюшенька? - спросил док, пытливо глядя на меня добрыми и жалостливыми глазами. Он столько лет дарил хворым надежду, а теперь отчаянно нуждался в ней сам. И я не смог сказать ему правду, хотя с первого взгляда отметил, что исправных капсул осталась всего одна. А ещё в анабиозном отсеке почему-то не нашлось огнетушителя, так что я не смог повторить проверочный манёвр.

- Готовься к заморозке, док, - сказал я с широкой притворной улыбкой.
Док обернулся к капсуле и только тогда заметил торчавшую из неё уродливую кузькину морду. Глаза у хамелеона закатились и разъехались в разные стороны, выражая, должно быть, какую-то эмоцию. Танюха наверняка поняла бы, какую.

- Кузька! - радостно воскликнул док, бросаясь к хамелеону.

Это было странно. Столько времени Кузька где-то пропадал и вдруг…

- Док, - позвал я, - погоди-ка…

Поздно. Док потянул Кузьку на себя и вытащил из саркофага половину хамелеона; остальное было откушено. Он удивлённо обернулся ко мне и тут ксеноморф материализовался, как всегда перед атакой. Держась одним хвостом, как мартышка, за скобу, привинченную к потолку на случай невесомости, чтобы было, за что ухватиться, он всей своей тушей навис над саркофагом.

В последний момент док понял, о чём я хочу его предупредить, и не стал оборачиваться. Покорившись судьбе, он закрыл глаза и сразу как-то обмяк. Ксеноморф ухватил его всеми четырьмя лапами, глубоко вонзил когти в человеческую плоть, и играючи, одним движением, разодрал дока на четыре части.

Я замер и с открытым ртом уставился на монстра, который вымахал больше любого человека. От обиды на несправедливость я чуть не расплакался. Как же быстро ксеноморф с нами покончил! Интересно, сколько продержались против него вьетнамцы? Часы, дни, недели? Или у них всё закончилось так же стремительно? А потом я подумал: чего тут удивляться? Раз сколько-то чудовищ в итоге одолели вооружённых вьетнамцев, всего один ксеноморф играючи справился с безоружной командой «Ангары» – всё логично. Вьетнамцы хотя бы видели, куда и в кого стрелять. А нам, благодаря недальновидности учёных, достался невидимый монстр. И вот результат.

Надо сказать, не такой развязки я ожидал, и потому разозлился. Выставил перед собой пневмомолот, собираясь продырявить чужому башку, как антроиду-капитану. Раз бежать некуда, спасения всё равно нет, значит всё должно закончиться здесь и сейчас - ценой чьей-то жизни. Или он, или я. В конце концов, как и все россияне, я тоже когда-то служил в армии.

Я думал, тварь снова исчезнет, сольётся с окружающим интерьером и набросится на меня исподтишка, но ничего подобного. Ксеноморф спрыгнул на капсулу и втиснулся в неё всей своей тушей. А потом повернул ко мне молотообразную голову и зашипел.
- Ах вот оно что! - догадался я. - Ты, оказывается, у нас шибко умный, дружок. Сообразил, как тебе пережить долгий дрейф в космосе. Готов поспорить, это ты испортил остальные капсулы, чтобы осталась всего одна - для тебя… Возможно, твой вид издревле блуждает по галактике; небось и не передать, сколько вы всего повидали… Если вдуматься, так ли уж много способов преодолеть космические расстояния на досветовых скоростях, кроме анабиоза? У вас уже, небось, всё давно в инстинктах заложено, в генетической памяти… Но вот, что я тебе скажу, приятель! Я с такой постановкой вопроса категорически не согласен. Если в саркофаг не лягу я, значит не ляжет никто! Ничерта я тебе не уступлю!

Именно подобные ситуации показывают, насколько глупы и бесполезны все эти протоколы безопасности, придуманные высоколобыми интеллектуалами в чистых, светлых и безопасных кабинетах. Или многочисленные инструкции, высосанные друг у друга из пальца офисными мальчиками, на случай встречи с внеземными организмами. Оказывается, вселенная в любой момент может с лёгкостью подтереться нашей разумностью и подготовкой…

Я крепко сжал пневмомолот и нашпиговал ксеноморфа остатками дюбель-гвоздей. Существо пронзительно завизжало, но не вырвалось вон из саркофага, а наоборот, ещё теснее распласталось в нём. Дюбель-гвозди впивались в похожую на хитин шкуру, откуда вылетали брызги зелёной крови. Отдача швырнула меня в противоположную сторону, я зацепился ногой за крышку соседнего саркофага и продолжил стрелять, пока не магазин не опустел.

Существо определённо было мертво, но моя радость длилась всего мгновение. Кровь существа залила всю капсулу. Она была густой и тягучей, не всплывала в невесомости шариками, а словно приклеивалась к поверхности. И прожигала её, подобно сильнодействующей концентрированной кислоте. Я чисто машинально вспомнил уроки химии: кислоту можно нейтрализовать щёлочью. Гидроксидом натрия… Где-то в трюме, среди груза, предназначавшегося колонии Стрелец-56, наверняка можно было бы найти щёлочь, вот только трюмы вместе с содержимым исчезли в термоядерном огне. Всё, что мне оставалось, это беспомощно глазеть, как под воздействием крови-кислоты саркофаг растворяется, оседает и тает, точно кусок рафинада в кипятке…

Я сразу вспомнил пробоины в борту «Китежа» и понял, чем они были проплавлены. Вспомнил и слова старпома о будто бы облитых кислотой приборах Летучего Вьетнамца. Ах, если б знать раньше!..

Покончив с капсулой, кровь отнюдь не потеряла активных свойств и продолжила прожигать палубу. До самого вакуума. Хлопок разгерметизации, у меня заложило уши и я почувствовал, что задыхаюсь. Воздух со свистом устремился в проплавленную дыру. На «Китеже» таких дыр было намного больше, там шла настоящая война, значит и ксеноморфов была уйма. Не удивительно, что на ковчеге разморозили и вооружили всех пассажиров… Но где, чёрт возьми, где вьетнамцы подцепили столько ксеноморфов? Хотя… Если их капитан или кто-то ещё из команды был корпоративным андроидом… Ксеноморфов могли взять на борт нарочно, откуда угодно. Ответ известен лишь руководству Вейланд-Ютани.

Вот и конец нашему рейсу. Мне тоже конец. Я умираю. Дышать тяжело, кружится голова, не хватает воздуха… Починить соседнюю капсулу? Не успею…


*   *   *


Доклад разведывательно-спасательной бригады №6394 в главный офис Вейланд-Ютани. Остатки судна WU-344/3823 «Ангара», передавшего сигнал бедствия, обнаружены в окрестностях оранжево-белого субгиганта [зачёркнуто цензурой] в [зачёркнуто цензурой] парсеках от Земли. При осмотре обломка обнаружены множественные повреждения корпуса и систем жизнеобеспечения, несовместимые с выживанием экипажа. Груз и пассажиры отсутствуют. На борту найдены останки нескольких человек и андроида различной степени сохранности. Вместе с ними [зачёркнуто цензурой] останки [зачёркнуто цензурой]. У наиболее сохранившегося члена команды (бортинженера) изъято переговорное устройство с записанным рассказом о происшествии с [зачёркнуто цензурой]. Все останки, включая [зачёркнуто цензурой], доставлены в [зачёркнуто цензурой]. Подпись: старшина бригады Н. Шарп.