Наблюдать и записывать. Узоры дней

В переходе между станциями метро на полу сидел и играл на гармони музыкант. На платочке перед ним лежала мелочь и стояла картонная табличка «Венгерские чардаши».

– Антон! – крикнула женщина на другую сторону улицы. – Антон, куда ты идешь, вот же зебра!
– Я иду так, как я иду, – ответил Антон, пересекая с двумя чемоданами дорогу помимо зебры. – Потому что я человек!

– Улыбнитесь!
Громкий голос перекрыл грохот в вагоне метро.
– Надо улыбаться! – настаивал мужчина с нежно-белым, налитым молочной спелостью лицом и пепельным цветом прически.
Я его еще раньше приметил. Он читал книгу и вдруг принялся подчеркивать какой-то абзац тонкой шариковой ручкой. И не успокоился, пока весь не подчеркнул. А теперь вот внезапно обратился с требованием улыбнуться к сидящей напротив девушке.
– Ну вот, хорошо! – заулыбался мужчина.
Она и впрямь улыбнулась.
– От того, что у нас тут, – он показал на лицо, – зависит, что у нас тут! – Он прикоснулся к груди и что-то еще рассказывал, перекрикивая рев поезда.
По бокам от него сидели тетки с одинаково осторожным выражением толстых щек. Они тщательно не обращали на мужчину внимания. Когда же он встал и пошел к двери, тетки вдруг переглянулись и захихикали, взблеснув золотыми зубами.
А девушка опять не улыбалась. На лбу у нее напряглись мышцы и застыло горестное выражение. Внушение не помогло.
На следующей станции и она направилась к выходу вместе со своими бровями домиком. Интересно, подумал я, а если бы он пошел с ней и продолжал тормошить своими улыбками, помогло бы?

Если в выходной рано встать, появляется полное ощущение отвязки от места и времени.
Все спят. На работу не надо. Кормить-выводить никого пока не надо.
Можно вдумчиво прожить редкую паузу необязательности.
Выпить кофе с каплей коньяка и шоколадной конфетой. Почитать соцсети.
И подумать, что жизнь – это не праздник, а его ожидание.

И вот, спустя три солнца и два дождя, одиннадцать улиц и два десятка перекрестков, пять наглых обгонов в трех сантиметрах и три взаимно вежливых уступаний дороги – я доехал велосипедом из точки Д в точку Л, взял нужное и отправился обратно, но по пути пришлось зайти в магазин за бутылкой воды, где пожилой дядечка (кстати, а я-то сам кто?), тоже велосипедист, не советовал мне оставлять велосипед вместе с сумками, и почему-то доверительно, с подробностями рассказал о недавней краже его велосипеда и сумок, однако я убедил его, что буду осторожен, и он, отстегнув свой велосипед, неохотно уехал, тогда уехал и я, неторопливо проворачивая ногами глобус Киева, и уже недалеко от точки Д парень, стоявший со мной на светофоре, озабоченно спросил, а где же тут номер девяносто семь, и когда я ответил, что на другой стороне улицы, он очень удивился и сказал – так вот же, у вас за спиной девяносто шестой! – он не знал, что номера улиц идут не подряд, а на одной стороне четные, на другой нечетные; наверное инопланетянин, хотя с виду обычный молодой человек.

Женщина спрашивает старика:
– Вы курите?
– Бросил.
– Давно?
– Шестьдесят лет назад.
– И что, не тянет?

В супермаркете уборщица в форменной одежде и со шваброй взглянула на мои ноги с такой ненавистью, что я чуть не закричал: «Это не мои!», и поспешил спрятаться среди шоколадных рядов. Снаружи шел дождь.

По улице прошел сгорбленный человек. Левой рукой он придерживал пакеты, правой в такт шагам размахивал. Амплитуда взмахов была так широка, что рука взмывала выше головы и, казалось, хотела улететь. А может, хозяин рук хотел взлететь – но пакеты-то, пакеты!

На полуночной пустой улице притормозил джип. Огромный, серебристый, с колесами в половину человеческого роста. Ударная волна от его торможения всколыхнула спящие ветви клена. На дорогу вышли два парня, хрупкие, совсем пацаны, лет семнадцати, один из них озабоченно постучал по колесу. Случилось у детей что-то? – забеспокоился я. Тут парнишка перешел улицу и скрылся во дворе, а второй сел на водительское место, разогнался за шесть секунд до ста километров в час и скрылся за горизонтом. А, – успокоился я, – просто школьник подвез одноклассника домой. После уроков.

Послышался зычный рык. Это на другой стороне улицы разговаривал мужчина.
По телефону.
По улице с шумом проносились автомобили. Но мужчину было хорошо слышно.
– Что ты понимаешь в жизни! – орал он. И взмахивал свободной рукой, шагая по тротуару. В руке болтался мятый полиэтиленовый пакет.
В такт шагам и крикам мужчина слегка кланялся.
– Нет! – гаркнул он, вспугивая прохожих.
Две женщины остановились вдалеке и вжались в стену дома, пропуская мужчину.
– Никогда! – рявкнул он, и пролетающий автомобиль завизжал тормозами, пошел юзом.
– Ты ничего не понимаешь! – он остановился, жестикулируя. Пакет мешал, хлопал его по руке. – В человеке все должно быть прекрасно!!!
С этими словами он скрылся в глубине двора. Пожилой, пузатый, в полосатой какой-то футболке и никаких тренировочных штанах.

Перепачканный строитель виднеется в окне третьего этажа. На весь двор громыхает его голос:
– Ну почему потом нельзя перезвонить? Ну что ты все время обижаешься? Я ж на работе. Понимаешь – на ра-бо-те!

По сухой аллее бульвара шуршит хозяин с собакой. На тугой шее белой девочки стаффордширского терьера, кроме ошейника, повязан синий в белую крапинку платочек.

На шумном перекрестке торчит парень с висящим на груди большим плакатом. Белый фон, красные буквы: «ЖЕНЯ ПОЗВОНИ МНЕ !!!» Притом ни Женя, ни кто-либо другой не дозвонится: парень непрерывно разговаривает по телефону. Стоящий рядом с ним полицейский равнодушно жестикулирует своим жезлом.

Автомобили застыли в долгоиграющей тянучке. Движение регулируют полицейские, они машут руками в нужных направлениях. В самое оживленное время светофоры отключают – наверное, чтобы курсанты школы полиции попрактиковались.

У подъезда рыщет крохотная собачка по имени Гена. Свирепое животное: и сейчас, когда никого рядом, рычит себе под нос – наверное, на траву.

Торшер облокотился о мусорный бак.
Кружат и гоняются друг за дружкой три полиэтиленовых пакета.
Самый белый оторвался и взлетел спиралью вверх.
Где-то за восемнадцатым этажом он растаял в лиловом небе.
Другие хлопали крыльями, но так высоко не решились.
Один долго провожал прохожего, трепеща и вздрагивая.
Но у того ничего не было ему дать, и пакет отстал.


(из старого)